Новые смыслы

      — Ну, привет.       Кирнас предстал перед ней ровно в том же одеянии, что и в их первую их встречу. Но теперь несимметричный ворот рассстёгнутой жилетки свисал слева почти до пояса, иногда мелькая тёмной полоской укреплённой ткани посередине, когда мужчина резко двигался. Янвисс вдруг поняла, что та аномальная расцветка, о которой она постеснялась спросить в их первую встречу, была одним большим узором краской по коже и кости. Обнажённый торс Кирнаса украшал расписанный насыщенным багрянцем тёмно-серый костяной панцирь. Творческие интерпретации его колониальных лицевых меток соединялись в хитроумные переплетения цветных жил на его рельефной груди, уходя на бока и, скорее всего, покрывая спину. Во многих местах были видны вмятины и сколы — верный признак былых попаданий в грудь. Хотя его телосложение могло внушить страх, жёлтые глаза с круглыми зрачками смотрели бесхитростно и по-доброму. Он выглядел как турианец, который вряд ли бы переселился бы на какую-нибудь Цитадель или Иллиум с этими их вездесущими «дипломатическими рекомендациями». Насколько помнила Янвисс, даже частичное оголение на публике в саларианской культуре считалось демонстрацией бесстыдства и невежества. И ввиду важности отношений с Союзом, Иерархия настаивала на соблюдении строго дресс-кода на планетах, где саларианские граждане могли быть замечены. Лишённый того жёсткого звёздного излучения, что щедро поливал Палавен круглый год, Ома Кер некогда привлекал туристов безопасным доступом к турианской культуре и буйной богатой природой. Но сейчас саларианцев на планете уже не осталось, и любители более вольной манеры одеваться чувствовали себя свободно. Самой же Янвисс в этот щедрый на прохладные порывы ветра вечер было слегка зябко. Плотный тёмно-синий с белой окантовкой по контуру плащ укрывал её стройный стан, дополняя тёмные леггинсы. Ветер то и дело весьма эффектно трепал всполохами удлинённые полы, и иногда задувал так, что девушка невольно вздрагивала от холода.       — Привет, — несмотря на все свои усилия звучать приветливо и легко, она не смогла скрыть волнения в голосе.       Его расслабленная улыбка дрогнула, растянувшись чуть шире разведёнными мандибулами. Только сейчас она заметила, как нависает над ней его широкоплечая тень. В первую встречу она из-за разницы в росте и смущения могла лишь смотреть в землю, но сейчас осознание того, что она макушкой достаёт Кирнасу разве что до основания шеи, заставило её ощутить себя очень маленькой. И это ощущение странным образом приходиломь ей по вкусу, хотя она не могла сказать, почему.       — Я рад, что мы снова встретились, — признался он с легким оскалом, оставаясь на дистанции в пару шагов по свежей памяти об их прощании. — Хотя и не ожидал.       — Я тоже рада, — девушка вильнула мандибулами, скосив взгляд. — Ты прости за тот раз… Я… Сама была не своя.       — Впервые передо мной извиняются за приятный вечер, — усмехнулся мужчина, делая небольшой шаг вперёд. — Ничего, я не пострадал.       — Ну, — она хотела продолжить, но не нашла слов, немного сбитая с толку его неожиданно беззаботным настроем. — Просто я вроде как…       — Вроде как оставила приятные воспоминания, — он снова подшагнул и замер. — Это мне жаль, что я в итоге неправильно понял настроение вечера и позволил себе лишнее. Прошу прощения.       Янвисс посмотрела на него снизу вверх, удивлённо разинув глаза. Турианский этикет диктовал исключительную учтивость и взаимоуважение в вопросах интимных неловкостей. Она не понимала, что тревожит её больше: то, что Кирнас мог наплевать на этикет и высказать всё, что о ней думает, или же изобразит такую эталонную отрешённость от темы, что ей захочется сгореть со стыда. Он выбрал нечто третье, и Янвисс растерялась, не имея плана на подобный сценарий. Впрочем, кусочки паззла понемногу сложились сами собой, и она, сама не веря своей догадке, невольно заулыбалась:       — Нет, Кирнас, нет, всё в порядке. Ты не сделал ничего такого, просто я правда тогда зашла дальше, чем была готова. Сама.       — А, то есть я могу не подкрадываться? — спросил он, указав пальцем опущенной руки в пространство, разделяющее их.       Девушка взглянула вниз, и замолчала в замешательстве. Осознание собственной глупости больно кольнуло, когда Янвисс поняла, что без понятия, о чём говорил мужчина. Из глотки Кирнаса вырвался беззлобный смешок:       — Хотел убедиться, что ты не питаешь скрытого отторжения. Психологи нынче рассказывают, со всей этой общей травмой народ начинает себя вести подсознательно боязливо. И правда замечаешь, когда приглядываешься, — будто поняв, что его уносит не туда, Кирнас с любопытством посмотрел в глаза Янвисс. — В общем, я рад, что всё хорошо. А теперь, полагаю, у тебя на нашу встречу был план?       — Ну… — лихорадочно перебирая в голове клубок мыслей на предмет возможных идей, Янвисс невольно поёжилась, когда очередной порыв налетел на неё. — Ты хотел бы прогуляться и поболтать?       — Звучит отлично, — согласился спутник, многозначительно покосившись в сторону тёмной туши павшего жнеца неподалёку от места их встречи. — Давай только отсюда пойдём.       Янвисс молча согласилась, подойдя к нему и поравнявшись. Даже стоять рядом с ним было чем-то требовавшим выдержки. Её собственный ум был против неё, навевая бесконечным потоком вопросы, ответом на которые были слова «из-за твоей трусости» и «потому что ты не достойна своей нации». Ей было страшно от этих мыслей и того, какой мотив они в себе таили, но именно в этом страхе она находила утешение, вспоминая, что истинный турианец обязан быть отважным и стойким. И потому Янвисс вела скрытую борьбу с собой, не позволяя себе убежать.       Кирнас неторопливым шагом повёл её прочь из сквера, направляя задумчивый взгляд куда-то вверх, возможно в окна жилых этажей или ещё дальше, в ночное небо. За полгода отсутствующей промышленности теперь, когда пыль от взрывов целиком улеглась, оно было как никогда черно и глубоко, по ночам освещая Сарлик миллиардами звёзд. Порой, вглядываясь в это космическое великолепие, можно было забыть ненадолго о тех запустении и тишине, что творились внизу. Янвисс как раз попыталась проследить его взгляд, когда очередной порыв ветра налетел на них сбоку, тормоша складки плаща Янвисс и хлопая раскрытой жилеткой Кирнаса по его торсу. Багряный узор на его панцире привлекал внимание, заставляя глаза блуждать вдоль извилистых линий.       — Тебе так не холодно? — спросила она собеседника, в который раз обводя двусмысленным взглядом его торс.       — Ну, бывает иногда, — почти не поворачивая головы, ответил он. — Но это же не значит, что я должен сразу закутаться в свитер. Я и раньше так ходил, ну а теперь, после всего, как-то начал ценить вообще любое ощущение. Будь то даже холодный ветер, — с этими словами Кирнас несколькими широкими шагами оторвался от Янвисс и ненадолго показательно обернулся навстречу потокам воздуха, довольно прищуриваясь, и вдруг инстинктивно вздрогнул всем телом. — Ну а ещё красоваться люблю, — признался он, когда девушка его догнала, и демонстративно напряг руку.       Янвисс смущённо улыбнулась, завидев как вздуваются мышцы на руках Кирнаса, заставляя пластины на плечах и предплечьях едва заметно расходиться. Она не могла не отметить эстетическое наслаждение от созерцания хорошей физической формы, но для неё здесь крылось и другое, хорошо известное настроение, вызванное демонстрацией Кирнаса. Неловкие вопросы, просившиеся на язык в прошлую встречу и слишком стеснительные, чтобы произносить их вслух, слова стремились сорваться с губ, вроде «как легко ты можешь взять меня на руки, здоровяк?» или даже «можешь ли ты трахнуть меня на весу?» Янвисс подавила подкатившее чувство стыда, поджимая мандибулы.       — Должен сказать, плащ — прелесть, — высказался Кирнас, когда она нагнала его, и их путь вникуда по пустой улице продолжился. — Я знал, что под тем рабочим комбинезоном прячется фигура что надо.       — Подруга отдала, — чуть стесняясь неожиданного комплимента, ответила Янвисс. — Ей как-то повезло сохранить больше вещей за время Жатвы. Это, наверное, удобнее делать, когда ты пилот челнока, чем когда ты обслуживаешь наземную технику.       — Наверное да, — кивнул Кирнас. — Вот в стрелковом взводе такой роскоши не было. Когда жнецы снесли склады продовольствия, и сократили пайки, больше половины содержимого вещмешка пошло долой. Сама знаешь, жестянки не давали поблажек медленным, — Кирнас взял свою жилетку пальцами за край и пару раз тряхнул. — Вот эту самую жилетку я всю войну под бронёй носил. И так была любимая вещь, так теперь ещё и памятная, раз со мной всё пережила. А ещё её Ласса любила.       Сдвиг тона всего на мгновение, но Янвисс услышала, ведь прекрасно знала подобное. Это имя обладало особой тяжестью жизни, отнятой Жатвой. Янвисс была готова к тому, что её вопрос вызовет отторжение, но вдруг бы именно выговориться Кирнасу нужно было сейчас. Она обязана была спросить.       — Кем она была?       