хроники педагогики.

Каникулы начались. Потные старшеклассники свалили из спортивного зала. Некоторых пришлось вытаскивать ужратыми в хламину, но стоящие на выходе Даня и Руслан предпочли это не замечать, как бы случайно зевая или отворачиваясь. А Железняк, который изначально был поддатым, на удивление, оказался чуть ли не самым трезвым. Выпорхал из зала счастливый, помахав на прощание Тушенцову. Тот, улыбнувшись, кивнул, прикрыв глаза. Выпроводив всех детей, оба отправились в кабинет по опустевшей школе. Звуки шагов четко отражались от стен широкого коридора третьего этажа, прерывая неловкое молчание, повисшее меж ними. Подобное, то, что в кабинете произошло, обычно должно сближать, но тут как-то не совсем удалось. По крайней мере пока что. Несмотря на то, что Руслан четко дал понять, что на Кашина совершенно не зол, и зацикливать на этом внимание не стоит, он все равно зацикливал и сильно переживал. Винил себя за то, что посмел, позволил себе лишнего. Что сдержаться не смог. Разрыдаться от этого хочется, но Даня держится. И так опозорился; не по-мужски. Попрощались сухо. Просто обычное «пока». Убийственный, вероятно, накрученный себе самому холод мозг уставший от задач математических уничтожал просто. Еще хуже стало. По приезде домой было уже… Приличное количество времени. Почти перевалило за двенадцать ночи. Усталость стала почти пыткой. Даже дрочить не хотелось. Рыжий ведь знал, что перед глазами вместо порнухи уебищной будет личико красивое мельтешить. Пирсинг на крыле носа, губы пухлые, по которым так и хотелось членом провести, глаза, огромные такие, карие… Пиздец, просто пиздец. Кашин головой покрутил туда-сюда, чтобы мысли не те совсем прогнать. Нельзя об этом думать, нельзя. Мало ли что… Но блять, в голове образ чужой встал четко. И от всего этого у него, кажется, скоро тоже встанет. Ебучий Руслан с его ебучей сексуальностью. Еще и одевается в эти свои скинни чертовы, коленки острые оголяя. Он не в состоянии контролировать себя в такие моменты. Хочется сгрести это тело в охапку и присвоить себе. Выебать, как сучку последнюю, чтоб знал, какого одежду такую носить, лишь теша фантазии больные. – Сука, – ругается Данила себе под нос, потирая глаза и зарываясь пальцами в волосы, сжимая у корней. Он точно конченый, если думает об этом. Но себе самому это даже нравилось. Это пиздец ебаный, но в фантазиях этих утонуть хочется. А Тушенцов мыслей таких себе не позволял. Страшно было себе представить что-то подобное. Но изредка, проявив слабину, перед глазами представали развратные картинки. И уже достаточно давно. Такое с ним впервые. Уже после недели знакомства глазки карие скользили по телу в белоснежной рубашке, поджимая губы и по щекам себя хлопая, чтобы лишнего не надумать. А это сложно было, ведь по математику местному все девчонки кипятком ссались. И Руслан, кажется, мало от них отличался в этом плане. Это и пугало.

***

Прошло несколько дней каникул. Кашин все не писал, и шатен успел испугаться, что тот слился. Но нет; на третий день он все же получил короткое сообщение «Я готов». Тушенцов улыбнулся криво, кинув адрес квартиры. На следующий день раздался звонок в дверь. Руслан поспешил открыть, выбежав из кухни. На пороге стоял Даня, смотрящий точно в чужие глаза. Он в слюне чуть не захлебнулся от его вида. Пальто красивое вниз струилось, водолазка шею обогнула, а брюки почти облепили ноги. Потрясающий черный комплект одежды идеально сочетался с лицом. Шатен сглотнул, силясь тремор рук и коленей унять. – Привет… – помотав головой пробубнил он, отступив и впустив Данилу в квартиру. Смущенно уставившись в пол, он почти хищного взгляда не замечает. Рыжий на порог вваливается почти, закрывая за собой дверь. Поджав губы, Тушенцова рассматривает, который стоит перед ним, сверкая стройными, красивыми и гладкими ножками из под домашних шорт. Он блядски привлекателен сейчас. Еще пуще, чем в чертовой школе, чем на чертовой дискотеке. Снова грязные мысли вспыхнули, в которых эти ноги закинуты на собственные плечи, а внутренняя часть бедра покрыта яркими укусами. Данила жмурится, головой помахав. Нельзя. Не сейчас. – Привет, – здоровается в ответ, облизнув губы. Еле сдерживается, чтобы не трахнуть Руслана прямо тут. На ебаном полу в коридоре. – М… Дань? – зовет Тушенцов, кашляя. Волнуется явно. – Чего? – взгляда не сводит со смущенного шатена. Пальто снимает, в руках держа. – Ничего, ладно, забей, – в волнении губы кусая, Руслан поправляет растянутую футболку и голову задирает. Даня в глаза карие смотрит, представляя, как