Новые смыслы

      Бесцельно бороздить экстранет в послерабочий вечер было не самым продуктивным занятием, но всё же по-своему расслабляющим. После столь пересыщенного дня Янвисс явно не хватало немного расслабить мозги и тело. Работа в магазине одежды была день ото дня разной. Всё зависело от клиентов, а сегодняшние… явно не были образцом для восхищения.       Янвисс устало прикрыла зелёные глаза, продолжая следить за происходящим на экране лишь слухом. Сегодняшний день нельзя было описать иначе, чем колкой шуткой насмешливых духов. Сначала тот старый служака с невыносимым командным голосом, не знавшим слова «тихо», который всё никак не мог выбрать себе жилет, зато разорался так, будто выбирал пиджак для парада. Редкие счастливчики даже после вторжения не оставили старых привычек поведения. Затем этот капризный шар в скафандре, Пих Нрок, в типичной волусской манере разворчался, что работать с клиентами его сотрудники не умеют и приносят ему одни убытки. А этот надутый мешок словесной вони даже не был владельцем, всего лишь управляющим. Но как и всякий волус, он готов был своими нелепыми уродливыми пальцами вцепиться в глотку любого, кто обсчитает его хоть на кредит. И уж тем более он вел себя с заносчивостью владельца в те дни, когда их округлость не снисходила до визита с проверкой. Тогда засранец Нрок лизал бы ему ноги, позволяй ему конструкция его неуклюжего костюма.       Медленно открыв глаза, Янвисс испустила усталый вздох, потирая зубы белыми мандибулами. В рыжеватой рамке голоэкрана говорливый саларианец с зеленовато-белой кожей рассказывал об очередной отдалённой колонии на цветущем мире Эринле. Чужеродный пейзаж гордо пестрел незнакомой и нетронутой растительностью, неукрощенной еще грубой рукой индустрии. И хотя в распоряжении Янвисс были роскошные загородные сады и заповедники Ома Кера, это было не то же самое, что наблюдать уникальную флору и фауну. К тому же за полгода она так и не смогла заставить себя выехать за город. Дрон размеренно парил у лица вдохновлённого саларианца, вещающего об истории отдаленного колониального поселка, в котором удивительным образом преобразились традиции и взгляды некогда отважных колонистов с Сур’Кеша. Она тоже хотела так, или по крайней мере нечто похожее. А вообще она хотела бы хоть какой-нибудь эмоциональной встряски, чтобы ежедневная рутина не ощущалась настолько тягостной, какой она стала как закончилась Жатва.       «Я заработалась.»       Уже в который раз Янвисс закрыла видеоролик и принялась рыскать по вариантам рекомендаций без конкретной цели. Ни заголовок о темпах восстановления Палавена, ни новый выпуск азарийской мелодрамы не привлекли её внимания. Как не заинтересовали турианку презентация нового быстроходного корабля и блог её любимого независимого журналиста. Галактика изо всех сил делала вид, что все в порядке, хотя на лицах было написано это ощущение, захватившее всех.       Феномен, что психологи называли послевторженческим упадком или депрессией Жатвы. Уцелевшая галактика выглянула из окопа на остатки своего величия совершенно другими глазами. После подсчета потерь, исчислявшихся десятками миллиардов, после начала восстановления того, что было потеряно, и после бурных хаотичных празднеств, что длились не один день, призраки ушедшей войны преследовали почти каждого. Кто-то находил утешение в алкоголе, кто-то — в вещах более серьёзно влияющих на организм. Меланхолия охватила и без того поредевшую галактическую общность и пронизала во всех слоях, впиваясь в жилы. Даже в Иерархии, примархи которой стоически гордо заявляли, что этот феномен никак не коснулся дисциплинированный и выносливый турианский народ, в действительности лишь получилось не показывать этого. Конечно, ни один образцовый турианец не позволит творящемуся в душе бардаку повлиять на исполнение им обязанностей. Но умалчивание проблемы не решало её. Что в самом конце вторжения, что полгода спустя — все ощущалось совсем другим. Турианская стойкость и работоспособность никуда не делать, но сами турианцы прежними не были.       