В пустом театре

Он не хотел, чтобы всё закончилось так. Брошенная между делом фраза во время очередной прогулки с ней вдоль морского берега, такая мимолётная, пустяковая. — Я тебя люблю. Фурина даже не обернулась, идёт дальше вприпрыжку, явно радостная и уверенная. Сначала Нёвиллет подумал, что ослышался. Приостановился, дав ей проскакать вперёд него. — Прошу прощения?.. Та спустя пару шагов обернулась, на лице сияла обыкновенно яркая, с ноткой театральности радость. Похлопала глазами, по-детски склонив голову набок, и повторила непринуждённо: — Я тебя люблю! Чего ты так удивляешься, разыгрываешь меня? Фурина всё с той же весёлостью подошла к нему, заглядывая снизу вверх ему в глаза. — Я думала, весьма очевидно, что мы с тобой пара, разве нет? Вопрос явно риторический, не требующий раздумий и возражений. По крайней мере, ей так казалось. Теперь Нёвиллет склонил голову в вопросительном жесте. — Пара?.. Вы что-то путаете. Лицо Юдекса, как обычно непробиваемое, сейчас веяло непривычно сильным холодом, и у Фурины пробежали едва ощутимые мурашки. Ей ведь сейчас просто почудилось, так?.. — Ну Нёвиллет, милый, как же... Прильнула, чтобы взять его за руку, и он тут же отпрянул, перехватив её собственную руку перед собой. По всему телу прошёл электрический разряд, а на лице застыла неловкая улыбка. Ноги отчего-то вдруг задрожали. Нет ведь, нет, он же шутит... — Я Верховный судья, Вы гидро архонт, о какой паре, позвольте спросить, речь? Нет-нет-нет, она не такого ответа ожидала. Совсем не ожидала. Мир вокруг вдруг показался пьесой, сочинённой каким-то на редкость злобным и неопытным сценаристом. Он смотрит ей в душу, а та убегает от него в пятки. До неё доходит, а он, нарушая молчание, продолжает экзекуцию: — Наши неформальные встречи — Ваша прихоть, которую я исполняю, — чеканит буднично размеренным тоном. — Как подчинённый, я обязан... — Стой, замолчи! — девушка вырывается из его хватки, а улыбка на лице становится больше похожей на отчаянную, даже немного жалкую попытку сохранить самообладание. — Ты, глупый судья! Разве я для тебя какая-то очередная обязанность? Мы же столько времени провели вместе, столько всего было, Нёвиллет, неужели... — Ничего не было. Леди Фурина, ничего не было. Её не на шутку сильно трясёт. До последнего не верит, снова рвётся к нему, прижимает к себе крепко-крепко, словно объятия могли как-то донести хоть капельку чувств до его сердца, что, как оказалось, совсем не бьётся её собственному в такт. — Вы ведёте себя неподобающе. Отпустите меня. Мягко кладёт руки ей на плечи в попытках оттолкнуть. Она не слушает, цепляется ткань его пальто до боли в пальцах, безнадёжно лепечет в его грудь: — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя! Нёвиллет, ты меня слышишь?.. Он ничего не говорит. Тишина спирает, смывает почву из-под ног. На раскрасневшихся щеках чувствуется противная влага. — Скажи хоть что-нибудь, дурак! — ...мне жаль. Вот как. Ему жаль. Ему просто её жаль. Фурина его отпускает; Нёвиллет поправляет лацканы. Бросает мимолётный взгляд и видит, как слёзы ливнем вытекают из отчаявшихся глаз. И его вдруг прошибает. К сожалению, слишком поздно. На ватных ногах она отступает назад. Разворачивается и, спотыкаясь, убегает. Лишь бы не чувствовать, как лёд вонзается в трепещущее сердце, лишь бы сбежать от него навсегда, лишь бы никогда-никогда на него не смотреть. Он остаётся стоять на берегу. В душе нарастает нечто непонятное, тяжёлое. Теперь его очередь трястись. Он не хотел, чтобы всё закончилось так. Он лишь соблюдал предписания, кодекс. Но почему ему вдруг сейчас стало так больно? Над океаном собираются тучи, и капли дождя падают ему на лицо. Приходит осознание. Он отверг не её. Он отверг сам себя.