Духовный воин Гэ / Jiang Chao Ge and the Spirit Weapon

Вступив на северную территорию континента, путники намеренно старались держаться подальше от городов, подвластных семье Ци. Но это было вовсе не из страха перед могущественным кланом, просто даже мелкая стычка могла перерасти в серьезную проблему и значительно задержать экспедицию. Однако во многих регионах севера царила вечная мерзлота и пробирающий до костей холод, естественно, людские поселения базировались в наиболее благоприятных районах для проживания. Остальная же территория представляла собой большие участки бесплодной земли, где на протяжении тысяч лет не ступала нога человека. Но хоть дорога через территорию клана Ци была гораздо проще, путники предпочли отправиться по более сложному и малопривлекательному маршруту, чтобы избежать нежелательных встреч. Стояла осень, потому холод пока не полностью сковал землю своими ледяными тисками. Тонкого ханьфу было вполне достаточно для комфортного путешествия. Однако группа Чаогэ по незнанию забрела в довольно странную местность с каким-то затхлым и мутным воздухом. Тяжелая атмосфера не только ухудшала видимость, но и провоцировала у людей удушье, головокружение и даже вздутие живота. В итоге симптомы отравления проявились почти у всех участников команды. – Сколько еще мы будем бродить в этом гиблом месте? – вяло протянул Сысы, лежа ничком на мягкой шерсти Инь Чуаня. Байцзэ спокойно объяснил: – Воздух здесь настолько мутный, что даже мне трудно различить дорогу. Но, если не ошибаюсь, совсем скоро мы должны выйти к одному довольно примечательному озеру. Над водной гладью удушливая дымка рассеется. – А после него сколько еще останется до Чжуншаня? – Чжуншань находится более чем в трех тысячах ли отсюда. – Как же далеко... – вздохнул Цзян Чаогэ. Когда бледный диск солнца уже почти закатился за горизонт, Инь Чуань внезапно остановился, выдохнув удивленное «о». – Что случилось? – немедленно спросил Чжи Сюань. Инь Чуань опустил голову. – Это Мэй-цзян (1), – сказал он, водя копытом по поверхности. – Мэй-цзян? – Как раз тот водоем, о котором я упоминал ранее. Но почему же он замерзший? – в приятном голосе Инь Чуаня слышались нотки сомнения. Люди посмотрели вниз, но воздух вокруг был столь плотным и мутным, а рост Инь Чуаня столь высоким, что они не смогли разглядеть ничего, кроме серого тумана, мягко обволакивающего ноги байцзэ. Инь Чуань вобрал в легкие побольше воздуха, а затем со всей силы выдохнул вниз. Туман немного отступил, увлекая за собой и тонкий слой снега. Как и ожидалось, под белой кромкой показалась гладкая поверхность льда. – Что же, это действительно озеро. Инь Чуань просто не мог в это поверить: – Тысячи лет холодные воды озера Мэй–цзян радовали мой взор, но ни разу не были они замерзшими! Тем более что сейчас только осень. Как же так получилось? Чжи Сюань предположил: – Возможно, озеро только частично сковано льдом. Давай пройдем дальше, эта проклятая дымка вроде бы редеет. – Ты прав, над озером Мэй-цзян никакого тумана быть не должно, – подтвердил Инь Чуань. Путники двинулись дальше, и по мере их продвижения вперед дымка действительно рассеивалась… С каждым шагом крылья Инь Чуаня монотонно двигались, создавая вокруг себя естественную циркуляцию воздуха и сдувая тонкий слой снега и тумана. Невзначай взглянув вниз, Цзян Чаогэ неожиданно встретился взглядом со свирепым лицом подо льдом! В глазах неестественно бледного мужчины навсегда застыл безграничный страх и отчаяние, то был давно почивший мертвец. Чаогэ невольно содрогнулся. – Что случилось? – заметив беспокойство своего духовного война, спросил Чжи Сюань. Цзян Чаогэ закрыл глаза и глубоко вздохнул, успокаивая свое сердце: – Там подо льдом… кто-то… Инь Чуань несколько раз провел копытами по льду, разгребая снег, и перед путниками открылось страшное зрелище. Внизу оказалось