Падали в звёзды до утра
Считали хвосты комет
И думали – это навсегда
Но в этом и был секрет
Дима прятал хитрую довольную улыбку. Судя по всему, Михаэль правда ни о чём не догадывался. Тогда, на свадьбе, Дима просто попросил уединения с Сергеем. Иногда поодиночке они тоже проводили с ним время, хоть ненадолго присваивая его себе полностью. Людьми все были взрослыми, никто ни на что не обижался. Тем более, что Сеченов прекрасно знал, что как только он залезет в душ, один другому обязательно всё расскажет в детальных подробностях. О том, сколько раз он застонал и в какой тональности. После свадьбы они вдвоём немца правда удивили. Платье они, всё-таки, забрали с собой. Михаэль ничего не заподозрил, сумок у них было предостаточно. С костюмами, другими вещами, подарками. В номере Сеченов спрятался в ванной, куда забрался позже и Нечаев вместе с сумкой. Еле как надели на его стан то платье, пытаясь не запутываться в его пышности в маленьком душевом помещении. И Михаэль, как показалось Диме, застыл ещё сильнее, чем Сергей до него. Губы приоткрылись, оленьи глаза с длинными ресничками уставились на своего нового супруга, брови свелись вместе. - Э-это.. что? - просипел он тогда опьянённым голосом. - Не нравится, Йозеф? - Н-нравится. Дима глупо улыбался, изображая кокетку, а Сергей рядом даже не пытался скрывать смеха. Вдвоём они пьяного Штокхаузена слишком уж смутили и поспешил тогда профессор к нему навстречу, припадая к его губам. - Ты со мной, мой мальчик? - Ja... - Хочешь, можешь меня взять прямо в платье. - А можно? - прошептал зачарованно заместитель, бегло пробежавшись взглядом по красивому лицу, замерев на губах. - Можно. Сергею вот понравилось. Взгляд Штокхаузена метнулся на друга, который игриво дёрнул бровями. Уголок его губ дёрнулся в нервной усмешке, пытался он сопоставить, где была реальность, а где его пьяные фантазии. Дмитрий Сергеевич...в свадебном платье... предлагал заняться с ним любовью в таком виде. Немец нервничал, но и отказываться не собирался. Был он немного приторможенный, немного напуганный, ведь был это точно сон, но походивший на явь. Поэтому Дмитрий тогда слегка толкнул его на кровать, куда он упал спиной, а сам академик устроился у него на бёдрах, где отчётливо чувствовалось возбуждение. Пришлось Диме и рукам его помочь найти свой зад, так как разум Михаэля до сих пор не мог поверить в происходящее, и сам он всё ещё был занят картиной перед собой, глупо улыбаясь и быстро моргая тёмными влюблёнными глазами. Его тогда удалось привести в чувства и подарить наслаждение. Платье то в итоге было сброшено, а Диму подмяли под себя, Сергей в итоге тоже присоединился. Заснули все трое в непонятной позе. Пьяные, довольные и замужние. Разобрать, где была чья-то голова, рука или нога возможности не представлялось. Весь следующий после той ночи день они приходили в себя, наслаждаясь лёгкими прогулками. Дима исполнил ещё одну маленькую мечту, затянув их обоих в поцелуй прямо посреди Красной Площади, совсем не постеснявшись слегка ущипнуть своего заместителя за мягкое место. Совсем чуть-чуть, никто и не видел. Зато его умилительно-смущённое лицо в тот момент было бесценным. "Дмитрий... Сергеевич. Вы чего? Кто-нибудь увидит." Дело подобралось к шести вечера. Теперь же зашли они в центральную ложу Большого театра и Михаэль светился той самой радостью и предвкушением предстоящего спектакля. Дай этому человеку волю, в театрах он будет жить. - Дмитрий Сергеевич, мы "Руслан и Людмила" могли ведь и у нас посмотреть. - Могли. Но почему бы не посетить Большой театр, когда есть такая возможность? - Ваша правда. - Михаэль улыбнулся. - Шторы сегодня слишком вместе сдвинуты, Вам не кажется? Коснулся было врач изящными пальцами плотной материи, намереваясь сдвинуть бархат в стороны, как был остановлен тёплой ладонью. - Не нужно, Йозеф, это я попросил. - Вы? - изумился. - Так уютнее, не находишь? Будто атмосфера немного другая. Так больше полёта для фантазии. - М, соглашусь. Испортить свой маленький план Дмитрий позволить ему не мог. Немного отвернувшись в сторону, он ухмыльнулся, старательно пряча бесстыжую улыбку от мужа. - Дмитрий Сергеевич. - Да, мой мальчик? - Дима устроился у себя в кресле. - А что же товарищ Захаров и Сергей к нам не присоединились? Штокхаузен махнул рукой в сторону капитана, с дурацким лицом отправившего ему воздушный поцелуй. - Предпочли наблюдать в первом ряду. Но а мы с тобой... балконы любим, да, Йозеф? - Конечно... любим. Здесь Дима совершенно явно намекнул на прошедшие на этом самом месте события и Михаэль, было видно, всё прекрасно понял. Он зарумянился, немного откашлялся, одарил начальника улыбкой и уселся в кресло возле него. Очень нравился учёному такой контраст между его теперь уже мужьями. После таких слов Сергей бы уже примостился рядом, обнял, чмокнул куда-нибудь в висок. Спросил бы разрешения и сидел бы Дима на его коленках секундой после. Михаэль же всегда смущался, не зная, как расценивать слова и действия Сеченова. Боялся понять всё не так и начать то, чего