Духовный воин Гэ / Jiang Chao Ge and the Spirit Weapon

Коматозное состояние Цзян Чаогэ длилось в течение целых шести дней. Мужчина совсем ослаб и приходил в сознание мучительно медленно. Юньси все это время не отходил от постели больного, всячески опекая его. Первым, что получил после пробуждения Чаогэ, стала вовсе не всеобщая радость, а жуткий скандал с Чжи Сюанем. Цилинь нещадно отчитал мужчину за легкомыслие, а потом еще долго злился, сидя ощетинившись, словно бездомный кот. Цзян Чаогэ с огромным усилием обнял его и начал гладить стоящие дыбом волосы, раз за разом, пока Сюань в его руках не утих. Это был беспроигрышный способ успокоить расстроенного цилиня, испытанный несчитанное количество раз. Цзян Чаогэ слабо сказал: – Я пробыл в коме всего несколько дней. – Нет, – сердито оборвал его Сюань, – когда я верну себе истинный облик, я поквитаюсь с Инь Чуанем за все! Цзян Чаогэ улыбнулся: – Ну что ты! Мы должны быть ему благодарны. Договорив, Чаогэ попытался использовать силу своей души и с удивлением обнаружил, что поток энергии беспрепятственно перемещается по всем трем меридианам: Жэнь-май, Чун-май, а также Дай-май. Это была отличная основа для продвижения к воину пятого уровня, такому, как Юйжэнь Шу. Пусть Чаогэ чуть не отдал богу душу в процессе, но это того стоило! – Что это ты там такое бормотал вместе с Инь Чуанем? – с подозрением спросил цилинь. Цзян Чаогэ смутно припомнил звучащий в его голове голос Инь Чуаня. Он возник как раз в тот момент, когда сам Чаогэ был практически при смерти. В то время он почти ничего не слышал, но непонятные слова таинственного заклинания все же проникли в его затуманенное сознание. Теперь, как он ни старался, а припомнить хотя бы слог из тех слов мужчина не мог. Видимо, воспользоваться им вновь не получится, а жаль, ведь Чаогэ не был глупцом и ясно понимал, что именно таинственное заклинание Инь Чуаня вернуло его к жизни, предотвратив катастрофу. В то время он чувствовал всеобъемлющий ужас. Меридианы и духовные каналы были на грани разрыва, но после повторения мантр все неприятные ощущения отступили. Вспомнив, что Сюань ждет от него ответа, он покачал головой: – Мне тоже любопытно, что же это за заклинание. Но в одном я с тобой согласен – Инь Чуань на самом деле божье создание, и в этом мире нет ничего, чего бы он ни знал. Запах, который вызывал у Чжи Сюаня отвращение, появился в воздухе как раз во время чтения тех самых мантр. От воспоминаний об этом моменте цилиня вновь передернуло. Видимо, причиной всему было то странное заклинание. Инь Чуань не только читал книги мудрецов, он еще и активно изучал разные странные техники совершенствования и даже колдовство. Возможно, то заклинание как раз и было из области таинственных магических штучек байцзэ, поэтому-то цилинь так отреагировал на него. Очнувшись от продолжительной комы, Цзян Чаогэ оказался неимоверно голоден. Юньси то и дело подносил ему миски с рисом и лапшой. В итоге молодой мужчина умудрился умять аж три порции. Лицо его источало довольство. – Неужели это так вкусно? – нахмурился Сюань. – Смотри не подавись! – Это совсем не вкусно, – с набитым ртом промычал Цзян Чаогэ. – Но я голоден. Еда на континенте Тяньлин никогда не отвечала его вкусам. Способы приготовления, приправы и продукты сильно отличались от его мира. Вообще-то Цзян Чаогэ и сам неплохо готовил, только вот продемонстрировать свои умения пока не было возможности. После стольких лет одинокого странствия по жизненному пути он был способен практически на все, кроме разве что рождения детей. – Не ешь слишком много! – Чжи Сюань сделал попытку выхватить очередную миску из рук мужчины. – Обжорство вредно для здоровья! Юньси активно закивал, молчаливо поддерживая цилиня. Но к этому моменту Цзян Чаогэ уже достаточно наелся и захотел пойти на прогулку, дабы размять ослабшее