целое кладбище, в котором покоились не только люди, но и древние животные! Еще пара шагов вперед и мутный воздух вокруг почти совсем очистился; озеро Мэй-цзян предстало во всем своем безмолвном величии. И вид его действительно впечатлял. Берег совсем не просматривался, зато из-за потрясающей прозрачности льда все, что находилось внизу, было как на ладони. А оттуда на путников взирали бесчисленные пары глаз на бледных, давно безучастных ко всему мирскому лицах. Природный могильник простирался насколько хватало глаз. Юньси содрогнулся: – Почему?.. – Эти люди облачены в одежду небесных воинов, – с несвойственной ему серьезностью заметил Чжи Сюань. – Небесные воины? Инь Чуань кивнул. Голос его стал ниже, глубже: – Это те самые небесные воины, что давным-давно сражались против нас. Почему это озеро стало их братской могилой? Может быть, они были убиты Чжо Янем... – Туда им и дорога! – злобно хмыкнул Чжи Сюань. – Нечего было лезть к противнику, что им не по зубам. Пусть теперь кормят рыб! Инь Чуань вздохнул: – Небесные воины сами себе не хозяева, они подневольные. – По-твоему, древние Уцзу тоже не могли ничего поделать с приказом убить нас? – голос Чжи Сюаня почти срывался на крик. – Наша с тобой смерть от их рук – это исключительно из-за подневольности?! Так что ли? Нет уж, мерзкие Уцзу стали цепными псами богов и предателями древних животных! Печальный взгляд ледяных глаз байцзэ вновь переместился на мертвых воинов. Немного помолчав, беловолосый мужчина покачал головой: – Это не так. – Что не так! Что не так?! – злоба волнами накрывала цилиня. – Ты пал от рук предателей, а теперь ты что, защищаешь их? Инь Чуань слегка повернул голову и посмотрел на друга своими непостижимо голубыми глазами: – Природа отношений между нами и Уцзу – не просто конфликт убийцы и жертвы. – Что же еще, по-твоему, там есть? – Мы – духи древних зверей, порожденные «Истоками сущего», и Уцзу такие же, как мы. – Вот почему они – предатели! – Ты когда-нибудь задумывался, что заставило их превратиться из зверей в богов? – А что тут думать? Либо они были столь бесхребетны, что уступили богам, либо же пошли на это осознанно, оказавшись жадными до удовольствий. – Нет, – Инь Чуань вновь покачал головой, – однажды я спросил об этом Ди-цзяна. Он совершенно не помнил, как вообще стал богом. Подобная участь постигла всех великих Уцзу. Они догадались, что не всегда были богами лишь по своему истинному облику, ведь он был далек от красоты небожителей. Напротив, все без исключения Уцзу являлись свирепыми животными довольно устрашающего вида. – Что это значит? – нахмурился цилинь. – Это означает, что они потеряли память. Все воспоминания о том времени, когда они еще являлись древними зверями, ушли. – Может быть, они просто прожили слишком уж долгую жизнь, вот и запамятовали немного? – как только Чаогэ сказал эту фразу, сразу же ощутил всю несостоятельность своей теории. Не важно, как долго они прожили на свете, было просто невозможно представить, чтобы коллективная амнезия стерла абсолютно все воспоминания у двенадцати древних чародеев. Да так, что ни у одного из них и смутного образа в памяти не осталось. – Их память действительно полностью пропала. Никто из них не знает, когда он появился на свет и как стал божеством. Они страстно желали вновь обрести свои воспоминания, только вот не знали, как это сделать, – печально сказал Инь Чуань. – Это тебе Ди-цзян напел? – ехидно спросил Чжи Сюань. – Он же врет тебе! Инь Чуань на мгновение замолчал, застыв с чуть приоткрытым ртом, а затем тихо-тихо произнес: – Он бы не стал обманывать меня. – И что? Каким же образом эти факты хоть в какой-то степени умаляют вину Уцзу? Они знали свои истинные обличия, знали, что раньше были такими же, как мы, древними зверями, но при этом остались верны Нефритовому Императору! – Но ведь их воспоминания были связаны