Осколки страха и голода

      Зачем он вообще вступил в бой с тем уродом, вместо того, чтобы аккуратно обойти его?! Зачем он согласился на тот контракт?! Хорошо, на самом деле понятно зачем. Да и очень легко задаваться вопросами сейчас, когда положение безвыходно.       — Обеспечил семью называется, — вспомнил Кахара о своей жене, которая к его предполагаемому (ранее) возвращению должна будет родить.       «Представляю, когда малой подрастёт и Селеста потом будет ему рассказывать, как папка героически погиб в ужасном подземелье Страха и Голода, чтобы прокормить их. А папка-то умер от анального кровотечения – не успел толком даже спуститься в это самое подземелье», — Кахара осторожно сменил позу. — «Или напротив она посчитает, что я, такой козёл, тупо взял и сбежал от ответственности. А ведь я бы мог. Я ведь действительно такой козёл».       Кахара тихо усмехнулся, но всё-же о последнем старался думать как можно меньше. Селеста никогда не опустится до того, чтобы срывать свои обиды на ребёнке. Она скептична, но в конце концов не глупа и знает, что Кахара её любит.       «В прямом смысле рву жопу».       Он не верил, что после случившегося умудрился выжить. Вот только назло или на радость тому стражу? Или Кахара принципиально не хотел умирать именно так? А, может, Боги над ним просто сжалились? Навряд ли: он, циничный наёмник, был ненамного лучше, чем все те уже разложившиеся узники подземелья. Значит, просто повезло?       «Да и какая нахрен разница?!»       Действительно: какая нахрен разница, если Кахара сгниёт здесь, в сырой и холодной камере? Верно, никакой разницы нет, шансов на спасение – тоже. Глупо даже надеяться. Эта камера станет его могилой, а отдалённое урчание и писк пещерных карликов – реквием. И нет никакой гарантии, что страж не вернётся, дабы повторить изнасилование Кахары, а то и вовсе того добить. И о первом, и о втором было страшно подумать.       Всего-то стоило перестать дышать ещё при первой возможности, когда само дыхание приносило невыносимую боль, а ноги отнялись так, что Кахара не чувствовал даже тёплую кровь, стекающую по ним. Но он выжил, дышал полной грудью, мог двигать ногами и даже смеяться над собственными сортирными шутками. Разве что раздражала засохшая на бёдрах кровь, которая, став тонкой корочкой, трескалась и иногда осыпалась, вызывая зуд. Кахара старался его игнорировать и лишний раз не шевелиться. Он словно берёг силы, чтобы всё-таки попытаться выбраться.       Вскоре Кахаре надоело развлекать себя каламбурами про задницы и он, положив руки под голову, попытался уснуть. А что ещё делать? В камере, кроме самого Кахары, обгаженной подстилки и страшненькой куклы, (которой он уже оторвал голову, надеясь найти хотя бы ложку), больше ничего не было. Конкретно сейчас ему оставалось только ждать самого стража или других дурачков, решивших поиграть в исследователей. Главное только, чтобы страж и дурачки не пересеклись.       «А то будет не день, а полная за…! Ладно, хватит».       Кахара закрыл глаза и попытался забыть где сейчас находится: он не в тюрьме, а в дешёвой комнатке таверны. Не холодный камень, а дерево. Не слабеет от голода и потери крови, а просто перебрал вина и опиума. Он проснётся и увидит над собой либо скрестившую руки Селесту, что осуждающе покачает головой, а после принесёт воды, либо громилу, который принесёт самого Кахару к воде, (то есть бросит в лужу), потому что денег на съём комнаты больше нет.       И поначалу это даже получилось: только-только Кахаре удалось расслабиться, как чей-то крик всё испортил: вернул на сырую подстилку в холодной камере.       — Чтоб тебе в бошке личинку отложили… — разозлился Кахара и прикрыл уши, пытаясь снова мысленно вернуться в привычную обстановку.       Но крики раздавались относительно неподалёку, сопровождались глухими звуками борьбы и уже знакомым рычанием. Кахара прислушался к эху, но так и не разобрал слов в этой какофонии. Ясно одно: страж и какой-то дурачок всё-таки столкнулись, и первый тащит в камеру ещё одного узника.       «Отлично. Будет хотя бы с кем поговорить, — обрадовался от безысходности Кахара».        Глухие шлепки тяжёлых босых ног заставили рефлекторно сжать зад и пожалеть об этом. Вместе с приближающимся стражем речь бедолаги стала более разборчива.       «Нет, не будет с кем поговорить, — расстроился Кахара: сосед, судя по всему, иностранец». Причём Кахара никогда ранее не слышал такого акцента, да и самих слов. Будто не язык, а наскоро придуманная тарабарщина. Пойманный мужчина несколько раз повторял про какой-то «Инал», будто в отчаянии пытался о чем-то договориться с неразумным монстром.       «Ты предлагаешь ему свой инал, а ему нужен твой… Всё, хватит! Теперь точно всё!»       Когда страж довольно взглянул на Кахару через резное окошко, все маломальские остатки позитива исчезли. Раздался удар о дверь и пленный мужчина резко затих, но был ещё в сознании, так как возня не прекратилась. Страж снова ударил того об дверь и забренчал связкой ключей.       «Интересно, почему оно не путается в них? — впервые задумался над этим Кахара и аккуратно отполз в дальний угол: на всякий случай».       Механизм замка поддался и покрытый свежими порезами страж вошёл в камеру, держа под мышкой немолодого, судя по седине, мужчину, державшего в руке кинжал. Не обращая внимание на Кахару, монстр уже в третий раз приложил того головой об стену. Тело мужчины обмякло и кинжал выпал на пол. Страж бросил узника на пол, издал жуткое урчание и навалился на того всей тушей. Кахара не долго наблюдал за этим, ибо понял – это его шанс сбежать, ведь уродцу не хватило ума закрыть дверь камеры.       Встав на корточки и игнорируя жопоболь, Кахара медленно пополз к выходу, следя за пыхтящим от нетерпения стражем. Звон стали о камень – всего-лишь обронённый кинжал резко коснулся лезвием пола из-за неосторожности. Сердце Кахары сжалось.       «Смотри под руки, болван! — ласковое обзывательство Селесты отозвалось в подсознании, будто она была сейчас совсем рядом. — Нет, не дай Аллл-мер и прочие божественные чудики, чтобы она оказалась здесь!»       Страж же не среагировал на тот звук: слишком был занят заламыванием рук новой игрушки. А ведь Кахаре выпала возможность не просто сбежать, но и отомстить. Да и путь станет куда безопаснее, если этих мутантов будет меньше. Может, даже в той связке окажется ключ, отпирающий какой-нибудь сундук с казной, например?       «Моя жадность меня точно убьёт».       Кинжал отлично сидел в руке. Сжав его покрепче, Кахара поднялся и прицелился стражу в набухшую на затылке вену. Он, зная о медлительности твари, приготовился к отступлению и затем точно вонзил кинжал в вену. Страж взвыл так громко, что Кахаре показалось, будто сейчас ему придётся спасаться уже от целой орды, услышавших зов себе подобного. А ведь если они его поймают и пустят по кругу…?       «Ну уж нет!»       Кахара ещё раз ударил в затылок, а после вцепился в спину. Длинная рука стража была слишком слаба чтобы сбросить его, а вторая – слишком коротка. Издав жалобный вой, страж встал на ноги и, теряя равновесие, поплёлся к стене. Кахара дёрнул за кинжал и вскрыл вену на его шее, а после спрыгнул и отскочил назад. Вовремя: страж умирал, но сил в нём было достаточно, чтобы сломать человеку несколько костей. В лучшем случае.       Не спеша радоваться, Кахара выглянул из камеры, чтобы убедиться не идут ли к ним другие стражи. На удивление было пусто. Только пещерные карлики, затаившись у потолка, наблюдали за происходящим. Обратив внимание на мост, Кахара увидел тесак и пару толстых отрубленных пальцев. Всё-таки тому мужчине удалось покалечить стража.       «А толку-то? Но кинжал действительно хороший».       Вытерев лезвие об штанину, Кахара убрал новый кинжал в ножны, а затем подобрал тесак и вернулся в камеру. Страж больше не шевелился. Лишь отросток всё ещё продолжал пульсировать. Чтобы он не мозолил глаза, Кахара отрубил его и пнул в угол, а затем подошёл к незнакомцу. Тот был в сознании и, приподнявшись на локтях, что-то пытался сказать. Его лицо оказалось достаточно молодым.       «А чего седой такой? Ещё один тёмный жрец что-ли? — предположил Кахара и, не скрывая предвзятой неприязни, присел на расстоянии».       — А? Что? — ответил он на одно из невнятного бормотания. — Я твоя не понимать. Мужчина потянул к руку к своему кинжалу у Кахары, прежде чем прикрыть глаза и потерять сознание: крови из разбитого виска вытекло слишком много.       — Будь благодарен, что истекает кровью только голова.       Кахара обобрал и стража, и незнакомца. У второго, кроме нескольких монет и отмычек, нашёл пару своему новому кинжалу и забрал с собой. Разумеется, Кахара не чувствовал никакого сострадания или жалости, ведь они даже не понимают друг друга и ещё… Да одного этого уже достаточно, чтобы не доверять друг другу. Какой от него толк – даже стража нормально ранить не смог.       — Извиняй, — бросил Кахара перед тем, как выйти из камеры, всё ещё не веря, что жив.