Дмитрий Сергеевич, может быть, совсем не хотел. Было бы враньём сказать, что профессору такая маленькая прелюдия не нравилась. Считал он это безумно милым. Сейчас он был котом, но прекрасно знал, что скоро станет мышкой. - Я разговаривал с Маей, хотелось бы увидеть её в образе Джульетты, чтобы дебютировала у нас в театре. - Ну, думаю что наша прима-балерина не откажет, так? - Совершенно точно! Осталось найти балетмейстера. - погружался немец в высокие мысли об искусстве, глаза загорались. - Йозеф. Когда-нибудь посещал Гранд Оперу во Франции? - Не доводилось, Дмитрий Сергеевич. Я.. то есть, у моей семьи... - он немного замялся, смущённый правдой. - В общем, нам бы и из страны не удалось бы выехать на наши средства. - Съездим, мой мальчик. - Сеченов ухватился за его ладонь, сжимая, немного коря сам себя за мысли, сейчас оказавшиеся в голове супруга. - И на Бродвейский в США. И, что моя личная мечта, в "Ковент-Гарден" в Англии. - Не шутите? Михаэль развернулся, в глазах детское счастье. У Дмитрия спёрло дыхание. Оба, видимо, ещё не до конца понимали, что с Коллективом Дима мог сделать всё, что угодно. Поехать и добраться туда, куда несколько месяцев назад доступ был для них закрыт. - Не шучу, мой мальчик. Объездим с тобой все театры мира, если ты этого захочешь. - Ну конечно же! Только.. не опасно ли, Дмитрий Сергеевич? - он немного потух. - Вдруг Вас снова попытаются выкрасть? Даже с Сергеем и со мной рядом это... - Йозеф, ты забыл про Коллектив? Никому до меня в этом плане нет больше никакого дела. А если и появится, я быстренько его пресеку. - Да. Извините, иногда я забываю, что Вы гений. - с восхищением промолвил Михаэль. - И не нужно вспоминать. Сеченов наклонился ближе, уместив ладонь на колючей щеке, гладя подушечкой большого пальца. Нежно коснулся губ, оставляя влажный поцелуй. Ещё пятнадцать минут они обсуждали, куда все вместе поедут, какие театры посетят и как бы с собой вытащить бурчащего Харитона Радеоновича, который даже после запуска Коллектива предпочитал проводить время в лабораторияx, где теперь мог посвятить себя тому, что нравилось лично ему, а не проклятой Московской вышке. Либо нянчился с маленьким Димой, в шутку споря и ругаясь по этому поводу с лучшим другом, который тоже предпочитал забирать маленького разбойника себе. Свет потух, зал притих, спектакль начался. Сеченов позволил себе просидеть следующую четверть часа смирно. Позволил Михаэлю погрузиться в атмосферу, пока наблюдал за его блестящими в темноте глазами. Но терпеть он долго не мог. Он встал с кресла, подошёл к перилам, опустив ладони. Ждал. Михаэль присоединился мгновение спустя. - Вижу отсюда башку Вашего второго мужа. Как думаете, если плюну отсюда - долетит? - А я давай вон в ту лысину возле него. Они тихо засмеялись, прижавшись плечами, правда будто рассчитывая дистанцию. - Михаэль. - промолвил он, когда спал момент весёлости и они снова наблюдали за сценой. - Да, любимый? - Ты меня извини. - Мм, за что? - Штокхаузен сразу же повернулся, совершенно сбитый с толку. - Помнишь, когда мы здесь с тобой... тогда целовались? - профессор накрыл его ладонь, которую тут же сжали пальцами. - Конечно, помню. - смущённый шёпот. - Ты тогда признался мне в любви, а я убежал, ничего не ответив. - Ничего страшного, Дмитрий Сергеевич. Мне тогда вовсе не стоило этого делать, Вы... Договорить он не успел, Дмитрий притянул его за щёки, глубоко целуя, заставляя немца простонать себе в рот. - Хочу продолжить то, что мы с тобой тогда начали. - Но.. прямо здесь? - Прямо здесь. - Дима усмехнулся ему в рот, чмокнув в уголок. - Не волнуйся, двери закрыты. - Как же мы здесь.. прям на полу? - сглотнул парень, пока его руки уместились на тонкой талии всё того же свадебного костюма. - Почти. Не отрываясь от нежных ласк, Дима запустил руку под занавеску, выуживая оттуда из такого же материала такую же, от чего у Штокхаузена поползли брови вверх. - Будет не так твёрдо. - Сеченов мило усмехнулся восторженно-изумлённому взгляду. - Вы уверены? - Хочу, чтобы мой мальчик меня простил за то, что я тогда его бросил и не довёл до разрядки. И что.. что не ответил. - Что же... кхм. Что же Вы хотели ответить? - просипел немец, чувствуя, как в брюках становилось теснее. - Что бесконечно тебя люблю, Йозеф. Простишь меня? - Вы, может быть, самый умный, Дмитрий Сергеевич. Но всё же немного глупый... Дмитрий прикрыл глаза, улыбнулся. Мягкие губы нежно коснулись его, переходя на шею. Длинные пальцы расстёгивали его жилетку, рубашку. Пробежались по рёбрам, заставляя вздрогнуть и томно выдохнуть. Их стояки отчётливо теперь выпирали в брюках, касаясь друг друга, и Дима прижался сильнее, нетерпеливо теревшись пахом. - Иди сюда, мой мальчик. Дёрнул его за воротник, вжимаясь поясницей о бортик, прячась в занавеске, повторяя произошедшее. - Повторишь в одежде, как тогда? - Ммм.. - лишь протянул Михаэль, подхватывая его под коленками. - Так хорошо с тобой, мой славный. - Правда хотите этого? - Ещё как. - слегка прикусил чужую нижнюю губу, улыбнулся. Сеченов обвил его