те слезятся и закатываются от удовольствия. Как дрожащий, охрипший от стонов голос требует большего. Блядство, опять. – Руслан, – вансы потертые снимает мгновенно, делая шаг ближе и кидая пальто на диванчик рядом. – Тут нет детей, а я все еще ахуеть как хочу тебя, – говорит все же. Сдался, мать вашу. Не смог снести той красоты, коей Тушенцов наделен был. И блять, от этого стало легче. – Че? Ты в край ебанулся? – ойкает тот, смущаясь сразу, но натуру свою токсичную все же выпуская. Рыжий на плевок яда лишь хмурится. – Ты блядская цундере, или че? Я ж видел, как ты смотришь на меня глазами недоянной коровы, – Кашин челюсть чужую обхватывает, заставляя посмотреть на себя. Губы чуть дрогают, к верху поднимаясь в ухмылке. А Тушенцов потек уже. Подобное поведение Кашиновское в ступор, смущение и интерес вводило, просто пиздец. И он ноги свои раздвинуть готов прямо сейчас, лишь бы Данила продолжал. – Признавайся, ты же хочешь, чтобы я оттрахал тебя по самые гланды, – рука с чернильным рисунком сжимается чуть сильнее, заставляя шатена прохрипеть. – Дань, я… – обхватывает чужое запястье ладонью, сглатывая. А в глазах разврат читается неприкрытый, заставляющий Даню хмыкнуть. Проще, чем с телкой в клубе – они просто оба знают, чего хотят. И знают, что желания их в этом плане дико совпадают. – Что «я»? Ты податливая сучка, которая течет от грязных речей, да? Иначе ты бы уже давно выпроводил меня из своего дома, разве нет? Ну давай же, не разочаровывай меня, признайся. – Блять, Даня… – Сука, не беси меня. – Ладно, ладно, ты прав, блять, – смущенно отвечает Тушенцов, жмурясь на секунду и отводя глаза. – Но что это дает? Ты ведь… Не за этим приехал. – Я уже ответил на вопрос, который тебя интересовал. Ты ведь звал меня для того, чтобы понять, нахуя я тебя засосал, верно? Потому что у меня хуй лопнуть готов каждый раз, когда я вижу твои ебучие колени. Какая же ты все же блядь, Руслан. – Сука, ты мне трахаться предлагаешь так, или че? – Догадливый какой, умница. Ты ведь тоже хочешь, верно? Я ведь прав, да-а? – тянет последнее слово намеренно, рукой ведя к затылку. После он точно пожалеет о содеянном и о своем поведении, потому что так вести себя просто нельзя. Но это будет потом, значит можно не париться. Ответом послужило молчание. Но ответ и не требовался. Кашин и так все понял. Притянув Руслана за затылок, он целует вновь. Смазано, мокро, властно. Полость желанную языком исследует, пока скулу оглаживает. Тело под собой плавится. Кашин чувствует, как Руслан слабеет. Сопротивлением, конечно, и до этого не пахло, но сейчас оно мягкое, словно пластилин. Отстраняется, разглядывая чужое смущенное выражение лица. Поджав губы хмыкает. Смешно ему. – На колени вставай, хороший мой. – Че? Зачем? – шатен в ахере прибывает конкретном. Подобного он не ожидал совсем, но и не сказать, чтобы против был. Просто… Все так быстро. Будто в порно дешевом. – Блядство, Тушенцов, не тупи. Отсосешь мне. Сглотнув, но против ничего не сказав, Тушенцов опускается на колени, хватаясь за ремень на чужих брюках. Дрожащими руками расстегивая пряжку, карие глаза метнулись к верху, встретившись с чужим хищным взглядом. Облизав губы, он рывком стягивает темные брюки вместе с боксерами. Перед глазами, блеща головкой, красовался вставший член. – Блять, у тебя из-за мыслей обо мне встал? Да ты озабоченный, – хмыкает Тушенцов, плюнув на руку и обхватив чужой орган, он стал водить вверх-вниз. – Сука, ебло свое закрой и соси уже, – схватив Руслана за корни волос и еле сдерживаясь, чтобы глоткой не насадить его прямо сейчас почти прорычал Данила. Обычно он бы никогда так себя не повел. Просто шатен своей податливостью и пиздецки очаровательным личиком не позволял делать иначе. Такой очаровательный во всей своей токсичной натуре. И он уверен, что Руслану нравится подобное к себе обращение, потому как тот все же стоит своими прекрасными коленками на кафельной плитке, склоняясь над членом и слизывая каплю естественной смазки. Тущенцов морщится, будто не желая продолжать, но спешно отгоняет от себя эти мысли, обхватывая головку губами и обводя ту языком, задевая уздечку. Берет глубже, жмурясь и силясь поток слез, которые так и норовят из глаз брызнуть сдержать. А Даня спустить от одного этого вида готов. Руслан с членом во рту смотрится слишком ахуенно. Такой невинный, если смотреть в глаза, но если опустить взгляд чуть ниже… Край разврата. – И этими губами ты с учениками пиздишь. Не стыдно? – хватка в волосах ослабляется. Рыжий гладит темные волосы, пока Тушенцов