Сталь

Как и полагалось после такого опьянения, Лука спал как убитый, будто бы даже не особо ворочался. Рано утром, проснувшись, он уже не дожидался приказов и сам ушел из спальни хозяина. Уходя, он лишь заметил на себе недовольный сонный прищур, но Генрих ничего не сказал вслед, а малыш был слишком смущен в очередной раз просыпаться с ним вместе, чтобы сразу что-либо спрашивать. Тем более, что в этот раз никаких провалов в памяти не было - напротив, она была переполнена странными обрывками прошедшего вечера. И Луке захотелось переварить это наедине - хотя бы поначалу. Он помнил начало, помнил реакцию людей на себя, и аукцион.. Едва присев на край своей постели, малыш тут же подскочил обратно на ноги: точно! Колье! Генрих купил колье, и надел прямо на него на весь остаток вечера! А затем.. воспоминания стали немного крошиться, но он помнил чьи-то выстрелы, помнил путь на машине и, будто бы совсем отдалённо, ощущение чужих рук на своей голове, такое будоражащее и ласковое. Полукровка зарылся в одеяло с головой, тихо заскулив от сильного смущения. Который раз обстоятельства складываются таким образом, что Генрих вынужден заботиться о нем, находящимся в отключке. И всё это - ужас как неловко. Но теперь, гораздо больше заботили напавшие на них после вечера. Лука припоминал: Генрих выстрелил не два раза, а три. Значит, трое специально надеялись окружить его и Генриха, усыпить и... а вот что "и"? Наверняка, сам Генрих знает об этом чуть больше. Лежать в кровати не было никаких сил. Тваренок был взволнован. Он снова спрыгнул на ноги, подошел к зеркалу, всматриваясь в свое отражение со слабыми остатками косметики. Пальцы провели по линии вдоль шеи, где вчера висело колье. Мужчина, наверное, снял его, когда избавлял от одежды. Было бы жалко сломать такую красоту... Малыш не заметил, как слабо заулыбался, вспоминая лица завистников и главное лицо, когда он вывел оба своих "удачных приобретения" на людской суд. Это сложно было увязать на вечно отстраненном ледяном мужчине, которого, казалось, волнуют лишь дела, связанные с его бизнесом. Всё чаще в силуэте каменного зверя проглядывали черты бывшего человека. Луку это интриговало. Его всегда интриговали те, кто прячет свой истинный лик. Может, потому, что он сам был таким. Не знал, как ужиться с тем, кто живёт внутри. Лука вошел в кабинет, когда Генрих уже был за рабочим столом. Он уже с кем-то бодро ругался по телефону, прокатывая по столу свой мяч. Лука взглянул на него, но бегло, сокращая расстояние до своего рабочего стола со стаканом лимонной воды в руке. Как только разговор закончился и Генрих отложил трубку, малыш развернулся к нему корпусом, подпирая поясницей край своей столешницы. - Мы можем обсудить вчерашнее? Генрих отложил все дела и сам встал со стола, немного разминаясь и выдыхая от нервов. Он посмотрел на Луку спокойным взглядом. - Ты что-нибудь помнишь? – уточнил Генрих, чтобы знать, что конкретно рассказывать. - Помню ли я что-нибудь? – Лука всплеснул руками, нервно хохотнув. – Ну, я много чего помню. Например, тот момент, когда ты купил самый дорогой лот на всём аукционе, - Лука сделал широкий жест рукой, описывая масштаб поступка, - .. после чего надел его на меня, и все светские дамы плевались ядом. Кстати! Так до сих пор и не поинтересовался: зачем? Зачем ты сделал это? Решил подчеркнуть свою… - Лука хотел сказать «зверушку», но не повернулся язык, он лишь слабо похмурился, исправившись: – своё влияние еще одной красивой вещью? - Именно. Я же говорил, что получаю самое лучшее. Но дело совсем не в том, что я хочу все эти вещи. Нет смысла приобретать их без зрителей. Это показывает всем моё превосходство. Но не в плане самовлюблённости. Скорее подчёркивает моё отличие от них. Это тоже часть моего статуса. Я бы не сказал, что всё это мне нравится. Даже наоборот. Но это мир людей, где их Бог – это деньги. Они признают только тех, у кого их больше всего. Ненавидят, но вместе с тем содрогаются, восхищаются. А то, что я надел его на тебя… думаю, ты решил, что я решил подчеркнуть тебя. Не без этого. Это благородная вещь и после всего сказанного за спинами, я сделал тебя не шавкой, но прислужником. Я могу называть тебя питомцем. Они – нет. Даже к моим стульями они должны относиться с уважением и говорить что-то вроде: «Мистер Стул, могу ли я на Вас присесть?» После услышанной фразы малыш, что внимательно его слушал, звонко засмеялся. Генрих еле заметно улыбнулся, но вернул себе серьёзность почти сразу. - К слову о колье, - мужчина вернулся к столу, открыл ящик и достал две коробочки. Одно с колье, другое с браслетом, соответственно. - Можешь забрать их к себе. Лука покосился на футляры, медленно закусил губу, и бросил прямой взгляд в глаза Генриха. - Подождите. - немного севшим голосом произнес он, начиная улыбаться. - Это шутка? Сорок миллионов долларов. Оно стоит.. дороже меня в двадцать раз. И Вы предлагаете забрать его себе? - Я ведь сказал, что покупаю