шею руками, Штокхаузен вжался сильнее, заглядывая в тёмные, как у него самого, глаза. - Мы с Вами пропустим добрую часть представления. - медленные движения бёдер, чужой стон возле его уха. - Мм.. Михаэль.. - Да? - Чуть быстрее, мой мальчик. - Куда же Вы так спешите? - жарко выдохнул, мазнув губами по щеке, по шее. - Ведь занавес только поднялся. - Ми-михаэль... Сознание начинало уплывать, Дмитрий превращался в ту самую мышку в чужих крепких руках. Ещё минуту немец дразнил его медленными движениями, чего достаточно было обоим, чтобы кончить. Поэтому профессор сжал его талию ногами сильнее, ухватился за лицо, останавливая и не давая случиться этому преждевременно. - Давай на пол, родной. - С удовольствием... Аккуратно усадил его вниз, дрожащими руками нетерпеливо отдернув бархатный занавес, который академик до этого кинул на пол. Дмитрий отказался отпускать его шею даже для этого действия, поэтому оказался Штокхаузен сразу же над ним, притянутый резким рывком. Ладонь его плавно опустилась на уже оголённую талию, оглаживая, поднимаясь выше, играя с торчащим от возбуждения соском. Сеченов издал полустон и тот урвал его губами, отрываясь, дожидаясь следующего и заново припадая, ловя каждый звук. Спустился той же рукой вниз, скорее расстёгивая брюки, спуская их вместе с бельём, касаясь влажного от смазки члена. В ту же секунду любовник его прогнулся в пояснице, вскидывая бёдра, пытаясь заполучить больше удовольствия. Глаза его закатились, сквозь зубы он втянул воздух. - Йозеф... - Ммм? - немец улыбался, лениво скользя рукой по основанию, наблюдая за лицом супруга. - Хочешь... хочешь чего-нибудь? - Например? - Может, желание какое есть? - поцеловал в губы, пальцами перебирая кудряшки на затылке. - Вы так мне доверяете? - он свёл жалостливо брови вместе. - Конечно, глупенький. С чего бы мне не доверять своему мужу? - Хмм. Но здесь нет свадебного платья. - он хмыкнул. - В гримёрке их полно. - Дмитрий тихо рассмеялся. - Делай со мной, что захочешь, мой мальчик. Михаэль на секунду замер, разглядывая красивое лицо, пока не приподнялся, снимая с любовника обувь, затем подобравшись под резинку его боксеров, стягивая их вместе с брюками. Остались на Диме уже расстёгнутые рубашка, жилетка и бабочка. Выглядел он и правда как подарок, от чего немец покраснел в щеках, взволнованно улыбнулся. - Какой же Вы... Какой он был Сеченов спросить не успел. Михаэль опустился вниз, покрывая его живот поцелуями, усыпая и бока и грудь, будто не знал парень, к какому участку прикоснуться в следующий раз, оставляя ласку на каждом сантиметре хрупкого тела. Профессор же постанывал, приоткрывая губы, из под ресниц рассматривая увлечённого своим занятием врача. Михаэль снова отстранился, аккуратно выпутывая шефа из остатков одежды. Дима же в нетерпении сглотнул, когда взгляд его упал на явно выделяющийся стояк в штанах партнёра. Оставил он ему только бабочку на шее и видимо развязывать её не торопился или не собирался вовсе. - Хочу кое-что сделать, если позволите. Если будет хоть немного некомфортно, Вы скажите мне. - Хорошо, мой мальчик. - выдохнул Дмитрий, глаза его блестели. Михаэль всё ещё был в одежде, но всё, что он медленно с себя стягивал, это его же бабочка. Полностью развязанная, теперь она медленно переплетала тонкие запястья мужчины, лежавшего на бархатной материи. Немец не затягивал туго, не затягивал вовсе, и если бы Дима сделал самое маленькое усилие и развёл руки в стороны, кусок ткани тут же скатился бы вниз. Он также знал, что вряд ли в этом всём было что-то пошлое, некультурное. Скорее, наоборот. Михаэль действительно, от всей души, наслаждался увиденным, и Сеченов мог поклясться, что рассматривал бы его сейчас тот час напролёт, не касаясь ни его ни себя. Парень над ним замер с каким-то покорённым взглядом, полный обожания. Будто попал он в плен открывшейся перед ним картиной. Картина та и правда была потрясающей. Обнажённый Дмитрий лежал перед ним полностью открытым, на мягкой бархатной ткани, с которой симпатично контрастировали его каштановые, слегка растрёпанные сейчас, волосы. На шее красовалась красная бабочка, запястья были перемотаны такой же красной лентой, теперь немного прижатые к его груди. Одна нога согнута в колене, другая совсем слегка, и она немного укатилась ниже. Покрасневший и возбуждённый, создавал он невообразимый вид. - Я тебя.. так сильно... люблю, Дим. - запинаясь, выдохнул Штокхаузен, очарованный открывшимся перед ним зрелищем. - А я тебя, Йозеф. - просипел в ответ, сердце подпрыгнуло, обдавая волной адреналина. Сеченов обожал этот переход. Михаэль никогда не называл его на ты или коротким именем в повседневной жизни. Пытался он поначалу его заставить, но отчего-то парню создавало это мучения. Он попытался пару раз и было видно, что удовольствия ему это никакого не доставило. Профессор поцеловал его в лоб, прижал к груди, больше он его не мучал. Была и в этом своя особая изюминка, что отличало одного от другого. Было это... мило. И ничего бы Дима менять не стал. Но в постели немец