Сталь

В бесконечном эхе, как среди тысячи стен, раздался звонкий мальчишеский крик. - Папа! Зацикленный, многократно повторяющийся звук сбивал с толка и дезориентировал. Он раздавался отовсюду и одновременно, его источника не было нигде. Здесь Тьма была живой. И она мастерски умела причинять боль. - Папочка!.. Костлявая тьма течет к далёкому щуплому силуэту. Волнообразная, обезображенная, гнилая. Она легко сдается ударам когтей, но быстро настигает бегущего ребенка со спины, цепляясь за ноги и снова роняя на землю. Мертвые лица скалятся мокрыми глазницами и полысевшими улыбками. Чувствуя во Тьме кого-то нового, кости эфемерных пальцев скользят вокруг придавленного к земле мальчишки, но довольствуются лишь пустотой. Впрочем, им уже есть, чем поживиться. Обессиленный силуэт лежит недвижимо. Тьма укутывает часть его лица, загривок, плечи и большую часть тела. Казалось, просто минут двадцать, когда наваждение началось, но стоило Акуле подняться с кровати, как все прекратилось, буквально за минуту. Тварь приблизился к окну. Его взгляд был устремлён вниз, на парковку и простирающийся дальше парк. - Больно..? - отразил он произведенное Генрихом в слегка вопросительной манере, словно интересовался, этого ли ждал от него мужчина. Мужчина наблюдал за всем и в какой-то момент испытал чувство, похожее на жалость. Сожаление? Сожалеешь обычно о том, чего не предотвратил. А здесь он и не был с ним, когда его настигла боль. Да и с ним никто не был. Но впервые кто-то вызвал в нём что-то, кроме отвращения, злости или безразличия. Что-то, из-за чего хотелось помочь. Его глаза таили много всего, что поглотила душа, что пережило сердце. Одна человеческая жизнь может сломать изнутри, а что могут сделать десятки таких жизней с одним существом. Сколько боли там внутри? Быть может, Акула был добрым и мирным существом, с силами. Может быть, они были едины. Пока боль не стала разделять их. Пока не стало так больно, что хотелось просто вычленить память, уничтожить в себе всё доброе. Один стал зверем, а другой потерял память. Генрих не поднимался, пока демон сам не прозвучал своим странным голосом. Как всегда аккуратен. Мягкая поступь приблизилась рядом, ни в коем случае не со спины. Он знал эту беззащитность, когда тьма жрёт внутри. - Ты сам говорил – их нет. Нет ничего того, что разрушало нас. Но теперь больно от того, что разрушено. Можно это построить заново. Если только ты сам этого хочешь. Я… - Генрих поджал губы, тяжело вздохнул и сам повернул голову к окну, всматриваясь вдаль. То, что возникло в голове, тяжело было произнести. Возникало неприятное чувство. Чувство, что от этого нужно бежать. Это не должно проникать глубже. Это опасно. Это разрушит его до конца. Взгляд опустился на когтистую руку. «Нет, хватить об этом думать. Это пустяк. Он разберётся сам. Как-то ведь выживал. И сейчас проживёт» «Это глупость, у меня больше нет чувств» «Я об этом пожалею» «Пожалею» Эхо словно носится по ушам, но это ядовитое прилипчивое чувство так и не исчезает. Мужчина поворачивается к окну спиной и закрывает глаза. Губы медленно раскрываются, беззвучно выпуская это слово, пробуя, надеясь, что после этого оно покинет его голову. Но странный зуд остался на языке и в горле. И он только больше усиливался. - Я рядом, - как-то само собой вырвалось, даже несмотря на борьбу. Ладонь закрыла лицо, странное режущее чувство. Куда он идёт? Зачем он делает это. Зачем впустил его в своё прошлое. Зачем сблизился так опасно. Зачем сближается до сих пор. Этот союз не пророчит ничего хорошего. Но не этого ли он хотел? Разрушения себя любыми способами. Разрушить и больше не существовать. Почему тогда такое обжигающее до боли чувство появляется в груди. Акула не отвечал. Он зорко смотрел на абсолютно неподвижный пейзаж за окном, словно там происходило нечто увлекательное. Было сложно сказать, услышал ли он. Но точно ощутил. Именно по этой причине Генрих стоял рядом, а не валялся со вспоротым животом. Какое-то время они провели в тишине. Акула первым пришел в движение. Он повел мордой в сторону мафиози, снова и снова разбирая его на запахи. Затем, видимо, удовлетворившись, прислонился лбом в широкое плечо, теранувшись по нему, как кот, и издав невнятный рыкливый звук. Он не казался угрожающим, скорее довольным. Мужчина слабо улыбнулся, уже понимая, на какой Акула стадии своего состояния. Его беспокойство унялось, значит, можно не беспокоится, что демон сделает что-то не то. Генрих приобнял его и снова медленно развернулся, уволакивая демона к постели. Акула нисколько не сопротивлялся, послушно ложась поверх покрывала. Мафиози достал из шкафа плед и укрыл ребёнка. Удостоверившись, что тот спит, мужчина покинул комнату и спустился вниз. - Почему… почему нас всё ещё… держат здесь? – дрожащим голосом спрашивала Марта, когда мафиози зашёл к ней. - Потому что кое-что Вы скрыли, - мужчина сел напротив неё и сухо посмотрел, - У Вас была связь с Дрейком. Часто Вы трахались с ним? - Я… - женщина снова дрогнула и зажмурилась, - Нет.. просто… он поддерживал меня… - Я не просил оправданий. Все любят трахаться, и Вы хозяйка своей дырки. Однако, почему Вы скрыли от меня это? - Я не хотела… чтобы Лари узнал об этом. - Любопытно. Вы оба боитесь Лари, но при этом ебались за его спиной. Он был не далёк от истины. - Но я не принадлежала ему! -Особенно это понятно по тому, как он спокойно волочет Вас туда, куда захочет. Мне плевать, но раз уж Вы мне солгали, я хочу знать, не скрыли Вы от меня что-то ещё. И на сей раз я хочу знать всё. Если я узнаю это потом, то убью Вашу дочь. - Нет… нет, послушайте, я действительно ничего не знаю. То есть… я знаю только, что Лари работал с кем-то ещё. - С кем? - Я не знаю, - шмыгнула носом она, - Как мне говорил Дрейк, он не скрывал раньше клиентов, которые их заказывали. Ни их, ни дела. Но было кое-что. Он не считал меня за человека и некоторые дела вёл по телефону. Я могла услышать. - Подслушать? Выкладывайте. - Я не знаю подробностей. Но он тогда сказал, что парни ничего не узнают. И он рассчитывал сменить банду или что-то такое. Похоже, не удалось, потому что он остался с ними. - Значит, такая миссия не единственная. Это всё? - Да, - кивнула она, - Честное слово, я о его делах больше не знаю. А связи с Дрейком… я не думала, что это важно… - В этом деле важно всё. Лари мог узнать, мог планы строить против вас. - А Вы… убьёте Лари? - Не мне решать. Но он точно уже не жилец. Интересуетесь, будет ли угрожать Вам месть? – усмехнулся Генрих. Она лишь загнанно кивнула, прижав к груди дочь. - А Дрейк… он тоже умрёт? - Не мне решать, - повторил мафиози, - Так понравилось, как он ебёт? - Хватит