тело и затекшие конечности. Открыв занавес палатки, он удивленно спросил: – Как мы оказались в пещере? Юньси охотно объяснил: – Твои меридианы были серьезно повреждены, в таком критическом состоянии перемещать тебя крайне опасно. Атмосферные условия также важны. Поэтому мы перенесли вашу с Чжи Сюанем палатку в пещеру. Цзян Чаогэ был неприятно удивлен: – Значит, пока вы, ребята, грелись на солнышке, меня оставили прозябать в темной сырой пещере? Нет уж, дайте мне выбраться отсюда. – Ни за что! – Юньси оттолкнул его назад. – Влажная и прохладная среда пещеры идеальна для восстановления тела. В теперешнем твоем состоянии перегреваться на солнце крайне опасно. Слишком большое количество энергии Ян может разорвать твои неокрепшие после кризиса меридианы. Мы только-только подлатали их, а ты хочешь опять все испортить? – Я здесь с тобой, остальных людей и видеть-то не хочется, – сказал Чжи Сюань. Смерив цилиня нечитаемым взглядом, Юньси еле слышно прошептал: – Вид других людей оскорбляет тебя, что ли?.. В итоге у Цзян Чаогэ не оставалось другого выбора, кроме как неспешно прогуливаться по унылой темной пещере. Вскоре с визитом к больному пришел Инь Чуань. Лишь завидев уважаемого гостя, Цзян Чаогэ склонился в поклоне: – Господин Инь Чуань, у Цзян Чаогэ нет слов, чтобы выразить вам свою признательность за помощь и проявленную ко мне доброту. – Не стоит и упоминать об этом, – с улыбкой сказал Инь Чуань. – Ты выжил, а значит, я смог избежать праведного гнева Чжи Сюаня. Чжи Сюань нарочито громко фыркнул. Юньси украдкой подобрался к Цзян Чаогэ и прошептал: – Брат Цзян, у тебя пояс на талии неровно завязан. – Не шуми, – отрезал Чаогэ, вновь сосредотачивая свое внимание на Инь Чуане. – Господин Инь Чуань, в тот критический момент я чувствовал, что вот-вот умру, но благодаря вашей мантре я буквально воскрес. Что это было? Юньси скорбно вздохнул, ни на мгновение не отводя взгляда от перекошенного узора на талии Чаогэ. При виде досадного несовершенства юноше становилось дурно. – Эту мантру я обнаружил совершенно случайно во время изучения каких-то древних книг. Она концентрирует энергию, восстанавливает душу и способна буквально достать человека с того света. Я понял, что ты находишься в критическом состоянии, поэтому этот способ стал отчаянной попыткой спасти тебя. В сердце Цзян Чаогэ немедленно закрались сомнения. Инь Чуань, зверь со столь педантичным и рассудительным характером, спасает его с помощью сомнительного заклинания, в котором толком не уверен? Кем же была создана эта мантра, и почему рассказ Инь Чуаня о ней казался столь расплывчатым? Эти вопросы терзали Цзян Чаогэ, но, посмотрев в открытое и приятное лицо Инь Чуаня, в его чистые глаза, он отбросил всяческие сомнения, сказав: – Я уже совершенно позабыл эту мантру. Не могли бы вы повторить ее еще раз в присутствии всех остальных людей. Пусть все крепко-накрепко запомнят ее. Если в будущем произойдет кризис, кто знает, может быть, она сможет спасти чью-то жизнь? Инь Чуань покачал головой: – Это небезопасно. Я позволил тебе применить этот способ, когда ситуация стала совсем критической, к тому же я был рядом, сосредоточенно направляя тебя. Если кто-то другой будет использовать мантру, я не смогу гарантировать результат. Лучше уж позабыть про нее совсем. Причина показалась Чаогэ немного надуманной, но в данный момент его слишком переполняло чувство благодарности к байцзэ за успешное завершение опасного совершенствования, поэтому он разумно решил прекратить дальнейшие расспросы. Сейчас он полнился счастьем от ощущений потоков духовной энергии сквозь три открытых меридиана. С таким прогрессом он сможет призвать истинное обличие Чжи Сюаня месяца через два. Немного подумав, он сказал: – Господин Инь Чуань, у меня есть еще один вопрос к вам. – Пожалуйста, – прошелестел Юньси, все