Honey, are u coming?

Сейчас раннее утро после вечеринки тифлингов, и ты чувствуешь себя отвратительно. Влияние большого количества дешёвого алкоголя долго не позволяло погрузиться в сон и сделало его весьма беспокойным. Невыспавшаяся и умирающая от жажды, ты с усилием принимаешь сидячее положение и растираешь виски, пытаясь хоть немного унять головную боль. Воспоминания о том, что произошло между тобой и Астарионом, всплывают в твоём сознании, вызывая раздражённый вздох. Ты рассеянно проводишь рукой по спутанным прядям волос. Это странно, но первое чувство, которое вызывают эти воспоминания… Это вина? Он точно не похож на того, кто привык быть отвергнутым, и то, как ты его оставила, наверняка задело его самолюбие. Конечно, лучше было бы не уходить, а попытаться прояснить ситуацию. Теперь, когда мозг не затуманен вином, твоя столь эмоциональная реакция кажется абсолютной глупостью. Хоть и без особых подробностей, но ты знаешь, что ещё несколько недель назад его жизнь была сущим кошмаром. Даже если он действительно хотел использовать тебя, ты, честно говоря, не можешь винить его в этом. Ты вообще не представляешь, как можно было не только сохранить рассудок, но и что-то светлое в душе, после всего пережитого. Неудивительно, если он готов цепляться за любую возможность избежать возвращения к прежней жизни. Да и ты уже даже не уверена, что это была какая-то манипуляция с его стороны. Не было никаких явных признаков помимо твоих собственных страхов, основанных на печальном опыте. За всё время он ни разу ни о чём не просил. Ни крови, ни помощи в борьбе с бывшим хозяином. Ничего такого. Что если он имел в виду ровно то, что сказал? Возможно за два столетия не нашлось ни одной живой души, сделавшей для него хоть что-то бескорыстное и доброе. И теперь, впервые столкнувшись с чем-то подобным, он чувствовал себя обязанным как-то отплатить тебе. Но почему секс? Почему он предложил себя, когда было очевидно, что он сам этого не хотел? В этом нет никаких сомнений. Ты видела за свою жизнь слишком много взглядов, наполненных вожделением, чтобы распознать это. Каким бы ни был ответ на этот вопрос, ты рада, что заметила что-то неладное и вовремя остановила его. Мысль о том, что он готов был переступить через себя только потому, что думал, что это то, чего ты хочешь от него, невыносима. Конечно, ты хотела его. Как можно было не хотеть? И дело было даже не в том, что он преступно красив. Ты встречала много красивых мужчин, но в нём есть что-то необъяснимо притягательное. В любом случае, это не должно быть чем-то односторонним. Ты готова была переступить эту грань только будучи уверенной, что вы оба хотите этого и получаете удовольствие от происходящего. За непродолжительное время совместных скитаний вы сблизились сильнее, чем ты готова признать. Несмотря на всё его высокомерие, показной эгоизм и склонность к драматизму, ты всегда видела в нём приятного собеседника, остроумного и начитанного, способного вызвать улыбку на твоём лице даже в самые мрачные моменты, а также надёжного товарища, прикрывающего тебе спину в бою и предупреждающего о каждой ловушке на твоём пути. Наверное ты могла бы назвать его другом. Другом, которого у тебя никогда не было. Конечно, помимо брата, с которым, к сожалению, было не так много возможностей проводить время до его смерти. У тебя были самые разные любовники. Иногда достаточно умелые, чтобы о них было приятно вспоминать, но чаще зацикленные исключительно на себе и своём наслаждении. Никогда не было человека, с которым просто было приятно и спокойно находиться рядом. Человека, заставляющего тебя чувствовать проявления заботы в мелочах, даже если он предпочёл бы ещё раз умереть, чем признать это. Может ты всё же наивна, и это всё