так говорить! – чуть возмутилась Марта, - Простите… я просто… мы любим друг друга. - Прям Ромео и Джульетта, - посмеялся мужчина, - Только родили ребёнка Лари. Я так понимаю, залетели Вы после того, как познакомились с Дрейком, - Генрих запнулся и внимательно посмотрел на женщину, - Чья это дочь? – от вопроса собеседница вся съежилась и закрыла глаза, - Чья это дочь, Марта? - Дрейка, - сдалась она и тихо заплакала. Генрих снова посмеялся, оскалившись в ухмылке. - И как же Лари не узнал этого? - Он… через неделю он изнасиловал меня… так что… - Вот настоящая причина не делать аборт. Вы что же, хотели убежать с Дрейком от тирана? Прямо Санта-Барбара. Дрейк знает? - Нет, - качнула она головой. - Какие же вы дебилы. Оба знаете какой Лари ёбнутый садист и ебётесь за его спиной. Мало этого – без защиты, - смеялся Генрих, поднимаясь со стула, - Пойду Дрейку расскажу, что он проебал свою дочь. Умрёт счастливым отцом! - Не надо, прошу. Если Лари… - Вы уже можете не переживать. Даже если Лари узнает, все трое скоро отправятся в могилу, - мафиози открыл дверь и подозвал одного из наёмников, - Отвезите их домой. Женщина ещё что-то крикнула ему в спину, но он уже не слушал. С улыбкой до ушей Генрих зашёл к потерянному наёмнику, вскочившего с постели. - Да ты у нас плодовитый кролик, - усмехнулся он, не отходя от закрывшейся двери, видя недопонимание в глазах напротив, - Вероника – твоя дочь. - Что? – хрипло спросил Дрейк. - Марта от тебя залетела, тупорылый спермобанк. Тебе чудом повезло, что Лари не узнал это раньше меня. Но теперь Вам троим дорога в ад. - Марта… - Дрейк выдохнул, присаживаясь на край постели, - Почему она не рассказала мне… почему… - Ходы сделаны, в любом случае, - пожал плечами мафиози. - Могу я… увидеться с ними? - Нет, - сухо сказал он и подошёл к парню на расстоянии шага, - Но я предлагаю сделку. Ты выполнишь кое-что для меня. А я тебя отпущу. - Вы не отпустите, - выдохнул парень, опустив взгляд, - Я знаю, как ведёт дела мафия. - Мне нужна крыса, - ответил мафиози, - Моих засекут быстро, а ты вряд ли вызовешь подозрение, - на него поднялся поникший взгляд, - Если убежишь – убью всех троих. Если выполнишь поручение – отпущу. - Разве Вам не нужны были мы. - Чтож, думаю я могу обойтись одним Лари. Выяснилось, что он постоянно наёбывал Вас. Ты добудешь для меня информацию, которая будет дороже твоей жизни. И скроешься с глаз. Если увижу тебя в преступном мире – знаешь, что будет. - А Митчел? - Тебе дорог этот сосунок? - Он ведь тоже… не виноват. Лари… заманил нас. Он говорил о совершенно другой работе. - Но у вас есть своя голова на плечах. Чем Митчел может быть полезен мне? Он предал даже своих. Дрейк опустил взгляд. Спросить с мафией бесполезно. Да они и так сидят под дулом пистолета, который может выстрелить в любое время. - Он не вояка. Никогда не держал пушку в руках. В тот день нас всех погнали. Он шулер. Даже те разборки, по которым его закрывали… его втягивали в это. Он хороший парень, просто по глупости… - Чем он может быть полезен МНЕ? – повторил вопрос мужчина. - Я не знаю, какие у Вас планы, но он может сфабриковать абсолютно любые вещи. Он находил данные, как ищейка. Не хакер, но иногда хватает просто бумаг, чтобы подставить кого-то или вывести на чистую воду. Генрих тяжело вздохнул, потирая виски. - Тогда разройте путь к тому, кто выдрал у нас информацию. Ты знаешь того, кто обналичил чек. Он точно знает, с какого счёта они получены. Мне нужен путь к тому, кто нанял Лари. Может быть, у него осталась печатка Росси. - Вы действительно отпустите нас? - В зависимости от того, принесёте ли вы мне пользу. Дрейк вскочил, но не двинулся на мужчину. - Мы сделаем всё. Абсолютно. У нас ведь и так выбора не много. Генрих развернулся и вышел из «переговорной». - Снаряди парней всем необходимым, - скомандовал он одному из наёмников, а потом приблизился, - На всё чипы, я должен знать где они шатаются. - Да, сэр. - Не подведите меня. У Мафии глаза везде, - сказал Генрих напоследок заключенному, даже не разворачиваясь. Франк и его люди устранили протечку и стали выяснять, какая информация просочилась и куда уходит её след. Лука проснулся от чувства тревоги, резко сел на постели, и почти сразу же упал обратно, схватившись за голову. Череп охватила сильнейшая боль, пульсирующая куда-то вглубь, до самого мозга. Рефлекторно полукровка съёжился и обхватил голову ладонями. Какое-то время полежал в такой позе, пока ухающий шум в ушах не перестал так сильно ощущаться. Он снова сел - уже не так резко, оглянувшись вокруг себя. Это было уже похоже на традицию: каждый раз, где бы Лука ни обратился, приходит в себя в спальне Генриха. Удивляться он давно перестал. Подышал немного, и спрыгнул с края постели. Мафиози наверняка внизу, решает, что делать с пленниками. Лука помнил, как допрашивал Дрейка. И как это снова стало выходить из-под контроля. Впрочем, комната выглядела в полном порядке, а значит, оставалось надеяться, что и мужчина тоже. Полукровка вышел, на всякий случай проверил кабинет, ванную, и ожидаемо не найдя там Генриха, вернулся к себе в комнату. Ощущения в теле, как и всегда после приступов, были очень оглушенными. Он немного потупил в стену напротив своей кровати, захотел пить, и прошелся обратно до кабинета, оставшись в итоге в нём. Откинувшись на свой рабочий стул, полукровка подобрал в него ноги и жадно пил одну из газировок, оставшихся ещё с того уикенда, посматривая в окно. Был ещё день, может быть, ранний вечер. Снаружи были слышны голоса наёмников, гул моторов автомобилей, хлопанье дверцами. Было бы неплохо подойти и посмотреть, что происходит внизу, и не уезжает ли куда-то глава, но.. в этой схватке после приступа лень пока побеждала. Малыш прикрыл глаза, катая в ладонях почти допитую бутылку, когда откуда-то из глубины коридора зазвенела мелодия приближающегося лифта. Мужчина сперва заглянул в свою спальню, затем в спальню Луки, но его нигде не было, да и звуков из ванной не слышалось, так что он отправился в свой кабинет. - Ты уже проснулся. Думал уже до утра будешь спать, - подметил мужчина, тяжело вздохнув. - Нашли утечку? - Уже да. Но никакой полезной информации. Штейн и в этом пользовался сторонними ресурсами. Мы запустили вирус, который сломал всю систему, что украла нашу информацию. Но непонятно продали они её или нет. Сейчас разбираются во всей кучи того, что нарыли там. Но если запустить поиск сразу во всём, то даже наша техника не справится. Отправил на удачу Дрейка и Митчела, - Генрих подошёл к столу Луки и привалился бедром к краю. Лука молча покивал, всё также покачивая в тонких пальцах полупустой пластиковый сосуд, пока слушал мужчину, и встал, когда тот закончил. - Значит, эти двое приняли решение помочь? Полагаю, не из чувства альтруизма.. Но всё же, это помощь. Будет здорово, если они справятся. - Лука говорил медленно и немного устало. Он приблизился к мафиози, машинально потирая всё ещё немного болящую голову. - ..