еще неотрывно смотря на кривоватый узор на талии мужчины. – Вы знаете, что я чужестранец, – далее, поведав о своей истории попадания в чуждый ему мир, Чаогэ с огромной надеждой в глазах посмотрел на Инь Чуаня и спросил: – Вы знаете, как я могу вернуться домой? – Кажется, тот, кто послал тебя в этот мир, – великий чародей, – сказал Инь Чуань. – Что это за человек такой? – спросил Чаогэ. – Я знаю о нем лишь понаслышке. – Великий чародей является потомком древнего уцзу (1). Я начну рассказ именно с уцзу, чтобы тебе было легче понять. Так называемых древних уцзу можно причислить к божествам. Но они отличаются от настоящих небожителей, которые вознеслись благодаря совершенствованию и прославленным делам. Уцзу – древнейшие редкие звери, которых небожители привлекли на свою сторону. – Неужели?! – удивлению Цзян Чаогэ не было предела. – Уцзу тоже являются редкими зверями? Инь Чуань кивнул: – Они появились в этом мире задолго до нас. Их духовное развитие поражало воображение. Они в совершенстве владели всеми видами экстраординарных способностей: могли контролировать время и пространство, передвигаться с огромной скоростью и так далее. Это очень могущественные существа. Позже, по какой-то причине, боги призвали их на небеса. Но десять тысяч лет назад, когда между древними животными начались междоусобицы за обладание артефактом и мир неотвратимо погружался в хаос, Боги решили вернуть уцзу на землю, дабы предотвратить катастрофу. Борьба между нами и уцзу длилась целый век, за это время они успели оставить свой след на земле в виде потомков. Да, с годами, из поколения в поколение уровень колдовства в крови потомков уцзу неотвратимо снижался, но все же в глазах простых людей они остались достаточно могущественными чародеями. Тот, кто отправил тебя на континент Тяньлинь, – великий чародей. Только причина его поступка для меня неясна. – Как же мне тогда вернуться? – Одно время я изучал древнее колдовство. Хотя я не обладаю магической силой, однако знаю, что есть заклинание, способное превратить жидкость в портал для перемещения в иное пространство. Тебе нужно разыскать великого чародея, способного создавать подобные заклинания. Я уверен, что этими знаниями не мог обладать лишь один человек. От этих слов в сердце Чаогэ расцвела надежда. Осталось разыскать нужного человека, и тогда он сможет вернуться домой! Первым подходящим кандидатом на эту роль, что пришел на ум Чаогэ, был тот великий чародей из племени Эрту. Не было ничего проще! Просто, прежде чем покинуть гору Куньлунь, они вернутся в деревню народа Эрту и хорошенько расспросят того древнего старика. – А как насчет моего последнего вопроса? – встрял в разговор Чжи Сюань. Инь Чуань покачал головой: – У меня пока нет подходящего решения этой проблемы. Почти все способы сделать людей бессмертными связаны с огромными рисками и ужасными последствиями. Позволь, я еще немного подумаю над этим вопросом. Чжи Сюань казался разочарованным. Посмотрев на Чаогэ тяжелым взглядом, он сказал: – Если иного пути не найдется, я сделаю из тебя сосуд души. Цзян Чаогэ беспомощно всплеснул руками: – Ну где же твоя логика? Сам посуди, если я сделаюсь сосудом души, то кто тогда будет твоим духовным воином? Кто призовет тебя? Чжи Сюань лишь поджал губы и ничего не ответил, раздраженно сопя. Юньси увидел, что разговор мужчин подошел к концу, и еще раз попытал счастье с одеждой Чаогэ, несколько обреченно говоря: – Брат Цзян, у тебя пояс неровно повязан. Только вот Цзян Чаогэ, звонко хлопнув себя по животу, с улыбкой заявил: – А мне просто нравится носить его косо! Так-то! В этот раз настала очередь Юньси поджать губы и промолчать, терзаясь нестерпимыми душевными муками. Цзян Чаогэ заливисто засмеялся и помахал ему: – Это так весело! Давай же! Услышав его призыв, Юньси подбежал и судорожно дернул пояс на ханьфу