было частью какого-то плана. Похоже, что это может стать бесконечным хождением по замкнутому кругу в попытках разобраться. Но ты решаешь, что достаточно хорошо контролируешь ситуацию, чтобы не забивать голову возможными скрытыми мотивами в поведении эльфа. Вместо этого тебе хотелось бы наглядно продемонстрировать, что ты не ждёшь ничего взамен. Неплохой вариант — снова дать ему выпить свою кровь. В прошлый раз он на протяжении нескольких дней выглядел гораздо более сильным, уверенным в себе и… Счастливым? Ты, конечно же, не можешь снова допустить той близости, которая была при первом укусе. Только не после вчерашнего происшествия. Тебе приходит в голову одна мысль, как избежать всей этой неловкости, но без помощи целителя не обойтись. Ты наконец выбираешься из своего спального мешка, переодеваешься в длинную льняную рубашку и леггинсы, немного приводишь в порядок непослушные волосы, собирая их в высокий хвост, и выходишь из палатки, надеясь обнаружить на поляне Шэдоухарт. Судя по всему, почти все продолжают отсыпаться после празднований. На залитой солнцем поляне ты находишь только Астариона, которому, как и тебе, требуется гораздо меньше времени на медитацию в сравнении с обычным сном. Он купается в лучах утреннего солнца, с прикрытыми глазами растянувшись у погасшего костра и держа в вытянутой руке открытую книгу. Его чуткий вампирский слух сразу же улавливает твоё приближение, и он внимательно осматривает тебя. — Дорогая, твой вид определённо говорит: чем бы ты ни занималась всю ночь, это было и близко не так впечатляюще, как могло бы, — говорит он, прожигая тебя взглядом и не скрывая самодовольной улыбки. От этих слов ты могла бы подавиться, если бы было чем. То, как он говорит о произошедшем, как будто это не что иное, как твоя самая большая ошибка в жизни, вызывает жгучее желание стереть эту язвительную улыбку с его лица. Но ты держишь себя в руках, помня, что ничего другого от Астариона ожидать не следовало. Это лишь его защитная реакция. — Определённо, дорогой, — соглашаешься ты, умышленно используя это ласкательное прозвище и стараясь копировать его манеру нараспев произносить слова. — Но боюсь, что я попросту была не готова к чему-то столь впечатляющему. Ты даришь ему притворно застенчивую улыбку и мысленно наслаждаешься видом его замешательства, определённо вызванного тем, что он не смог вывести тебя из себя. — О, конечно, — наконец реагирует он, посмеиваясь, когда ты уже отвернулась, поглощённая поисками чего-то, что позволит утолить жажду. Ты оборачиваешься на шум, доносящийся из другого конца лагеря, чтобы проверить, кто проснулся и направляется к вам, но взгляд опускается на бледную руку, протягивающую тебе бурдюк с водой. — Я думаю, это именно то, что ты ищешь, — на этот раз без всякого сарказма говорит он. Ты с благодарностью принимаешь воду, уверенная, что могла бы осушить сейчас целое озеро. Астарион возвращается к чтению книги, а лагерь постепенно оживает. Под чутким руководством Гейла вы с Уиллом готовите омлет с овощами и грибами, обсуждая планы на день. Большинством голосов вы принимаете решение потратить предстоящий день на пополнение припасов и подготовку всего необходимого для дальнейшего пути. Лаэзель, которой не терпится попасть в Ясли, недовольно шипит, но даже ей очевидно, что вам всем требуется эта передышка. Когда с завтраком покончено, ты просишь Шэдоухарт следовать за тобой и ведешь её в свою палатку. Честно говоря, ты очень рада, что просить о помощи приходится именно жрицу. Зная её, ты можешь быть уверена, что твоя просьба не будет встречена осуждением или излишней заботой, с которыми непременно пришлось бы столкнуться, обратись ты к кому-то другому. — Теперь объясни, зачем ты меня сюда привела, — в голосе