Совпало хоть что-то из того, что наговорил Дрейк? - Не то слово, - усмехнулся мужчина, - Я не просто так дал шанс им показать себя. Дочь Лари не его дочь. Марта родила от Дрейка. Решил спросить, почему умолчала о связи с ним и тут такое оказалось. Правда, Дрейк и сам этого не знал. Про его жизнь ничего нового из того, что мы уже выяснили. На счёт обналички, думаю та же картина. В любом случае, у этих двоих не много времени, чтобы доказать свою честность. На кону их жизни. Мужчина наблюдал за малышом и видел, каким он вялым был сейчас. Он протянул руку к его плечу, будто поддерживал от падения. - Всё, что мы могли сделать сейчас – мы сделали. Франк позвонит, как только нароет что-то важное. Давай отдохнём. Был тяжёлый день для нас обоих. - Я рад. - Лука искренне улыбнулся, даже несмотря на своё состояние, - Значит, у меня получилось? Это было непросто.. Я думал, он в какой-то момент просто начал водить меня за нос. Думал о какой-то ерунде. Значит.. всё получилось. Золотые глаза машинально скосились вслед за движением рядом со своим телом, глядя на ладонь, коснувшуюся его плеча. Спокойный, немного опустошенный взгляд смотрел на содранные костяшки с легкой грустью, но Лука не стал ничего говорить на сей счет. В конце концов, он и так часто надоедал мафиози со своей заботой. Если она будет нужна, Лука был уверен - ему дадут знать об этом. - ..Да. - тихо отозвался он, снова поднимая глаза на мужчину и послушно кивнув. - Мне остаться здесь? Похоже, он не помнил ничего из того, что происходило с Акулой. Это давало возможность выдохнуть. Но вместе с тем, он всё больше цеплялся за улыбки Луки. Раньше он говорил «молодец» как-то машинально. Он видел в нём ребёнка, которому стоит говорить это, чтобы он старался лучше. Сейчас же даже это с трудом произносилось. Потому что для Генриха в эти слова вкладывался другой смысл. - Ты молодец, - сухо произнёс мужчина, а потом, услышав вопрос, усмехнулся, - Боишься, что я начну приставать? Он повернулся к выходу, уже открывая дверь, и произнёс: - Будешь готов – иди в спальню. Ко мне. Генрих вышел, вошёл в свою комнату, уже осмыслив, что он только что сказал. В голове было только «Блять». Что это вообще такое было? Что вообще сейчас происходит. Конечно, понятно, между ними много чего произошло. Но это. Рука зачесала волосы, он выдохнул и стал снимать костюм, вешая на плечики. Лука непонимающе моргнул. Сейчас его состояние не очень-то связывало все эти вещи. Он просто кивнул, даже не пытаясь вдуматься в услышанное, допил остатки газировки, когда дверь за мафиози закрылась, и ещё немного постоял, прислонившись к краю своего стола. Головная боль понемногу улеглась, ушла почти что без остатка. Когда повороты головы уже перестали причинять какой-либо дискомфорт, Лука выбросил пустую тару в мусорное ведро, обычное предназначенное для бумаг, и вышел из кабинета, направляясь в спальню. Он расстегивал рубашку по пути, и потому, когда вошел, уже стягивал её с плеч. - ..Готов. - с шумным выдохом произнес полукровка, падая на свободную половину звездочкой, когда сбросил верхнюю одежду на стул. Даже укрываться было лень, но мальчишка всё же обернулся на бок, лицом к мужчине, заворачиваясь в плед, в котором спал до этого. Он даже не придал значения тому, что раньше этот плед свёрнутым лежал между ними. Генрих уже сидел к нему спиной, но всё же искоса посмотрел, когда полукровка улёгся. Короткий взгляд и он снова смотрел себе под ноги, медленно ложась на постель. В голове варились самые разные мысли. Не то, чтобы он хотел ударить полукровку, но он впервые смог сдержать такой порыв. Хотя такое было и раньше. По какой-то причине его внутреннее останавливало зверя. Сначала из-за ощущения того, что это ребёнок, похожий на сына. А теперь… что это? Акула тоже не трогал. Ни разу. Несмотря на его всепоглощающую силу, он не направлял её на Генриха. Мужчина почувствовал долгий взгляд на себе, открыл глаза и повернулся на бок, лицом к полукровке. Тот даже не стал отводить взгляда, так и рассматривая. - Не спиться? - Не-а. Лука смотрел на мужчину поверх подушки, прижавшись к ней щекой и ничуть не тушуясь прямого зрительного контакта. Он выглядел сонным, но судя по ответу, свое желание спать уже утолил. Жёлтый диск радужки продолжал скользить по лицу, без конкретной цели, просто рассматривая. - Не люблю обращаться. - прошептал он вдруг, и опустил глаза, утыкаясь носом в край пледа. - Постоянно ничего не помню. Генрих слабо улыбнулся, протянув ладонь ко лбу, мягко сдвигая с него белые локоны. - Может быть это и к лучшему, - поддёрнул он плечами, - Здесь ты никаких дел не натворил. Но кто знает, что ты делал в прошлом? Простил бы ты себя, убив ребёнка. Или мать. Или ни в чём невиновного мужчину, просто проходящего мимо в неудачный момент. Ты говоришь, тебе нужен грешник. Но мне кажется, впав в безумца ты можешь убить любого. Разве что сожрёшь только грешника. Не знаю, почему Акула меня не трогает. Для меня это загадка, - рука спряталась обратно под одеяло, и он тяжело вздохнул, прикрыв глаза, - Память вообще мерзкая штука. Я не помню ничего хорошего из прошлой жизни. Потому что всё это окропилось болью. Ни вкусов, ни запахов, ни чувств. Я изменился. Настолько, что та жизнь больше не моя. Это факты из жизни, будто другого человека. И то, их я плохо помню. Зато отлично помню день их смерти и моей. Помню каждый день, когда был на грани смерти, но так и не умирал. И безумство множилось от памяти убийств, от ощущения в руках чужой жизни. Я чувствовал, что это чувство множится. Голод, который ничем не унять. И я знал, что в один момент я просто пойду убивать, пока меня не остановят. - Для меня это тоже загадка. Лука вздохнул, слушая мафиози и думая о своём. Могло ли быть что-то лучше, чем сейчас, в туманном прошлом? А даже если и да - стоило бы оно того, чтобы приоткрывать туда двери. Полукровка и сам не был уверен, поэтому не тянулся в глубины памяти, не любил вспоминать и избегал анализа снов и редких просветлений. В любом случае, Генрих - лучшее, что могло случиться с кем-то вроде него. - Я не буду смотреть, если мешаю. - Ты не мешаешь, - дёрнул уголком рта мужчина, - Мне и самому не уснуть со всеми этими событиями. Скоро это разрешиться и Штейну полный конец. Просто.. меня злит, что я поймался на эту удочку. Он же тупой бизнесменушка, - Генрих поморщил, смотря куда-то сквозь, - То ли я старею, то ли совсем с ума сошёл. Тваренок слабо похмурился, но затем с улыбкой протянул когтистую лапку до головы мужчины и сделал возле его лба обманный жест, словно собирается дать щелбан. - Не стоит на себя наговаривать. Просто это выглядело ..