их для статуса, а не потому, что мне нужны, - усмехнулся Генрих, поддерживая прямой взгляд. - Я миллиардер, Лука. Ты не представляешь, какими суммами я обладаю. Сорок пять миллионов для меня всё равно, что купить люстру в дом. Я не стал бы ими разбрасываться каждый день, но спокойно могу купить любую дорогую безделушку просто так. - Сорок… пять? – уточнил полукровка немного похмурившись. - Я неправильно запомнил стоимость? - Колье - сорок, браслет – пять, - пояснил мафиози. Тваренок машинально схватился за свое запястье, сильнее зажевав мякоть губы и переводя на него взгляд, будто пытаясь вспомнить, был ли браслет на его руке похож на что-то, что может стоить пять миллионов. - Хах.. я бы и в жизни не подумал, что в этом мире меня могли купить в обмен на тот браслет, к примеру. Очень странно это осознавать. - Вряд ли в обмен, - пожал плечами Генрих. - Обычно меняют вещи, относящиеся к одной классификации. Ювелирку на ювелирку, картину на картину, питомца на питомца. Другой вопрос, что могли продать дорогое украшение, чтобы купить тебя. Ты всё равно стоишь гораздо выше человеческих жизней. Рабов продают ну… максимум тысяч за сто. Всегда выгоднее разобрать их на органы, чем продавать так. Целыми покупают только детей. И да, это жестокий мир, где жизнь стоит в разы меньше какого-то там украшения, - мужчина посмотрел на коробочки и придвинул их к краю стола. - Они мне ни к чему. После покупки я не открывал браслет ни разу, до вчерашнего вечера. Они у меня просто пылятся в полках. И я видел, как ты на них смотрел. Тебе они явно полезнее будут. Хотя бы иногда будешь показывать им свет, - усмехнувшись, мужчина сел на кресло, наблюдая за полукровкой. Лука все ещё неуверенно мялся на месте, но уже не сводил глаз с маленьких прямоугольников, обитых бархатом. Не то чтобы ему хотелось ими обладать - он никогда не будет в полной мере считать себя их владельцем, даже если согласиться забрать. Но возможность прикоснуться, посмотреть в любой момент времени - даже это уже дорогого стоило. - И я.. смогу иногда надевать их? - тихо уточнил малыш, приближаясь к краю чужого стола и опуская подушечки пальцев на верхний футляр, словно боясь, что они подпрыгнут на него, но затем бережно поднимая обе на руки. - Да, конечно. Делай с ними всё, что захочешь, - произнёс Генрих, наблюдая за медленными поверхностными касаниями к коробочкам, - Что касается твоей боязни их испортить, или что ещё. Они очень прочные. Многие ювелирные камни выдерживают падение с огромной высоты, сильные удары, в общем многое из того, что не выдержит человек. Соединяет детали сплав белого золота, тоже прочный, чтобы изделие не сломалось, даже если его рванут. В целом, они выдерживают сильное натяжение. Очень часто из-за прочности, когда воры пытались сдёрнуть с шеи, с руки или ушей какое-то украшение, они серьёзно повреждали женщин, потому что было чересчур крепким. Поэтому теперь делают только цепочки хрупкими, а они легко заменяются. Единственное, у тебя может быть сложность с маленькими застёжками. С ними сложнее справиться, чем с пуговицей. Но ты всегда можешь попросить помощи. - Спасибо, - Лука вернул взгляд в лицо, улыбаясь более искренне и прижимая футляры ближе к себе. - Я... отлично провел вчерашний вечер. Ну, не считая нападения, конечно, - он неловко усмехнулся, снова пряча глаза. - Вы уже знаете, кто это был? - Штейн, конечно же, - чуть поморщился Генрих, произнося это имя. - Мы давно враждуем. Я заработал себе имя не только в тёмных кругах. Мне принадлежит несколько фирм, заводов, которые я украл у него из-под носа. На самом деле, не специально. Я тогда ещё не знал о нём. И есть одна компания, которая принадлежит мне. Она не то, чтобы лидирующая, я всё же стараюсь оставаться в тени по возможности, но мне нужно промывать свой заработок, хоть частично, чтобы не возникало слишком много вопросов от властей. Но из-за того, что моя компания занимается теми же технологиями, что и сеть Штейна, он здорово на меня разозлён. Я наступаю ему на хвост, и он не может выбиться в первые ряды из-за этого. С тех пор Штейн меня просто ненавидит. Сначала он пытался всячески меня подставлять, вынюхивать мои секреты, предавать огласке мой теневой бизнес. А когда я прерывал эти попытки, он просто начинал мне гадить, как вредный сосед. Меня это здорово раздражало, так что я намеренно забираю у него из-под носа всё, что он желает. Просто чтобы поставить его на место. Но сегодняшний вечер явно разозлил его больше обычного. Предложение купить тебя было, скорее, оскорблением. По крайней мере, он так думал. Мол, он может получить тебя, если захочет. Или же, что я хожу с дешевкой. Черт знает, что творится в его голове. Я знаю о его доходах и о том, сколько он может позволить себе тратить на аукционах. Двадцать – это его максимум. И я специально увеличил сумму вдвое. Это унизительно для такого, как он. Но его высокомерие предполагает, что он может со мной справиться. Поэтому он