Машинально прикрыв глаза в очередной раз, Янвисс вспомнила то, что не хотела. Искаженные чудовищные лица, ожившие мертвецы, крики и бесконечная стрельба. После учебного лагеря стало ясно, что пик её военной карьеры — летописей легиона, войсковой статист или офицер войск связи. Она быстро уткнулась в свои пределы, и не горевала об этом. Но вторжение жнецов всех научило быть на передовой. Укрепления сыпались с легкостью обветшавших развалин, бои шли за каждую улицу, но враг неумолимо переступал через груды тел, пополняя свое воинство. Скоро из-за поредевшего состава пришлось сменить тактику, и организованный строй превратился в партизанскую армию, неутомимо наносящую удары из чащоб планеты-сада. Только то, что разрозненные ячейки сопротивления сохраняли мобильность и укрывались в лесах, позволяло им выживать. Янвисс вздрогнула и усилием воли открыла глаза, возвращаясь к реальности.       «Ну вот, снова».       Популярный симптом, воспоминания об ужасах вторжения, время он времени невольно захватывал разум. Турианка поежилась словно от холода, глядя тяжело в потолок спальни. Она находила некое утешение в мыслях о том, как переносят эти воспоминания другие. Янвисс не была прирождённым солдатом, но тем не менее она принадлежала к самой стойкой и воинственной расе в галактике. Если даже она не могла отделаться от видений тех тяжких дней, что говорить о людях или азари. Ей не было стыдно от этого чёрного ликования, и в то же время ей было искренне жаль этих безымянных бедняг.        Снова гадкое напряжение поселилось в теле, не желая оставить её в покое. Даже стараясь расслабиться, Янвисс ощущала, как жёсткими струнами натянуты в её теле жилы и понемногу конечности немеют, если оставить их в одном положении. Она вертелась как кржак в казане, не в силах найти себе удобное положение. Традиционные попытки расслабиться уже ни к чему не приводили. Она спала всё так же плохо, а бодрствование лишилось для неё отдыха. Те злополучные дни как иглы, вогнанные в кору мозга, вечно напоминали о себе каждый новый день. Идеи о расслаблении одна за другой посещали голову, но Янвисс отметала их одну за другой: либо пробовала без результата, либо для этого нужно выделить время, куда-то поехать. Как могла она разъезжать и валять дурака, когда вокруг ещё было столько разрухи? Она подумала посетить реабилитационную секцию снова. Сразу после конца войны один генерал выдвинул такую инициативу для граждан, не сумевших справиться с потрясениями войны. Примархи поддержали идею, группы добровольной психологической помощи были развернуты повсеместно. Даже в соседнем доме была такая. Янвисс ходила туда раза четыре. Там читали старые саги о доблести и мужестве, обсуждали философские течения. Те, кто покрепче, делились техниками морального оздоровления. Янвисс наконец узнала, что такое буддизм и спиритизм. Атмосфера царила почти семейная, ведь война на истребление сплотила и без того дружную расу ещё сильнее. Но лишь почти. Однако вскоре Янвисс поняла, что принадлежит к той из двух категорий посетителей, кому это не помогает, и перестала ходить. Её не стали останавливать, ведь призраки войны не мешали её обязанностям.       Разум посетила ещё одна идея. Нежелательная и навязчивая, как въевшийся в подкорку рекламный лозунг, что гремит в мыслях даже поздней ночью, мешая спать. Янвисс отмахнулась от неё, стараясь прогнать как наваждение, но мысль оказалась крепкой. Завладев на пару мгновений её зрением, мысль проскользила по белому панцирю и светло-серой коже живота вниз. Одежда там на мгновение сделалась тесной и липкой к коже. Янвисс сконфуженно отвела взгляд, судорожно выдыхая. Ощущение стыда и запрета охватило её с головой. Но болезненное внимание уже нашло запретный отклик в теле. Протяжно выдохнув, турианка вновь попыталась унять это назойливое ощущение, но рука сама собой легла на ткань промежности. Так тепло и мягко. Она провела ладонью наверх, нажимая на ткань и не сдержала сдавленного мурлыканья от ощущения мягкой ласки, стремительно поднявшегося от паха наверх и наполнившего грудь волнительным биением сердца.       «Мне не следует.»       Она почти не узнавала этих ощущений, пьянящих после долгого забытья. Янвисс и раньше сражалась с этой неуместной тягой, но именно сегодня щит её воли надломился. Её тело отзывалось с чувствительностью первого опыта на каждое касание пальцев к тонкому белью. Сердце ускорило ход, отбивая взволнованный бой, как у дитя, помыслившего сказать неправду. Она не сможет обмануть себя, она уже сдалась. Знакомое чувство скованности и стыда хлынуло в душу, подступая к горлу комом, но словно в знак протеста пальцы с нажатием скользнули вниз, и Янвисс невольно подогнула ножки, невольно стискивая когтистые пальцы, сдавленно мыча. Её тело ласкало электричество ощущений и желания.       