ожидаемо. Кажется, будто весь мир против Вас. И если так.. то и Росси могли бы стать врагами. Тьма заставляет нас думать сразу о худшем. Генрих усмехнулся, снова заглянув в золото глаз напротив, но усмешка была какой-то сухой и безэмоциональной. - Весь мир действительно против меня. Я не просто наследник всеми желаемого клана. Я счастливец, который побыл по ту сторону мира. Росси посылали меня на самые сложные задания не потому, что видели во мне дарование. Они хотели убить меня не своими руками. Они лже-миротворцы. Помогают либо заблудшим овцам, либо тем, кто им импонируют. Таким, как я, они подкидываю кость и скалятся. Когда живёшь там… в светлых домах, в шумных многостройках, в вечном потоке жизни – даже не понимаешь, насколько ты слаб и ничтожен. Оказавшись здесь, я был щенком, без возможности выжить. И всё же я сделал это. Невозможное. За это меня ненавидят ещё больше. Мой клан боится меня, поэтому предателей мало. Думаю, только Франк прикрывает мою спину искренне. Потому что он тоже был потерянным щенком, которому я показал путь. Может быть, Росси не причастны. Но они вполне могли сделать это. Продать меня, как шлюху, кому-нибудь достаточно сильному. Тогда мной завладело безумие. Из-за… - мужчина запнулся и отвёл взгляд в сторону, - Но я точно знаю, оставшись один против армии, я буду выгрызать себе путь, потому что они не достойны моей смерти. Никто из Росси. Никто из других кланов. Может быть один, но он даже не смотрит в мою сторону. Для него я всё так же остался грязной шавкой, - мужчина усмехнулся, потерев лоб у кромки волос, - Я бы не смог сидеть в клетке, как ты. Вроде после пережитого боль должна была развалить меня на части. И я был разбит. Но просто смириться я не могу. Не тогда, когда был под прицелом у всех них. Я делал всё то, что сделать тогда не сумел. Может быть… из-за памяти. Том потеряется вместе с моей жизнью. Никто не знал о нём. Разве что родители Хайли, но они уже в счастливом месте. У них не было могил. Они были лишь в сводке новостей. Очередными жертвами, о которых забываешь уже через час. Я построил склеп только когда смог встать на ноги. Я не знаю почему я всё это делаю. Вопросы теряются во всех этих криках. Как безумный зверь, забитый камнями, я просто рву всех, кто у меня на пути. Есть ли цель у всего этого? Есть ли смысл? Если бы я опустил руки, я остался бы инвалидом. А когда бы попал домой, они закончили начатое. Так легко для того, кто жаждет смерти, - взгляд снова вернулся в глаза Луки, - Ты начал сражаться за меня, потому что это имеет смысл. Ты вернёшься в клетку, если я умру. Или станешь игрушкой у какого-нибудь мафиози. А какой смысл у меня, когда я потерял всю свою жизнь? Черт тихо сглотнул, опустив взгляд и внутренне съежившись. Ему нечего было ответить на эту браваду. Принцип "жизни назло всем" был ему понятен, но не особенно близок. Большей частью, из-за амнезии. Он мог выхватывать воспоминания ситуативно, если слышал что-то похожее на то, о чем говорили на рынке, или видел мужчину, похожего на Шона. Он не помнил такого зла, назло которому стоило бы жить. А остальное - белый шум, и ощущения голода и немеющих конечностей. Бесконечно, бесконечно долгое количество дней. Он не знал, что или кого ищет Акула. И не очень-то хотел знать. Кто бы это ни был, едва ли он ещё жив. Пожалуй, Акула единственный, кто готов жить ради одной конкретной цели. - Не знаю.. - тихо, еле слышно отозвался полукровка. - Чтобы.. нести память о них. - Память, - вторил он ему, не выдержав и садясь на постели, подняв пальцы к слепому глазу, - Всё живое имеет память. Но в природе она помогает становиться лучше. Отращивать когти, клыки, хвосты и крылья. А наша только убивает нас. Мы горюем по умершим. Страшимся тёмных улиц, лифтов и высоты. Мы слишком слабые, даже когда придумали смертельно опасное оружие. Мы придумали, как уничтожить весь этот чёртов мир. Но не придумали, как стать сильнее. Я ненавижу своих призраков даже больше их убийц. Ненавижу, что они вцепились в моё сердце. Может быть, я бы и стал собакой, не ждущей ничего, кроме кости. А, может, давно бы уже умер. А мой отец… если он так не хотел отдавать свой престол даже мне, зачем вообще позволил мне родиться. Зачем… отпустил меня, - голова повернулась, и мужчина посмотрел в окно, - Там птицы, рыси, олени. Все они двигаются вперёд, как бы не было трудно. Бросают детей, если так выживут. Бросают всех, чтобы выжить самим. Потому что они толком и не привязываются друг к другу. Чувствуя боль, они просто бегут дальше, потому что, если остановятся – умрут. Один смысл – жить. Жить и плодиться. Они защищают детей очень короткий срок. А потом больше не видят друг друга. Фернир. Тот, кто находит свою жертву всегда. Тот, кто способен пожрать весь мир и всех его богов. Но я просто человек. Жалкий, просаживающий печень в алкоголе, убивающий лёгкие никотином и смотрящий прямо в дуло. Ничего не может быть больнее памяти, уж поверь мне, - он вздохнул, облокачиваясь обратно и закидывая голову назад, - Акула не убивает меня. Но он впервые посмотрел на меня. Он всегда был в другом мире. Я чувствовал, что он лишь ощущает меня, как слепой. Но сегодня он посмотрел на меня. И я увидел его ярость. Но, даже учитывая это… он не сделал мне ровным счётом ничего. Я хочу убить себя, не убивая. Может потому, что просто хочу убить прошлого Генриха в себе. Остаться Ферниром и больше никем. Теперь на постели сел и Лука, подобрал колени, умостив на них свою голову, и горько усмехнулся. - Ошибка выжившего. - отстраненно выдохнул он, глядя в пустоту. - Думать, будто другие виды не способны эмоционально мыслить. Не горюют по умершим. Не скорбят по брошенным детям. Не становятся слабее в определенный момент. Когда-то так думали и о тварях. Просто.. ещё одно животное. Хотя. - нервный смешок подернул бледные плечи мальчишки. - Может. Так и есть. Ведь я больше ничего не чувствую, у меня нет корней, нет привязки к месту или существу. Человеческое сдохло. Осталась не то рысь, не то лиса. Пустой сосуд и Акула, которого я скоро выпущу. Как только Вы умрёте. Наверное, для меня это опять покажется быстро. Как будто открыл и закрыл глаза. Мужчина совсем поднялся с кровати. Он слушал малыша, пока доходил до бара и брал оттуда виски. Молча налил себе в стакан и повернулся к нему, облокачиваясь о стол. - Может, ты и прав. На счёт чувств, - Генрих