позволял себе эту маленькую вольность, от чего внутри трепетала тысяча птиц, разбиваясь о грудную клетку. Михаэль не спешил продолжать, действительно разглядывая любимого человека, словно произведение искусства. Глаза его скользили по ногам, по которым он плавно вёл пальцами, по животу, добрались до груди, где замерли на шраме, который был теперь совсем еле заметен. Пальцы его остановились на бёдрах и сам он будто отключился, не смея оторвать глаз от той самой полоски, над которой он три года назад сам и работал часы напролёт. Одна ладонь плавно переместилась на левую сторону, считая удары. Слушал свои. Дмитрий прекрасно понимал, что в такие моменты Михаэль задумывался слишком о многом, обо всём этом он сам прекрасно знал, всегда выводил его на разговоры. Как и любой человек, глубоко уважающий творческую деятельность, был его мальчик на такие вещи очень чувствительным. Он и сам таким был. - Михаэль, всё хорошо. - скорее сжал его ладонь, уместившаяся у него над сердцем. - Я здесь, с тобой. - Да, знаю, прости... - Иди ко мне. Тот послушался, наклоняясь, чувственно целуя, пока учёный слабо цеплялся пальцами связанных рук за его рубашку. Колени его сжали чужое тело, он просил большего. - Димочка, можно сегодня немного.. по-другому? - смущённый, неуверенный шёпот. - Конечно. Как ты хочешь? - Поднять тебя надо. - Что захочешь, родной. Ласковые руки слегка приподняли его с пола, переворачивая лицом вниз, ставя на колени, прогибая в спине так, что остались его локти и предплечья лежать на красном бархате. Кровь прилила ему к голове, щёки больно вспыхнули. Он повернул голову, вглядываясь в немца, ища свидетельства брезгливости. Выглядел он, наверное, сейчас слишком уж глупо, странно, несуразно. Но, видимо, не для Михаэля. - Йозеф... - Ты в порядке, мой хороший? Парень навис сверху, сразу же целуя в щёку, показывая, что был он рядом. В карих глазах любовь, почтение, чуть ли не поклонение. Дима улыбнулся, успокаиваясь. - В порядке. Нравится? - Не представляешь, как. Я тебя боготворю, Дима. С самого начала. - робкое признание, невесомый поцелуй в ухо, его рука уместилась на изящную талию. Сеченов знал, что ему не врали, но это никогда не переставало его стеснять. Какие качества они оба в нём нашли, он не понимал. Услышал расстёгиваемые брюки, Михаэль приспустил всё вниз, и его эрегированный член коснулся сейчас немного прохладного зада профессора, немного вздрогнувшего от ощущения. - Не против, если я так войду в тебя? - Михаэль собрал смазку, вводя внутрь палец, сразу же двигая, растягивая. - Если тебе так правда нравится, любимый. - С тобой нравится как угодно. Только прошу, скажи, если будет больно. Дима усмехнулся в бархатную ткань. Их гиперопека и безмерная осторожность всё ещё его поражали. Но был он довольно растянут ещё со вчерашнего вечера, поэтому второй и третий пальцы оказались в нём очень быстро и он не смог удержать стона, когда задел немец чувствительную точку. Сеченов вскрикнул, прогнулся, прикусил губу. - Тебе приятно, Дим? - Д-да, Михаэль... давай... войди. Крупная, сочащаяся предэякулятом головка коснулась растянутого входа, который призывно сжимался и разжимался, предчувствуя наслаждение. - М-михаэль, п-погоди. - Ты в порядке? - обеспокоенное лицо сразу же возникло рядом. - Да, просто хотелось бы, чтобы я смог тебя видеть. - Ну конечно, мой хороший, я здесь. Оставшись в такой позиции, он склонился над маленьким телом, прижимаясь грудью, расцеловывая его щёку. Немного сместил худые ноги так, что съехал его любовник коленями немного ниже, чтобы было удобнее его брать, не отрываясь от лица. Крепкой рукой он обвил его вокруг живота, удерживая на месте дрожавшее тело, второй накрыл сразу две кисти связанных рук, сжимая и оставляя на костяшках любовный поцелуй. Сделал медленный толчок, член плавно скользил в разработанном отверстии, принимая в себя, и Дима звучно застонал, впившись зубами себе в губу, заглушая, не давая своему голосу пронестись по тишине театра. Михаэль поспешил его поцеловать, борясь с желанием выбивать из своего Димы самые сладостные стоны и одновременно со страхом, что кто-то сокровище его услышит. - Такой ты умопомрачительный, не представляешь. Знаешь, о чём иногда мечтаю? - О ч-чём... Михаэль...ах... - хрипел Дима между толчками, с отчаянием цепляясь пальцами за державшую его руку. - Что мы с тобой занимаемся любовью прямо на сцене. - выдохнул ему в губы. - В пустом зале. Вдвоём и втроём. Ведь ты, Димочка, мой самый дорогой кумир, самый желанный на свете актёр, с которым каждый второй хочет поработать. Но позволено это только нам двоим. Извини... глупо, я знаю и... Врач немного смутился, звучало то это, наверное, совсем уж нелепо и вульгарно. Немного он пожалел, но был ошарашен ответом. - У нас на Предприятии есть собственный театр, мой хороший. Скажи, когда представление, я там буду. Ситуация сразу же разрядилась, немец вспыхнул, но Димин лёгкий смех заставил смеяться и его, в благодарностях расцеловывая чуть повёрнутое к нему лицо. - Говорим же мы тебе, родной... Ты совершенный. - Мх...