Шэдоухарт слышится нетерпение. — Мне нужна твоя помощь. Если быть точнее — твоё исцеление, — отвечаешь ты, подходя к месту, где хранишь всё необходимое для приготовления зелий. — Ты выглядишь вполне здоровой. — Это пока, — говоришь ты, выбирая подходящий пустой флакон, — Но скоро мне может понадобиться помощь в остановке кровотечения. Ты поворачиваешься к Шэдоу, держа в руках флакон и нож, который обычно используешь для измельчения трав, и встречаешься с её недоверчивым взглядом. Некоторое время она разглядывает содержимое твоих рук, её брови медленно приподнимаются по мере того, как к ней постепенно приходит понимание происходящего. — Это для Астариона, — нарушаешь ты тишину. — Ни секунды в этом не сомневалась. Как будто у нас в лагере есть другой кровопийца, — говорит она с нотками веселья в голосе. — Я не хочу лезть не в своё дело, но ты уверена, что нет способа получше, чтобы выразить свои чувства? — дразнится она. — О чём ты, какие чувства? — искренне удивляешься ты. — Моя кровь улучшает его боевые навыки. Нам это определённо пригодится, — ты ограничиваешься лишь частичной правдой, очевидно, не желая, посвящать жрицу в подробности вчерашнего инцидента и своих сложных раздумий на этот счёт. — Безусловно, — насмешливо фыркнув, соглашается она. — Давай быстрее покончим с этим, если ты не против, — немного раздражённо просишь ты, понимая, что не смогла её убедить. После её короткого кивка ты занимаешь достаточно удобное положение на своём спальном мешке и, непроизвольно задержав дыхание, делаешь надрез на запястье. Ты судорожно вздыхаешь и заменяешь нож в своей руке на флакон. По мере того, как он наполняется тёмно-красной субстанцией, ты позволяешь своим мыслям блуждать, возвращаясь к тому, что сказала Шэдоухарт. Должно быть, она принимает желаемое за действительное. У тебя не может быть никаких чувств к Астариону. Это было бы просто абсурдно и абсолютно неприемлемо, учитывая, что он, совершенно очевидно, в тебе не заинтересован. Кроме того, есть общая цель, которая требует твоего безраздельного внимания. После того, как Шэдоухарт исцеляет тебя, ты проводишь день за сбором трав, приготовлением зелий, сортировкой магических свитков и многими другими необходимыми перед трудной дорогой делами. Осознанно или нет, но ты избегаешь взгляда Астариона, а флакон с кровью оставляешь на камне у входа в его палатку вместе с запиской: Думаю, это придётся тебе по вкусу. Лучшей благодарностью станет то, что ты будешь чувствовать себя увереннее в бою. В.

***

Когда со всеми приготовлениями к предстоящему пути покончено, уже достаточно поздно. Один за другим ваши компаньоны расходятся по своим палаткам, оставляя у костра тебя и Гейла. Ты ожидаешь очередного рассказа о его несчастной любви к богине Мистре или о том, как он скучает по Таре — ручному трессуму волшебника, и ты совсем не против, зная, как сильно он любит рассказывать о себе. Ты хорошо относишься к Гейлу, но иногда с улыбкой думаешь про себя, что он, вероятно, не может прожить слишком долго без звука собственного голоса. Однако на этот раз что-то пробуждает в нём ностальгию по давно минувшим дням. Он с нотками веселья и самодовольства в голосе делится историями времён юности, когда он ещё только учился управлять Плетением. Ты изо всех сил стараешься сосредоточиться на звуке его голоса, но в сознании настойчиво всплывают далеко не такие радужные картины собственного прошлого. — А как насчёт тебя? Готов спорить, что у тебя тоже случались забавные происшествия, — его внезапный вопрос возвращает тебя в реальность. — Ничего такого, что стоило бы твоего внимания, — стараясь звучать беззаботно и выдавливая из себя подобие улыбки, говоришь ты. — Думаю, ты ошибаешься. Я буду более чем рад узнать чуть больше о