только с ним. Верность ему стала их единственной константой. Тем, за что можно было зацепиться, чтобы вновь обрести смысл жизни. – Инь Чуань, что ты, в конце концов, хочешь сказать? – злость Чжи Сюаня уже приобретала опасные масштабы. Инь Чуань вздохнул: – Просто наш Ле Юй, потерявший часть души, напомнил мне о прошлом... – И что же, твои воспоминания связаны только с теми предателями? Вечно начинаешь их оправдывать! Инь Чуань, да ты просто ханжа! – Я вовсе не… – Ты ханжа, Инь Чуань! – Чжи Сюань был в ярости. – Ты водил дружбу с Ди-цзяном, а в итоге он хладнокровно убил тебя. При этом ты все равно питаешь к нему жалость, всячески оправдываешь его и его приспешников! Но я не буду таким глупым, как ты. Если однажды встречу реинкарнацию Гунгуна, я просто разорву его на куски! Уничтожу его без остатка, физически и духовно, чтобы эта тварь никогда больше не родилась вновь! По Инь Чуаню было видно, что он боролся с желанием что-то сказать в ответ, но в итоге промолчал и горестно вздохнул, опуская прекрасные глаза вниз. Насколько байцзэ владел собой, настолько же цилинь был вне себя от раздражения. Чжи Сюань громко фыркал, не переставая буравить взглядом друга, лицо его исказилось гримасой ненависти. Казалось, что из раздутых от ярости ноздрей вот-вот повалит пар. Цзян Чаогэ взял его за руку и принялся поглаживать большим пальцем ладонь цилиня в надежде, что это хотя бы немного успокоит разбушевавшийся в его душе гнев. Чжи Сюань осторожно сжал руку воина в ответ. Инь Чуань более не произнес ни слова, просто молча пошел вперед. Его печальный взгляд то и дело перемещался на прозрачный лед озера, где навечно застыли сотни духовных воинов. После захода солнца группа разбила лагерь и позволила себе немного расслабиться. Цзян Чаогэ смотрел на изящную белую фигуру Инь Чуаня, что одиноко сидела на берегу озера. Одолеваемый сомнениями, мужчина немного повертел в руках чашку с горячей водой, но в итоге всё же поднялся, решительно направляясь к байцзэ. Чжи Сюань тут же схватил его за рукав ханьфу, вопросительно глядя на своего человека. Цзян Чаогэ пояснил: – У меня есть несколько вопросов к господину Инь Чуаню. На лице Чжи Сюаня промелькнула целая палитра различных эмоций от недовольства до злости, но после продолжительной паузы он кивнул: – Давай. Цзян Чаогэ медленно подошел к Инь Чуаню и тихо сел рядом с ним. Инь Чуань искоса взглянул на него. – Господин Инь Чуань, после ваших сегодняшних слов у меня возникли некоторые сомнения. – Говори же, – разрешил байцзэ. – Поскольку великие Уцзу тоже являлись древними животными, они должны обладать духом мудрости (2). Если они потеряли память, могло ли это быть связано именно с ним? – Я думал об этой возможности, но дело в том, что они не духи, как мы, они живые. Цзян Чаогэ кивнул: – Боюсь, стереть воспоминания подвластно только небожителям. Но зачем они сделали это? Зачем превратили древних редких зверей в цепных псов? Зачем натравили их на вас? Неужели из вас тоже нельзя было сделать Уцзу? – Я тоже этого не понимаю, – на идеальном лбу Инь Чуаня пролегла морщинка. – Чаогэ, ты когда-нибудь задумывался о том, что вообще из себя представляют «древние редкие звери»? Этот вопрос слегка удивил Чаогэ: – В моем мире звери – это просто одна из разновидностей живых существ. Человек – существо, свиньи и собаки – существа. В природе существуют десятки миллионов разнообразных живых существ. – Но есть ли в вашем мире бессмертные существа? Цзян Чаогэ покачал головой: – Нет, бессмертные существа встречаются лишь в преданиях. – Ты как-то сказал мне, что боги и звери этого мира живут в мифах и легендах твоего. Про них написано в древних книгах, но никто всерьез не верит в их существование. Они лишь плод воображения предков. – Да, пока я не попал в этот мир, то и подумать не мог, что легенды когда-то могли быть правдой, – кивнул