Понемногу её дыхание сделалось глубже и медленнее, пока изумрудные глаза стыдливо жмурились. Повинуясь импульсу, Янвисс пошире развела полусогнутые в коленях стройные ножки, облегчая себе доступ, ходя пальцами по гладкой ткани белья. Только сейчас Янвисс вдруг вспомнила, что не любила торопиться в таких вещах, отдаваясь удовольствию постепенно и размеренно. Вот и сейчас хоть потягивание внизу живота и подталкивало её отодвинуть в сторону податливую ткань, она сдерживалась, довольствуясь приглушённым ощущением. Она отлично знала, что от долгого предвкушения последующий экстаз будет лишь сильнее, и именно этого и хотела. Её мандибулы подрагивали от сильно чувства неуместности, но она всё больше и больше концентрировалась лишь на ощущениях внизу. И понемногу треклятый едкий стыд обретал ту самую пикантную нотку бунта.       Томный жар внизу становился всё более требовательным, а желание — хмелящим. Она стыдливо ахнула, ощутив влагу на пальцах, проступившую сквозь ткань. Знания своего тела не забываются, и хорошо знающая слабости своего тела турианка играла на струнах собственного удовольствия с обезоруживающей точностью. Она прижала пальцами чувствительную плоть сквозь ткань и развела, шумно вздыхая от всплеска ощущения. Её лоно тёрлось о мягкую ткань белья, дразня и терзая, требуя большего. Похотливая ненасытность Янвисс разгоралась сама собой, она не сдержалась от желания отвести в сторону ткань трусиков. И задохнулась от смущения, ощутив насколько промокла синяя ткань белья. Стенки лона обхватили изящный палец, словно перчатка парадной униформы. Янвисс ахнула от животной жадности собственного тела, изголодавшегося по ласке. Всего несколько плавных движений заставили её выгнуться в спине, тихо шипя в предвкушении большего. И второй палец присоединился к первому в мягком танце. Это маленькое развлечение уносило Янвисс прочь от проблем прошедшего дня в нечто куда более заманчивое. То, что под гнётом рутины казалось неуместным, стало теперь желанным и сладким. Рык, скулеж и стон. Такие естественные. Её коленки рефлекторно вздрогнули, когда пальцы выскользнули прочь. Прервавшись, Янвисс нетерпеливо оглянулась. Прикроватная полка, в ней ящик, а там — то что нужно. Стыд и застенчивость превратились в похоть и жажду. Она невольно закусила губу, вооружившись походным ножом. Кобура осталась, Янвисс нужна была лишь круглая рукоять. Цилиндр рукояти делили две борозды, и на толстых частях красовались параллельные выступы, чтобы предотвратить проворачивание клинка в ладони. Обводя влажным языком ребристый композит, она представляла на его месте ребристый горячий член, и оттого внизу живота сводило томной судорогой. Вскоре рукоять ножа блестела от слюны.       Протяжный похотливый стон разнёсся по жилищу, когда рукоять вошла с едва слышимым мокрым хлюпом. Ребристый цилиндр диктовал форму её лону, отзвуком каждому движению было наслаждение. Ей не хватало этого, как же не хватало. Сколько раз она одёргивала себя от неподходящих мыслей на работе. Мысли все же были подходящие, она просто игнорировала их. Зачем? Почему нужно было страдать?       Рукоять скользнула глубже, и брызнувшая влага потекла вниз. Янвисс вздрогнула от неожиданного чувства прохлады у второй дырки, но не могла перестать мурлыкать и стонать. Так долго. Зачем она так долго гнала от себя это? Неужели чтобы совсем забыть, как это чудесно — быть заполненой? Кому бы это сделало лучше, если бы она и дальше прятала желания собственного тела за неубедительной вывеской уместности? Второй рукой Янвисс царапнула себя по открытой коже возле шеи, и прикусила язык от того, как дрожь разошлась по всему телу. Она жадно глотала слюну, захлёбываясь собственными ощущениями. Движения рукояти ножа внутри как электрические разряды, терзающие и дразнящие тело. Больше, как же хочется больше. Уперевшись ногами в кровать, турианка приподняла бёдра. Рукоять вошла под новым углом, отзываясь мучительным экстазом. Почему приходится делать это самой? Она царапала себя по шее, бокам, животу, бёдрам. Закусывала