тебе, — широко улыбаясь, настаивает Гейл. — Это не особо приятные воспоминания, и я не уверена, что хотела бы делиться ими с кем-то, — осторожно объясняешь ты. — Прости, я не хотел тебя расстроить, — в тоне волшебника слышится неприкрытое разочарование. — Всё нормально. В этом нет твоей вины, ты же не знал, — успокаиваешь ты, не желая омрачать его вечер своим состоянием. — Но наверное мне сейчас лучше побыть одной, — намекаешь ты, разглядывая свои руки. Волшебник некоторое время смотрит на тебя в нерешительности, но затем всё же поднимается, желая тебе доброй ночи, и быстро удаляется к своей палатке. Ты остаёшься одна, и очередная волна болезненных воспоминаний накрывает тебя. Ты позволяешь этой тьме полностью поглотить тебя, теряя счёт времени, которое проводишь без единого движения. Из оцепенения выводит хруст ветки позади тебя и следующий за ним звук приближающихся шагов. Ты не хочешь ни с кем разговаривать. Ну или почти ни с кем. Но тот, кто является исключением, кто возможно способен отвлечь тебя сейчас, передвигается практически бесшумно, поэтому ты даже не оборачиваешься. — Я хочу побыть одна, — без единой эмоции бросаешь ты. — Я знаю, что от речей нашего дорогого волшебника можно впасть в уныние, но не думал, что всё настолько плохо, что ты откажешься от компании. Насмешливый голос Астариона заставляет тебя вздрогнуть. — Я не думала, что это ты, — делая усилие, чтобы повернуться в его сторону, признаёшься ты. — Не хотел тебя напугать. Ты выглядела так, как будто ты за много миль отсюда. Не возражаешь? — спрашивает он, кивком указывая на место рядом с тобой. — Оставайся, если хочешь. Но не думаю, что могу быть сейчас приятным собеседником, — ты отводишь взгляд на догорающий костёр. Он усаживается неподалёку и пристально рассматривает тебя. Тебе не нравится, что он видит тебя такой слабой, буквально разваливающейся на куски. Но в то же время одно его присутствие странным образом успокаивает. — Дорогая, что-то случилось? Ты хотела бы ответить что-то остроумное, но позволила себе упасть слишком глубоко в пучину воспоминаний, чтобы быть в состоянии шутить. Что касается честного ответа, ты не уверена, что ему есть дело до твоих переживаний. Никому и никогда не было дела. Кроме того, они кажутся настолько ничтожными по сравнению с тем, что пришлось пережить ему, что ты предпочитаешь промолчать. Эльф ещё некоторое время изучает тебя. — Вел, ты вся дрожишь, — нарушает он тишину. — Сегодня достаточно холодно, и ты, очевидно, замёрзла. Ты не чувствуешь этого, но, судя по несвойственному ему обеспокоенному тону, это правда. — Пойдём со мной, — после небольшой паузы предлагает он. Ты поднимаешь взгляд и видишь его протянутую руку. Ты колеблешься. — Я не кусаюсь, — насмешливо говорит он, обнажая клыки в улыбке, что вызывает у тебя сдавленный смешок. — Если ты не захочешь ничего рассказывать, я не буду настаивать. Обещаю. Может это ошибка, но все разумные мысли оставили тебя, и ты вкладываешь свою руку в его и молча следуешь за ним. Вы оказываетесь в его палатке, где он усаживает тебя в свою постель, убеждаясь, что ты надёжно укрыта двумя одеялами, после чего выскальзывает из палатки, обещая скоро вернуться. Ты пользуешься его отсутствием, чтобы отвлечься от своих мыслей и осмотреться. Тебя поражает, как сильно это место отличается от твоей палатки. Если ты в основном хранишь лишь самое необходимое, то он явно потратил много времени на то, чтобы обставить личное пространство по своему вкусу. Огромная гора подушек, аккуратные стопки книг, свечи причудливых форм, различные резные фигурки — глядя на всё это, можно даже на некоторое время представить, что вы не находитесь в лагере посреди леса. Ты глубоко вдыхаешь знакомый и более насыщенный аромат