размеренными движениями головы в рот глубже берет, выбивая вздохи и рыки тихие. Старается, видно. Шатен языком по венке ведет, пальцем смахивая бусинки слез с уголков глаз. Непривычное ощущение наполненности заполнило рот, и с этим трудно что-то сделать. Головка неприятно утыкается в небо, давя. Рвотный рефлекс срабатывает почти, но в секунду Данила оттягивает его голову за волосы. – Завязывай, ты славно постарался, – отпуская темные пряди, рыжий натягивает штаны обратно, опуская взгляд вниз. Закусив губу, на него смотрели заслезившиеся карие глаза. С одной стороны хотелось прижать его к груди и успокоить, но с другой… А с другой хотелось вытрахать из него все блядские слезы. Чтобы он рыдал, как сучка, в стонах собственных задыхаясь и моля остановиться. Нахмурившись и поразмышляв немного, Кашин подхватывает шатена на руки и комнату ищет. Правда, он мгновенно пожалел об этом – по телосложению они были схожи, и оттого тот оказался достаточно тяжелым. Кинув на кровать ахуевающего и смущенного Руслана, он нависает сверху, надавливая коленом и раздвигая ножки стройные. А тот повинуется, закидывая руки на плечи и молча глядя в глаза мутно-зеленые. Блядская картина. – Дань, блять, ты уверен? – Тушенцов сглатывает, облизывая влажные губы. – Я-то уверен, Русь. Я пиздец, как хочу тебя, – руки ползут под футболку, ту задирая и губами припадая к грудной клетке. Каждый сантиметр старается губами теплыми обхватить, пока сверху вздохи и ойканья слышатся. У Руслана перед глазами все плывет. Касания теплые с ума сводят. Пальцы впиваются в плечи. Рыжий недовольно шипит. – Не впивайся так крепко, роднуль. Давай пока попытаемся без отметин, окей? – В смысле «пока»? Ты надеешься, что это не последний раз? – А ты против? – руки на бедрах оказываются, сжимая их крепко, до выдоха звучного. – Вот ты пидор, сука… Не против, – отводя глаза поджимает губы тот, закрывая лицо руками. – Ну вот и не выебывайся. Могу я теперь называть тебя любовником? – рыжий игриво заглядывает в глаза, выглядывающие меж пальцев в татуировках. – Пошел нахуй! – руки от лица отрывая, шатен ставит их по обе стороны от себя и приподнимается на локтях. – Ты щас туда сходишь. Смазка клишировано в тумбочке, да? – получив кроткий кивок, рыжий ухмыляется, потягиваясь к деревянной тумбе и, порывшись в ящичке, выудил оттуда полупустой бутылек какой-то дорогущей смазки. – Разденься. Руслан сглотнул, сев на кровати и подрагивающими руками стягивая с себя вначале футболку, а после и шорты с боксерами. Оставшись перед одетым Данилой полностью обнаженным, он смутился совсем. А тот лишь самолюбие тешит. Валит его на спину обратно, выдавливая на пальцы холодную смазку. Входит резко и бесцеремонно. Растягивает тоже, под все те же ласкающие слух звуки. Приятно, блять, до одури. Обоим. Одному – от ощущений, второму – от постанываний скромных и сдержанных. Будто огонь сжигает обоих, заставляя вариться в котле похоти. Они явно будут гореть в аду за то, что творят. Но кого это сейчас ебет? С хлюпом вытащив мокрые пальцы из шатена, Кашин спешно стягивает с себя всю одежду. Она в перемешку с одеждой Тушенцова валяется на полу, пока Данила аккуратными движениями толкается в теплое нутро. У Руслана перед глазами звездочки от ноющей боли. Он ожидал, что будет неприятно, но не настолько ведь… Но он терпит, потому что знает, что потом будет хорошо. И успокаивают приятные поглаживания по бедрам и невесомые поцелуи в шею, не оставляющие следов, как тот и говорил. Он просто не догадывается, что Кашин нежен лишь в первый раз, и что со временем это перерастет во что-то более ожесточенное, являющее все потаенные желания и больные фетиши. Толчки медленно ускоряются, а ощущения становятся все приятнее. Руслан неприкрыто стонет, глаза закатывая, прямо как рыжий и представлял. Он еще более потрясен, чем он представлял. Все слишком… Слишком. Слишком горячо, влажно и тесно. Слишком мало пространства. Они задыхаются, утопают друг в друге. Данила шепчет пошлый бред на ухо, мочку кусая, а Тушенцов не слышит. Слишком приятно. Слишком он улетел в сладкие облака обжигающего разврата, воображая себе все, что только можно. Всевозможные пошлости, связанные с человеком, который нещадно вколачивается в его тело, хрипло говоря что-то несвязное. И это, сука, сводит с ума. Оба на пределе. Рыжий выходит резко, кончая прямо на впалый живот, Руслан же заканчивает следом. Оба задыхаются не только от чувств, но и от банальной нехватки воздуха. Даня опускается рядом. – Похоже, теперь нам стоит подумать не только над поцелуем.