Чаогэ. – Но тогда почему же боги и древние животные полностью исчезли из моего мира? Мы с Юньси обсуждали схожесть наших миров: может показаться, будто бы в какой-то момент их разделили. В одном осталась магия и древние существа, другой же пошел совсем по иному пути развития, отдав предпочтение науке. – В вашем мире нет бессмертных существ, а значит, не может быть и редких древних зверей. Десять тысяч лет провел я, размышляя о том, кто же такие редкие животные и, собственно, кто я сам такой. Думаю, что согласно твоей классификации обычные животные могут считаться существами, а вот мы – нет. Если обычные животные будут старательно совершенствоваться, то дойдут до определенного уровня силы. Но их все равно можно убить. А вот мы, прожившие на свете тысячи лет, стали намного могущественнее многих богов. Однако нам не суждено вознестись на Небеса. Да, мы обладаем силой, но обречены сражаться друг с другом. Нам дарована вечная жизнь, но нет воспоминаний о прошлом. Цзян Чаогэ на мгновение задумался: – Господин Инь Чуань, вы… Вы когда-нибудь были ребенком? Белые веера густых ресниц Инь Чуаня еле заметно задрожали: – Нет, по крайней мере, воспоминаний о детстве у меня не сохранилось. Я верю, что другие Божественные звери тоже ничего не помнят, их память будто бы стерта. Я не стал продолжать эту тему с Чжи Сюанем, потому что… Если слишком глубоко задуматься, то станет страшно. Когда не знаешь, кто ты и откуда взялся, не помнишь ни родителей, ни детских лет, это пугает. Многие из двенадцати думают, что просто слишком долго прожили на белом свете, посему естественно, что кое-что забылось; эта мысль утешает их. Но я никогда ничего не забываю, моя память безупречна. Значит, мы не совсем обычные живые существа, а нечто другое… Видимо, нас создали. Но зачем? И кто обладает такой силой, что способна сотворить двенадцать столь могущественных созданий? Цзян Чаогэ глубоко вздохнул, чувствуя, как его серые клеточки мозга буквально кричат от перенапряжения, не способные разобраться в столь запутанном вопросе. Невольно мужчина припомнил, как Чжи Сюань то и дело требовал от него маленьких цилиньчиков, чтобы посмотреть на свой детский облик. Видимо, это было подсознательным желанием обрести хоть какие-то корни, вспомнить хоть что-нибудь из детства. Инь Чуань сказал: – В древних книгах твоего мира упоминается, что Нефритовый Император устраивает мировое бедствие каждые 129600 лет? Цзян Чаогэ кивнул: – Было сказано, что цикл юаня неба и земли (2) равен 129600 годам. При каждом новом юане Нефритовый император инициирует новую эру путем глобальной катастрофы. – Один юань разделен на 12 циклов (3), а именно: Цзы, Чоу, Инь, Мао, Чэнь, Сы, У, Вэй, Шэнь, Ю, Сюй и Хай, каждый из которых длится в течение 10800 лет. Появление новых «Истоков Сущего» знаменует собой скорый закат старого мира, а затем его возрождение в новой форме. Это нескончаемый процесс. Явление «Истоков» всегда совпадает с мировым бедствием. Как ты думаешь, почему? Цзян Чаогэ нахмурился: – Они явно связаны, но как?.. Мужчине часто казалось, что он почти ухватил истину за хвост, но, к сожалению, четкое решение загадки так ни разу и не сформировалась в его мозгу. – Нефритовый Император пережил бесчисленное количество смен эпох, его продолжительность жизни насчитывает сотни миллионов лет. Он ровесник всего сущего на земле и на небе. Каждый раз, когда «Истоки Сущего» являют себя, наступает новая эпоха. Многое из прежнего погибает, но некоторые существа с успехом переходят в следующий жизненный цикл. Вместе с этим появляется и что-то новое. Так повторялось и будет повторяться вновь и вновь, лишь сам Император останется неизменным. Но кто же вводит мир в новую эру? Нефритовый император или же «Истоки Сущего»? Можно ли тогда сказать, что Нефритовый Император – это и есть «Истоки Сущего», а «Истоки Сущего» – Нефритовый