Кирнас в очередной раз молодцевато усмехнулся, но вот в его выдохе послышалась отчётливая тяжесть:       — Уверена, что хочешь слушать? Это из разряда тех историй, которые теперь все рассказывают. Мне не проблема рассказать, но… — он резко замолчал, словно выбирая слова. — Я пойму, если ты такого наслушалась.       Теперь такие истории были у каждого в избытке. Падшие оставались жить в воспоминаниях уцелевших, в мыслях и эмоциях. Недаром древняя турианская поговорка гласила, что легион не мёртв, пока жив последний солдат. Хранить в памяти было высшим актом уважения, а для близких — ещё и любви. Предать забвению же означало отвергнуть весь тот ценный вклад, что турианец успел сделать при жизни в окружающий его мир, отвергнуть и очернить саму суть его жизненного пути, воплощённого в деяниях. Среди закалённого народа даже было немало тех, кто считал, что пытаться облегчить бремя скорбной памяти значит проявить кощунство. Янвисс всегда казалось непонятным, почему надлежит страдать намеренно, если в итоге память сохраняется всё равно. Но слушая пылкие речи идеалистов о чести полного переживания утраты без послаблений, закалении характера в дань уважения и ради турианской чести, она невольно начинала ощущать себя неправильной. Но одно Янвисс знала точно: она поможет Кирнасу облегчить душу, каких бы усилий ей это не стоило. Она обещала себе, и в этот раз не отступит.       — Да, — сказала она и приготовилась слушать.       — Что ж, — мужчина вдохнул, его ноздри заметно дрогнули. — Мы с Лассой были знакомы года полтора. Познакомились в кинотеатре, я пролил её напиток ей на штаны. Задел рукой когда садился, — Кирнас усмехнулся, и Янвисс невольно улыбнулась вслед, представляя сцену. — Извинялся потом весь сеанс, помогал оттирать мокрое пятно. Потом она стала обсуждать со мной детали фильма. Это был боевик, эффектный, но повороты сюжета местами глуповаты. В конце сеанса я понял, что хочу извиниться как следует, — его лицо приобрело мягкий оттенок приятного воспоминания. — Пригласил на обед и в тир, а она была и не против. Спустя всего ничего я пригласил её пожить к себе. Её не стало на девятый день атаки, — сказал вдруг Кирнас, обретая спокойное задумчивое выражение. — Множественные раны в шею, меткая очередь хаска-налётчика. Мы держали позицию на нижних этажах одной из высоток, так, чтобы жнецы со своей высоты не могли срезать здание вместе с нами выстрелом луча. Мы тогда толком не изучили ещё их тактики боя. Нас вытеснили жёсткой атакой с двух направлений и стремились уничтожить весь отряд. Потом, когда к нам подошло подкрепление с техникой, мы смогли оттеснить силы жнецов и отбить раненых и убитых у нашей уцелевшей части отряда тогда получилось, никто не обратился в итоге в тот день в этих тварей. Но Ласса уже вознеслась к духам, — Кирнас замолчал, вглядываясь в тёмную ночную высь, продолжая идти вникуда.       Янвисс молча уставилась на него, поражённая не столь глубоким откровением, а им самим. Конечно, она не ожидала увидеть на его лице все те же невыносимые эмоции, что захлестывали её при одной лишь мысли о своих утратах, да и турианцы как никто умели быть необходимо мужественными, когда дело касалось войн, но она вновь удивилась этому конкретному турианцу, его стоическому лицу. Янвисс даже растерялась, чуть не подавившись очевидными словами поддержки:       — Мне жаль, Кирнас.       — Спасибо, — кивнул мужчина, всё ещё не глядя на неё. — Жаль, ты её не знала. Благо, эти психологические ухищрения, о которых рассказывают в группах реабилитации, вполне себе работают.       — Ты поэтому так спокойно говоришь об это?       — Ага, я эту историю уже которую сотню раз рассказываю. Всем кто не против выслушать. Сначала было больно, обидно. Рассказывал, конечно, но так кулаки сжимались, что хотелось кому-нибудь голову снести просто чтобы стало легче. Ну, рассказывал дальше, гнев выпускал на ринге. Потом это как будто начало становиться частью общего набора воспоминаний, всё меньше выбивая из ритма каждый раз. Нет, конечно, боль никуда не девается, но она больше не заставляет тебя сидеть, перемывая её. Но это позволяет тебе продолжать нормально жить. Ну, — Кирнас тихо хлопнул мандибулами по зубам. — Более-менее.       — Я пробовала рассказывать, — вдруг ощутив прилив говорливости, призналась Янвисс и отвела взгляд в дорожное покрытие перед ногами. — Мне не помогает.       — Пробовала рассказывать или рассказывала? — поинтересовался Кирнас. — Тут важная разница. Перед первым многие долго собираются с духом, чтобы получилось. Нужно лишь не бояться. Второе, как муштра — вопрос повторения. Думаю, Ласса очень мне помогла в этом плане. До сих пор не понимаю, готовилась ли она к такому или просто чувствовала, но ещё до вторжения вторжения она потребовала у меня клятву, что если один погибнет, другой проживёт насыщенную жизнь за обоих, — Янвисс заметила на физиономии Кирнаса нескрываемое удивление. — Я тогда подумал, что это так, причуда, навеянная мыслями. Но когда война окончилась и я понял, что пришло время заняться терапией, я держал её обещание в голове каждый день, и продолжаю даже сейчас.       Где-то вдали прогремела пара выстрелов: кто-то наверняка снова палил по диким зверям, напоминая им о неоспоримом господстве турианца над местной природой. Янвисс уже привыкла к этому спонтанному грохоту, хотя сразу после окончания Жатвы любой асоциировавшийся с войной звук пробуждал в её душе отзвук ужаса. Ей действительно было жаль Кирнаса, как и всех тех, кто уцелел и потерял. Их жертвы и жертвы их любимых привели к тому, что такие как она сегодня жива. Янвисс слышала его шумный выдох, а потом вновь поймала на себе чистый и непринуждённый взгляд, а мистическая улыбка опять сияла на его лице. И она опять недоумевала, как такое может удаваться после подобного рассказа, . От этого её следующий вопрос показался ей не таким уж особенно глупым, как ей казалось сначала:       — Тебя это сильно гложет? — спросила она осторожно, наблюдая эмоции на его лице.       — Не так сильно, как вначале, — признался Кирнас. — Держусь. Наше обещание помогает. Я, как и прочие, ищу способы переждать и пережить это ощущение. Вон, спарринг, иногда пробежки, фильмы из тех, что сохранились на съемных носителях. В основном что-то физическое, активное для вывода злости, — Кирнас поднял открытую ладонь и последовательно сложил пальцы в кулак. — Когда Ласса только умерла, я забыл обо всём: и об обещании, и о дисциплине. В последующих битвах я нарушал строй, лез за линию укреплений. Меня хотели арестовать за многократные нарушения приказов, — он опустил руку. — Но по мере того как наше положение ухудшалось, командование пересмотрело точку зрения и решило, что я подчинялся приказам, просто… с особым рвением. Да и сам я хоть немного, но подуспокоился. Каждый убитый хаск или жнец приносил изрядное удовлетворение.       Ей стало противно от слов, что она собиралась произнести. Кирнас делился с ней трагедией потери любимой и тяготами войны, а она собиралась предложить ему покувыркаться, словно ей всё равно на его откровения. Словно всё, что интересовало её — это утоление собственной похоти. Но что ещё она, глупая и несведущая, могла ему предложить? Рассказ своей истории ей не принесёт Кирнасу облегчения, ведь она ничего не может сказать, чтобы помочь. Она может предложить лишь тепло своего тела и негу объятий. И как бы противно ей не было от себя, она поможет Кирнасу ощутить себя лучше. Он отважный солдат, что заслужил утешения.       — Может… — слова с трудом сходили с губ, но Янвисс говорила их, понемногу приближаясь к Кирнасу в их прогулочной походке. — Я смогу как-то помочь? Чтобы тебе стало лучше.       — Ты уже помогаешь, Янвисс, — ответил он. — Хорошая компания поможет пережить многое. Или, — он покосился на неё, посмотрев в глаза, обвёл взглядом её тело снизу вверх, его голос чуть приглох и изменился в тоне. — У тебя есть конкретные идеи?       — Есть, — её сердце забилось чаще, когда она приблизилась к нему, касаясь пальцами его предплечья.       Она надеялась обрести понимание Кирнаса без лишних слов. Ей было так стыдно произносить их, особенно после его откровения. Кирнас был прав, почти каждый разговор так или иначе сводился к утратам. Янвисс и сама слышала десятки таких рассказов от коллег по работе, знакомых, даже незнакомцев на улице. Только она никогда не говорила в ответ о своей ноше. В его молчании её затея снова вдруг ощутилась ужасной ошибкой, и Янвисс отвела взгляд, чувствуя, как неловкость комом подкатывает к глотке. Но потом ощутила, как рука Кирнаса движется в хватке её пальцев, и тяжёлую ладонь у себя на талии:       — Вот как, — голос Кирнаса стал приглушённым и мягким, когда он надавил когтями на мягкую кожу под плащом, заставляя девушку вздрогнуть. — Ты уверена?       — Да, — негромко выдохнула она, прижимаясь грудью к его руке.       — Не подумай, что я против, но что изменилось так быстро?       — Я хочу помочь твоей боли уйти, — на этот раз нужные слова сами сорвались с языка и как будто обрели весь необходимый смысл.       