послал трёх, я полагаю самых лучших, своих наёмников, отобрать тебя и колье. Даже то, что он отправил трёх, показывает его небрежность. Впрочем, он совсем не осведомлён о том, кто я в мире мафии. Многие считают, что мой глаз делает меня инвалидом и слабаком. Но моя слабость – моя сила. Отвлекает внимание врагов. Я развил хороший слух и точно могу понять, где и на каком расстоянии цель. Поэтому, три человека – три выстрела. Обычно я стараюсь не трогать людей из другого мира. Но я не всеведущ и не знал, что они просто с транквилом пришли. Так бы просто ранил. Впрочем, это вина Штейна. И большая ошибка. Потому что мне было плевать на его корпорацию, но теперь я его обанкрочу. - Вы ведь знаете уже каким я бываю в обращении, почему Вы не дали мне знак об опасности. Я бы мог помочь с ними разобраться, - тихо сказал Лука после того, как выслушал историю мафиози. Генрих приподнял одну бровь и слегка оскалился в улыбке. - В платье? В дорогих украшениях, о которых ты трясёшься? И пьяный настолько, что шатался, даже держась за меня? Ты бы просто плюхнулся рядом с одним из них и оглушил, разве что смехом, - сам мужчина тихо посмеялся. - Я не камикадзе, который просто бегает, не боясь смерти. Иначе, меня бы давно уже убили. Я долго тренировался, чтобы стать тем, кто я есть. У меня реакция, может не такая, как у тебя, но лучше, чем у многих людей. То, что я не боюсь смерти не означает, что я шагаю прямо к ней. Это значит, что даже под дыханием смерти я остаюсь с чистым рассудком. Полукровка покраснел до кончиков ушей, когда услышал про степень своего опьянения, мгновенно сложив лапки на груди и недовольно насупившись. - Я не пил раньше.. или не помню, чтобы пил. Я не знал, что так будет. И вообще.. я натёр ногу! Идти было неприятно! Эти ужасные туфли, сам бы провёл в них весь вечер! Прове..ли, - он кашлянул в кулак, периодически подлавливая себя на том, что срывается на "ты", а вообще не стоило бы. - Я ведь.. ничего не натворил, перед тем, как уснул окончательно? Не обращался? - Нет, - качнул головой Генрих, не обращая внимания на «ты», пока мальчишка сам себя поправляет. - Я бы оставил тебя в твоей комнате, но сам понимаешь, предполагал разные стечения обстоятельств, в том числе и обращение. Надеюсь, скоро ты покажешь все свои причуды. Лука вернулся в свою комнату немного оглушенный. Он все ещё крепко держал прижатыми к груди два футляра, и растерянно посмотрел на них, остановившись по центру, будто только сейчас вспомнил об их существовании. Захотелось убедиться, что это - не сон. Не пранк, не шутка. Не иллюзия пьяного разума. Тварёнок дошагал до своего стола, присел на него и опустил свою ношу. Футляр с браслетом пока отодвинул в сторону, и с придыханием посмотрел на темно-бордовую коробочку, немного дрожащими от волнения пальцами цепляя застежку. Звонко щелкнув, крышечка распахнулась, и от солнечного света, заигравшего в камнях, малыш рефлекторно зажмурился, но быстро раскрыл глаза снова, перестав дышать. Оно было не просто красивым, нет. Понятно теперь, почему оно считалось настоящей реликвией в какой-то погибшей семье. От вещи ощущалась аура силы, богатства, словно от короны какого-нибудь царя. Такие вещи сложно носить достойно. Лука не помнил, справился ли он с этой задачей, но теперь, будучи трезвым, не смог остановить себя и прикоснулся к камням, внутренне затрепетав. Он никогда не ощущал себя таким образом. Никогда не держал в руках таких вещей. Вся жизнь странным образом менялась, и было не до конца понятно, в какую сторону всё это может свернуть. Вдоволь налюбовавшись и на колье, и на браслет, Лука долго подбирал им место на своих пустых полках, ставил повыше, пониже, но в итоге сдался и вернулся под двери Генриха, постучав. - Я.. мне неловко, если они будут пылиться у меня на стеллаже. - вздохнул он. - Нет ни замочка, ни хорошей защиты от пыли.. и туда падает солнце. Вдруг камни потускнеют? Может быть.. Пока они полежат у Вас? Где-нибудь.. ну.. где все остальные.. Генрих стоял у книжной полки и повернулся с лёгкой усмешкой, смотря на взволнованного демона. Совсем как ребёнок с какой-нибудь редкостью. - Они в специальной коробке. Туда не проникает ни пыль, ни свет. Но если хочешь, я закажу витрину, чтобы они были… в безопасности. Подойдёт? - Да, но… пока что её нет и… Мужчина тяжело вздохнул, взял у него коробки, вышел из кабинета и зашёл в комнату Луки. Сам положил их на полку. - Всё, я выбрал место. Если тебе так будет спокойнее, можешь их пока не трогать. Лука стоял в дверях перед своей комнатой, немного удивленно глядя на то, как мужчина кладет футляры на одну из полок и, кивнул в знак согласия, больше пока ничего не добавляя. Он и так отвлек его от работы, а между тем, пришло время и самому засесть за архив. Так что оба вернулись в кабинет, Лука сел за своё рабочее место, бодро принимаясь за дела. Он был в отличном расположении духа, изредка даже улыбался чему-то, читая с листа, пока перебирал. Уже на следующий