мужчины, приводя одежду в надлежащий вид. Когда рисунок наконец лег как надо, юноша с облегчением выдохнул; душа педанта была удовлетворена. Заслышав, что Цзян Чаогэ проснулся, все поспешили в пещеру навестить своего лидера. За последнее время Сысы вновь обрел способность самостоятельно ходить, только вот прыгать как прежде пока не получалось. Внезапная досадная слабость сводила подростка с ума. Вся неизрасходованная энергия теперь выливалась в виде постоянной трескотни. Сысы болтал без умолку, выдавая по десять слов в секунду. В итоге выходил вовсе не диалог, а скорее монолог, потому что вставить хоть словечко в эту пулеметную очередь даже при всем желании не представлялось возможным. Чтобы отпраздновать успешное совершенствование Цзян Чаогэ, Тянь Жун отправился на охоту за дичью. Сам виновник торжества достал из волшебного хранилища вино и закуски. Когда все было готово, люди и звери сели полукругом, распивая хмельной напиток и вкушая яства за здоровье Чаогэ. Приятный вечер в компании друзей мерно перетекал в ночь, а настроение собравшихся становилось все лучше и лучше. Тогда Инь Чуань с чаркой вина в изящной ладони медленно подошел к гуциню и грациозно сел рядом с инструментом. Кончики пальцев некоторое время танцевали над декой, как будто имитируя игру, но в итоге все же дотронулись до струн, извлекая чарующие звуки. Мелодия полилась, словно родниковая вода, мгновенно прогоняя тревоги из людских сердец. Казалось, что красивый звук исходил вовсе не из инструмента. Закрыв глаза, можно было подумать, что то были звуки природы. Будто бы путники находились в глубине гор, слышали заливистое щебетание птиц, журчание реки, пение ветерка и нежный шелест растений, словом, сейчас они слышали голоса всего сущего на свете. Мелодия стала воплощением самой жизни на земле, заставляя души путников трепетать ей в унисон. Цин Шуан слушала ее со слезами на глазах. Девушка думала о тех временах, когда сама была маленькой змейкой под камнем и все слушала и слушала, как двое мужчин играли на этом чудесном инструменте. Сколько времени она провела потом в одиночестве? И вот наконец ночи на горе Куньлунь перестали быть для нее холодными и одинокими. Мелодия подошла к концу, но звук гуциня еще долго звучал в сердцах благодарной публики. Сидевший поодаль ото всех Инь Чуань тихо вздохнул, невольно тревожась, сколько же еще невзгод (2) предначертано им судьбой. А вот Юньси будто бы поразило заклятье парализации. Тело юноши задеревенело, спина была прямой и напряженной. В изумлении смотрел он на Инь Чуаня, не смея даже моргать. Можно было заметить, как кончики его пальцев слегка подрагивают. Инь Чуань заметил внимание юноши к себе, посмотрел на него своими чистыми голубыми глазами и мягко улыбнулся. Эффект от этой улыбки вдруг оказался сродни удару молнии для Юньси. Сердце юноши стало безудержно колотиться в ребра, точно пичужка, отчаянно рвущаяся из груди. Чувство было мимолетным, но сильно потрясло его. Подбородок Чжи Сюаня мирно покоился на плече Цзян Чаогэ: – Инь Чуань, я хочу послушать ту мелодию, что погружает в сон. – Ты не только уснешь, твой сон также будет спокойным и восстанавливающим, – заверил байцзэ. Чжи Сюань слабо кивнул, устраиваясь поудобнее. Из прекрасного инструмента вновь полилась мелодия, расслабляя и убаюкивая собравшихся. Все беспокойные мысли как по волшебству исчезли, заменяясь только одним желанием – отойти ко сну. Чжи Сюань сонно спросил у Чаогэ: – Тебе нравится? Я вот больше всего люблю именно эту мелодию. Под нее так хорошо засыпать. Цзян Чаогэ тихо засмеялся: – Истинно, Инь Чуань не из мира смертных, раз может так легко успокоить и убаюкать цилиня. – Помню, в прошлом я часто вел себя неподобающе, не мог угомониться, обвинял Инь Чуаня в том, что он скучный. Но как только он начинал играть мне эту мелодию, я