В пустом театре

Этого стоило ожидать. Нёвиллет, как-никак, существо очень древнее, старше самой Селестии, старше всех архонтов, вместе взятых. Однако даже перерождение в человеческое тело не спасло от болезни, настигающей всех долгоживущих. Ужасной, разрушающей личность до основания эрозии. Так несправедливо. Он лежит на коленях Фокалорс, тяжело дышит и весь покрыт потом. Ему очень больно, но даже боль в теле и голове не сравнится с той душевной мукой, которую он испытывает, глядя на неё. Она тоже вся мокрая, но от слёз, катящихся по розовым щекам и падающих на его лицо. Гладит судью по голове, что-то бессвязно шепчет и вся дрожит, как осиновый лист на ветру, пригоняющему всё ближе к дворцу Мермония тяжёлые тучи. — Ты не можешь меня так оставить, нет, только не так... Юдекс смотрит на неё расфокусированным взглядом. Он уже потихоньку оставляет, с каждой минутой всё больше забывает её, забывает Фонтейн, забывает себя. Но сердце всё ещё бьётся, чувствует ту, кто раньше была так близка и любима и сейчас крепко прижимает к себе. — Фурина... Это имя кажется всё более далёким, но отчего-то решительно не забывается. Он протягивает к ней руку, бережно ловит стекающие капли. — Ты ведь знаешь, что со мной скоро произойдёт. Уходи подальше... прошу тебя. Она решительно мотает головой, склоняется над ним, будто наивно пытается защитить от заразы, давно проникшей внутрь этого бледного, ослабевшего тела. Она не уйдёт, пусть он с минуты на минуту может обезуметь, наброситься на неё, уничтожить всё вокруг своими никуда не девшимися драконьими силами. — Мне плевать... я останусь тут! Я тебя не брошу! Умоляю, держись... Она лучше умрёт, умрёт вместе с ним, потому что разорвать объятья, оставить его страдать на этом чёртовом диване в одиночестве, а потом бесцельно существовать в сером, пустом мире без него — намного хуже, чем смерть. Нёвиллет тихо усмехается. Он держится за неё, за рассудок, за тлеющие воспоминания из последних сил. Будь его воля — он бы запер её где-нибудь далеко-далеко, лишь бы защитить от самого себя. Глупая и безрассудная девочка... Совсем слабо и тихо, в последний миг шепчет: — Я тебя люблю. Даже если забуду, помни ты... моя милая Фурина... Неожиданно громко стонет и прикрывает глаза. Вокруг начинает концентрироваться сила гидро, непроизвольно вырывающаяся наружу, чтобы защитить хозяина от несуществующей угрозы и раздирающей боли. Когда земля начинает содрогаться, а вокруг всё темнеет, она его целует. Целует рвано, но решительно и до ужаса нежно, крепко держа его лицо обеими руками. На губах чувствуется соль от слёз. Возможно, это последнее, что они оба запомнят — и пусть. Эрозия, наконец, взяла полный контроль, и прогремел взрыв.