бергамота, розмарина и бренди и сильнее кутаешься в одеяла, начиная осознавать, что действительно очень замёрзла. — У тебя здесь очень уютно, — со слабой улыбкой говоришь ты, когда Астарион возвращается. — Значит я сделал правильный выбор, когда решил отвести тебя сюда, а не в твою палатку, — он приближается и протягивает тебе кружку. — Это травяной чай, — объясняет он, когда ты бросаешь на него подозрительный взгляд. — Я же не могу допустить, чтобы наш бесстрашный лидер заболел, — оправдывается он, прикрываясь жеманной улыбкой и небрежным тоном. Он устраивается на достаточном расстоянии от тебя, облокачиваясь на подушки, и с довольно скучающим видом разглядывает ногти, пока ты пьёшь ароматную жидкость. По мере того, как ты согреваешься, ощущение неловкости заменяет все остальные чувства. Ты не должна быть тут. С ним. В его постели. У тебя, в конце концов, есть своя палатка. — Спасибо тебе, но думаю, я не должна так нагло пользоваться твоим гостеприимством. Мне стоит уйти. — Я не держу тебя, но и не прогоняю. Я готов выслушать, если ты всё же хочешь поделиться тем, что случилось. — Пустяки, — отмахиваешься ты. — Просто разговор с Гейлом вызвал несколько не самых приятных воспоминаний. — Это не выглядело как пустяк, — приподнимая бровь, он испытующе смотрит на тебя. — Ладно, — соглашаешься ты, тяжело вздыхая. — Я просто… Не знаю, с чего начать. Не привыкла делиться с кем-то, — признаёшься ты, теребя край одеяла. — Я никуда не тороплюсь, вся ночь впереди, — ленивая ухмылка расползается на его губах. Ты ставишь кружку и беспокойно ёрзаешь, собираясь с мыслями. — Я знаю, что мы все договорились не злоупотреблять иллитидскими силами. Но думаю мне проще будет показать. Твой головастик взволнованно подёргивается, когда Астарион использует своего паразита, чтобы проникнуть в твоё сознание. Ты позволяешь ему погрузиться глубоко в твои мысли, сосредотачиваясь на проецировании нужных воспоминаний. Прошло уже много лет, поэтому это скорее ряд образов и отдельных эпизодов, которые, тем не менее, хорошо передают все те эмоции, которые ты испытывала. Ты, совсем ещё ребёнок, стоишь во дворе замка, где несколько мгновений назад играла со своими друзьями, такими же, как и ты, детьми-эльфами, которые в данный момент покрыты шерстью и испуганно мяукают. Ты случайно превратила их в кошек. Твои глаза полны ужаса от осознания, что ты снова неосознанно сделала что-то плохое, и тебя ждёт неминуемое наказание. В приступе паники ты начинаешь судорожно хватать ртом воздух, пытаясь сообразить, можешь ли ты как-то исправить всё, пока никто не заметил. Мужчина грубо хватает тебя за руку и тащит прочь от залитой солнцем поляны. Это твой отец. Он практически швыряет тебя на пол, когда вы оказываетесь внутри замка. Рядом с эльфом возникает женщина в дорогих красивых одеждах. Твоя мать. Мужчина в ярости. Он кричит на тебя, выплёвывая слова и брызжа слюной. У тебя звенит в ушах. До твоего сознания доносятся лишь обрывки фраз о том, что ты подводишь их. Что тебя нужно изолировать, пока ты не испортила их репутацию. Сквозь слёзы ты смотришь на хмурое лицо матери, ища какой-то поддержки. Она продолжает хранить молчание. Ты выглядишь немного старше. Юная эльфийка, которая должна наслаждаться самым беззаботным временем в своей жизни. Вместо этого ты словно тень перемещаешься по замку, где идут приготовления к запланированному на вечер приёму. Отец резко окликает тебя, спрашивая, что ты тут делаешь. С нескрываемой печалью в голосе ты просишь разрешения хотя бы ненадолго поприсутствовать на званом вечере. Ты получаешь ожидаемый и не терпящий возражений отказ. Тебя охватывает злость, с который ты безуспешно пытаешься бороться по дороге в свою комнату. Когда ты достигаешь богато украшенной