Йоз-зеф.. ещё, глубже! - Сеченов выгнулся, ноги пытались съехать ещё ниже, но парень надёжно его удерживал. - Сейчас, сладкий. Мне нужно контролировать твои потрясающие стоны, не могу позволить, чтобы услышал их кто-либо ещё. И он правда то ускорялся, то замедлял движения бёдер, томно входя либо быстро загоняя основание внутрь, играя на своём любовнике, словно на музыкальном инструменте. Откровенно наслаждался звуками, срывавшиеся с губ его супруга, усыпая влажными поцелуями его щёки, лоб, губы. Сеченов даже не пытался больше самостоятельно держаться на непослушных коленках, полностью расслабившись, позволяя Михаэлю держать себя рукой. Сам он был в далёком ином мире, физически не способен ни на что, кроме как дарить своему пленителю свои стоны и крики. - Михаэль, я ск-скоро... сейчасс... - Сделай это, Димочка, прямо на бархат под тобой. - мурлыкнул Штокхаузен, накрывая член любовника той рукой, которой он всё это время его придерживал под животом. - Мммм, глубже, мой мальчик! - Так тесно в тебе.. - Йоз...что же ты... со мной.. творииишь! Издав особо тонкий стон, Дима бурно кончил, содрогаясь в надёжных руках, орошая занавеску под собой своим горячим семенем. Тут же его бережно перевернули, не давая опомниться от оргазма, укладывая на спину. Михаэль уместил его тонкие ноги на одно плечо, продолжая входить в супруга, не отрываясь заглядывая ему в глаза и тепло улыбаясь. Дмитрий был прикован к тёмным зрачкам, его губы немного приоткрылись, всё так же перемотанные чужой бабочкой руки покоились теперь на глубоко вздымающейся груди. Он бормотал какие-то нелепые слова любви, которые уши Михаэля с удовольствием ловили, а из уголков его глаз потекла пара солёных капель. - Не плачь, мой хороший. - Штокхаузен оставил несколько заботливых поцелуев на лодыжке. - Тебе хорошо? - Д-да, Йозеф... - Я счастлив. Разведя ему ноги, Михаэль склонился ниже, выходя из поддатливого тела, проводя несколько раз рукой по члену, застонав и кончив Дмитрию на грудь и живот, бегая глазами по его лицу и худым обмотанным запястьям. Чуть ли не упал вниз, аккуратно накрывая его своим телом, прижимаясь лбом к его. - Дрожите... - От того, как хорошо, мой мальчик. - Сеченов ухмыльнулся ему в губы. - Не врёте? - Штокхаузен поспешил потянуть за красную ленту, заметив, что пытался Дима его обнять. - Нисколько. Ты и Серёжа делаете меня невероятно счастливым. Михаэль потёрся носом о его шею, счастливо выдыхая. Приподнялся на полу, утаскивая за собой мужа. - Дмитрий Сергеевич, нам с Вами нужно немного притормозить с... - С чем, Михаэль? - Сеченов зарылся в его кудряшки, усмехаясь смущению, будто не он только что выбивал из директора Предприятия крики. - С интимной близостью. - закончил немец, отводят взгляд. - Вчера и сегодня. Слишком... много для Вас. Навредим... снизу. Дима рассмеялся, немного запрокинув голову. Врача из его мальчика выгнать было невозможно. - Сделаем перерыв, не волнуйся. Сразу после того, как мы с тобой после спектакля спустимся вместе с Сергеем в гримёрку. У него там были какие-то планы, с которыми он не мог поделиться с тобой вчера. - Почему же? - тёмная бровь поднялась вверх. - Потому что знал о сегодняшнем для тебя сюрпризе. - Мм. Всё это было ради меня? - Да, Михаэль. - Сеченов прижался к его губам, крепко обнимая. - Ты меня прощаешь? - Я никогда на Вас не злился, глупенький. Они заглядывали какое-то время друг другу в глаза, игнорируя аплодисменты, звуки, доносившиеся со сцены, наслаждаясь поглаживаниями и любовными касаниями. Дима спрятал ему за ухо свою любимую кудряшку, всегда мило выбивающуюся от остальных. - Люблю тебя, Йозеф. - нежно прошептал в губы. - Ich liebe dich, mein Schätzchen.***
Дмитрий Сергеевич аккуратно открыл ключом дверь, так же тихо зашёл внутрь и щёлкнул замком. Медленно разулся, стянул с себя ветровку. Осторожно, на цыпочках, прошёл внутрь. Он очень редко позволял себе приходить домой так поздно. Собственно, обычно ему это не позволяли делать два высоких парня, физически тягаться с которыми он не мог. Уносили его из кабинета или лаборатории на плече, а ему оставалось только подпирать рукой подбородок. Но иногда получалось и так. Иногда приходил домой в полночь, забывшись за работой. Настолько окунался в свою мечту, что теперь Захарову приходилось выдёргивать его из своих мыслей. "Сосунки твои будут переживать. Дуй домой, Димка." И ведь даже Харитон перестал задерживаться после запуска Коллектива. Стал его друг более открытым, радостным. Сам вместе с ним космосом теперь и загорелся. Уходил спать к себе домой, как самый обычный человек, что приятно грело Сеченову душу. Задерживаться он и сам не любил, предпочитая проводить всё своё время со своими мальчиками. Настоящая его мечта давно осуществилась. И в конкретную минуту она ждала его у них дома, куда он так некультурно вошёл после двенадцати ночи. Знал он, что единственная причина, по которой Михаэль и Серёжа не кинулись за ним в "Павлов" сейчас посапывала у Михаэля на груди, который в смешной позе спал на диване, в одной руке