Время шло слишком спешно. Стрелки часов громко тикали, разрезая тишину. Оба молчали, явно переваривая произошедшее. Лежа обнаженными в одной кровати, это будто было нечто более интимное, чем секс, и от того очень странные ощущения. Вроде знакомы они ничтожно мало, а, вроде как, с определенного момента стали невероятно близки.
– Есть закурить? – прерывает молчание Кашин, садясь и смотря на взъерошенного Руслана, что пялил в потолок сосредоточенным взглядом красивых глаз.
– Да, подожди секунду, – вздрогнув, шатен моргает и поднимается. Смущенно отведя взгляд, он роется на заваленной тумбочке, выуживая пачку красного чапмана и протягивает Дане. Тот благодарственно кивает, забирая пачку из чужих рук. Вроде как поднимается, чтобы уйти на балкон, но его тормозят. – Кури прямо тут, похуй. Я так же делаю, – Тушенцов ставит пепельницу на кровать, кусая внутреннюю часть щеки.
Закуривает рыжий в абсолютной тишине. Слышится лишь чирканье зажигалки, а после едкий дым заполняет комнату. На губах тонких ощущается противно-приторный привкус вишни. Даня все еще молчит, а шатен будто перебивать звенящую тишину не осмеливается, пяля в точку перед собой.
– Ну… И что мы теперь будем делать? – спрашивает все же Кашин, стряхивая тлеющий пепел в пепельницу.
– В каком смысле? Жить дальше, что еще, – нервно хмыкает Руслан, перебирая пальцы.
– Я серьезно. Два дня назад ты сам хотел поговорить о наших взаимоотношениях, а сейчас пытаешься отшутиться? Сейчас это реально важно, тебе так не кажется?
– Важно чем? Ты типа не считаешь это порывом эмоций и импульсивной хуйней?
– Блять, Тушенцов, – Данила хмурится, облизывая губы и переводя взгляд на нервного шатена. Глаз у него начал заметно так залипать. – Нет, я так не считаю. Я похож на такого человека?
– Да нет, – шатен ногтем смятые простыни ковыряет, карих глаз поднимать не смея. Неловко, до ужаса просто.
– Ну вот именно. Давай без сюсюканий обойдемся, окей? Ты не тупой, понимаешь, че к чему, я ведь прав?
– Я вас любил безмолвно, безнадежно; то робостью, то ревностью томим…
– Это че за хуйня?
– Я вас любил : любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно;
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно
Как дай вам Бог любимой быть другим.
– Все, ясно стало, спасибо, – рыжий нахмурился в недоумении.
– Пушкин это, быдло ебаное.
– Это еще я быдло? Ты ахуел?
– «Ей сна нет от французских книг, а мне от русских больно спится» – про тебя, да?
– Да хватит уже про литературу свою пиздеть, заебал. Ты по образованию физмат вообще.
– Талантливый человек талантлив во всем, слышал про такое?
– Ты мне как телка мозги ебать будешь теперь?
– Так точно.
– Это мы даже не вместе живем…
– А ты собираешься типа?
– А ты против?
– Может и против, – Руслан все же голову поворачивает, улыбаясь криво.
– Да тя не спрашивают, собственно.
– Да че ты говоришь, кто ж тебя сюда пустит?
– Да блять, обломщик ебливый. Те типа надо в любви признаваться и цветы таскать, чтоб сердце оттаяло?
– Может и да.
– В натуре как телка.
– А ты сексист? Еще и в стереотипы веришь, и слюры используешь… Пиздец позор.
– А ты сосал.
– Ахуеть.
–Шлюха.
– Пидор.
– Голубой.
– Быдло.
– Сам такой.
– Я тебе сигареты о глаза потушу нахуй.
– Утютю, а ты садист, как я гляну.
– Блять, Кашин, завали еблет, окей? Это начинает выглядеть стремно, – Тушенцов хмурится, скрещивая руки на груди и смотря в стену напротив.
– Да ладно тебе, не злись так. Я ж шучу.
– За такие шутки в зубах бывают промежутки, слышал о таком?
– Ой, все, обиделся.
– Не обиделся я, соси. Я не пиздючка пубертатная из-за такой хуйни обижаться.
– Ладно, тоже верно… Кстати, – рыжий сигарету о пепельницу тушит, бычок кидая в кучу пепла. –Че на тебя эта дура старая гнала? У меня уши в трубочку свернулись от того, что она пиздела.
– Какая конкретно? У нас весь педагогический состав из таких куриц состоит.
– Валентина Ивановна. Стояла с уборщицей, возмущалась, я мимо прошел ахуел.
– А-а-а, эта… – тянет Тушенцов, кусая губы и брови хмуря. – Не ты один мои голые колени замечаешь.
– Че? Ты о чем нахуй? – Данила смущается почти, пяля на профиль шатена.
– Лапче. За джинсы мои она наорала, – Руслан поворачивает голову, смотря ровно в чужие глаза.
– А. А хули ты про меня пиздел тогда?
– Я тоже видел, как ты на меня пялился, так что давай не выебывайся.
– Ладно, окей, ты прав, не буду отрицать.
– Хоть в чем-то ты не ведешь себя, как ебаный упертый ребенок.
– Че? Ты ахуел, или че?