прихожей, какие-то особенно мрачные мысли доводят тебя, по всей видимости, до точки кипения. Мир вокруг тонет в ярких красно-оранжевых вспышках. Нос наполняет запах гари и палёной плоти. Топот ног. Крики. Перепуганная служанка уводит тебя в соседнюю комнату. Ты знаешь, что он будет в бешенстве, как никогда раньше. Он обязательно появится, когда закончит оценивать ущерб и раздавать указания. Ты смотришь на хлопочущую рядом девушку. Лучше бы она позволила тебе сгореть. Не в силах больше выносить это, ты разрываешь связь. — Они относились ко мне так, будто я какой-то монстр, — вся боль, которую ты так долго держала в себе, вырывается наружу, слёзы бесконтрольно стекают по лицу. — И в какой-то момент я сама поверила в это. Старалась держаться ото всех подальше и сковывать свою магию, чтобы никому не навредить. Но от этого становилось только хуже. Некому было объяснить, что мне необходимо учиться пользоваться силами, а не противиться им. Ты поднимаешь взгляд, встречаясь с болью и горечью в алых глазах сидящего перед тобой эльфа. Они отражают твои собственные эмоции, но в них также есть смятение. Его рука дёргается в твою сторону, но замирает на полпути и рассеянно опускается на пол. — Мне очень жаль, — тихо говорит он. — Надеюсь, что ты больше так не считаешь. Если кто из нас двоих и монстр, то это определённо я, — он горько усмехается. — Не смей так говорить, — твои глаза опасно блестят, а ладонь напряжённо сжимается в кулак так, что ногти впиваются в кожу. — Я имела несчастье быть знакомой с монстрами, и ты точно не один из них. Тебя переполняет негодование из-за того, что люди, творящие по-настоящему ужасные вещи, могут спокойно жить с этим, в то время как другие необоснованно считают себя злом во плоти только потому, что кто-то внушил им это. Ты делаешь глубокий вдох, чтобы остановить усилившийся поток слёз. Астарион накрывает твою ладонь своей, едва сжимая, а другой рукой осторожно смахивает несколько слезинок с твоего лица. Его прикосновения холодные, но они кажутся самыми тёплыми в твоей жизни. — Дорогая, ты не представляешь, о чём говоришь, — с лёгкой улыбкой и немного снисходительным тоном возражает он. — Ты понятия не имеешь, сколько зла я совершил. — Просветишь меня? — шмыгнув носом, с вызовом интересуешься ты. — Хорошо, раз ты этого хочешь, — мрачная и немного зловещая улыбка появляется на его лице. — В течение почти двух столетий я должен был отправляться на ночные улицы Врат Балдура в поисках самых прекрасных душ, которые я только мог найти. И всё для того, чтобы, приводя их к нему на верную смерть, быть награждённым очередной дохлой гнилой крысой. Если же я осмеливался отказаться, он сдирал с меня кожу. Всё в его виде говорит о том, что он ожидает, что это признание оттолкнёт тебя, заставит признать его правоту. Но это только в его голове. В твоей, напротив, уверенность, что он жертва, а не чудовище, лишь укрепляется. — Разве у тебя был выбор? — ты удивлена, что он сам не осознаёт, что это всё меняет. — Нет, — тяжело сглотнув и опустив взгляд, признаёт он. — Астарион, — мягко зовёшь ты, заставляя поднять на тебя взгляд, — Ты гораздо лучше, чем думаешь о себе. И чем ты хочешь казаться, — добавляешь ты, улыбаясь кончиками губ. — Я действительно так думаю. И прости, что я подтолкнула тебя к тому, чтобы вспоминать обо всём этом. Моё детство не идёт ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить тебе. Некоторое время эльф выглядит глубоко погружённым в свои мысли, после чего прерывает молчание, сохраняя немного отстранённый вид: — Знаешь, Касадор любил называть нас семьёй. Да, помимо меня у него ещё шесть вампирских отродий, — поясняет он в ответ на недоумение, отразившееся на твоём лице. — К счастью, это лишь слова. Потому что