Увековечь слова в печать

И листья вырванные со злостью летали по по комнате по такой же четкой траектории, как и руки изрисованные с медиатором в пальцах по струнам медным. И в наушники больших на максимальной громкости передавался этот отклик, понемногу собираясь в целостную картину. Раз за разом и казалось: вот он путь к результату, но тщетны были мысли как и попытки Матвеева сложить подходящую нотную историю к своим написанным словам накануне. Все ему не тем казалось, неподходящим. Дело уже к утру близилось, и росло количество часов упорного труда над очередной композицией, которая вошла бы в его альбом. И писал он все эти песни отражая свою боль, свои переживания и путь весь, считал за автобиографию. То, что останется после него к изучению его личности. Устало чернокнижник отложил излюбленную гитару, потирал свой лоб, руки разминал и майку застиранную поправлял, как собраться пытался. Снова волосы непослушные растрепанные движением головой откинул от лица, и взгляд остановился на жалкие несколько секунд чернового проекта. Бегали глаза его по дорожкам, переслушивая гитарную, ударную части. Здесь злость уже закипала, он как выдавить из себя пытался звучание то подходящее, что приходило к нему переодически, но подобрать никак не мог часы не считая. «Вы точно хотите удалить черновик.mp3?» Дима встал из-за стола руками лицо потирая, по комнате блуждая, внутри пытался догнать ту свою мысль давнюю, прислушаться пытался к отголоскам диссонансным, невпопад пытающимся напомнить чернокнижнику то, что он так отчаянно вспомнить пытался. И чуть на стены не лез, так безумно сильно ему хотелось закончить композицию свою, будто бы в ней больше смысла видел чем в других своих не менее талантливых написаниях. И пустой взгляд такой цеплялся за любой предмет в кабинете: кружка с остывшим кофе на столе, медиатор потертый, ярко-оранжевый, серый ковер, до безумия им любимый за мягкость, за шторы черные открытые, обнажая Москву ночную ко взору. И везде помощи искал, ответа, уже чуть ли на колени не пал от таких колоссальных мучений головы его измотанной. Тело почти невесомое упало на диван, потолок свой разглядывая. Ночной легкий ветер гулял по квартире и по телу этому, собой лаская, успокаивая прохладой. Вдох-выдох, Матвеев просто невозможно устал. Думал о том, что таких потуг в музыке у него не было очень давно, и расценил возможно как выгорание, хотя не понимал, откуда и почему, ведь в треках он только лишь покой для себя всегда находил, отдавая туда тот груз тонны чувств, что вложить больше не в кого было. Больше не было. В импровизированный перерыв Дима просто листал ленту социальную, смотрел на бессмыслицу, будто бы и себе в голову вложить хотел такую же пустоту, чтобы хоть десять минут не думать ни о чем, не издеваться над собой и не довести до невозвратной точки. Сложенный мягкий плед красивым полотном на секунду повис в воздухе, под своей тяжестью падая чернокнижника, закрывая собой его хрупкое тело. Только в одной комнате на первом этаже горел неяркий желтый свет, содрогаясь иногда от порывов ветерка, что через окно открытое проходил свободно. Влад в очередную бессонницу спастись хотел книгой, читая ее в компании высокой, тонкой свечи, что тот самый свет и излучала. Книга ему неинтересной казалась, но читал все равно, убеждая себя в нужности сна и необходимости уже сегодняшних утренних сеансах. Помогало? Ничуть. А Толика не было. Бегал по строчкам даже, не по словам, совершенно не улавливая смысл целого текста, перелистывая страницы одну за другой, подбородок потирая в перерывах между потиранием страниц шелестящих. Ничто не вечно, как и время, и книга, которая была отложена на край стола, по причине ее неизбежного конца. И не понял и не запомнил ничего Череватый, как и сна не было ни в одном глазу. Лег он на кровать с телефоном в руках, укрываясь холодным одеялом, нос немного морща от неприятности ткани к телу горячему. И с таким же безразличием листал ленту, надеясь уснуть таким способом. К удивлению наткнулся младший на страничку Череватого, с таким же удивлением для себя смотря каждый пост, что был там оставлен. Слушал внимательно и внимательно смотрел, разглядывая каждый пиксель в экране, сопоставляя увиденное с реальными чертами Влада, сравнивая и подчеркивая для себя разность двух личностей. Для