Она не знала, какой реакции ждала от Кирнаса. Но Янвисс точно растерялась, когда он второй рукой взял её за подбородок, поворачивая лицом к себе. Хватка его пальцев была мягкой, но властной, заставляя мелкую дрожь пробежать по шее. Её пульс подскочил, и прежде чем девушка поняла, всё её внимание сосредоточилось на этом жесте.       — Ты милая, — сказал он, изучая своим блестящим голодным взглядом.       Янвисс сконфуженно отвела взгляд, едва пересиливая себя, чтобы не отстраниться. Ощущения, так давно забытые, ввергали её в замешательство своей новоявленной яркостью. Но тепло мужских рук завораживало, ощущение скованности в его хватке дышало сладкой опасностью. Она хотела, чтобы с её помощью он мог отпустить былое. Жажда послужить ему, перенесшему столько тягостей, разгоралась с каждой секундой, мешаясь со стыдом. Подушечкой большого пальца Кирнас коснулся её мандибулы, медленно огладил по контуру. Они стояли посреди улицы, но обоих уже не заботило окружение. Янвисс таяла в его хватке, заворожённая бережной силой его рук, и когда вторая рука Кирнаса легла на изгиб её талии, прощупывая сквозь плащ бугристую фактуру бедренных щитков, она смогла лишь судорожно выдохнуть, демонстрируя ему синий кончик язычка. Его поглаживания приятным отзвуком разносились по низу её живота.       — Я напомню ещё раз: если решишь, что не готова, скажи, — промурлыкал Кирнас, мягко притягивая её к себе. — А ещё мне нравится твой цвет.       Выдохнув, Янвисс приложила ладони к его груди, изучая рельефные хитросплетения тёмной кости. Её пальцы старались повторить хитрые узоры алых линий, пересекающие его грудь в различных направлениях. Он уложил обе руки ей на талию, легко, но требовательно надавливая пальцами на кожу. Уколы когтей сменялись настойчивым и жадным массажем подушечек пальцев. И все же, когда Янвисс, задыхаясь от смущения и подступающего волнующего жара, вздрагивала, руки мужчины отступали, переходя на время к более мягким движениям. Он вел себя осторожно, но напористо, выдавала глубокую неутолённую потребность. Это увлекало Янвисс сильно дальше её собственных благородных целей. Она не понимала почему ей вдруг так хочется облизнуть губы и прижаться к Кирнасу ещё плотнее, но Янвисс сделала это, цепляясь пальцами за верхнюю кромку его костяного воротника и кротко прижимаясь щекой к груди мужчины. Глухо посмеиваясь, он сместил руки ниже, оглаживая её формы под сине-белым плащом и дерзко сминая в руках её ягодицы. Ноги девушки обдало приятной слабостью, и дрожь пробежала по телу. Давно забытое ощущение ласки пробуждало дремлющий инстинкт, охватывая волнами дурманящего жара. Чем больше Кирнас исследовал её тело своими игривыми касаниями, тем больше она желала ощущать его касания снова и снова. В этой тяге растворялись её мысли, а с ними — стеснение.       — Я думаю, мы оба знаем, куда хотим пойти теперь, — ровный низкий тон Кирнаса звучал гипнотически.       Её согласие было написано на лице. Как и в прошлый раз, они шли так, словно были парой. Янвисс больше не просто смотрела на Кирнаса или была рядом с ним. Она чувствовала его рост, силу, смаковала взглядом соблазнительно широкий размах плеч и могучие очертания грудного киля, изрисованного тёмно-алыми узорами. Её ум более не властвовал, взамен жаждущее тело взяло развязную инициативу. Она сдавленно сопела под его опаляющим взглядом, дрожала когда его рука в очередной раз сгребала в охапку её зад, и, сама того не замечая, считала повороты до собственного дома.       Лифт стал её тюрьмой и его охотничьими угодьями. Острые зубы мужчины впились в уязвимую шею, заставляя Янвисс вздрохнуть, запрокидывая голову в тихом стоне. Её нога, поддерживаемая им под бедро, обвила его ногу, живот прижался к животу. Она пыталась сдержаться, не в силах справиться с тем, какие пошлые звуки исходили из её глотки, но хищная натура Кирнаса уже обрела воплощение. Её шея, мандибулы, плечи ниже щитков — ничему не получалось укрыться от темношкурого хищника, с гортанным рыком прижимающего её к стенке лифта. Она не могла никуда деться, рефлекторно запустив руки ему под жилетку и царапая когтями его спину. Бёдра не могли расстаться с судорогой от его жадных присутствия меж её ног. Семнадцать этажей будто растянулись в сто семьдесят, и каждая секунда была сладостно невыносима, заставляя рассудок по крупицам угасать. Лишь его глаза, его зубы, его руки оставались неизменны в своей безжалостной властности, дарующей головокружительный коктейль ощущений.       