день приехал стеллаж для украшений. Он был небольшим, на мраморной ножке, такая же мраморная гладь. Когда помощники поставили её в указанное Генрихом место, продолжил её собирать он. Стеллаж стоял чуть поодаль от стены, чтобы стеклянная крышка могла открываться. С одной стены крепления, с другой – замки. В поверхности имелись выемки для стекла, чтобы даже щели не оставалось. А на ней закрепились бархатный чёрный бюст-подставка, и такая же чёрная бархатная рука в изящном изгибе и чуть напряжёнными пальцами, с расширением внизу, чтобы браслет не скатывался. Генрих сам надел на бюст колье, а на руку браслет, закрыл крышку и защёлкнул два замка на ключ, сразу подавая малышу. - Не запылятся, можешь сколько угодно смотреть, а свет на них не действует. Теперь ты спокоен? – изогнув бровь поинтересовался мужчина. Лука слегка опешил, когда вернулся в свою комнату после завала с несколькими коробками отчетов, а нашел там Генриха с каким-то мраморным изваянием. Но очень скоро он понял, что это, и под конец, когда всё было закончено, готов был сгореть от стыда из-за того, что был так настырен накануне, что пришлось заказывать целый отдельный постамент, чтобы его успокоить. - Спасибо.. так красиво, - кивнул он, сжимая в ладошке протянутый ключ и заглядывая в лицо. - Извините, если.. надоедаю.. мне всё это в диковинку. - По сравнению с пустоголовыми курами обколотыми ботоксом, которых ты видел на вечере, ты совсем не надоедливый, - пожал плечами мужчина. - Мне тоже это в новинку. Думаю, эти украшения заслужили того, чтобы быть на виду хотя бы у пары человек. Просто… сам я не любитель на такое смотреть, да и зачем. Счастливый питомец – полезный питомец, - рука Генриха чуть поднялась, но он сразу опустил её в карман и вышел обратно в кабинет. Он поймал себя на мысли, что сейчас чуть не положил руку на его голову. Собак, конечно, треплют за макушку, но всё же он не был собакой. Он немного ушёл в свои размышления, но постарался их подавить. Особенно, когда в кабинет вернулся Лука и засел за свои документы. Поступил звонок. Мужчина редко молчал во время разговоров, но сейчас он только стискивал зубы и телефон. Мячик-антистресс сейчас так сильно сжимался в руках, что пошёл трещинами. - Хорошо, Господин Росси. Могу я поинтересоваться, на какой срок действует этот запрет? Я понял Вас, - он положил телефон и какое-то время сверлил его взглядом, после чего швырнул мячик в стену, и он несколько раз отпрыгнул от разных поверхностей. - Блять, этот мудила посмел просить помощи. У кого? У Росси? Ебучие защитники немощно-больных. Становилось тяжело дышать, на импульсе Генрих сбросил всё со своего стола, а что не скинулось – полетело всё в ту же стену. Лука зачитался очередным отчетом, когда вдруг услышал гневную тираду. Это было не в диковинку - за месяц с лишним демоненок уже выучил, что Генрих периодически так бесится на оппонента в трубке, и далеко не всегда это означает, что стоит вмешиваться. Но внутри шевельнулось что-то, словно по щелчку пальцев поднимая на загривке у малыша волну колючих мурашек. Он резко опустил лист, встрепенувшись и поворачиваясь на мужчину. Что что-то не так, стало ясно сразу же, с первого взгляда. Бешеный, потемневший взгляд - Лука определенно точно знал это состояние. И знал, как быстро оно может загрести в себя, поэтому подлетел со своего места, перепрыгнув через полный кавардак на полу, и сходу сжимая руку мужчины чуть ниже локтя. - Я здесь, - четко и громко сказал он, цепляясь за взгляд мафиози, чтобы не потерять его из виду. - Всё хорошо. Пожалуйста. Дышите. Мужчина дёрнулся всем телом от прикосновения и оскалился. Он замахнулся рукой, в которой держал железную подставку для ручек и уже готов был ударить, как посмотрел в лицо. Детское лицо. На миг увидев в нём другого ребёнка. - Нет, - он зажмурился, заставив выронить из пальцев подставку, но так и не отпуская руку. - Не смотри. НЕ СМОТРИ НА МЕНЯ. ВЫМЕТАЙСЯ К ЧЕРТУ ИЗ КАБИНЕТА! Эта энергия. Лука весь покрылся мурашками. Его сердце колотилось как сумасшедшее, когда пришлось разорвать прикосновение, но не от страха - от острого ощущения дежа-вю. Словно ему всё это страшно знакомо. И почему-то.. Почему-то шок стал гневом. Тварёнок не дернулся от возможного замаха - он и так до последнего ждал того самого "подвоха" во всей этой чудесной жизни-сказке, ждал, когда после всех радостей ему наконец придется хлебнуть горя от этого человека, время шло, а он лишь подтверждал, что ему можно доверять. Подтверждал действиями сильнее, чем кто бы то ни было другой. - Нет, - рыкнул он, отпуская руку, но тут же обе когтистые лапки схватились за воротник его пиджака, и демон дернул за него, крикнув почти что в лицо. - Не прячьте. Это убьет Вас! Дайте выйти! Выпустите! Выпустите это из себя! Генрих злобно рассмеялся, повернув на Луку лицо и раскрывая глаза. У здорового зрачок расширился и будто бы пульсировал в такт быстро бьющемуся сердцу. - Ты, - выдохнул тяжело он и