Димы в реальности он был настоящем во всех пониманиях, особенно в эмоциональном плане проявления его чувственности в ритуальных сигаретных разговорах. А на экране он видел что-то искусственное, вещающее сухо и по делу. «Вы подписаны». Флисовая кофта хорошо грела в такую осеннюю погоду, и руки в карманах обнимая согревала, а они обычно всегда холодными были, аккомпанируя обычному поведению Череватого для всех людей, что с ним разговор заводили. Почти для всех. Медленно он шел по парку, размеренно, пар изо рта выпуская сигаретный вперемешку с человеческим, что в прохладную погоду выходит от разности температур. Карие глаза его на звезды смотрели, рассматривали яркие точки хаотичные, складывая рисунки для себя красивые, только лишь Владу понятные. Ему нравилась эта ночь, нравилось что молчало все, кроме природы, что покачивала деревья, рябь на пруду пускала еле заметную, что облака двигала, звездную картину с каждой секундой меняя. Бычок выкинут, Череватый сидел на ледяной скамейке напротив пруда. Руки потирал перед собой, смотрел на них в раздумьях, мысленно будто в этих руках сминая спутанный клубок мыслей. Смотрел и распутать хотел, но движениями только больше спутывая, очерняя, пачкая, впадая в прорубь печальную, из слез собранную. Он редко отдавался в такое состояние свое, когда хотелось вернуться назад и поступить по другому, сказать другое. В то время, когда спутал счастье и обязательства, когда потерял нить тонкую, что связывала судьбы двух. Жалел о поступках, перематывая в голове своей, меняя позиции и исходы, представляя для себя другие финалы, в которых он сейчас бы не сидел одинокой пешкой посреди парка в глубокую ночь. Каялся, извинялся, голос срывал от переизбытка осознания. Но уже только у себя внутри, в замкнутом пространстве запертом, зеркалами по кругу увешанным напоминая о виновнике сего траура. — Не помешаю? - Как гром среди полу-облачного неба раздался такой неподходяще мягкий голос для таких судорог неожиданности. — Нет. - Влад, не успевший переключиться, ответил тотально машинально. Дима лишь сел рядом, улыбнувшись. Мысленно поблагодарил удачу за такую нужную ему сейчас встречу. А разве иная причина такой случайности вообще существует. Случайности? Глухо звякнула крышка поцарапанного портсигара, уменьшившись на две сигареты, снабдив двух чернокнижников очередной дозой транса, они же без сигарет нормально вести беседу не могут, по всей видимости. — Зачем? - Старший посмотрел по свою правую сторону на младшего, что улыбаясь в ответ на него глядел и выглядел очень подростково в таком виде лица. — Музыку пытался написать на текст, но за десять часов не получилось буквально ничего, а уснуть не вышло, вот поэтому я здесь. - Слегка дрожащей рукой он двигал к губам обсохшим и обратно, втягивая необходимый дым, но улыбку не убирал. И смотрел на собеседника вопрошающе, бровь правую подняв вверх. И Влад переодически сомневался в реальности плоти, что рядом с ним, ибо выглядел он через чур комфортным сейчас. — Ну я пытался уснуть, но что-то не пошло. Книгу почитал - все хуйня. И книгу не понял, и заснуть не смог. И вот я здесь сижу. С тобой. - Взгляд его бегал от текучего огонька на сигарете и ровно до глаз Димы, что до сих пор так мягко улыбался ему. И все было таким теплым сейчас, как чай Череватого и кофе Матвеева по утрам. Как занятие любимым делом, написание песен или чтение душевных книг. И серость с обоих как рукой сняло, как искали оба одно и то же, одним и тем же делясь друг с другом без слов. Чувствовали, да и отдаленно наталкивали их демонята, хихикая в сторонке за такими моментами важными наблюдая. — А что ты читаешь обычно? - В таких обстоятельствах младший для себя отметил такую же важность, как при перекурах послесъемочных. — Психологию в основном, иногда романы, если не сильно сопливые. — Я в принципе о таком же пою. И оба усмехнулись уже без капли стеснения и без малейшего оттенка мыслей о нелепости их встречи. И одновременно в глаза друг другу посмотрели по-новому. По-дружески? И никто же не обуславливал какой-то статус между ними, обычно общались только в условиях съемок, ругались там же и там же друг друга изучали. А сейчас по-другому совсем: ни съемок, ни испытания. И понять хотелось обоим что делать-то сейчас будет правильным, какие вопросы будут верными. Неловко