сделал глоток и посмотрел на свои пальцы, - Собаки верны не потому, что только так выживут. Иногда это приводит их к смерти. Их верность и самоотверженность. Как и тебя, вероятно. Всё ещё веришь во что-то, даже не зная во что. Не помнишь, что искать. Не помнишь, где твоё место. И от того Акула смотрит так печально в окно, - мафиози бросил взгляд туда, куда недавно были устремлены глаза демона, - Не думаю, что сам Акула много помнит. Он – механизм защиты. А разум – ты. И ты стёр воспоминания. Ненамеренно, - взгляд перевёлся на малыша и Генрих слабо улыбнулся, - Может, ты не замечаешь. Но ты живее меня. Искренне улыбаешься. Искренне смущаешься. Искренне стонешь. Искренне боишься. Твои эмоции ни на что не похожи. Ты затесавшийся в мир взрослых ребёнок, слишком умный для нас всех. - Ребенок. - эхом повторил полукровка, поглаживая плечи лезвиями коротких когтей и продолжая смотреть перед собой. - Только из-за искренности? С трудом понимаю, о чем речь. Вы такой же. Просто не доверяете никому смотреть на эту искренность. А так. Те же улыбки. Тот же страх. Гнев. Даже глубоко искалеченный человек не может избавиться от человеческого. Он родился человеком, и человеком умрет. Со своей радостью, злостью, печалью. А я - нет. Поэтому, не хочу ждать. И не понимаю, ради чего. Извините, что не убил Вас сразу. Наверное.. тогда бы Вы уже были со своей семьёй. Теперь я вряд ли смогу. Даже если Вы попросили бы. Хотя. Всегда есть Акула. Но такой вариант Вам не особо нравится. Мужчина усмехнулся, опрокидывая в себя виски. Он не видел себя со стороны, но знал, как на него смотрят. Особенно перед тем, как он убьёт. Другие не видят ни страха, ни жалости. Только гнев или безразличие. Это он знает. Это он строил годами. Но Лука увидел больше. Намного больше, чем стоило бы. Генрих подошёл к постели с его стороны и присел, смотря несколько потухшим взглядом. Много чего происходило в голове и груди. Это невозможно было вынести в слова. - Знаешь, что такое человек? Это просто придуманное слово. Чело, – Генрих показал на свой лоб пальцем, - Лоб. Разум, который расположен за ним. Век – сотня лет, которые мы можем прожить при хороших обстоятельствах. Мы сами себя так назвали, потому что сочли себя единственным разумным существом. И с тысячелетиями это слово обрастало новыми значениями. Например – сострадание. Взаимопомощь. Доброта. Любовь. Люди сочли себя выше животных из-за своего мозга, хотя мозг есть у многих. И нет, не все рождаются такими. Есть даже дефектные, у которых полностью отсутствует страх, любовь, доброта. Их немного, но всё же такие есть. А со временем люди проходят разные события, по мере этого теряя или искажая все эти понятия. В моём мире почти нет доброты. Её банально не испытывают. Любовь только к вещам или деньгам. Взаимопомощь? Только если есть взаимовыгода. Ты не человек. Но и не животное, - Генрих поднял кулак, разглядывая костяшки, - Извиняться за то, что не убил, - усмехнулся он, - Сожалеющий сказал бы «прости, я чуть не убил», безжалостный – «как жаль, что я тебя не убил», никто бы не сказал то, что ты произнёс. Знаешь почему? Потому что все смотрят через призму своих чувств. Ты. Я слишком близко пустил тебя, - он дергано улыбнулся и эту же руку запустил в свои волосы, чуть согнувшись, - Слишком близко. Ты должен был быть просто питомцем. Почему ты не отталкиваешь меня? Лука молчал, чуть крепче обняв свои ноги и зашторившись белыми прядями. Хотелось уйти, просто чтобы не разгонять эту тему дальше, не ступить на тропу, которой Лука побаивался. Но демон не шевельнулся. - Я не вправе. - бесцветно добавил он, пожав плечами. - ..да, никакого договора мы не подписывали. Я знаю. Но это что-то вроде кодекса чести. Благодарность за спасение. Называйте, как будет точнее. А что. - короткий поворот головы смазал крупную прядь мальчика, открыв видимость глаз. - Стоило отталкивать? Тихий горький смешок и тяжёлый вздох. Мужчина опустился локтями на колени и уже обе руки терялись в смольных волоса. - В первый день ты сказал «нет». Я ждал упрямств. Бойкости. А потом ты сказал, что не оставишь меня одного. Я всегда был один. Чтобы больше никогда не чувствовать своего сердца. Я чертовски хочу убить тебя, потому что ты лезешь туда, куда не нужно лезть. Но больше не могу поднять на тебя руку так, как поднимал на всех. Я никого не трогал так. Как тебя, - мужчина вскочил и смахнул со столика вазу, которая тут же разбилась, - Блять это всё так… так… Я так хочу убить тебя. Но что-то не даёт мне это сделать. Мои руки всегда были готовыми к битве. Ни разу не дрогнули. И сейчас, ха, - мужчина поднял лицо к потолку, зажав уши и продолжая двигаться вперёд, - Меня всё это бесит. Я столько лет, - он согнулся и коротко вскрикнул, пытаясь сбросить с себя эти чувства, которые из-за слов начали выбираться наружу. Широкие шаги, Генрих схватил мальчишку за горло и поднял с кровати, тяжело дыша и скалясь. Тваренок крупно вздрогнул, услышав звон разбитой вазы. Не было нужды открывать глаза, он чуял Тьму даже на больших расстояниях. Она искала удачного момента, хорошего маневра для прыжка. Лука слушал её дыхание, уже ослабляя хватку вокруг коленок, слегка выпрямляя напряжённую спину. Генрих был близок. Он перешагнул за черту, падая в приступ и уже не отдавая себе отчета в происходящем. Всё из-за него. Снова. Рефлекторный скулеж все равно не удержался в глотке, пережатой в крепкой хватке мужчины. Мальчишку протащило и вскинуло, будто огромным ковшом. Картинка перед глазами вмиг поплыла, несколько широкоплечих силуэтов одновременно наслаивались друг на друга, кружась и отказываясь становиться четкими, мешая понять, где истинный мафиози. На глазах проступили слезы. Лука еле удерживал себя на носочках, чтобы не повиснуть на сильной руке целиком и не сделать себе ещё больнее. Ладони ухватились за предпречье мужчины, но не оттягивали, лишь сжимали. Разговор отнял кучу моральных сил, и как будто часть физических, совсем не было сил сопротивляться. Тваренок насилу дёргал лёгкими, пытаясь сделать хоть один глоток воздуха. В голову лезли мысли, которые он все равно не смог бы произнести вслух. "Я хотел бы знать, как помочь тебе. Но я слишком пуст. Слишком устал. Возможно, именно поэтому я не стал отталкивать. Мне хотелось чувствовать. Даже если боль. Чувствовать.. хоть что-то. Иметь возможность раз за разом напоминать себе, что я ещё жив." Демон уже почти перестал трепыхаться в мощной хватке мафиози. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас выскочит, но организм нещадно слабел. Нет. Если бы он хотел безвольную тряпку, он бы обратился к богачам из совсем других кругов. Он хотел смерти. Хотел строптивости. Хотел нечто, что может украсить его, Фернира, пожирающего богов. Что ж. Худые руки, висящие плетьми вдоль тела, вслепую взлетели вверх. Раскрытая, искажённая болью пасть сомкнулась до щелчка в резцах, а влажные глаза распахнулись, глядя на мужчину с совершенно незнакомым доселе бешенством. Даже Акула ещё не смотрел на него так. Тварь крепче схватился за душащую его руку, упёрся в нее, и резко замахнулся, широким жестом занося когтистую руку в ударе на уровне чужого лица, расплывающегося в большое бежевое пятно. Зубы скрипели, покуда рука сжимала горло полукровки, чувствуя под пальцами истерично бьющийся пульс. Здоровый глаз, не моргая смотрел на краснеющее лицо, от крови, которая не могла спуститься к сердцу. В Генрихе была лишь злость, охватывающая всё его существо. Перед собственным глазом комната расплывалась и меркла, пока мальчишка не дёрнулся. Когти косо вспороли лицо от скулы до губы. Почувствовав боль, Генрих снова сфокусировался на демоне и отпустил свою хватку, отступая назад. Он не понимал, где болит и болит ли в принципе. Он почувствовал, как что-то потекло по губам, подбородку и шее. Пальцы провели по щеке и сразу же испачкались в крови. Губы разошлись в сумасшедшей улыбке. Он поднял взгляд, руки затрясло и дыхание стало тяжёлым. Фернир сбивался со вздоха, но продолжал смотреть за тем, как Лука пытался прийти в себя, кашляя от боли в горле. На мгновение мужчина прикрыл глаза, вспоминая свои представления. Акула убивает его, пожирает и это наслаждение. Наслаждение, когда когти впиваются в тело, когда под ними лопаются ткани, когда клыки вгрызаются в плоть. Всё ещё дикий, взбудораженный взгляд смотрел на мальчишку. Губы вдыхали горячий воздух. Его почти что лихорадило, вены взбухли, а зрачок живого глаза запульсировал. «Ну же. Сделай это ещё раз.» Пальцы разжались, и демон рухнул на пол, сгибаясь и давясь кашлем. Широко раскрытая пасть пыталась захватить побольше кислорода, вернуть себе контроль над телом. Луку шатало и трясло, но он поднялся гораздо быстрее, чем в первый раз. Нечеткая картинка всё ещё плыла, зрачки пульсировали, угрожая разрастись, но полукровка не отпускал себя. Это всё ещё не был приступ. А потому, как только получилось достаточно выпрямиться, он поднял испачканную кровью руку, согнув пальцы ближе к лицу и рассматривая последствие удара. Алые разводы пролегли вдоль каждого когтя, явно вспахав кожу на пять царапин разной длины. Оценить состояние лица мафиози было невозможно, зрение всё ещё растекалось. Но мальчишка не стал усугублять и дальше набрасываться. Он продолжал смотреть на руку, затем тяжело вздохнул, и опустил ее, обессиленно скатившись на край постели. - Я даже возненавидеть тебя нормально не могу. - прохрипел демон, нервно улыбаясь. - Совсем плохо. Генрих медленно выпрямился, поняв, что продолжения не будет. Облизнув иссечённые губы, он прикрыл глаза, чувствуя кровь языком. Его собственное дыхание долго выравнивалось. Когда он набрал в лёгкие побольше воздуха, он пригладил свои волос. Подошёл к кровати и сел рядом, спокойным взглядом посмотрев в стену. - Наконец-то ты дал отпор, - выдохнул мужчина, когда все покалывания в теле улеглись, - Не стоило мне тебе отсасывать. Эта грань испортила всю нашу жестокость, - усмехнулся он, чуть опуская голову, чтобы кровь капала на ладони. - Заткнись. - прошипел демон, удерживая глаза закрытыми и унимая дрожь в руках. Запах крови нервировал и щекотал ноздри, но пока что, боль в горле заглушала собой все остальные чувства по телу. - Как будто от этого могло хоть что-то измениться. Хах. Как бы ни так. Я просто подумал "А как поведет себя твоя тьма, когда я ее разукрашу?" Мне понравилось. - хриплый отрывистый смех снова перерос в кашель, и демон согнулся, прижимая ладонь к губам. Когда спазм закончился, Лука немного помолчал, наслаждаясь тишиной, а затем понизил тон. - Не играйся со мной. - прозвучал его непривычно ледяной, тяжёлый и серьезный голос. Больше походящий на угрозу, но полукровка повернул голову, и по его взгляду стало понятно, что это почти мольба. - Я всё ещё живой. Слышишь? Я не браслет в футляре. -Ладонь потерла шею, ноющую со всех сторон, уже зацветающую всеми оттенками фиолетового. - Сколько раз уже ты успел мысленно пожалеть, что купил меня? Генрих рассмеялся то ли злобно, то ли болезненно, посмотрев на него. - Я не жалел. Может, в моменте. Но по-настоящему – нет, - мужчина протянул руку к его кисти, сильно сжав и поднимая на уровне своего лица, - Ты – питомец. Для других – ты вещь, - потом мужчина потянул его руку, прикладывая когти к своей шее, - Если желаешь освободиться – давай. Всё в твоих руках. Нет – знай своё место. Я могу делать с тобой всё, что угодно. Ты – мой. Хочу – трахну трубой. Хочу – подвешу под потолком. Пока ты не вырвешь свою свободу из моей груди – это будет продолжаться. Так что не смей мне говорить, что мне делать. Я всегда делаю что хочу, вне зависимости, что могу за это получить. Лука не сводил взгляда с глаз напротив. Внимательных, чуть влажных от кашля. Мольба из них исчезла, остался лишь ровный, спокойный блеск. Он не вырывал ладони, не сжимал ту руку, что насильно прижали к чужой шее, не пытался отстраниться. Только дрожь в теле у полукровки заметно усилилась, но с этим, увы, он уже ничего не мог поделать. - Да, сэр. - бесцветно произнес он, опуская взгляд мимо лица и перепачканной шеи вниз, на край отброшенного одеяла. Генрих отпустил его руку и встал с кровати. - Тебе нужно выйти на улицу? – спокойно спросил мужчин. - ..нет, - после пары секунд раздумий, ответил Лука. - До утра меня не будет. Захочешь выйти – зови Джона, - бросил он, быстро оделся и вышел за дверь. Когда Генрих проходил мимо, все косились на его правую сторону лица, где понемногу останавливалась кровь, но всё же капала на воротник. Мужчина не вызывал дворецкого, поэтому пошёл сам на парковку и выехал с неё. Он ехал вникуда, прочь от городской суеты, от гладких дорог, вылизанный полей. Прочь от всего живого, что есть здесь. Оставив машину где-то на поляне, он пошёл вперёд, уже зная эти места. Здесь обрыв, а внизу тихое море плескалось в обточенные волнами камни. Он сел на край, сунул сигарету в рот, но так её и не поджог. «Питомец» Он сказал это скорее со злости, чем всерьез. Точнее, так велели его выстроенные стены. Он испытывал странные чувства к Луке. Он не планировал душить, просто так вышло. В глубине себя он хотел… обнять? Он не понимал, чего хотел. Но боялся это проявлять. Он давно никому не верил, и за преданностью Луки могло таиться всё, что угодно. Непонятно почему он действительно позволял всему этому происходить. Может, боялся самого