Император? В этот момент в мозгу Цзян Чаогэ, кажется, произошла фатальная ошибка, и серые клеточки наотрез отказались продолжать функционировать. Поэтому мужчина просто промолчал. Однако цепочка философских рассуждении Инь Чуаня не прервалась. Древний зверь, похоже, и вовсе не заметил, что его собеседник несколько утратил нить разговора. – Изучив множество древних книг и трактатов, я пришел к выводу, что всякий раз Вселенная претерпевает значительные изменения. Тут Цзян Чаогэ все же смог поддержать разговор: – Циклы длятся несколько тысяч лет, естественно, за такой длительный срок многое может поменяться. Инь Чуань кивнул: – Да, например, в цзыши (первый большой час суток от 11 ч. вечера до 1 ч. ночи) вселенная хаотична, в чоуши (время с 1 часа до 3 часов ночи) хаос достигает своего апогея, в иньши (время от 3 до 5 утра) все погружается во тьму. Но вот наступает маоши (от 5 до 7 часов утра), и солнечный свет вновь находит дорогу к земле. Чэньши (от 7 до 9 часов утра) – радостный и светлый, наполнен чистым воздухом. В сыши (от 9 до 11 часов утра) мир пока еще спокоен и безмятежен. В уши (от 11 до 13 часов) нещадно палит солнце, а в вэйши (с 1 до 3 часов дня) все сущее на земле достигает своего расцвета. В час шэнь (от 3 часов дня до 5 часов вечера) все неожиданно меняется, а в юши (время с 5 до 7 часов вечера) начинает клониться к закату. С наступлением сюйши солнце садится за западные холмы, а в хайши (время от 9 до 11 часов вечера) мир вновь погружается во тьму. Двенадцать циклов образуют единое целое. Мир рождается из хаоса, расцветает и вновь погружается во тьму. А затем наступает следующая эра, следующий юань. Цзян Чаогэ пытался переварить полученную информацию, но потерпел поражение. – Что все это значит? - беспомощно простонал он. – Это показывает, что продолжительность нашей жизни не бесконечна, – тихо сказал Инь Чуань. – Мы появились на земле примерно в час шэнь и долгое время были заточены в оружии. Можно примерно посчитать, что сейчас мир находится в сюйши, значит, через несколько тысяч лет этому юаню придет конец, и все мы исчезнем вместе с ним. Цзян Чаогэ помассировал точку между бровями: – Какое же счастье, что моя продолжительность жизни насчитывает всего несколько десятилетий! Инь Чуань оценил напряженное выражение лица собеседника, и на его бледных губах невольно расцвела улыбка: – Я совсем тебя запутал, не так ли? Цзян Чаогэ кивнул. – А все от того, что у меня было слишком много свободного времени на подобные размышления, – вздохнул Инь Чуань. – Раньше я лишь смутно ощущал, что между Уцзу и нами есть что-то общее. Сейчас же я считаю, что схожесть состоит в том, что нас всех создали. Мы появились на свете из «Истоков Сущего», тогда что же они сами такое? Выходит, что и Уцзу, и мы подобны марионеткам, созданным неизвестным мастером в определенное время, а после уничтоженным за ненадобностью. Один юань – это невообразимо долгий промежуток времени. Даже для нас. Но для Нефритового Императора это всего лишь небольшой отрезок жизни, к примеру, как неделя для простого человека. Думал ли ты, Цзян Чаогэ, что даже Божественные звери могут быть столь ничтожны перед истинным владыкой мира? Цзян Чаогэ не смог утаить того потрясения, что охватило его разум. Казалось, его мозг наконец смог осознать суть разговора с байцзэ, адаптировав его к современным реалиям его родного мира. Итак, мир был подобен программе, а Нефритовый Император – программисту. Каждый раз, инициируя начало новой эры, он будто бы устанавливал очередное обновление программы, полностью перезаписывая предыдущую версию. Вот почему эры сменяли одна другую. Но кто тогда такие древние звери и кто люди? Можно ли сказать, что геологические периоды и эры из родного мира Чаогэ – это и есть те самые чередования юаней? Затухание старых и появление новых «Истоков Сущего»? Видимо, выражение