поднял руку, вцепившись всей своей силой в его горло, - Возомнил себя… ах, демон. Самый страшный, да? - рванув его в сторону, он большими шагами добрался до стены и упёр мальчишку в неё спиной. - Чтож ты не воспользовался своей силой, чтобы сбежать? Один удар и я мёртв, да? – Генрих насмехался оскалом и тяжело говорил от дыхания, спирающего лёгкие, - Тогда убей меня. Прямо сейчас. И ты свободен, - он сжимал руку, на горле, нависая прямо над ним и в упор смотря в глаза. - Выпусти, - повторил он за ним: - Выпусти. Своего. Демона. Я достаточно грешен, чтобы ты сожрал меня. Давай. Уничтожь мою гнилую душу. - Ар-х!.. Лука крепче сжал пальцы на пиджаке, ощутив, с какой нечеловеческой силой рука вцепилась в горло, будто разом грозилась переломать хрупкий кадык. Собственное тело рефлекторно прошибали внутренние механизмы, вздрагивания, судороги, позывы сбежать. В голове безумными красками заиграли воспоминания о лифте.. Полукровка знал, что может спровоцировать своим поведением. От сильной боли и невозможности вздохнуть, глаза предсказуемо начали темнеть, а под пальцами мафиози, вдоль яремных вен, закололись мелкие черные волоски меха. Рефлекторная попытка спасти сосуд, но полукровка не обращался. Он верил в то, что делает. И до последнего душил это чувство, не позволяя навредить. Его взгляд мерцал серо-желтыми переливами, будто масло, наслоенное на нефть, но лапки вскоре сами разжались, отпуская проткнутый когтями пиджак, и плетьми повисая вдоль тела. Его немного посиневшие губы дрогнули в слабой улыбке, когда зрачки стали дергаться, закатываясь наверх. Сил, как и возможности говорить, не было. Тело стало съеживать, в неконтролируемых попытках спастись. Но Лука не толкал больше. Не царапал. Цепляясь за остатки сознательности, он захотел попробовать иначе. Или уже не он..? Последняя мысль, отчаянная, но полная искреннего добра, невидимой лапкой прикоснулась к середине лба обезумевшего мафиози, растворяясь также быстро, как возникла. Лука просто подумал её, как казалось, но она забрала у него последние силы, словно смахнула их, как пылинки. "Вы не чудовище. Я это точно знаю" Генрих смотрел с садистским оскалом и жалостью, что такое мощное существо, которое может дать ему отпор, так и не делает этого. Он ошибся в том, что это его идеальная смерть? Разочарование. Прямо сейчас он готов был убить его, даже если бы после сожалел. Не велика потеря, он ведь не особо и желал заводить себе зверушку. В миг тело пронзило и его глаза округлились, рука ослабла, а потом совсем отпустила Луку. Он знал свои мысли, знал каждый голос, который появляется в его голове. И ЭТО сейчас не было ни одним из них. Воздух сперло, он даже перестал дышать, в немом изумлении пялясь на полукровку, что потерял сознание и лежал сейчас на полу. Он присел к нему и поднёс ладонь к губам. Дыхания почти не чувствовалось. Для проверки рука легла на грудь. Слабо, но он дышал. В кулере Генрих набрал воды, вернулся к полукровке, брызнул её в лицо, потом сразу же пошлёпав по щекам, заставляя кровь прилить. Пару правильных нажимов в районе груди заставили лёгкие набрать больше воздуха. - Ну, давай, просыпайся, - уже спокойно сказал мужчина. - Не заставляй меня делать тебе искусственное дыхание. Легкие жгло, как огнем, и это было чертовски больно. Лука резко закашлялся, когда сознание все же соизволило вернуться, возвращая в организм драгоценный кислород, кашлял и кашлял, подгоняемый спазмами, пока это не стало похоже на нервный смех. Защитная реакция на боль, но глядя на полное недоумения лицо мафиози, малыш успокоился и потёр шею, где наверняка останутся следы, все ещё немного слезящимися глазами обогнув видимый участок комнаты. - Вам .. уже легче? Как Вы? - прохрипел он, утирая капли воды с лица. Генрих изогнул бровь, всё ещё сохраняя злую мину, но растеряв всю ту ярость, которая была поначалу. - Ты совсем больной? – спросил он, хмыкнув. - Блять, ты демон, а даёшь себя убивать? Тебе жизнь совсем не дорога? Какого черта ты вообще… - тяжело вздохнув, мужчина потёр виски и закрыл глаза. - Ну да, - легко согласился полукровка. Более-менее уняв судорожный кашель, он присел на полу, подпирая лопатками стену, к которой был прижат пару минут назад, и закрыл глаза, - Наверное, больной. Я чую, что происходит. Вы сказали, когда видели начало приступа, что Вам это знакомо. Не Вам одному. Так ведь? Вот и я говорю.. "Не Вам одному"... Ещё раз.. Кхах.. - Лука уже не тер шею, лишь слабо морщился, но выражение моськи стало более расслабленным, - Да и Вы не убили бы меня таким образом. Поэтому я и не отступил. Демоны не умирают от удушья. Разве что Вы меня в космос запустите. Немного уставший взгляд желтых глаз повернулся на Генриха, без тени злобы или укора. - Не ответили мне. Всё хорошо? Оно отступило? - Раз я тебя отпустил и всё ещё жив – да, - мрачно сказал мужчина и тоже сел на полу, прижимаясь к стене и глядя на свою руку, которой душил Луку. - Не делай так больше. Либо