infinité

До нового года остаётся семь часов. Обсидиан перечитывает последнее сообщение от Душеньки, отправленное несколькими минутами ранее. Пролистывает диалог вверх, где висит его фотография. Тот, как всегда красивый, улыбается солнечно, а за его спиной — суета оргомного аэропорта, с кучей спешащего домой народу, взволнованного предстоящим праздником и скорой встречи с теми, кто ждёт. У Душеньки на лице трёхдневная и едва заметная щетина, глубокие тени под немного покрасневшими глазами, но выражение лица все такое же приветливое и радостное, влюблённое, как и у самого Обсидиана, когда он только получил это селфи и с глупой улыбкой начал рассматривать его. Командировка на две недели, практически до самого нового года. Душенька сказал ему в середине декабря, за пару дней до отлёта. Тянул до последнего, а когда сказал, прямо за завтраком, сразу поник плечами, виновато потупив взгляд в чашку чая. Обсидиан невольно расстроился тоже, потому что планы на новый год они строили грандиозные. Строили их вместе, ещё с лета. — Ты не виноват, — сказал ему тогда и обнял покрепче. Держался до последнего рядом, проводил в аэропорт, поцеловал украдкой рядом со стойкой регистрации, вложив в один поцелуй свое обещание дождаться и свою тоску от расставания. Провожал взглядом до тех пор, пока Душенька не прошел регистрацию, и только когда потерял его макушку из вида, поплёлся домой. Он встаёт с кровати и, на ощупь, подходит к зашторенному окну. Вслепую шарит по сатину и наконец находит край гирлянды. В комнате становится немного светлее, даже настроение новогоднее появляется вместе с мигающими огнями. До нового года остаётся пять часов. Обсидиан во всю готовит на кухне. Затянув покрепче фартук, ходит от плиты до стола и все режет-трёт-жарит-моет. Постоянно отматывает видео, где пошаговая инструкция по приготовлению, тщательно следит за временем, секунда в секунду, лишь бы всё было идеально. Если бы он готовил для себя, то не стал бы даже и заморачиваться. Скорее всего поужинал бы разогретой картошкой и лёг спать ровно в десять. Но он ждёт Душеньку. Душеньку, которого не видел две недели, который — сто процентов — питался чем попало, потому что работы слишком много, а в сутках только двадцать четыре часа. С каждой минутой Душенька все ближе к их городу, к их улице, к их дому, к нему. Интересно, ему понравятся салаты? А шоколадный торт? Но сначала, конечно же, запечённая курица, и может даже символический бокал шампанского. Обсидиан ставит противень в духовку и собирает грязную посуду со стола. До нового года остаётся три часа. Обсидиан включает фильм. Не чтобы посмотреть, а чтобы в квартире не было так давяще тихо. На кухне играет новогодний плейлист, и наконец создаётся мнимое ощущение заполненности. Он поправляет съехавший хвост мишуры на ёлке, крутит блестящие шарики, чтобы бликовали красиво и смотрели лицевой стороной наружу. Наряжать ёлку одному было чертовски скучно. Даже не хотелось делать это без Душеньки, но тот настоял. Просил украсить квартиру на свой вкус, но не отправлять фото. Пусть будет сюрпризом. В один из вечеров, когда появилась свободная минутка, тот позвонил ему по видео-звонку. Уставший, сонный, зато счастливый, потому что увидел Обсидиана в своём розовом свитере. — Мне идёт? — он поставил телефон на подоконник, сам отошёл на пару шагов и начал кокетливо крутиться на камеру. — Больше, чем мне. На Душеньке этот свитер висел. Доставал до середины бедра, был широким в рукавах, в вороте, постоянно съезжал по плечам то на одну сторону, то на другую. А у Обсидиана натягивался на груди, да на лопатках, и плечевой шов был почти-почти на месте. Видео-звонок продлился два часа. С Душеньки, несмотря на поздний час, усталость как рукой сняло, когда Обсидиан вдруг невзначай оттянул ворот и закатал рукава так, что при каждом движении рук тугие мышцы красиво перекатывались под кожей. А потом стало жарко обоим. От откровенных просьб показать себя и потрогать. Душенька прижимал ладонь ко рту, сдерживая сладкие стоны, пока быстро и мокро двигал рукой. А Обсидиан голоса не сдерживал. Мог позволить себе такую роскошь из-за хорошей звукоизоляции, и потому отдавался сразу за двоих. Подстраивался под чужой ритм, хрипел, стонал, шептал прямо в динамик микрофона, улыбаясь криво, когда замечал, как Душенька млеет от его голоса по ту сторону экрана. После этого они созванивались ещё несколько раз, и каждый раз заканчивался одинаково. Сбитым