– Ну а в чем я не прав? – Тушенцов оперся щекой о колено.
– Ладно, все. Щас разосремся не дай боже.
– Вы же умный человек, и, конечно, сами не веруете, но понимаете, что вера нужна, чтоб народ дурачить.
– Опять ты за свое… Может в душ?
– Вместе типа?
– А ты хочешь?
– Нет. Я первый, – поднявшись, Руслан вышел из комнаты, хлопнув дверью в ванную комнату.
– Вот сука.
***
Тушенцов душ раскаленный любит. Чтобы кожу обжигало почти, а от воды пар шел. А сейчас это будто было необходимо. Шатен просто стоял, задрав голову и зажмурившись. Мозги плавились. Приятно даже. Смыть позор, как это бывает обычно, не хотелось. Это что-то явно значит.
На голову льется приятно пахнущий шампунь, с ягодами какими-то. По шее татуированной стекает плотная пена, пока пальцы массируют кожу головы. Тоже расслабиться помогает, а сейчас это как нельзя кстати; чтобы поговорить нормально ему нужно хоть немного соображать.
В душе проводит около пятнадцати минут, раздумывая и вникая в произошедшее. Долго, действительно долго, но иначе сейчас будто нельзя. Он устал. Веки слипаются. Хочется уснуть прямо тут. Но он выходит, напялив махровый, теплый халат. Вжавшись в ткань, Тушенцов покидает ванную комнату.
Возвращается в комнату, смотря на Данилу, что успел одеться и залипнуть в телефон. Моргает размеренно, проходя дальше и падая на кровать. Кашин же, молча глянув на вошедшего, поднимается и уходит.
– Полотенце слева там возьми! Найдешь, в общем, – вслед уходящему крикнул Руслан, стягивая халат.
В домашнюю одежду переодевается, убирая с разворошенного одеяла пепельницу. Надо бы вытряхнуть, но так влом. Забирается под одеяло, зарываясь и тыкаясь лицом в подушку. Глаза закрывает, намереваясь просто полежать.
Рыжий, кажется, ему полная противоположность – воду леденющую включил и рад стараться. Стоит, ежится, по коже мурашки бегут, а сам он дрожит мелко. Неприятно, но в этом тоже есть свой шарм. Мазохизм? Не совсем. Но подобные наклонности точно.
В отличие от Руслана, Даня не думал. Совсем. Он спешно смыл с себя пот и остатки прошедшего дня, вылез из ванной и, схватив полотенце слева (как шатен и велел), обтерся наспех. Повязав сероватое махровое полотенце вокруг пояса, Кашин покинул ванну.
– Русла-ан, у тя пожрать че-нить есть? Я щас… Бля, – только зайдя на порог спальни он заметил, что Тушенцов заснул. Тихое сопение заполнило комнату. Данила лишь хрипло хмыкнул, подходя ближе.
Долго не пялился, лишь слабо чмокнув спящего в висок, после чего покинул комнату. Стоит подождать, пока он не проснется. Уходить не хочется совсем, да и как-то нетактично это… Попрощаться надо хоть. Есть, конечно, все так же хочется, но он и потерпеть может…
***
А ждать пришлось недолго. Спустя всего-то минут сорок шатен резко сел, очнувшись от кошмара. Нормальное состояние, он уже ничего подобного не замечал. Потянувшись и зевнув, он огляделся. На краю кровати лежала небрежно, но явно старательно, сложенная стопка с черной одеждой, а рядом лежал халат. Рыжий не ушел. Это… радовало.
Руслан вылез из под теплого одеяла, потирая заспанные глаза. Выйдя из комнаты, он прошелся по комнатам. Искомое (а, если быть вернее, искомый) нашлось в гостиной. Кашин сидел на диване, подобрав под себя ноги и тыкал что-то в телефоне с сосредоточенным видом.
– Тебе, может, хоть майку дать? А то ходишь тут, как шалава, – хрипло спрашивает Тушенцов, опираясь о дверной косяк и силясь проморгаться.
– А? О, ты проснулся. Давай, а то мне холодно, – Данила поднялся, отправившись за шатеном в другую комнату.
Там ему вручили растянутую домашнюю майку черного цвета. Кашин ту напялил, оглядев себя. Кивнул, мол, сойдет.
– Я ща тебя съем, бля буду, – вновь напоминает о своем состоянии рыжий, смотря на Руслана.
– Пиздец, ну открыл бы холодильник, че выебываешься, – Тушенцов обогнул Даню, шаркая ногами дойдя до кухни.
Открыв холодильник, карие глаза оглядели полки.
– Могу тебе курицы разогреть, хз. С макаронами. Будешь? – темная макушка высовывается из-за дверцы, глядя на вошедшего Кашина.
– Да мне насрать уже, давай.
– Понял.
Как ни странно, накладывать приготовленное в тарелку Руслан старался аккуратно, не разбрызгивая ничего по сторонам. В микроволновку на пару минут поставил, повернувшись на рыжего. До звона микроволновки оба молчат. Вытащив разогретую еду, шатен ставит тарелку перед Данилой, протягивая вилку. Тот кивает благодарственно, с жадностью есть начиная.
– Так мы теперь типа встречаемся?
– Ну, ты не против если? – с набитым ртом спрашивает Кашин, поднимая глаза.
– Не против.