Она не помнила, как и когда они пересекли порог её квартиры. Но оба даже не утруждались включением света. Тусклое сияние уличного освещения пробивалось через полупрозрачные шторы рыжеватым ровным маревом, окрашивая полумрак жилища Янвисс в теплый оттенок. Кирнас галантно помог ей снять ботинки и с видимой спешкой принялся за свои. В полумраке его глаза ещё не до конца привыкли, и он завозился со шнурками. Янвисс заждалась его. Огонь охватил её тело, томительным теплом терзая промежность. Охваченная похотью, она не выдержала возни гостя и решила помочь ему ускориться. Повинуясь робким движениям пальцев, облегающая ткань тёмных леггинсов сползла вниз, и чуть погодя в заметной прорехе меж полами плаща, надетого на голое тело, глазам Кирнаса явилась аккуратная мягкая форма и приглашающая блестящая влага. Его зачарованный взгляд бросил её в жар, заставляя отвести глаза. Янвисс боялась дышать и хотела утонуть в его взоре.       С азартным рыком он прижал её к себе, держа за тонкие запястья, и бросил на кровать, скалясь как дикий зверь. Страх, будоражащий и возбуждающий, наполнял сердце Янвисс, пока фигура Кирнаса нависала над ней всё больше. Его намерения были для неё неизвестны, его мысли — скрыты, каждое его движение было волнующим сюрпризом. Она смотрела вниз, мимо фигуристого очертания его киля, глядя на растущий бугор в его паху, затем на его горделивое и пугающе скалящееся лицо, ставшее вдруг так близко. От его напора не скрылось ничего: бёдра, талия, живот, губы, мандибулы — он осыпал Янвисс поцелуями и жалил укусами, мешая боль и ласку. Его дыхание жгло её шею, заставляя трусливо жмуриться. И потому когти, впившиеся в кожу талии, заставили Янвисс вздохнуть от неожиданности, дрожа и выгибаясь на тёмных простынях. После же ей ничего не оставалась, кроме как податься навстречу его руке, проложившей себе путь по её коже по границе бедра и паха к уязвимой, горячей плоти. Зубы снова впились в шею, вытягивая из Янвисс протяжный стон. Пальцы Кирнаса танцевали внизу, жонглируя темпом, формой и наглостью движений. Янвисс и забыла, что такое чужая рука. Беспомощное наслаждение завладело ею, бросая в жар снова и снова, сотрясая тело сладостными разрядами, и внушая неумолимое желание большего. Желание принадлежать.       — Прошу, — её слова звучали как мольба, изначальное благородство цели смешалось с животной похотью. — Кирнас.       Она пискнула и рефлекторно обнажила зубы, когда Кирнас вдруг со злобой прикусил её мандибулу, гортанно и глухо рыча. Его движения становились злее, властнее, и он точно не собирался нарушать свой план ради её просьб. Наслаждение и смущение охватили Янвисс, она трепетала в хватке мужчины, неумолимо подходя к пику. Её голос совсем перестал ей подчиняться, стон за стоном становился всё откровеннее. В один момент от смущения Янвисс сгребла одеяло, закрываясь от пронзительного взора Кирнаса в порыве стыда и смущения. Она растворилась в его неге и жаждала, чтобы мучительная ласка никогда не прекращалась. Она была так близко.       Но вдруг пальцы Кирнаса отступили. Разочарование девушки вылилось в грустное, почти испуганное шипение. Почему он перестал? Она сделала что-то не так? Слишком увлеклась собой, забыв о нём? Дура, это ведь она должна была помогать ему, а не он ублажать её. Стенки её лона содрогались в отчаянной мольбе, она была готова на всё, лишь бы вернуть расположение Кирнаса. А затем она почувствовала, как его руки взяли её под бёдра, заставляя поднять ноги выше. Девушка тут же повиновалась, предоставляя ему весь необходимый доступ. Её дыхание замерло в пугливой неопределённости.       И сорвалось с губ пахабным протяжным стоном, когда волна нестерпимого экстаза захлестнула Янвисс. Она чувствовала каждую неровность твёрдой горячей плоти, что коснулась входа в её лоно и плавно наполнила, приятно пульсируя внутри. Кирнас овладел ею. Весь её мир сосредоточился внизу живота, в этом наполняющем жаре, вторгающемся в неё снова и снова напористыми движениями. Непроизвольно зарычав, Янвисс схватила Кирнаса обеими руками за костяной воротник, запуская когти в кожу, скрытую за естественной броней. Он прикусывал костяшки её пальцев, безжалостно двигая бедрами. Не собираясь щадить, он плавно подавался назад и затем двигался вперёд жёстко и яростно. Янвисс же поглощала всем естеством это оглушительное, долгожданное, избавляющее от всех мыслей животное наслаждение, извиваясь под ним в рыжеватом тусклом свете уличного освещения, смешанном с полумраком. Каждое его движение било в такую глубь, о которой Янвисс