уходи, либо убей. - Не-а. - тихо фыркнул демон, все еще немного тяжело дыша. - Убивать я Вас не хочу. А смысл? Даже если такое случиться. Этот клан под присмотром Росси, под присмотром Совета. Сюда нагрянут их люди меньше, чем через час после фактической смерти. Далеко ли я успею убежать? То, что мне не дадут этого сделать, сомневаться не приходится. Особенно если Штейн теперь тоже под их крылом. Пусть даже временно, - Лука говорил всё это спокойно, как будто рассуждал, почему трава зеленая, - Очередные торги, только уже с моим участием. И уходить я тоже не намерен. Нельзя оставаться с Этим наедине. Никогда нельзя. Удивительно, что Вы раньше этого не заметили. Тьма любит рушить рассудок. Одиночество - лучшая почва для Её корней. Любое присутствие полезно. Особенно Вам, - он слегка наклонил голову вбок, прокатив её по стене и чуть прислонившись к плечу щекой. - Уже и так слишком много всего успело прорасти. Но начнет становиться лучше. Вот увидите. Не каждый раз будет заканчиваться... так. Он слушал его, и не верил в то, что это говорил демон. Он должен быть свирепым существом даже не смотря на свою милую моську. Безжалостным, свирепым, но уж точно не таким… добрым. В его мире так не принято. Никто не протягивает руку помощи за просто так. За просто так только толкают в бездну. Он говорил всё это с необычайно философскими мыслями. Откуда они у того, кто сидел в клетке всё это время и, возможно, ездил от рынка к рынку, слушая только пьяных грязных барыг. Он почувствовал тяжесть на плече и теперь стало трудно не обращать на это внимания. Какие-то странные ощущения гуляли внутри, спускаясь к кончикам пальцев. Он с улыбкой давал себя душить и уже не первый раз спрашивал в порядке ли он. Не вся прислуга это делала, а те, кто задавал такие вопросы, делали это неискренне. По лицу и по голосу было понятно, что Лука спрашивал серьёзно. - Я сразу понял, что ты странный. Демоны всегда находят момент, когда могут напасть. Поэтому их держат в клетке. Может быть, тебя не пытали и поэтому ты такой. Но… ты не сломлен духом, как все эти люди в клетках. Я не понимаю, что движет тобой, - мужчина скосил взгляд на расслабленное лицо мальчишки, иногда морщившееся из-за першения в горле. - Ты сказал мне «нет», я полагал, что тебя будет злить такое обращение. Хотя, если бы я тебя избивал, вероятно ты поступил бы иначе. Получается, я тоже странный, - горько посмеялся Генрих, запуская пальцы в черные как смоль, волосы. - Штейн под крылом ненадолго. Мафия не любит таких выскочек. Я буду следить за ним пристально и подловлю его на малейшей ошибке. Россия помогает, но стоит оступиться раз и они отвернуться навсегда. Он чужак в нашем мире, - этот разговор уложил немного нервы, но странное чувство так и не ушло. - С чего ты уверен, что всё пройдёт. Ты ведь сам так и не избавился от своих приступов. От них нельзя избавиться. Их можно только взять под контроль. И то - не полностью. Лука замолчал на какое-то время. Его лицо стало будто не совсем его, когда он задумчиво стал смотреть перед собой, переваривая услышанное. - ..похоже, что пытали. Раз я не помню больше, чем пятьдесят лет своей жизни. Но. Теперь это тайна, покрытая мраком. Я не знаю, что со мной не так. И не хочу знать, если честно. Мне.. впервые комфортно. И я не хочу ничего менять, - взгляд опустился, и белая макушка опустилась вслед за ним, когда мальчишка подтянул колени ближе, опускаясь в них лицом. - И - нет, не уверен. Я просто так чувствую. И не могу победить, потому что ..опять же, одиночество. Я варился в нем довольно долго. Чтобы прогнать болезнь, нужно обладать лекарством. У меня оно только сейчас появилось. Наверное, будет честно, если у Вас оно тоже появится. - Ты ведь и так всегда рядом. Должен везде следовать за мной, - пожал плечами мужчина. - Даже при наличии своей собственной постели, довольно часто спишь в моей. Демон снова хрипло рассмеялся, подернув плечами и слегка приподняв голову, с легкой хитрецой во взгляде посмотрев на мужчину. - Могли бы относить меня в мою комнату, если уж на то пошло. Генрих дёрнул бровью, так глянув на него, пытаясь прочесть то, что у него сейчас происходит в голове. - Ты слишком наглый для зверушки, - чуть склонив голову в бок, он сам усмехнулся. - Ты избегал прикосновений. Что если я пожелаю воспользоваться тобой по тому назначению питомцев, из-за которого все их скупают? - Да? Никогда не проходил курсы по правильному поведению зверушек, - Лука снова пожал плечами, но медленно погасил улыбку, когда мужчина продолжил. Он замолчал, снова какое-то время обдумывая сказанное. - Если Вы пожелаете в приступе, я остановлю. Для этого не обязательно убивать. В конце концов, Франк учил меня боевому искусству наравне со всеми. - То есть ты думаешь, что я только в приступе трахаюсь? Или не веришь, что я могу воспользоваться тобой вне приступа? – усмехнулся мужчина, деловито сев даже на полу, сцепляя пальцы в замок. - Я не хочу об этом думат, - коротко