язык, пальцы, и шипела в экстазе как умалишённая. «Ещё!» Все пучки тяжелых мыслей развеяло неисчислимыми волнами ласки и похотливого экстаза, стыд давно не ощущался так сладко. Так грязно. Так правильно. Если бы смысл был не в этом, природа бы не задумала её такой, верно? О, духи, как сладко. Она так отвыкла, что не заметила, как подошла к краю и кончила. Руки задрожали так, что не удержали нож. С пошлым мокрым хлюпом импровизированная игрушка упала на простыни, а следом — Янвисс, изводимая сладкой судорогой пика. Никаких мыслей, никаких забот, лишь невесомые объятья наслаждения. Янвисс медленно выдохнула, со сладостным прищуром окунаясь в окутывающее послевкусие оргазма. Её ноги слегка подрагивали от спонтанных остаточных пульсаций внизу живота, а в уме воцарилась кратковременная ясность, свободная от груза повседневности. Так хорошо. Нужно будет повторить.       Конечно она заработалась, работая не там, где хочется. До вторжения она была лингвистом, но нынче в Ома Кере, зияющем язвами кратеров даже с орбиты, не хватало даже гражданской инфраструктуры. Администрация колонии быстро собрала оставшиеся ресурсы для исполнения указа о послевоенной реконструкции. Как и многие потерявшие свою работу и дом, Янвисс была поставлена в очередь, и вскоре получила и дом, и рабочее место. Не то, которое ей хотелось, но то, какое Иерархия смогла ей дать. И она была благодарна. Это не значило, что ей должно было нравиться, но всё-таки она ожидала от себя большей стойкости. Разве может она сейчас ломаться, когда столькое нужно восстановить? Янвисс приподнялась на локтях, глядя на две мокрых лужицы на простынях и поблёскивающую от её рукоять ножа. Она не была распутной до Жатвы, но и воздержанием не увлекалась. Как и все, любила насладиться в баре не только выпивкой. Почему же так хорошо от того, что иак невыносимо стыдно, глядя на это? И почему душу стиснуло так, словно ей нравилось переступать через это бесчестие?       Все ещё ощущая приятную слабость в коленках, Янвисс села на постели и устало улыбнулась оранжево-пурпурной рамке мессенджера. Время до выхода на восстановительные работы ещё оставалось, и турианка с незатейливой мыслью написала давней подруге, Винарис: «Свободна чтобы посидеть?» Прошло немного времени бесцельного листания новостной ленты, прежде чем пришёл желаемый ответ:       — Только захвачу выпить.       У Янвисс, застывшей в прострации тяжёлых размышлений, от такого ответа сразу на душе сделалось радостнее. Рконструкция колонии, при всём своём могильном антураже, сильно облегчила их дружбу. Раньше Винарис жила на другом конце колонии, теперь — четырьмя этажами ниже. И это позволяло подругам чаще видеться. Старые связи были тем ценее, чем их оставалось меньше, и кроме подруги детства лишь две живые души соединяли Янвисс с её прошлым. Против двух десятков, что некогда были. Вместе с Винарис они пережили апокалипсис, а узы дружбы, обтёсанные зубилом войны, было не сломать.       Винарис часто шутила, что ей не нужно выходить из дома, чтобы добраться до неё, а также о том, что не чувствует разницы. О квартирах для выживших сказать что-то плохое было просто нельзя. Янвисс сама до сих пор строила такие в составе рабочей бригады. Инженерные навыки возведения казарм из учебного лагеря пришлись очень кстати, и получались пусть не самые красивые, но зато надёжные и тёплые жилища. Однокомнатная с совмещённой кухней и санузел совмещенный с ванной. Такие типовые квартиры размещались везде и всюду, а выживших детей определили на временное попечение государства, пока жилищная обстановка не наладится окончательно. Турианка оглядела свою обитель, вновь отмечая, что места в ней как раз. Уютно и практично, без всяких пустых пространств. Справа от кровати, на настенном крючке висела вешалка с буро-зеленым рабочим нарядом. Слегка великоватым для Янвисс и выкроенным сверх этого по мужской фигуре, Затянутый потуже ремень, впрочем, решал почти все эти недостатки. Блестящий металлический шкаф рядом вмещал в себя все остальное, что нужно, и даже хватало места на расширение гардероба. Слева виднелось окно, выходящее на реставрированную забегаловку с цветастой вывеской. Усилиями Иерархии и собственной военной недееспособностью волусы минимально пострадали от Жатвы, и теперь активно привлекали свои капиталы, стремясь забраться на новые коммерческие высоты, обогнать старых, ранее недостижимых конкурентов или укрепить свое господство.       