успокаивался и забывался глубоким сном. – Хорошо, что сейчас ты не нуждаешься в колыбельных, а засыпаешь самостоятельно. – Что такое колыбельная? – Это определение из нашего мира. Песня для сна, – объяснил Чаогэ. – С тех пор, как я пробудился от столь длительного забвения в мече, я и вовсе перестал нуждаться в подобном отдыхе, – Чжи Сюань сладко зевнул, – а слушая эту мелодию… не знаю почему, но меня так и тянет закрыть глаза. Внезапно у Цзян Чаогэ появилось ощущение, что Инь Чуань приходится Чжи Сюаню кем-то сродни отцу. Да, возможно это смешно, но почему бы и нет? Когда цилиню было скучно, он его развлекал, когда цилиня что-то интересовало, Инь Чуань делился с ним мудростью, когда цилинь не мог найти покоя, Инь Чуань играл ему колыбельную. Тяжело же ему приходилось с этим негодником! Закончив музицировать, Инь Чуань поднял чарку вина и звонко произнес: – Пью за вас! Все собравшиеся одновременно подняли чашки и с радостью осушили их. Этот приятный вечер стал благословением для всех. Разошлись они только в середине ночи, чтобы насладиться заслуженным отдыхом. Цзян Чаогэ слегка опьянел, но чувствовал себя уютно и расслабленно. Тихо мурлыча простой мотивчик себе под нос, он наслаждался плавным потоком духовной энергии сквозь открытые меридианы. Чжи Сюань забрался в палатку, держа в руках влажную ткань, и в следующий миг шмякнул ей прямо в лицо Чаогэ. Ткань оказалась настолько холодной, что мгновенно выдернула мужчину из приятного состояния расслабленной неги. Чаогэ запротестовал: – Ты что творишь?! – Протираю твое лицо, – уверенно заявил Сюань. – Она такая холодная! Где ты взял воду? – Река. Тебе не нравится холодная вода? Все это время, что ты был без сознания, я омывал тебя именно таким образом. Цзян Чаогэ выхватил мокрую тряпицу из рук Сюаня, еле сдерживаясь от смеха: – Цзуцзун, я сам могу умыться. Не унижай себя заботой обо мне. – Но ты ведь моя пара! – упрямо сказал Чжи Сюань. – Инь Чуань сказал, что я должен внимательно относиться к своему женскому зверю. И это, по его мнению, «внимательное отношение»? – Тогда я принесу тебе горячую воду, – решил Сюань. – Не стоит, – Цзян Чаогэ вздохнул и поспешно протер лицо. – Ну? Теперь ты доволен? – закончив процедуры, мужчина улегся на импровизированную постель. Чжи Сюань прилег рядом, мягко очерчивая пальцами контур лица Чаогэ. Действие столь простое, но Сюань чувствовал, что ему никогда не надоест его совершать. Цзян Чаогэ открыл глаза и улыбнулся ему. Его улыбка была подобна солнечному свету в апреле. Мягкая и теплая, от нее в душе цилиня начинали распускаться цветы. Не в силах больше противиться своим желаниям, Сюань слегка наклонил голову и нежно коснулся губами губ Цзян Чаогэ. Цзян Чаогэ положил руку на шею Сюаня, лениво отвечая на поцелуй. Однажды столкнувшись с катастрофой, человек начинает совсем по-иному воспринимать жизнь, его мировоззрение неминуемо изменится. А Цзян Чаогэ за свой век пережил уже немало событий, грозящих гибелью ему и его друзьям. Когда во время совершенствования произошел кризис, он полностью уверился в своей скорой смерти. Тогда мысли его были только о Чжи Сюане. О древнем существе, которое всю свою жизнь прожило без любви. И вот, встретив ее, цилинь мог потерять ее, без надежды обрести вновь. В каком отчаянии он, должно быть, пребывал. Будучи мужчиной, Цзян Чаогэ мог понять и искренне посочувствовать чувствам Сюаня. Перед смертью люди думают о самом важном, и Чаогэ думал о Чжи Сюане. Он решил совершить этот последний шаг, но не столько ради контракта, сколько ради того, чтобы наконец исполнить заветное желание цилиня, который так дорожил им. Чжи Сюань целовал его в губы, пока руки неосознанно шарили по одеянию Чаогэ. Цзян Чаогэ тихо вздохнул, сопротивляться более не имело смысла. Поэтому он взял на себя инициативу и стал развязывать ханьфу Сюаня. Рано