и думать не могла. Каждый такой толчок как разряд электричества по всему телу. Квартира, ещё недавно пахшая чистотой и вынужденным минимализмом, наполнялась звериным запахом похоти. Заправленное постельное белье под ними превратилось в беспорядочные комки ткани. И к ритмичным стонам турианки прибавился отчетливый, мокрый хлюпающий звук, что сопровождал каждое движение бедер Кирнаса. Он только и делал, что ускорялся, не давая ей продыха, заставляя захлёбываться ощущениями. Она хныкала, стоная и моля его замедлиться, но Кирнас словно не обращал внимания на её мольбы. Он вгонял свой каменно твердый член на всю длину, приглушённо рыча в такт, первобытной грубостью подчиняя себе её тело.       Она по-настоящему испугалась, когда жесткие пальцы грубо придавили её горло, впиваясь когтями в основание шеи, в опасной близости к важным сосудам. Сердце пропустило удар, и первой мыслью было: "Отбивайся!" Янвисс обхватила одной рукой предплечье Кирнаса, предупредительно царапая плотную кожу, но он лишь надавил сильнее, выдавливая из неё ещё одну порцию воздуха. Кирнас навалился весом на руку, заставляя Янвисс отчаянно биться в хватке, разрываясь между паникой и наслаждением.       Янвисс кончила так неожиданно, что у неё свело всё тело. И тут же рука Кирнаса отпустила её, позволяя шумно вдохнуть полной грудью. Спазм такой силы, что она и вообразить не могла, свёл казалось все её мышцы на несколько мучительных мгновений. А затем разошёлся волной умопомрачительного экстаза и расслабления, прогоняя тревоги. Она обмякла под Кирнасом, мелко дрожа в переизбытке ощущений. Лишь через несколько долгих мгновений осознание укололо её ум, заставив испуганно встрепенуться, несмотря на слабость:       — Кирнас… — выдохнула она громким шёпотом, хватая губами воздух.       — Я в резинке, — ответил мужчина так спокойно и расслабленно, словно не запыхался вовсе.       — Я не видела, как… как ты её надел, — сердце колотилось так сильно, что стук пульса ощущался в шее.       — Конечно, — он звучал ужасно довольно. — В этом и прелесть фокуса. Занять её достаточно, чтобы она не заметила, как ты разбираешься с самым скучным и муторным моментом, а потом удивить её своей полной готовностью. Это требует некоторой ловкости рук, но в моменте усилия окупаются сполна. Не веришь — убедись сама.       Янвисс протянула руку и нащупала характерный гладкий материал, облегающую до сих пор поразительно твёрдый и крупный орган.       — Почем ты ещё твёрдый? — с толикой беспокойства спросила она.       — Ты оказалась чувствительнее, чем я думал. А я ещё не закончил, — Кирнас склонил голову набок, тепло глядя ей в глаза. — Но я пойму, если тебе хватит. Могу сам заняться этим вопросом.       — Нет, — ответила она с мягкой решительностью. — Дай мне.       Осторожно двигая ослабшими руками, Янвисс помогла себе перекатиться на живот и подползти к паху мужчины. Кирнас с немым согласием сел на кровать, открывая ей доступ. В её бережных пальцах контрацептив был снят, и скоро Янвисс оказалась лицом к лицу с достоинством Кирнаса. Как обелиск силы, член перед её лицом источал тепло и характерный мускусный запах, резонировавший с обонянием Янвисс. Стенки её лона сжались лишь от этого запаха, и девушка инстинктивно прижалась носом к члену, проходясь длинным языком по твёрдому основанию.       — Ого, умеешь подобное? — с ожиданием в голосе спросил Кирнас.       — Смотрела, как азари это делают, — призналась девушка негромко. — Я слежу за зубами.       — Ну тогда… — Кирнас шумно выдохнул от очередного движения её языка. — Всецело тебе доверяю.       Делать подобное оказалось и правда труднее, чем смотреть на видео, но Янвисс подошла к делу осторожно, неторопливо и бережно оглаживая основание твердого члена и поднимаясь волнообразными движениями выше. Она никогда раньше не делала подобного, но видела, как азари заставляют турианских мужчин сходить с ума от своих техник. Она надеялась, что окажется не совсем уж бездарностью. Оказавшись наверху, она уложила язык на острый кончик и медленно провела. Бёдра Кирнаса непроизвольно вильнули, и когда Янвисс подняла на него любопытный взгляд, то обнаружила улыбку блаженства. Этого зрелища хватило, чтобы придать ей вдохновения. Помогать, быть нужной, дарить приятное — это было всё это она так любила. И сейчас лицо партнёра говорило, что она справляется отлично. Мускусный вкус завладел обонянием, возбуждая и маня. С новыми силами она оглаживала орган Кирнаса по всей длине, всегда заканчивая игривым, почти дерзким движением внахлёст, лаская и резко отстраняясь. Это заставляло тело Кирнаса реагировать без его воли, что развлекало Янвисс. И раздражало его самого.       