Бесспорно, то что Протекторат в боевых действиях участвовал минимально, пошло даже на пользу отлаженным силам Иерархии. Вместе с тем волусы оказали неоценимую услугу своим союзникам, осуществляя управление экономикой в кризисный период, и прежде всего логистикой. Там, где азарийские и саларианские рынки рушились, а линии поставок схлопывались как пространство от биотической воронки. Конечно, волусские уловки не спасли склады продовольствия, технику и вооружение от безжалостного взгляда Жнецов, но меры, которые они принимали, помогли Иерархии устоять. Но читать в поведении волусов, что для них эта опустошительная война была лишь очередной переменой капризных ветров бизнеса, и при этом относиться к ним с прежним благодушием у Янвисс не выходило. Особенно когда один из них визжал ей под ухо каждый рабочий день.       Турианка облегчённо откинула голову в предвкушении приятной компании. И резко села с круглыми глазами. Нож! Прозрачная лужица под предметом осталась на постельном белье неловким темным пятном. «Скажу что пролила что-нибудь.» Она улыбнулась своим мыслям. Расплескала следы расслабления, пожалуй. Янвисс поспешно убрала нож в ящик комода, пожурив себя в мыслях за дезорганизованность, и кинулась убирать послерабочий бардак. Обувь не на стойке, а прямо возле двери. Сумка на полу у кровати, а не на вешалке. Куртка не расправлена. Такой раздрай не подобает учинять гражданину Иерархии, и Янвисс не радовалась этим своим новым привычкам. Раньше поддерживать чистоту было проще. Но вот она расставила всё на свои места, и ощущение стыда за себя отступило. Теперь она могла спокойно ждать подругу. «Я устала.»       Или почти спокойно. Какой хозяин так принимает гостей? Янвисс вскочила, вскользь глядя на время на дисплее инструментрона, и юркнула на кухню. В холодильнике нашлось немного вяленого мяса, рыбы, остатки регулярного сухпайка, которым Иерархия снабжала население в период восстановления. Янвисс вооружилась кухонным ножом, придавая всем этим запасам вид закуски к грядущей выпивке, прежде чем разложить аккуратным на широкой тарелке. Управившись, турианка прикинула, стоит ли приодеться, но передумала. Домашней сорочки и одних трусов хватало для встречи давней подруги, которой вместе был пройден ад. Турианка едва отложила нож в сторону, когда дверной звонок ожил мелодичным переливом. Янвисс с нескрываемой улыбкой засеменила босыми ногами по полу, и не задумываясь открыла дверь.       — Подруга! — сияя улыбкой, бурая турианка ростом на полголовы выше неё по-свойски перевалилась через порог с двумя бутылками в руках, повисая в объятиях Янвисс и радостно урча.       — Винарис! — не скрывая радости, Янвисс покрепче обняла подругу. — Ой! — она пошатнулась, расставила ноги пошире, чтоб удержать их обеих. — Рада видеть тебя.       — Только видеть? — Винарис отстранилась, чтобы Янвисс точно была видна её обиженно сморщенный нос и оскорблённо поджатые мандибулы.       — А также слышать и трогать, — улыбнулась та, смешливо щуря глаза.       — То-то, — гостья довольно щёлкнула зубами, отлепившись и протянув подруге бутылки. — Держи.       Пока гостья разувалась, Янвисс взглянула на выпивку. Тёмно-серое оргстекло пестрело остроугольным рельефом, приятно ощущавшимся на ладони, и наискось красивым почерком была выведена двуцветная надпись «Пятый легион». Хорошая марка, эта настойка на палавенских злаках, завезённых поселенцами во все турианские колонии, не так сильно подорожала после Жатвы.как другие виды выпивки. Мебельный набор для жилья в одиночку не подразумевал наличие второго стула, но Янвисс не растерялась, подтащив шестиугольный обеденный столик к кровати. Они делали так уже не первый раз, когда одна ходила к другой в гости. Вот и теперь Винарис, оставшись в футболке, штанах и носках, завалилась на кровать с довольным выдохом.       — Вух!.. Духи, нам надо чаще встречаться, — её голос звучал забавно сдавленным потому, что она упала лицом в одеяло и решила не поворачивать голову.       — Хих, было бы недурно, — кивнула Янвисс, устраиваясь на кровати с одной из бутылок.       