молчали, думая, что узнать, что сказать. — Как ты попал вообще на битву? - Нервно ладошки потирая Дима спросил, и в этом жесте Влад увидел себя полчаса назад. Нервничает, а значит не безразличен. И улыбка старшего сползала медленно с лица, параллельно всплывающим воспоминаниям, коим он придавался некоторое время назад, практически шквал слезный внутри подавляя. История эта была связана с его женой бывшей, именно ее инициативой Череватый оказался на телеэкране, начиная свой медийный путь. Именно благодаря ей он имеет сейчас работу, а за этим дом и машину. Именно эта женщина собой жертвуя слепила того самого Владислава, которого сейчас знает вся страна. И от осознания пялился он сейчас в землю, не желая сейчас вот так озвучивать всю свою подноготную. И сам признаваться себе не хотел, что без нее бы и сила у него была бы значительно скуднее, чем есть она сейчас. Она умудрилась даже своим уходом совершить титанический вклад. — Не лучший вопрос ты выбрал, Димка. — А, тогда извини меня. - Попытка сближения с крахом провалилась как и младший, не ожидая такой реакции на, вроде бы, бытовой вопрос в его карьере. И снова неловкость такая вразрез теплу, которое все-таки было, не обращая внимания на понурость старшего и по-детски искреннее недоумение младшего. — Ну тогда я расскажу. - Здесь уже мозг не работал, тело Димы было повернуто в сторону к собеседнику, а глаза горели ярче фонарей. И рассказывал он красочно, эмоционально. Рассказывал, как доказать всем живым и мертвым хотел силу свою, хотел мощь показать и при этом остаться холодным солдатом молчаливым, сосредоточенным только на нужном, рабочем. И руками так размахивал широко, чуть ли слушателя своего единственного не задевая. А тот действительно слушал, внимая каждому вздоху между предложениями, ступорно наблюдая за руками в движении, за огнем сочившимся, о который сам Череватый-то и грелся. И Дима увлекся слишком, чуть ли не всему городу рассказывая ту историю личную, о которой знают-то два, но сейчас плюс еще один. Они просидели так каждый в своей роли около часа, переодически прерываясь на доставания сигарет и зажигалок, что в итоге сокращалось до одного раза по очереди каждого. И так они чередовались сигаретами: то Димины, то Влада, только второму не свои сигареты не очень нравились своей излишней крепостью, но сейчас значения этот факт не имел вовсе. И оба для себя каждый по отдельности находили такой медитативный смысл самой встречи, один излил то, о чем молчалось долго, второй наконец отвлечься смог от своих тяжких картин болезненных. Но оба одинаково довольны были. — Главное, чтобы ты понимал, на кой хер ты поперся на битву сильнейших. - Череватый как бы подытожил монолог уставшего младшего. — В принципе, по той же самой причине. Только еще и бывшей жене теперь докажу, которая не верила в меня. — А себе? Старший прекрасно понимал его нотку досады в последнем предложении, и понимал причины этому. Да все понимал, особенно то, через что сам прошел. И не зря вопрос задал, ведь и сам же не сразу понял отсутствия логики в этой гонке бешеной, кто кому быстрее что докажет. В первую очередь-то участвуешь ты сам, проходя все трудности, буквально погружаясь с головой в пучину, которая не отпускает и вне съемок. Сперва себе, потом другим, вот что главное. Дима лишь растянулся в улыбке лучезарной, на Влада посмотрел, руку его теплую из кармана достал в свои обе холоднющие и посмотрел так, как только на него получалось смотреть. Честно, со светлостью. — А себе я уже все давно доказал. Влад жеста не понял, но вспомнил такой же негативный, что был на испытании. Тогда одернул, сейчас не стал. Они поговорили о незначительном, встречая рассвет и провожая взглядом и обсуждениями прохожих людей, попутно благодаря все верхушки телеканала за отсутствие сегодня любых съемок. И попрощались, разойдясь в разные стороны. Эта встреча не случайна, как и не случайны ощущения их теплотой пульсирующие где-то под затихшим сердцем. Растекаясь по каждой вене, излучая свет, рассвет внутри заполнял их души, успокоение даря. С каждым шагом отдаляясь они заполнялись, улыбок не скрывая. Каждый что хотел получил: Влад провалился в крепкий сон, а Дима все же словил свою музу за оба крыла и переделал проект, который теперь на рабочем столе посередине красовался. «Докажи-и-ты.mp3».