Посмеиваясь с осязаемым коварством, Кирнас уложила руку на затылок Янвисс и нажал, требуя большего. Она не сопротивлялась, заворожённая его вкусом и запахом. Следя за положением собственной головы, Янвисс рукой прижала член Кирнаса к языку и медленно заглотила, прикрывая глаза. Хищническое строение здесь давало ей преимущество перед какими-нибудь азари, ведь рефлекс почти не беспокоил её, когда горячий конец вошёл в её узкую глотку. Кирнас глухо рыкнул, нажатиями ей на затылок задавая плавный темп. Он правил и здесь, насаживая её голову на свой орган в удобном для себя темпе. Янвисс не смогла долго держать руки без дела, помогая себе внизу. Ещё чувствительная после прошлого раза щель троекратно отзывалась даже на самые лёгкие ласки, и этого как раз хватало, чтобы добавить нужной остринки. Кирнас не собирался долго церемониться, и его желание было понятно Янвисс, приближающейся ко второй столь желанной кульминации.       Она кончила снова когда его семя лилось ей на язык густыми горячими порциями. Терпкий вкус и запах захватили восприятие, и Янвисс чуть не подавилась, но справилась. И проглотив всё, она осторожно слизала остатки. Кирнас смотрел на неё с такими теплотой и восхищением, что Янвисс вмиг засмущалась как никогда сильно.       — Я надеюсь, тебе понравилось, — сказала она, держа ладошку между ног, чтобы чувствовать собственные пульсации.       — Больше, чем ты думаешь, — его голос был теперь довольным и расслабленным.       Он протянул к ней руки и взял под подмышки, утягивая к себе в объятья. В крепкой хватке сильных рук Янвисс вдруг посетил такой комфорт, что она невольно вжалась в его сильное тело, потираясь виском о его мандибулу. Некоторое время они молчали в компании друг друга, наслаждаясь вкусом текущих и отзвуком минувших ощущений. После чего в комнате, наполненной лишь звуком их дыхания и тихой вознёй двух уставших тел по белью, вновь зазвучал голос Кирнаса:       — Знаешь, я и не думал что в этот раз ты решишь довести дело до конца.       — М? — Янвисс уложила руку ему на грудь, обхватывая ладонью киль.       — Со всей этой глобальной депрессией стало так трудно найти кого-то, кто вот так же готов выпустить пар. То есть, это возможно, конечно. Но очень многие не желают даже намёка на новую привязанность. Слишкои свежи раны. Пускай даже если всё, что им предлагают — это расслабиться вместе, — мужчина шумно выдохнул, разводя мандибулы в стороны. — Хотя, наверное, тут и моя часть проблемы. В первую очередь выкладываю сама слышала что. Может, девочкам не нравится, что я упоминаю незнакомое им женское имя. Но для меня это имя всегда будет рядом, так что им придётся его услышать.       — Лассе повезло с тобой, — подумав, сказала Янвисс.       — Не так, как мне с ней. Я берёг её, как только умел. Даже спустя всё это время, я понимаю, что ещё не до конца пережил её уход. Сейчас это ощущается очень хорошо. Но всё же легче, — он положил свою большую ладонь на макушку Янвисс и слегка погладил. — Вот почему я люблю хороший секс: после него голова проясняется как никогда.       — Тебе стало легче после этого? — с нескрываемой надеждой в голосе спросила Янвисс, принимая ласку.       Кирнас повернул голову к ней и ненавязчиво поцеловал её в пластину над правым глазом:       — О да. Спасибо тебе за это. Ты избавила меня и от физического, и от умственного напряжения. Теперь, когда ты хочешь, чтобы я ушёл?       Янвисс улыбнулась. Между ног саднило с непривычки после грубого вторжения. Но этот дискомфорт был весьма приятен в эдаком своеобразном смысле. На языке ещё оставался терпкий вкус похоти Кирнаса. Янвисс поймала себя на том, что смакует послевкусие. Всё произошедшее вдруг начало напоминать ей какой-то сюжет горячего видео в экстранете. И помимо того, что было было горячо и приятно, это было здорово, ведь она смогла помочь. Ощущение, пришедшее вместе с осознанием, невозможно было с чем-то спутать. Это было чувство выполненного долга, всеобъемлющее и даже торжественное. Янвисс распробовала его хорошо, смакуя каждый оттенок — настолько оно было приятным. И у неё наконец возникло ощущение, что она всё сделала правильно.       — М-м-м, можешь завтра утром, — она придвинулась чуть ближе к Кирнасу, тепло чужого тела убаюкивало её с удивительной быстротой. — Утром вместе со мной.       — Хорошо, — сонливо отозвался его бархатистый голос.