Турианка подцепила крепким когтем краешек крышки, и та, щёлкнув, отлетела в сторону. Сложив вместе ноги, Янвисс выгнулась, оперевшись на свободную руку и свободно усаживаясь перед подругой. Винарис же просто-напросто перекатилась на спину, лениво вытянувшись вдоль кровати. Янвисс передала ей открытую бутылку и потянулась за следующей.       — Спасибо, — с благодарным кивком, Винарис приняла напиток. — Кстати, когда ты будешь свободна в следующий раз? Сегодня я забежала ненадолго, у самой дела. А надо нам выделить вечер, м? Что думаешь?       Внутренне поёжившись, Янвисс ответила подруге неловкой улыбкой на её полный надежды взгляд. Предложение звучало заманчиво, однако столько ещё предстояло сделать. Разве можно позволить себе лодырничать, когда ещё столькое лежит в руинах. Мысль об этом казалась Янвисс преступлением, вновь пробуждая в душе то едкое чувство, которое её подруга сейчас разгоняла их одним своим присутствием. Но Винарис она лишь сказала:       — Можно будет подумать, — и отхлебнула из бутылки.       Прохладный напиток окатил язык и глотку сладковато-горьким вкусом, поселяя на рецепторах колкое ощущение, от которого язык приятно чесался. Янвисс довольно вздрогнула, ощутив растекающееся внутри тепло. Облегчения выпивка давно не приносила, но хотя бы остался вкус. Как и у многой еды или питья.       — Я, кстати, слышала, что скоро «Богатства Налты» заново откроются. Предлагаю как-нибудь туда заглянуть. Волусы громко обещают, что ассортимент уже будет солидный.       Винарис отпила из своей бутылки, и легла, уронив свободную руку на простыню ладонью кверху. Янвисс фыркнула, опустив мандибулы. Ничто так не стимулировало волусов, как незанятый рынок. Но в «Богатствах» было самым противным не это, а то что, словно олицетворение западных воллуских, над крышей торгового комплекса возвышалась гладкая гора чёрного металла, чуть ли не рискуя заслонить собой звезду. Мёртвый жнец, которого до сих пор не смогли убрать с территории Сарлика. Таких оказалось несколько десятков по всей территории Ома Кера. Малых смогли отфрахтовать почти сразу с помощью военных крейсеров и оставшихся торговых барж. Конкретно этот был большой, и рухнул он в самой гуще городской застройки. Вот уже сколько времени отдельная команда трудилась над тем, чтобы распилить на части громадную тушу из чудовищного металлоорганического сплава.       — И они даже обещают справедливые цены, — насмешливо добавила Винарис, видя гримасу тяжёлой задумчивости на лице подруги. — С чего ты так их возненавидела, Янвисс?       — Я их не ненавижу, — с улыбкой выдохнула растерявшаяся девушка. — Я просто… они могли бы сначала помочь восстановить наши колонии. Мы сделали многое, но столько ещё разрушено. Разве тебе мысль о том, что пока вокруг еще лежат руины, кто-то открывает клуб или игровую зону?       — Ну, хмм…       Янвисс взглянула подруге в глаза, и увидела хорошо знакомую отстранённость во взгляде. Тот словно рассеялся, глядя сквозь Янвисс, в недалекое кошмарное прошлое. Винарис медленно моргнула, слегка разведя мандибулы, словно отвечая на немой вопрос или соглашаясь с очевидным неназванным утверждением.       — Многие погибли, — произнеса она задумчиво.       — И это не похоже ни на одну из войн, что знала Иерархия. Даже не близко.       — И все же… это очередная война, — взгляд Винарис просветлел, и на ее губах заиграла расслабленная ухмылка. — Не та, какой мы ее ожидали, да… но та, какой мы ее знаем.       — Да? Мне кажется, такой наша история не знала.       Каждый раз, когда они заводили разговор о Жатве, Янвисс ощущала слова подруги как реплику кого-то совсем ей чуждого. И все-таки они не могли не говорить об этом. Такой болезненный опыт, оставшись запертым в чертогах разума, грозил свести с ума обладателя. Накапливаясь как избыточное давление, он требовал выхода. Янвисс сначала пыталась молчать, её природное чувство такта твердило ей, что у всех воспоминания и так достаточно свежи. Но вскоре она обнаружила, что кусает когти, а по ночам просыпается от кошмаров и боли в стиснутых челюстях. Поспрашивав знакомых и сослуживцев, она поняла, что не одна такая, и стала говорить об этом. И с тех пор не прекращала. Для нее это стало тем, к чему не подготовит ни один лагерь, ни одна муштра. Она знала историю Иерархии и своей расы также хорошо, как и любой образцовый гражданин. Но никогда за всю историю турианцев они не встречали врага, жаждавшего способного стереть их из истории галактики всех до единого. Враг бесстрашный и неутомимый. Вездесущий и всевидящий. Духи, разве можно представить что-то чудовищнее? Так себя ощущали древние турианцы из мифов, что сражали титанов на Палавене в эпоху, когда аэрокары не существовали даже как идея? Уж вряд ли.       — Да, — кивнула Винарис и вновь отпила. — О войне с кроганами говорили также, как ты сейчас. «Ни на что не похоже». Битвы тех времён были залиты кровью и отмечены жестокостью. Кроганы, правда, не были бездушными машинами…       — Оскверняющими тела павших и превращающими в чудовищ…       Янвисс вспомнила, когда впервые увидела хаска. Тогда это показалось нереальным. Как умерший может идти в атаку, не чувствуя ни боли, ни усталости, ведомый чужой абсолютной волей? Один вид этих тварей заставлял нервы напрягаться как курсант на первом марш-броске. Спустя несколько дней она уже знала, что для жнецов нет ничего нереального и ничего святого. Каждый, кого не предали огню или не уродовали до такой степени, что тело превращалось в кровавый бифштекс, возвращался в новом облиее. Не забрать павших с поля боя означало увидеть их снова, уже по ту сторону. Она видела, как солдаты колониальных оборонительных сил узнавали в чудовищах друзей и родных, и после боя дрожащими руками утирали слёзы. Что должно быть сделано — сделано, но лишь потому, что долг солдата действовать вопреки. Никто не дрогнул в рядах защитников Ома Кера, но почти каждый носил в душе невысказанную ношу.       — Да уж, несладко нам приходилось. Я скучаю по паркам Сарлика. Конечно, можно посадить новые деревья, у нас за чертой города их как звезд на небе. Но это уже не те растения, с которыми выросла я. Но что ж теперь, — Винарис ободрительно щелкнула зубами, скалясь. — Вечно об этом страдать?       Ей легко было говорить, но Янвисс не злилась на неё. В конце концов, каждый справлялся как мог. Винарис справлялась тем, что преуменьшала масштаб произошедшего. Подруга протянула Янвисс руку с бутылкой, предлагая молчаливый тост, и Янвисс ответила покачиванием своей руки. Они выпили вместе и помолчали какое-то время. Затем Янвисс, вздрогнув, вспомнила о закуске и встала за тарелкой. Присутствие Винарис делало вечер куда более сносным, хоть она и не могла понять того груза, что Янвисс носила в душе. Янвисс завидовала ее отходчивости и лёгкому нраву, но в то же время некое странное облегчение, что она не похожа на Винарис. Но даже так она была рада подруге. Та с благодарным кивком приняла угощение, забрасывая себе в рот сразу три кусочка копченого мяса.       — Твой командир не сказал, когда закончите работу? — спросила она у жующей подруги.       Винарис молча вскинула голову, не дойдя до горлышка бутылки всего ничего. Чуть сощурившись, всё же сделала еще глоток и отрицательно скривилась уголком губ:       — Не-ет, мы еще надолго. К тому же, нас наверняка перебросят на помощь остальным отрядам, если мы управимся быстрее. Примарх же сказал, что восстановление столицы — наш приоритет. А чего, со мной захотела?       — Что? — от такого вопроса Янвисс стало неловко. — Нет, что ты, просто любопытно стало.       — Как знаешь, я бы с удовольствием заимела такую попутчицу.       — Может, когда-нибудь…       Винарис рассмеялась в голос, и Янвисс с недоумением уставилась на нее, уязвлённая такой реакцией. Но вот подруга отдышалась и сказала:       — Ты уж извини, но это когда? Мы полгода назад чуть не вымерли все! Странно, что тебя это не встряхнуло настолько, чтобы не захотеть попробовать что-то новое. Я вот знаю, что как только наладят межпланетное сообщение, я доберусь до Кахье.       — Что за город?       — Не город, подруга. Столичный мир ханаров. Говорят, их как и элкоров с волусами, жнецы оставляли напоследок. Так, перекрыли пути снабжения, подорвали космопорты и решили в конце добить. Так что на Кахье многое уцелело. С туризмом там, конечно, тяжко, всё же ханары народ обособленный. Но сейчас всё иначе, они и беженцев принимают на передержку от других рас. Вот, как всё рассосётся, хочу увидеть их плавучие города. Такого больше нигде не увидишь.       Янвисс явно прочитала в горящих глазах подруги приключенческий азарт и невольно улыбнулась. Но тут же отвела глаза.       — Все же приглашаю присоединиться, — лукаво произнесла Винарис после очередной порции закуски.       Янвисс с улыбкой наклонила голову, всем своим видом выражая удручённую неопределённость.       — У тебя еще есть время передумать, — произнесла подруга и снова запрокинула голову назад, выгибаясь на кровати. — Забавно это — слышать так много о волусах, ханарах… элкорах. Раньше в новостях они так часто не светились.       — Им повезло быть достаточно безобидными, — согласилась Янвисс.       — А нам повезло, что они готовы помочь. Понятно, что им это выгоднее, но… не скажу, что мне нравятся или не нравятся подобные перемены, но наблюдать за этим интересно. Но со стратегической точки зрения ни ханары, ни элкоры мухи не обидят. А волусы у нас в руках. Не думаю, что из этого выйдет действительно что-то плохое, как ворчат некоторые.       — Ну да, ничего плохого, пока они не потребуют права собственности на половину колонии взамен на финансирование программ восстановления, — вспомнила Янвисс недавний новостной сюжет.       Винарис лениво перевалилась на бок, подгибая одну ногу и исподлобья снисходительно глянула на подругу:       — Ну Янвисс, это же волусы. Они ничего другого и не могут. Представь, они бы винили нас за то, что мы, например, восстания подавляем оружием, а не откупаясь от протестующих.       — А как иначе?       — Вот именно, — с победной ухмылкой, Винарис ткнула полупустой бутылкой в сторону подруги. — Каждый хорош в чём-то конкретном, это касается и личности, и культуры в целом. Это то, что делает нас разными, и это круто! — турианка задумчиво покачала бутылкой в пальцах, наблюдая как жидкость бьется о стенки. — Ну и того шутника всерьёз никто не воспринял, а свои потом надавали ему под гребень.       Заручившись закуской, Янвисс вместе с мясом пережёвывала слова подруги. В чем-то она могла согласиться, в чем-то нет. Ей больше нравился сам процесс разговора, чем звучащие с нём мысли. Печалило лишь, что за болтовней напитки и закуски кончались быстро, а это означало конец и веселью. Янвисс даже не хотелось допивать остаток в призрачной надежде, что это замедлит ход времени. Но Винарис была другого мнения, и последние глотки утекали ей в глотку под печальным взглядом собеседницы. Опустошив бутылку, она мягко поставила её на кровать и довольно облизнулась:       — Не самый лучший напиток, но и не худший.       — Мне тоже понравилось, — улыбнулась Янвисс натянуто, поджав мандибулы.       — Ну, не жмись в клубок, — смешливо щёлкнула Винарис. — В следующий раз зайду на подольше. Но если хочешь знать моё мнение, найди себе красавчика, девочка.       — Духи, Нари! — нахмурилась Янвисс.       Смеясь, подруга поднялась на локтях и встала с кровати, довольная своей выходкой.       — Всё, уже ухожу, ха-ха! Но правда, как минимум на моем этаже живет пара классных парней. За одного из них точно могу поручиться, — шипя смехом, Винарис подмигнула.       — Винарис!       Гостья выкинула бутылку в отсек настенного мусорного бака, нажала кнопку отгрузки и ретировалась к входной двери:       — Всё, только не стреляй! Приятно было повидаться, воительница одинокого форта!       И прежде чем Янвисс смогла что-то ответить, Винарис в типичной ей манере выскользнула за дверь. Оставляя Янвисс посмеиваться вслед ее причудам, чуть более весёлую и отдохнувшую, но снова одну. Постепенно расслабленная ухмылка сошла на нет, и Янвисс защёлкнула замок входной двери. В руках ещё осталась недопитая бутылка, кончать её не хотелось. Турианка открыла прямоугольную настенную панель мусоропровода, располагавшуюся возле входной двери. Система шлюза спасала от неприятного запаха, а раздельные каналы доставляли отходы структурировано. Уложив бутылку в ячейку для оргстекла, она нажала кнопку и уже закрывая панель, услышала, как под шум вытяжки закрылась внешняя дверь и открылась внутренняя.       Она решительно вытряхнула из головы нелепый шутливый совет подруги. До выхода на вечернюю смену в бригаде оставалось немного, нужно было собраться и настроиться. Им предстояло нелёгкое дело продолжения строительства жилого дома. Ещё слишком многие ютились в палатках и развалинах, ожидая своей возможности вновь обрести достойное жильё. Янвисс должна была постараться изо всех сил, чтобы не подвести своих сограждан. Только так она могла обрести покой.