сжимая мягкую игрушку. Сергей же уместился рядом на полу, откинувшись спиной на диван, пальцы его сжимали маленькую ручку трёхлетнего малыша. Дмитрий довольно выдохнул. По крайней мере, был у них другой Дима на замену. Завтра он точно останется дома, и будут играть уже вчетвером, куда-нибудь сходят. Будут наслаждаться временем с ребёнком, пока родители его не отберут. Осторожно, боясь дышать, прошёл в комнату, загляделся на картинку. Маленький Дима очень сильно напоминал ему, кто бы мог подумать, не собственных родителей, а двух парней, сейчас спавших вместе с ним. Слегка волнистые темноватые волосы, совсем как у Кати, и голубые глаза Александра, такие же, как у Сергея. Названный в честь него самого, будто был этот мальчик собирательным образом их троих. Что и говорить, было у этого ребёнка всё то, чего не было никогда ни у одного из них. Он не будет знать, что такое горечь утраты, не будет знать, что такое ненависть, что такое быть несчастным, одиноким и нелюбимым. Не будет знать, что такое война и её последствия. Дмитрий не допустит. Никто из них не допустит. "Ребёнок Предприятия". Так шутил о нём Серёжа, но была в том всего лишь доля шутки. Горячо любимый всеми, обещал маленький Дима вырасти окружённый любовью, неся её через время уже своей будущей семье. Оставлять всех троих так было нельзя, хоть и совершенно не хотелось тревожить. Он улыбнулся. С трепетом подобрал маленького Диму на руки, прижимая к себе, и тот заворочался, издавая сонливые капризные звуки. - Тише, разбойник, тише. Баиньки пойдём. Он прошёл в спальню, укачивая товарища Кузнецова, пока тот снова не заснул. Опустил его в кроватку, всегда ждавшая его возвращения в эту квартиру. С отеческой любовью чмокнул в макушку. Вернулся в гостиную, осторожно разбудил так и полусидевшего Сергея. - Мой мальчик, пойдём в кровать. - Мм.. не хочу, я так... - Не нужно спать на полу, когда есть матрас и подушка. Пошли, Серёженька. - Димочка, ты вернулся. - Конечно, вернулся. Сейчас тоже с вами лягу. Уговорить его удалось и взъерошенный Нечаев поплёлся за ним следом, пока директор вёл его за руку. Стоило его голове коснуться подушки, как он заново тут же и отрубился. Дима хмыкнул, вернулся обратно. - Михаэль, солнце, проснись. - он нежно потрепал его за плечо, поцеловав в щёку. - Проснись и пой? - пробормотал немец, заставляя мужа немного рассмеяться. - Петь не надо, ночь на дворе. Пойдём в спальню. Штокхаузен был более сговорчивым, покорно поднимаясь. Казалось, если скажи ему сейчас выйти из квартиры, парень это без вопросов сделает. Довёл его до постели, помог забраться. Накрыл обоих одеялом, поцеловал в губы. Да и космос Диме был не нужен, пока были эти двое с ним рядом. Сделает всё, лишь бы были они счастливы. Улыбнулся. Выпил полуночного чая, что было его такой не очень хорошей привычкой. Пока пил, с любовью оглядел разбросанные по комнате игрушки. Наконец, принял душ, прошёл в спальню. Дима всё так же мирно посапывал, он поправил ему симпатичную кудряшку, расплылся в улыбке. Устроился на их большой кровати, расслабился, облегчённо выдохнул. Нет лучшего места, чем дом. А дом был там - где было сердце. Оба парня почти одновременно заворочались, прижались к нему теснее. - Тише, я здесь. Дима улыбнулся, оглядел два кольца у себя на пальце, обнял обоих. Может засыпал он не в самом удобном положении, но точно самым счастливым.***
12 апреля, 1956 год - Готов, Юр? Как себя чувствуешь, порядок? - Так точно! Вы не волнуйтесь, товарищ Сеченов, полный порядок. Туда и обратно, да? - Точно. Дима улыбнулся совсем молодому голубоглазому мальчишке, который по всем параметрам должен был нервничать, но светился неподдельным воодушевлением и уверенностью. Сеченов нервничал за них двоих. - Давай, беги. Тебя ещё раз проверят, не буду задерживать. - Всё будет замечательно, Вы же гений! - товарищ Гагарин сжал чужое плечо. - Перестань.. Юр, просьба. - Говорите. - Возьмёшь с собой две фотографии? На иллюминатор наклеишь, не против? Он протянул ему две небольшие фотографии дрожащими пальцами. Юрий принял, разглядел, до ушей улыбнулся. - Обязательно. - Спасибо. - Будем с Вами всё время на связи. - Конечно. Ступай. Они кивнули друг другу, парень убежал. Ещё несколько часов прошло с того момента и до самого запуска, страна готовилась отправить первого человека в мире прямиком в космос, исполняя мечту Дмитрия Сергеевича Сеченова. Сейчас он стоял один, немного заламывая свои руки, внутри всё трепыхало, он разглядывал "Восход-1", сейчас мирно стоявшая на платформе, готовая взлететь и прошить своим носом космическое пространство. - Ты такой молодец. Раздался возле него приятный голос майора Нечаева. Тот чмокнул его в щёку, сразу же рассеивая все сомнения и переживания. Дима улыбнулся, подставился нежным губам. - А Вы боялись, что ничего не получится. Мы ни на минуту в Вас не сомневались. Ласковый голос с другой стороны, рука Михаэля уместилась у него на талии. - Мой мальчик, ты сам знаешь, сколько людей трудилось, чтобы стояли мы сейчас здесь. - Знаю. Но Вы - больше