лица Чаогэ предательски выдавало судорожный поток мыслей в его голове, потому что Инь Чуань, улыбнувшись чуть шире, мягко сказал: – Не стоит слишком уж задумываться об этом, все это лишь мои предположения, родившееся в процессе продолжительных размышлений в одиночестве. Никто никогда не видел Нефритового Императора. Кто знает, существует ли он на самом деле? Да и всему, что написано в древних трактатах, тоже верить не стоит. Десять тысяч лет размышлял я об этом в уединении, но точного ответа так и не нашел. Лишь в одном я точно уверен… – В чем же? Инь Чуань глубоко вздохнул: – Каждый последующий юань отличается от предыдущего. – Откуда такая уверенность? В ответ Инь Чуань лишь молча покачал головой. Уже хорошо изучивший поведенческие особенности байцзэ Цзян Чаогэ понял, что ему больше ничего не удастся узнать. Все равно душу его переполняла радость, ведь это оказался самый продолжительный разговор по душам между ним и Инь Чуанем. Отчего же древний зверь, всегда бывший себе на уме, вдруг разоткровенничался? Возможно, на него сильно повлияла недавняя ссора с Чжи Сюанем. Его мотивы оставались за пределами понимания Цзян Чаогэ, зато молодой мужчина чувствовал, что прикоснулся к чему-то сакральному и немного приблизился к разгадке тайны «Истоков Сущего». Инь Чуань не был пустословом, а значит, все его выводы – это результат продолжительных исследований и последующих серьезных размышлений. И даже этот потрясающе умный зверь не смог докопаться до истины. Возможно, Вселенная обладала секретами, неподвластными разуму живых существ. Так все живое рождается и умирает, оставаясь в полнейшем неведении о законах, движущих этим миром. Чаогэ в очередной раз порадовался краткосрочности человеческой жизни, он уж точно не доживет до окончания текущего юаня! Из задумчивости его выдернул мягкий, ласкающий слух голос байцзэ. – Спасибо, что выслушал мои абсурдные рассуждения, – сказал он с легкой извиняющейся улыбкой. – Господин, с ваших уст не может сорваться и одного абсурдного слова! Пусть до истины мы не докопались, но вы дали мне отличную почву для размышлений, – заверил Чаогэ. – Прошу, постарайся убедить Чжи Сюаня, что дела давно минувших дней унесены ветром времени. Не стоит ворошить прошлое. Ненависть к Уцзу нужно оставить позади, – в приятном голосе Инь Чуаня слышалась мольба. – Я здесь не помощник. Однако Чжи Сюань цепляется за идею встречи с реинкарнацией заклятого врага, вот пусть и живет мечтами о сладкой мести, – с кривой ухмылкой сказал Чаогэ. Инь Чуань вздохнул: – Он заботится о тебе, дорожит тобой. Ты должен наставлять его на правильный путь, это полезно для вас обоих. – Хорошо, я попробую, – желая успокоить Инь Чуаня, заверил Чаогэ, но про себя, однако, подумал, что лучше уж не бередить старую рану цилиня. Какой толк обсуждать древнего колдуна, который умер несколько тысяч лет назад? Инь Чуань с грустью опустил голову, и каскад его шелковых волос упал с плеч, белоснежным занавесом скрывая от собеседника прекрасное лицо. Цзян Чаогэ понял, что разговор закончен и, молча откланявшись, поспешил в свою палатку. Зайдя в нее, он обнаружил крайне недовольного Сюаня. Цилинь, насупившись, сидел посреди палатки. Цзян Чаогэ неожиданно вспомнил, что божественные звери обладают экстраординарным слухом, а он вел философские беседы с Инь Чуанем примерно в десяти метрах от палатки. Конечно же, цилинь прекрасно расслышал каждое сказанное ими слово. Даже если бы этот факт не всплыл в памяти Чаогэ, по одному только надутому виду Чжи Сюаня можно было судить о его осведомленности. Сложив руки на груди, цилинь буравил человека пылающим взглядом. Улыбнувшись, Цзян Чаогэ сел напротив расстроенного зверя и спокойным голосом сказал: – Ты только не волнуйся, я тебя выслушаю. От этих слов выражение лица Чжи Сюаня сразу просветлело, а глаза перестали метать молнии: – Верно, ты