В пустом театре

Нёвиллет привык работать один. Хоть у него в подчинении целый Сумеречный двор и палата Жестьон, важную административную работу он полностью берёт на себя, а ведение судебных процессов кому-то другому откажутся доверить и сами жители Фонтейна, так привыкшие видеть Юдекса в по праву заслуженном кресле. Прикасаться к книгам в кабинете Верховного судьи — настоящая честь, оказываемая только наиболее доверенным лицам вроде Путешественника и одному не совсем доверенному, по наитию врывающемуся между делом в его сокровенное царство и превращающему это самое царство в анархию. Среди разбросанных отчётов и рапортов, заляпанная чернилами гидро архонт с выражением, близким к отчаянию, изо всех сил старается прибрать тот бардак, который накануне устроила в очередной попытке помочь Нёвиллету с бумажной волокитой. Привычная самоуверенность и театральность образа давно сошла на нет, руки слегка дрожат, взгляд упорно избегает встречи с ним, а губы лишь шепчут: — Я просто хотела помочь… Он имеет полное право злиться: ему сегодня обеспечены сверхурочные если не до рассвета, то до полуночи — точно. Поджимает губы в раздумьях. Не в первый и точно не в последний раз Фурина пытается проявить заботу столь деструктивным для его кабинета способом. Он мог бы её отчитать, запретить даже входить в его кабинет, но прекрасно понимает, что никогда этого не сделает. Нёвиллет откладывает стопку по новой расфасованных документов и встаёт перед ней на колени. Вытирает платком чернила и поправляет шляпку, между делом убрав выбившуюся прядь за ухо. — Фурина... всё в порядке. Это просто бумажки. Он берёт её за руки, унимая их дрожь. Девушка смотрит на него, и в так красиво отливающих серебром глазах вместо гнева или раздражения читается лишь спокойствие бездвижной водной глади. И волны печали в ней самой постепенно стихают. — Давай отдохнём. Лицо Фурины слегка светлеет, и она робко кивает. Нёвиллет встаёт и поправляет костюм, а затем мягко улыбается: этот маленький жест всегда действует на неё воодушевляюще. — Поможешь мне заварить чай? Она мгновенно расплывается в ответной улыбке. Вспорхнув со своего места, стремительно, но с присущим изяществом движется к полкам с заваркой. — А пирожные? Самое главное — пирожные! Нёвиллет мягко усмехается, пока раскладывает на кофейном столике сервиз. Настоящая артистка, такая эмоциональная, и оттого несомненно прекрасная. — Конечно. Ваши самые любимые. Видеть столь милую, детскую радость на её лице определённо стоит периодических разгромов в кабинете. И, разумеется, парочки вкуснейших пирожных.