огрызнулся Лука и замолчал, заметно напрягшись. - О, понятно какая тема для тебя самая болезненная, - сделал вывод Генрих, наконец поднимаясь с пола и отряхивая брюки. - Я ни с кем не сплю ни в приступе, ни вне него. Мне хватает выпустить пар, размозжив кому-нибудь голову. Так что, можешь не беспокоиться. Я импотент, - мужчина оглянул тот беспорядок, который он устроил, тяжело вздохнув. - Думаю, это самая ненавистная часть моих приступов. Теперь надо убираться, покупать новую лампу и… в общем, всё, что я сломал. - Не думаю, что это займет много времени, - Лука выпрямился следом, на его лице не было и тени от того осадка, что остался после разговора. С легким выдохом сожаления он присел на полу, собирая разлетевшиеся бумаги в одну стопку. - Что-то можно разобрать чуть быстрее, чем Вы это планировали. Уборка зачастую подстегивает пересматривать приоритетность задач и вообще их надобность. Но.. с лампой, конечно, ничего не поделаешь. Какое-то время они прибирались на полу, собирая бумаги и важные вещи, а потом пригласили Джона, который собрал весь сломавшийся мусор, подсчитал убытки и заказал всё, что надо было заменить. Вечером оба разошлись по своим комнатам. Генрих уже приготовился спать, но понял, что уснуть не сможет. Это странное чувство не проходило. Оно вызывало неприязнь, но вцепилось мёртвой хваткой. К тому же, стоило рассказать Луке, о том, что он слышал. Возможно, он что-то помнит или мог вспомнить о своих силах. Телепатия? Если это действительно оно, то у него имеется много поражающих вещей в арсенале. Но в то же время, он не мог заставить себя об этом говорить. Именно после этих слов что-то содрогнулось внутри. Генриху стоило разобраться с этим лично, прежде чем обдумывать что это. Может статься, что это просто новый голос из-за появившегося триггера. Он беспокоился в машине. Генрих даже не успел подумать о том, что к нему касаются, как Лука убрал руки. Эти прикосновения… не были жгучими, как от женщин, что приставали к нему. Он спал на коленях и тогда сам мафиози трогал его. Сейчас мужчина смотрел на свои руки, потирая подушечки пальцев большим. По ним пробегался ток, от запомнившихся ощущений. Он держал его горло. Ужасно тонкое в сравнении с мужчинами, с которыми он имел дело. - Наглый питомец, - усмехнулся сам себе Генрих, зарываясь в свои волосы. - Кто же ты такой? Ладони машинально удерживали расческу в пальцах, уже, казалось бы, в шестидесятый раз проводя по волосам. Лука задумчиво смотрел в зеркало, и насилу заставил себя остановиться, поднимаясь на ноги и выключая свет. Темнота обычно успокаивала, но сейчас нет. Сейчас тени со всех углов комнаты оживились и двигались, как спруты, выпавшие на берег с морского дна. Демон присел на постель, закрыл глаза, сделал глубокий вдох - глубокий выдох. Он всегда раздевался в темноте, не доверяя камерам. Даже учитывая, что мужчина раздевал его уже не один раз. Даже несмотря на то, что он видел его, и после обращений, и пьяного, и какого только не. Мысли об этом после того разговора уже не забавляли. Они сжимали глотку похуже его пальцев. Лука не стал раздеваться, просто не смог. Руки мелко трусились, как от холода. Он заполз под одеяло с головой и попытался успокоиться, следя за своим дыханием. Да. Его болезнь тоже имела свои "корни". Чёрт не помнил ни единого раза, когда бы кто-то прикасался к нему за этим. Но внутри был тот, кто что-то помнил, иначе как объяснить силу этого триггера, откуда она берёт своё начало, и почему имеет такую огромную власть над ним? Лука догадывался, что даже если Генрих озвучит это как условие - в целом, оно не слишком испоганит ему жизнь, поскольку даже с учетом этого нюанса, условия, которые предлагает глава, практически райские. Но ухающий по ушам пульс скрежещет "НЕТ. НЕТ. НЕТ". Желудок прилипает к позвонкам, а дышать становится тяжело. - Нет.. - машинально вслед за его скрежетом вслух выдыхает Лука, падая лицом в постель и обмякая. - Это просто слова.. Нет, нет... "ПАПА" - Нет.... Лука затыкает себе уши, как будто это может ему помочь. Когти больно протыкают виски, неприятно-длинные, непривычно-острые. Взгляд судорожно оценивает состояние рук, пытаясь откатить всё, как было, выпрыгивая из-под одеяла и бросаясь в сторону ванной. Ледяной душ может помочь, наверное. Ему мало что помогало, но может... ПАПА ПАПА ПАПА ПАПА Демон падает на четыре опоры, хищно принюхиваясь. Пасть раскрывается, отыскав на полках уборной оставленную Генрихом рубашку. Тварь молча изучает её не меньше минуты, едва не облизывая. Но больше она неинтересна. Сузившаяся морда толкает дверь, та беспрепятственно поддается. Чудовище замирает перед нужной дверью, но не пытается её сломать. Оно слушает и выжидает. Мужчина услышал шаги, когда Лука выходил. Он направился в душ и в этом не было ничего удивительного. Сегодня был ужасно тяжёлый день и мафиози бы сам хотел смыть всё с себя, даже то, что лежало глубоко внутри. Он слышал шаги, и они остановились. Звука