выдержать всё это было бы значительно сложнее, если бы это было правдой. Я не помню своей настоящей семьи. Не помню, как выглядели и какими были мои родители, но мне приятно думать, что когда-то в моей жизни были люди, которые относились ко мне лучше. У тебя нет возможности предаваться подобным мечтам. Он несколько раз моргает и едва заметно качает головой, как будто пытается отмахнуться от внезапного порыва быть откровенным. Ты даже не успеваешь до конца осознать, как много значат для тебя его слова, когда он абсолютно беззаботно меняет тему: — Что ж… Ты говорила, что мозгоеды похитили тебя из Врат Балдура. Как ты там оказалась? Я бы слышал о твоей семье, если бы ты была родом оттуда. — Я росла в Невервинтере. В какой-то момент брат нашёл опытного чародея, который согласился взять меня на обучение. Когда я научилась контролировать свои силы, родители захотели выдать меня замуж за какого-то болвана. Естественно, он был из другой знатной семьи, и наш брак должен был поспособствовать укреплению связей. Я не собиралась мириться с такой судьбой, и мне пришлось разыграть небольшую сцену, чтобы родители подумали, что я всё ещё не контролирую свою магию, — ты одариваешь эльфа лукавой улыбкой. — Пока они сомневались и думали, что со мной делать, я сбежала. — Меньшего я от тебя и не ждал, — хихикая, комментирует Астарион. — Прости, продолжай. — Больше особо нечего рассказывать. Я стала путешествовать, находить интересные заказы, на которых можно было заработать золото на жизнь. Через некоторое время добралась до Врат Балдура и стала останавливаться там в перерывах между моими приключениями. И вот, во время одного из таких пребываний в городе я и оказалась на корабле иллитидов. — Я бы хотел побольше узнать о той маленькой шалости, которая помогла тебе сбежать, — довольно напевает он, — Но думаю, что уже слишком поздно для этого, — ты с улыбкой зеваешь, подтверждая его слова. — Удовлетвори моё любопытство только в одном. Правильно ли я понял, что ты при желании всё ещё можешь превратить остальных в кошек? — дразнящая ухмылка играет на его губах. Ты смеёшься и игриво толкаешь его в плечо. — Я воспринимаю это как положительный ответ, а значит тебя можно будет уговорить, — из его груди вырывается искренний смех, вызывающий у тебя мурашки и ещё более широкую улыбку. Как бы ни было весело, вам обоим действительно нужно отдохнуть. От мысли о возвращении в свою палатку по коже пробегает неприятный холодок. Астарион мягко толкает тебя вниз, когда ты начинаешь подниматься на ноги. Это неожиданно, и ты далека от грациозности, когда приземляешься обратно, вопросительно глядя на него. — Ты можешь поспать здесь, — осторожно предлагает он. — Или мне придётся выбираться из тёплой палатки, чтобы проследить, что ты не уснёшь по дороге, — его ворчливый тон не оставляет никаких сомнений, что бы он предпочёл. Ты растерянно хлопаешь глазами, но не двигаешься с места. Астарион, по-видимому, решивший, что был достаточно убедительным, ложится на спину, укрываясь одеялом, которое ты ранее отложила в сторону, когда достаточно согрелась. Ты не можешь найти слов, чтобы возразить, поэтому просто устраиваешься неподалёку, чувствуя сильную усталость. Где-то на границе между сном и бодрствованием что-то побуждает тебя нарушить умиротворяющую тишину: — Астарион, — шёпотом зовёшь ты, не уверенная, что он не спит. — Да, милая? — сонно отвечает он. — Тебе никогда не придётся возвращаться к нему. Я не позволю этому случиться. — Спи, дорогая, — доносящиеся через некоторое время до тебя слова едва слышны, и ты не вполне уверена, что они не мерещатся тебе. Последнее, что проносится в твоём сонном сознании, — это образ бледного эльфа и понимание, что он погубит тебя, и ты, похоже, смирилась с этим.