всех. Этот успех - Ваш. - Дядя Дима! К ним бежал маленький мальчишка, светящийся детским восторгом. Он впечатался в профессора и тот приподнял его в воздух, крепко обнимая. - Привет, мой разбойник. Кто-то пропускает школу? - опустил его на землю, разглядывая. - В школе разрешили, когда узнали, что это ради науки! - Вот как? - Дима сымитировал изумление, был он тем, кто в Питерскую школу и звонил, отпрашивая мальчишку. - И ты сам захотел? - Конечно! Да мне теперь весь класс обзавидуется. - Что, уже и с нами не здороваешься? Слишком Вы теперь важный, Дмитрий Александрович? - Сергей подал голос, в шутку пристыживая ребёнка. В этом он, конечно же, ошибался. Маленький Дима души в них всех троих не чаял, и неимоверно скучал с тех пор, как родители переехали в Питер, желая подарить своему чаду нормальное детство. Но приезжали они к нему сами чуть ли не несколько раз в месяц. Оба затянули его в сильные объятия, выбивая из него дух и капризные возгласы прекратить. - А на день рождения ты что хочешь? Сеченов потрепал его по тёмным волнистым волосам, заглядывая в голубые, как у отца, глаза. Исполнялось маленькому Кузнецову десять в следующем месяце, но у парня уже было всё, что вообще могло быть у ребёнка его возраста. - Я ещё не думал, дядь Дим. Но... - Что, мой мальчик? Не стесняйся. - Я бы.. хотел съездить в "Ковент-Гарден". - Ого. Это кто же тебе о нём рассказал? - Дима стрельнул глазами на своего заместителя, они обменялись понимающими улыбками. Совсем как у Штокхаузена и у него самого в мальчике давно зарождалась любовь к искусству, театры и музеи он посещал вместе с ними с шести лет. - Дядя Миша. - Я и не сомневался. Всё будет, Дима, с тобой вместе поедем, хочешь? - Правда?! Так можно?! - Разумеется. И родителей твоих пригласим. - Давайте без них только, пожалуйста. Все трое рассмеялись. Был парень в том возрасте, в котором любой ребёнок стремился ухватить хоть кусочек свободы. Сеченов незаметно взглянул на Сергея. Вряд ли тот помнил, как выглядели его мама и папа и наверное многое бы отдал, чтобы в десять лет провести с ними хотя бы пять минут. Но никакой боли на его лице он не заметил, лишь радость и бесконечную любовь к мальчишке. - Да и правда, зачем они нам там нужны? Будут только мешать. - обрадовался майор возможности провести время с маленьким Димой без бурчания его матери. - Где родители твои? - усмехнулся немец. - Да вон идут. - мальчик развернулся, указывая пальцем на приближающуюся к ним пару. Катя была на седьмом месяце и Александр бережно вёл супругу, подставив локоть. Носила она второго мальчика. - Думаю, Екатерина в своём положении всё равно не захочет никуда ехать. - Сеченов добро улыбнулся, с нежностью разглядывая подошедшую девушку. - Привет, Катюш. Все обменялись добрыми семейными объятиями. Вникли в какие-то разговоры, пока майор Нечаев был занят каким-то более важным обсуждением с Дмитрием Александровичем. Они весело смеялись, порой заговорщицки оглядываясь на всю четвёрку, а товарищ Сеченов прятал от этого вида улыбку себе под нос. - Ну что, Димка, дождался ты! - воскликнул Харитон Радеонович, с хитрым выражением лица и раскинутыми в приглашающем жесте руками добравшись до лучшего друга. - Не задуши только до старта. - прохрипел Дима у него в объятиях, но отвечая такими же. - Спасибо, что пришёл на мой триумф, Сеченов! Ты мне за всё это время ни разу ни с чем не помог, но я всё равно рад, что ты пришёл! Они оторвались и Дима заглянул в шаловливые глаза Захарова, прыснул на его шутку. До запуска теперь оставались считанные минуты, позади них собралась огромная толпа учёных и инженеров. Всё было готово. На некоторое время Харитон перевёл внимание на Диму помладше, затягивая того в глубокие нежные объятия. С собой и с распирающей его любви к этому маленькому человеку он бороться никогда не мог. - Как наш Юрка? - снова обращался к другу. - Уже давно внутри, готов. - выдохнул Дима, повернувшись к ракете, заговорив. - Дайте картинку с "Сипухи". На мониторе перед ними показалось изображение ракеты. "Сипуха" подлетела ближе, теперь же на стекле иллюминатора отчётливо можно было разглядеть две фотографии. На одной, снятой совсем недавно, стояли семь человек. Товарищи Кузнецовы по-супружески обнимались, товарищи Нечаев и Штокхаузен целовали товарища Сеченова в щёки, товарищ Захаров обнимал со спины маленького товарища Кузнецова, оба улыбались во все зубы. Другая фотография была гораздо старше. На ней было три с половиной человека. Молодой Харитон весело смеялся, обнимая за талию свою жену Иру, второй рукой прижимая к себе своего лучшего друга Диму за шею, державший в руках маленький свёрток - Екатерину Захарову. В стекле показался Юра, весело помахавший на камеру. - Дим. - тихо, чтобы услышал только он, промолвил Харитон. - Спасибо. - Я же ей обещал, правда? - так же тихо отвечал профессор. - Да.. - Выпьем позже? - Если наливаешь. Они обменялись понятными только им двоим улыбками, кивнули. Захаров выставил большой палец вверх в одобряющем жесте. Сеченов повторил за ним. - Ты такой