закрывающейся двери не было. Он проверил камеру и удивился. Лука стоял у его двери. Нет. Зверь стоял. - Два приступа за день, - посмеялся себе под нос Генрих и отложил планшет. Он подошёл и мягко распахнул дверь, посмотрев на монстра. Он вылез прямо из душа. Вероятно, обратился прямо там, судя по полному отсутствию одежды. Он молча смотрел на зверя, зверь смотрел на него, но как-то сквозь. Черные склеры смотрели без единой эмоции. Мужчина не был самоцелью, но тот факт, что он услышал и открыл дверь, словно стал чем-то вроде правильного ответа в сложной цепочке того, что происходило сейчас с сущностью. Пасть снова раскрылась. Сначала молча, будто бы чудовище чему-то крайне удивилось, но тьма, пронзающая насквозь, не располагала к смешкам на этот счет. Наконец, в воздухе раздался уже знакомый скрип голоса. - Паапа? Он дрогнул, снова услышав это. Не из-за голоса, но из-за фразы. Прошлый раз она не имела такого значения, он просто фиксировал это как очередной факт, статистическую информацию. Стоило сказать «нет». Это было бы правильным ответом. Но чем больше этот ответ катался на языке, тем сложнее его было сказать. Почему, если он не его отец? Он хозяин, но уж точно не отец. «Папа» заиграл в голове звонкий голос. Смех, от которого всё внутри больно трескалось. Пришибало булыжником к земле. «Папа». Губы Генриха сами зашевелились, и он выдохнул: - Да. Морда существа по-прежнему ничего не выражала, и как будто даже нахмурилась. Казалось, демон прекрасно помнил итог прошлого диалога, но тогда ответ был отрицательным, и теперь он пребывал в замешательстве. Бездны глаз перестали блуждать где-то за спиной у мужчины, внезапно вцепившись в его взгляд на себе, тварь наклонил голову, как пес, и повторил, но немного иначе, воспроизводя некогда услышанное: - Паапочкаа? Его завывание было по странному грустным. Хотя любой другой слышал бы в нём только ужас. Так зовут дети, которые выражают любовь или пугаются чего-то. Они ищут тепла, ищут защиты. Лицо Генриха исказилось, стало больно. Чертовски больно. Но вместо привычных воплей в голове, он вспомнил фразу Луки: «Одиночество. Я слишком долго варился в нём». Он искал отца. Быть может, когда их разлучили. Быть может, когда-то он был счастлив. Быть может, от всей последовавшей за этим болью он потерял память. Чтобы не помнить. Это лучший способ защитить травмированную психику. Больше пятидесяти лет, но неспроста он выглядел ребёнком. Быть может, им он и являлся. - Да, - повторил Генрих уверенней. Он ожидал самый разный исход событий. Демон мог не поверить и уйти. Мог поймать его на лжи и разозлиться. В общем-то, было плевать на то, что сделают с ним. Вряд ли он был похож на отца Луки, и вряд ли в нём его можно было увидеть. Но демон блуждал как крот и даже такие вопросы создавали впечатление, что он не разбирает лиц. Ответ удовлетворил. Повисшую тишину нарушила мерная, клокочущая трескотня, издаваемая существом. Оно отнюдь не было мелодичным, но чем-то напоминало урчание довольного кота. Демон закрыл глаза. Казалось, он собирается отпустить этот сосуд, настолько расслабленным, почти спящим на секунду стала его морда. Видоизмененная лапа так и не переступила порог комнаты. Ещё несколько секунд "позагорав" в послевкусии чужого ответа, демон оборвал урчание также резко, как начал, неторопливо развернулся и убрёл в комнату Луки, сея за собой мокрые следы после душа. Мужчина наблюдал за ним так же не двигаясь, как и он. Это казалось странной игрой, в которой нельзя было даже шелохнуться. Но в какой-то момент зверь просто ушёл в комнату и закрыл за собой дверь. Генрих смотрел на неё ещё пару минут, абсолютно ничего не понимая. Что вообще сегодня произошло? Это казалось каким-то наркоманским сном, где одно безумное событие шло за другим. Он перестал удивляться от человеческого мира, но это действительно переворачивало весь его мир. Закрыв свою дверь, Генрих снова сел на край кровати, отрешённо смотря в пустоту. Он давно забыл это чувство. Море горя и вины. Этот вкус возник на языке, и мужчина пошёл топить его в виски. Он серьёзно отвечал ему «да»? Конечно, он мог сделать это из любопытства, из интереса, но… сейчас врать себе удавалось хуже всего. Чертовское чувство, словно два пазла нашлись в целом море пазлов. Только Генрих этого не искал. Он не хотел никакой связи ни с кем. Лука был простой игрушкой, вещью. Тем, что не жалко потерять, как и то грёбанное колье в его комнате. - Блять, - прорычал он сам себе сжимая стакан. Он подумал, что стоит отстраниться, стоит его перевести куда-нибудь, убрать с этого этажа и меньше встречать. Только впервые он подумал о чужих чувствах. Когда это его заботили чьи-то чувства? - Генрих, приди в себя. Ты совсем расклеился. Ты не слабак. Никто больше не будет потрошить то, что внутри. Сталь. Фенрир. Вот кто я. Жестокий, одинокий, безжалостный, бесстрастный. Никакого сострадания. Он – просто вещь. Красивая зверушка, - говорил он себе как мантру.