себя. Может, хотел жить, пускай и так, на поводке. Мужчина посмотрел на руку, которая сжимала его горло. На самом деле, это не было приятно. Не так, когда он душил, убивая людей. Он вдруг подумал «зачем», но уже не мог остановиться. Лицо его было болезненным и печальным. Не таким, как обычно рядом с ним. Не таким, когда он гладил его. Не таким, когда они гуляли по парку. Генрих разваливался на части. И это было чертовски больно. Из него выныривало всё то, что он давно похоронил в себе. Чувство безысходности, отчаяния и потерянности. Первое чувство, с которым он встал с больничной койки и поднялся на крышу. Снующие счастливые люди. И он. Запертый со своей болью в клетке. Генрих не хотел быть главой. Прямо сейчас он хотел уехать так далеко, как только может. Но он знает – его найдут везде. Это проклятье. Наверное. Он хотел его поцеловать. Но это желание было поймано в сети. И вместо него вынырнул гнев. На него. Того, кто влез слишком далеко и решил проникнуть в его клетку. - Чёрт, - выдохнул он, падая на землю, - Я давно это пережил, - уговаривал он себя, - Я больше ничего не чувствую, - лгал он себе, цепляясь за рубашку в районе груди. Понадобилось время, чтобы всё, что обрушилось, немного улеглось внутри. Лука остался сидеть на краю постели, закрыв глаза, когда дверь захлопнулась. Прошло не меньше получаса, когда он смог заставить себя подняться, совладав с телом. Полукровка оделся, вышел из спальни и направился в свою комнату. Он выглядел совершенно спокойным, и его истинное состояние пряталось лишь на кончиках пальцев. Они по-прежнему немного дрожали, но без живого взгляда вблизи это почти не бросалось в глаза. Малыш пытался занять себя. Полки, оживленные статуэтками, игрушками и необычными сувенирами, не нуждались в уборке, но малыш любил открывать их и что-то переставлять, рассматривать. Он привычно открыл стеклянные дверцы, потянувшись к одной из любимых фигурок волка, но рука так и застыла над фигуркой, не дотронувшись. Крупная конвульсия прошила руку, мотыльнув её в сторону, и Лука медленно осел на пол перед стеллажом, сжимая трясущееся запястье. Пустой взгляд спокойно смотрел на руку. Боль находила себе выход по-разному, Акула был не единственным источником её устранения. Дождавшись, когда спазм прекратится, Лука поднялся на ноги, закрыл шкафчик обратно и сел на постель. Внутри было совершено тихо. Гораздо более привычное состояние, нежели то, что происходило последние два месяца. Правда, в тишине были гораздо слышнее отголоски чужого голоса. Полукровка встал, попробовал порыться в бумагах, чтобы скрыться от них, но сосредоточиться на чтении было сложно. Надписи плясали и путались, а листы с напечатанным текстом то и дело вылетали из нетвердых пальцев. Лука сдался, когда это повторилось уже третий раз подряд, вздохнул, и подошёл к окну, опустив взгляд вниз. Сложно было сказать, что стало последней каплей в его состоянии. Может быть, первые закатные лучи, красиво переливающиеся в зелёной задиристой листве широких клёнов и ясеней. Может быть, очередной добравшийся до сознания призрак чужого голоса. Лука не выдержал. Он отошёл обратно к кровати, медленно свернулся на ней и зарыдал. Он привык получать боль. Но не такую. Люди, которые могли сунуть между прутьев клетки что-то острое или бьющее током, ничего ему не говорили, не давали ни единого повода посмотреть на них с хорошей стороны. Они не пытались сделать его жизнь хоть немного лучше. В отличие от Генриха. Лука знал, это лишь мгновение. Мгновение, чтобы взрослый мальчик успел наиграться своей новой игрушкой. Но внутренности всё равно рвало от неоправдавшихся надежд. От того, что он успел поверить не в свои догадки, а в слова мафиози. Поверить и всецело привязаться. Влюбиться в его запах. Влюбиться.. в него самого. "Пока ты не вырвешь свою свободу из моей груди - это будет продолжаться" "Знай свое место" "Зря я тебе тогда отсосал" Демон закрыл глаза уже под утро, выплакав из себя все, что можно. Сил не было даже на то, чтобы встать и умыть лицо, но Лука все же заставил себя подняться, направляясь в ванную и в душ, вновь приводя себя в порядок, после чего сразу пошел в кабинет, усаживаясь на свой рабочий уголок и принимаясь за обычную работу. Генрих так и не уснул, перекатывая все эти мысли, переваривая и заставляя их выбраться из него словами. Сначала одними. Потом другими. Кто для него Лука? Не питомец. Сказанное уже сказано, нет смысла об этом жалеть. Но есть будущее, которое можно построить. Уже в рассвете мужчина пошёл в лес. Он хотел окунуться в запахи листвы и земли. В звуки просыпающихся птиц. И в отдаленные крики оленей или кого-то ещё. Мужчина блуждал по тропам, пока не споткнулся обо что-то. На первый взгляд это была обломанная ветка, но Генрих знал, что это. Он присел и подобрал это. Достаточно внушительный обломок рога оленя. Толстая часть, сломавшаяся сверху и снизу, от которого отходила уцелевшая маленькая часть с чуть заточенным концом. Перед глазами мелькнуло лицо Луки, когда он давал ему ежа. Он грустно улыбнулся и поднялся. Сделав крюк, мужчина пошёл обратно к машине. Он поставил автопилот, потому что уже не мог вести трезво. Мужчина приехал на парковку и пошёл в особняк с чёрного входа, сразу заворачивая в лифт. Он даже не заглядывал в спальни, полагая, что полукровка либо спит, либо ушёл. Но встретил его в кабинете. Лука даже не поднимал глаз, работая за бумагами. Тихий шаг, мафиози подошёл к столу и положил на её край находку из леса. - Это.. часть рога оленя, - тихо произнёс Генрих, какое-то время держа пальцы рядом, - Я хотел сказать. Хотел.. извиниться. Я, - мужчина стиснул губы и тяжело вздохнул, - Прости. Ты больше, чем питомец. Развернувшись, мужчина подошёл к аквариуму и уткнулся в него лбом, расплывчатым взглядом наблюдая за рыбами. Здесь было трудно находиться. Но труднее из-за собственных чувств. Ощущение было, что он что-то поломал. Лука замер, поднимая взгляд на обломок, долго прожигая его взглядом, будто не понимая, как он тут оказался. Затем, он робко протянул к нему одну руку. Притронулся, оглаживая шероховатую поверхность рога, более заполированную ближе к острому концу. - Спасибо, - тихо подал голос полукровка, не поворачивая головы в сторону удалившихся шагов. - Красивый. Мужчина отлип от аквариума и взял телефон в руки. Пару гудков и ему ответили. - Франк, ты там справишься без меня? Нет, я буду у себя на этаже. Ничего не случилось. Я ездил за информацией, к сожалению, ничего не нашёл. У вас всё схвачено? Хорошо, - Мужчина говорил несколько потерянно, после чего отложил телефон и прошёл к камину, завалившись на диван и закрыв глаза. Полукровка пытался