ли, поздно ли, а контракт должен быть заключен. Мысль об этом немного утешала Цзян Чаогэ. Чжи Сюань же пребывал в полном восторге. Его душа и сердце больше не могли сдерживать одолевающих его безудержных эмоций, и они выливались в виде действий. В итоге он буквально сорвал одежду с лежащего мужчины. Цзян Чаогэ все же немного беспокоился о собственной безопасности. Не ходя вокруг да около, он прямо спросил: – Ты вообще в курсе, как это делается? Чжи Сюань выдохнул в лицо Чаогэ одно простое «да». – Правда? Проконсультировался у Цуйю? Чжи Сюань молча кивнул, ощутимо нервничая. Движения его были неуклюжими. Скрупулёзно следуя наставлениям Цуйю, он исследовал тело, которое так долго жаждал, ощущая, как бушующие в его душе эмоции должны были во что бы то ни стало найти выход, иначе его просто разорвет. Он целовал и обнимал с таким энтузиазмом, что воздух вокруг, казалось, вот-вот воспламенится. Цзян Чаогэ, страдающий от смущения и боли, хотел хоть как-то скрыть свой стыд, поэтому решил поболтать: – Твоя кожа очень горячая… – Ты тоже очень горячий, – послышался у уха низкий голос Сюаня. – Тогда летом ты меня не обнимай, – скрыв боль в голосе, сказал Чаогэ. Но Чжи Сюань ничего не ответил мужчине, все его существо было охвачено чувствами и ощущениями, которые он никогда прежде не испытывал. Трудно было представить, что в мире могли существовать подобные удовольствия. Впервые за десять тысяч лет он столь остро чувствовал, что живет. Со своей стороны Цзян Чаогэ был далек от блаженства, но всячески скрывал дискомфорт, позволяя своим мыслям унестись куда-то вдаль. Наверно, он был какой-то сумасшедший. Еще год назад он являлся одним из самых ярких представителей нуворишей. Амбициозный и умелый, он больше всего на свете жаждал славы и богатства. Теперь же он только и делал, что боролся за свою жизнь и даже пошел на подобные отношения с мужчиной… И ради чего? Ради благополучия мира, который не имел к нему ни малейшего отношения. Но главная странность заключалась в том, что несмотря на все, с Сюанем ему действительно было хорошо. С ним у него была особая близость, которую прежде он не испытывал ни с одной женщиной. Овладеть телом легко, овладеть же сердцем гораздо труднее, найти родную душу практически невозможно. Поэтому Чаогэ отпустил все сомнения и открыл свое сердце навстречу Чжи Сюаню. Он не знал, была ли между ними любовь или что-то иное, он не был уверен даже в том, что цилинь понимал значение этого слова. Но его обращенные к Чаогэ бесконечные эпитеты «женская особь» и «пара» говорили о его искренности и преданности, которые Чаогэ с благодарностью принимал. – Чаогэ, Чаогэ, – шептал Сюань, – ты – моя пара! Ты мой, мой навсегда! Цзян Чаогэ немного растерялся, не зная, как и ответить на такие пламенные слова. Но заявление Чжи Сюаня работало в обе стороны. Цилинь тоже был его и никто на всем белом свете не сможет отобрать его у Чаогэ. Утопая в эмоциях и ощущениях, мужчины даже не замечали, что их тела источали белое свечение. Белый свет становился все ярче, но у Цзян Чаогэ все плыло перед глазами. Четким было только красивое разгоряченное лицо Чжи Сюаня. В золотых глазах цилиня Чаогэ ясно видел свое отражение, а еще видел всепоглощающее обожание. Эти, ничем не прикрытые, искренние и чистые эмоции очень понравились ему. – Назови мое имя, Чаогэ. Прошу, – пробормотал цилинь. Цзян Чаогэ обнял его за шею и несколько раз хрипло повторил: – Чжи Сюань, Чжи Сюань. От звуков своего имени, срывающегося с губ Чаогэ, сердце Сюаня вдруг наполнилось неимоверным счастьем. То была длинная и безумная ночь.

***

1) Уцзу (巫祖) – древний шаман – основатель, колдун; чернокнижник; чародей, маг; заклинатель духов, некромант. 2) Невзгоды (沧桑) – где было синее море, там ныне тутовые рощи; обр. огромные перемены; житейские бури, невзгоды, превратности судьбы.