ведь мой человек, а не его. Так что будешь слушать меня. Цзян Чаогэ улыбнулся еще шире: – Да. Однако знания Инь Чуаня поистине всеобъемлющи. Я считаю, что тебе иногда стоит… – Нет! – рявкнул цилинь, грубо перебивая речь Чаогэ. – Он заодно с этими Уцзу! А ты заодно с ним! – Нет, нет, вовсе нет! – Да, эту тему со мной больше не поднимай, - отрезал Сюань. - Если Инь Чуань вновь посмеет заступаться за этих проклятых убийц, то я закусаю его до смерти! Так и знай! Цзян Чаогэ и правда решил больше не упоминать об этом. К тому же, после недавнего разговора с байцзэ его разум полнился хаотичными мыслями. Чем больше он старался абстрагироваться от полученной информации, тем больше его затягивало в омут размышлений. Просто какое-то наказание! Внезапно он вспомнил последние слова Инь Чуаня о том, что один юань непременно будет отличаться от следующего. Отчего же так? Уж не влияли ли на эпоху сами «Истоки Сущего»? Что же тогда такое, эти «Истоки Сущего», и как они связаны с земными циклами? Цзян Чаогэ был уверен, что Инь Чуань знал гораздо больше, чем говорил. Разум древнего зверя был глубже моря, а знания безграничны. Почему же он не хотел рассказывать все до конца? Мысли об этом необъяснимым образом селили в сердце мужчины холодный страх. – Сейчас ты думаешь обо мне или Инь Чуане? Отвечай честно! – послышался недовольный голос. – Конечно же, о тебе! – и глазом не моргнув, соврал Чаогэ. – А вот и нет! Ты обдумываешь ваш с ним разговор! – с обидой буркнул цилинь. – Что вы там обсуждали? Такая скучища, что в какой-то момент я почти заснул. – Я мало что понял, – признался Чаогэ. – Вот! Эта черта в Инь Чуане самая раздражающая! Вечно наболтает, что другие понять не могут. – А ты правда не помнишь свое детство? – внезапно спросил Цзян Чаогэ. Чжи Сюань покачал головой: – Инь Чуань действительно глупый. Если мы просто появились в этом мире, а не родились от отца и матери, то как же могли помнить свое детство? – Разве тебе не любопытно? – лишь только Цзян Чаогэ произнес эту фразу, как в тот же миг пожалел. Разумеется, Чжи Сюань уже буравил его нетерпеливым взглядом: – Мне очень и очень любопытно, поэтому я и прошу тебя о маленьких цилиньчиках. – Я уже устал говорить тебе, что это невозможно, – Цзян Чаогэ закатил глаза с такой силой, что они грозили провернуться в глазницах. – Я еще разок спрошу Инь Чуаня, – решил Чжи Сюань. Цзян Чаоге угрожающе сощурился: – Если ты посмеешь хоть словом обмолвиться о маленьких цилиньчиках, особенно посторонним, то с этого момента мы будем спать отдельно! Понял меня?! – Нет! Нет! Никогда! – по-детски заканючил цилинь. Цзян Чаогэ приподнял бровь: – Ну, остались еще какие-то вопросы? Чжи Сюань смотрел на него жалобным взглядом, губы цилиня забавно надулись, а на прекрасном лице отразилась ужасная обида.

***

1) Мэй (寐) – засыпать вечным сном; умирать. Таким образом, название озера можно перевести «Озеро вечного сна». 2) Дух мудрости – одна из составляющих души, отвечающая за память и сознание. 3) Юань (一元) – начало царствования, новая эра; новый год. 4) Земные ветви (地支 dìzhī) – циклические знаки двенадцатеричного цикла, которые используются в Китае и других странах юго-восточной Азии для летоисчисления, а также в качестве понятийных операторов в семействе наук классической китайской метафизики. Расположены в следующей последовательности: 子、丑、寅、卯、辰、巳、午、未、申、酉、戌、亥. 5) чоуши (丑时) – время с 1 часа до 3 часов ночи; иньши (寅时) – время от 3 до 5 утра; маоши (卯时) – время от 5 до 7 часов утра; чэньши (辰时) – время от 7 до 9 часов утра; сыши (巳时) – время от 9 до 11 часов утра; уши (午时) – время от 11 до 13 часов дня; вэйши (未时) – время с 13 до 15 часов дня; шэньши (申时) – время от 15 часов дня до 17 часов вечера; юши (酉时) – время с 17 до 19 часов вечера; сюйши (戌时) – время от 19 до 21 часа вечера; хайши (亥时) – время от 21 до 23 часов ночи.