работать дальше, но появление Генриха уже не позволяло этого делать. Снова текст начинал ускользать от него, и чтобы не накосячить, тваренок отложил очередную бумагу обратно в стопку с неотработанным, украдкой покосившись в сторону мафиози. Тот был погружен в свои мысли и казалось, совсем ни на что не обращает внимания сейчас. Лука тихо вышел из-за стола, приблизившись к дивану, но не к мужчине, останавливаясь ближе к дальнему углу его спинки. - Простите.. что тревожу. - Лука рассматривал сидение дивана впереди, не поворачивая головы. - Могу я помочь с.. ну.. с этим..? - он сделал плавный жест вокруг своего лица, намекая на оставленные царапины. Генрих услышал его голос будто из-под толщи воды. Он даже уже и не чувствовал ран на своём лице. Он не мог открыть глаза, но попытался сфокусироваться на голосе. - Зачем тебе это нужно? – спросил мафиози, даже не поворачивая головы. Лука не смог ответить сразу. Он запнулся в своих мыслях. Это было обычным делом, но после всего случившегося даже приближаться не было сил. - Ладно, не буду Вам мешать, - выдохнул малыш. - Ты не мешаешь, - вздохнул мужчина, слабо выплывая из своего состояния, - Только тебе я показал свой дом. Только тебе я рассказал свою историю. Лука. Я боюсь. Я не справлюсь, если это произойдёт снова. Полукровка поджал губы, не зная, как реагировать на такое. Он крутил ладони, цепляясь за когти, и напряжённо продолжал смотреть либо на поверхность дивана, либо на впереди стоящий камин. - М.. Не очень понимаю, что Вы имеете в виду. Я же не.. человек. Со мной в принципе мало что может произойти. - Ты моя драгоценность, - мужчина чуть выпрямился, касаясь своей щеки и корок засохшей крови. Он снова задумался, смотря под свои ноги. Его плечи подрагивали, но в целом он сидел спокойно. Лишь горько улыбнулся сам себе, - Ты прекрасен в своей звериной ярости. Но. Мне нравится видеть твою улыбку. Тваренок задержал дыхание, закрыл глаза и сосчитал до десяти. Так нельзя. Просто невыносимо. Но не при нём же. Совладав с голосом, он кивнул, не зная, требуется ли мафиози какие-то его ответы по этим репликам. - Я всё же принесу аптечку и чистое полотенце.. сейчас вернусь. - отозвался малыш, покидая комнату. Злость кипела внутри, но уже не было сил проявлять её. Мужчина смотрел пустым взглядом в потолок, подняв над собой руку и раскрывая пальцы веером. Лука не был таким даже в первые дни. Всё это время казалось, что он контролирует ситуацию, но сейчас понятно, что всё пошло как-то наперекосяк. Тварь? Живучая. Способная. Но в последнее время это интересовало его меньше всего. Как же хочется напиться. Прийти в совет, пустить пулю в лоб кому-нибудь из мафии. И ждать расстрела. Только тогда будет лёгкость? Но чувство лёгкости у него уже было. Когда Лука вошёл, мужчина уставшим взглядом посмотрел на него. - Я не хочу закрывать эти шрамы, - сказал он мальчишке. - Их и не получится закрыть. - вздохнул демон, опустив на журнальный столик коробку с медикаментами и рулон чистых бумажных полотенец. - Мне жаль, что так произошло. Я не хотел ранить. Всё.. как-то пошло не по плану. - он дёрнул уголком губ, делая шаг назад и коротко глянув в глаза. - Зовите, если.. понадобится помощь. - Лука, скажи что с тобой, - Генрих сел ровнее, но не поднимался и не смотрел на него. Он чувствовал исходящую от него энергетику. Тяжелая и горькая. Он будто бы хотел вырваться отсюда, но при этом не делал ни единого порыва. Быть может, он просто хотел быть здесь. Один. - Я.. просто не выспался. - полукровка улыбнулся чуть увереннее, обходя диван и возвращаясь за свой рабочий стол. - Нет новостей от Дрейка с Митчеллом? Они вот-вот должны были добраться до места. Генрих тяжело вздохнул и поднялся со своего места. Он дошёл до стола, взял с него планшет и подошёл к Луке, кладя его на стол. - Сам можешь посмотреть. Можешь пойти выспаться. Мужчина вышел из кабинета, снова уходя к лифту. Когда он спустился, его встретил опешивший Франк, изучая рану и кучу запёкшейся крови. - Что… - Иди нахуй. Мне поебать на всё. Пусть этот ебучий клан развалиться. Позови, когда Штейн или Росси решат меня убить. Мафиози снова ушёл на парковку и рванул на дорогу. Он поехал к своему дому. Только выйдя из машины, взял из неё кувалду и нанёс первый удар по капоту. Он разрушал автомобиль, когда тот орал на весь гараж. Он разрушал его, пока от него не осталось ни куска. Всё, что было при нём, он тоже разломал. Разорвал всю связь с кланом и ушёл на кухню, зарядив несколько пуль в револьвер. Но пока так и не решился его взять в руки. В это время Франк позвал Джона и они вместе отправились на верхний этаж. Мужчина с грохотом распахнул дверь и широким шагом дошёл до Луки. - Какого хрена блять здесь происходит? У него расцарапанное лицо. Мы абсолютно не знаем где он сейчас. Просто взял свою тачку и уехал, сказав, что теперь ему насрать на клан. Что ты блять внушил ему? Где мне теперь его искать? Без него у нас действительно всё развалится. Полукровка разглядывал текстуру рога, прокручивая его в пальцах, так и не включая планшет. От грохота раскрывшейся двери мальчишка даже выронил его из рук, и сорвался с места, инстинктивно пятясь подальше от разъяренного Франка. Не то чтобы он боялся его, но не хотелось бы разбудить Акулу очередной незапланированной потасовкой. - Уехал?.. - он испуганно смотрел на капитана и дворецкого, не понимая, что происходит. - Он только что был здесь.. - Был, да сплыл. - рычал Франк, от досады смахнув несколько бумаг со стола кулаком. - Какого дьявола здесь случилось? - Ничего, правда. То есть.. да, небольшое .. Недоразумение. Но ещё вчера. Я лишь просил обработать раны. А потом он встал и вышел из кабинета. Догадка коснулась его тихим голоском "а что, если?" - Я найду его. - Лука обошел Франка по крупной дуге, направляясь на выход. - Только.. прикройте его, пожалуйста. Если появятся новости из Совета или от Росси. - Если ты знаешь где он – скажи прямо сейчас и его найду Я, - прорычал мужчина, поворачиваясь. - Вы не в том положении, чтобы ставить мне условия, - спокойно ответил Лука, - Мне нужна машина Джон. Дворецкий несколько задумался и посмотрел на Франка. Но у него были весьма определённые поручения от Генриха. - Конечно, Господин Фамильяр, - кивнул дворецкий и пошёл к лифту, дожидаясь Луку. - Какого чёрта? Ты серьёзно дашь ему сейчас машину? – Командир выдохнул, но уже с меньшей злостью. - Так распорядился Господин Майерс. Давать всё, что попросит Господин Фамильяр. Я не могу отказать, - ответил Джон, - Ваша машина будет ждать Вас у входа. Водитель Вам не нужен? – спросил дворецкий, когда они спустились на первый этаж. - Нет, - качнул малыш головой.