славный, когда взволнованный. - майор Нечаев приобнял сбоку, целуя в висок. - Будто лет двадцать. - Это ты так намекаешь, что я старый? - Дима порозовел, весело хмыкнув. - Кто тебе сказал такую ерунду? После пятидесяти жизнь только начинается. - Сергей слегка нахмурился, быстрее целуя мужа в губы. - А мужчины с годами становятся только красивее и лучше, как хороший дорогой виски. - Михаэль взял его за руку, приобнимая другой рукой за плечо. Дмитрий рассмеялся, ведь была в этом правда. Он ненадолго прикрыл глаза, наслаждаясь их ласками. Внутренняя дрожь унималась, становилось тепло и спокойно. Все самые близкие люди сейчас были с ним рядом. Его маленькая семья. Живые, в безопасности. Счастливые. А больше всех счастлив, как он думал, был он сам. Его сердце размеренно билось внутри, ни разу за эти годы его не побеспокоившее. И хоть было оно не из живой плоти, хоть было его собственное в банке, стоявшее в лаборатории "Павлова", были они оба не совсем настоящими. Его настоящее обнимало его со всех сторон, заставляя кровь приливать к щекам, расцветая бутоном красной розы. Левое предсердие. Правое предсердие. Дима усмехнулся глупым мыслям. Одно без другого не может. Как он не мог без двух человек, крепко его сейчас сжимающие, разделявшие с ним его радость. Он крепче сжал их пальцами, будто боялся, что они вместе с Восходом улетят от него в космос. Он то не отпустит. Уже никогда. "Поехали!" Прозвучала, наконец, фраза, с восторгом кинутая Юрием Гагариным. "Восход-1" с шумом оторвалась от земли, набирая скорость. Множество людей, за ней наблюдающая, притихла, наблюдая за ней, как за королевой мира. - Красиво... - пролепетал Дима, провожая её блестевшими от восторга тёплыми глазами. - И правда... - прошелестел Михаэль. - Неимоверно красиво... - закончил за ним Сергей. Только две пары глаз смотрели вовсе не в небо, вовсе не на ракету, собиравшаяся сделать огромное для человечества открытие. Их глаза так и не смогли оторваться от родного лица, подарившего им бесконечное счастье. Не страшно. Запись старта они пересмотрят потом. Когда наступит ночь. Когда они привезут хмельного Дмитрия домой. Когда он уснёт на диване, сложив на них голову и ноги. И может тогда они смогут, наконец, увидеть, как "Восход-1" оторвалась от их планеты. Но это не точно. Ведь счастливое, улыбающееся сквозь сон лицо их Димы, ухватывающегося за них руками, будет гораздо интереснее. Они заснут рядом с ним, друг другу улыбаясь, что-то шепча. А запись? Пересмотрят потом. Как-нибудь. -------------------------------------------- То, что осталось за кадром, но должно было там остаться. Харитон после смерти жены и дочери никогда себя за это не простил. Замкнулся в себе, посвятил себя науке. После войны возненавидел себя ещё больше за то, что позволил случиться Коричневой чуме, уничтожая лучшего друга морально и физически. В Сергее видит немного себя, в Михаэле Диму. Искренне хотел, чтобы Дима познал, что такое любовь, хоть сам он её давно потерял, не желая заново связываться с кем-то такими отношениями. Извиниться за то, что они натворили во время войны ему не хватало духу, поэтому старался он сделать хоть что-то, всеми силами пытаясь соединить всех троих вместе. Дима не смог простить себя за то, что позволил погибнуть Ире и маленькой Кате. Считает, что подвёл Харитона. В Екатерине Муравьёвой нашёл ту маленькую погибшую Катю, поэтому всегда считал её своей дочерью. Она и Александр Кузнецов напоминают ему о Харитоне и Ире, очень боится, что кто-то из них погибнет, оставляя второго в одиночестве. Или погибнут оба. Харитон в Мурьвьёвой такого не увидел, но увидел это в маленьком Диме, в котором нашёл не только погибшую дочь, но и самого Сеченова. На нём с самого его рождения выплёскивал всю отеческую любовь, которую он не смог реализовать в прошлом. Сам Харитон раньше думал, что потерял семью, но понял, что она всегда у него была, даже после смерти близких. Дима всегда был рядом, а с появлением Сергея и Михаэля она только росла. Михаэль нашёл семью, где смог, наконец, познать, что такое счастье и где тебя не ненавидят за то, кто ты есть. Совершенно не в родной стране ему было спокойнее, чем когда-либо на родине. За то, что произошло с Германией из-за чумы на Диму он никогда не злился. Сергей в Михаэле нашёл брата, с которым в таком позднем возрасте прошёл через стадию Ненавижу до Ты мой самый лучший друг. Их отношения граничат между братскими, дружескими и немного любовными. Думалось сначала влюбить их друг в друга полностью, но всё же хотелось сделать историю именно о том, как двое любят одного и от ненависти переходят к дружбе, когда один человек объединяет врагов вместе. Оба научились делиться и понимать чувства друг друга, понимать чувства самого дорогого для них человека в мире. Дима Кузнецов так и будет с возрастом перетягивать качества своих "папашек" на себя всё больше и правда станет похож на них двоих одновременно, создавая интересный коктейль из характеров. В нём и его брате все трое буду видеть Сергея и Михаэля. Поклон. Занавес. Конец. :)