дыханием, влагой между ног, трясущимися коленями, сводящим скулы «скучаю» и «люблю» на пике оргазма. Обсидиан лезет в шкаф, достаёт оттуда тот самый розовый свитер и натягивает поверх футболки. Зима в этом году холодная, убеждает он себя. И греет его только мысль, что вот совсем скоро они снова встретятся, и всё снова будет как прежде. До нового года остаётся один час. Душенька вышел из аэропорта несколько минут назад и отписался ему, когда сел в машину. Теперь Обсидиан чувствует себя счастливым псом. Он все никак не может успокоиться, мельтешит по квартире, постоянно бросая взгляд в окно, где видна трасса и въезд в их двор, в наивной надежде, что сейчас увидит знакомое авто и тут же бросится к входной двери, ожидая шагов на лестничной клетке. Чтобы отвлечься, он снова идёт на кухню и начинает доставать посуду. Думает стоит ли накрывать еду сейчас или когда Душенька уже будет тут. Потом вспоминает, что хотел достать бенгальские огни и возвращается в комнату. Забегает в ванную, расчёсывает волосы и пытается заставить их лежать хоть сколько то нормально. Хотя даже не может вспомнить, когда последний раз задумывался о том, как выглядят его волосы. Душеньке они нравятся любыми. Он резко теряется, обескураженный скорой встречей. Начинает сомневаться во всем и сразу. Может, уставший от перелёта Душенька захочет спать? Вдруг ему не понравится то, как Обсидиан украсил ёлку? Хотя он честно старался сделать все максимально аккуратно и гармонично. Так, как показывают в фильмах или на обложках глянцевых журналов. До нового года остаётся пятнадцать минут. Обсидиан выключает музыку и теперь сидит в полной тишине, пытаясь уловить каждый звук из подъезда. Кажется, он слышит как шумит лифт. Как механический голос оповещает, что это седьмой этаж. Слышит энергичные и лёгкие шаги, шорох куртки, стук колёсиков чемодана. Звонок в дверь. Он подрывается с места и, кажется, отмыкает дверь как никогда быстро. Душенька стоит на пороге их квартиры. Румяный, лохматый, с расстёгнутой курткой и накинутым на шею шарфом. Говорит с придыханием: — Привет, красавчик. — От красавчика слышу. Обсидиан буквально затаскивает его в квартиру, в свои объятья, не давая выпутаться из одежды. О пол ударяются ключи от машины, выпавшие из кармана. Душенька пахнет снегом, ветром, мятной жвачкой, сладковатым парфюмом. Душенька ощущается на вкус сладостью и нетерпением, искромётным желанием и неисчерпаемой нежностью. Он целует чувственно, ласково, вспоминая заново и привыкая к забытому. Обнимает удивительно крепко, что трещат кости и ткань под сжавшими её в горсть пальцами. Обсидиан не может насытиться этим чувством родного тела под ладонями, и потому водит ими повсюду. Они отрываются друг от друга, будучи вжатыми в стену и полураздетыми, когда за окнами гремят фейерверки. Обсидиан вспоминает, что вообще-то сейчас новый год, что вообще-то Душенька только с дороги и его по хорошему надо прогнать в душ, а потом откормить и уложить спать себе под бок, чтобы проспал не меньше двенадцати часов. Предельно простой план, но такой сложный в исполнении. — Сначала ужин, — бубнит Обсидиан в шею. Душенька смеётся, невозможными и покрасневшими губами целует в щеку и спешит в ванную, на ходу скидывая всю оставшуюся одежду. Обсидиан вовремя уходит на кухню, как раз в тот момент, когда очередь доходит до белья, иначе бы весь план пошел под откос еще на первом же пункте. Когда он раскладывает все блюда по тарелкам и берется за шампанское, Душенька обвивает его руками сзади. Целует между лопаток, трётся мокрыми волосами о загривок. Не отлипает ни на миллиметр, пока наконец не отвлекается на еду. — Как я скучал по твоей еде, Обси, — Душенька едва не стонет от блаженства. Значит, Обсидиан угадал. Он с умилением наблюдает за ним, двигает к нему тарелки, когда предыдущие пустеют. — Тогда я буду готовить для тебя каждый день. Потом Душенька берет его за руку и тащит в зал, где с открытым ртом тыкает на каждый угол и с восторгом рассматривает украшения. Когда очередь доходит до ёлки, Обсидиан задерживает дыхание. От волнения его бьёт лёгкой дрожью. Душенька опускается на колени и достает из-под зелёных ветвей свой подарок. Белая коробка пять на пять, обтянутая розовой лентой. Душенька оборачивается на Обсидиана и, получив ободряющую улыбку, неуверенно тянет за ленту, распуская бант. Снимает крышку и кажется тоже перестает дышать. Он встаёт перед Обсидианом и шепчет почти интимно. — Помоги надеть. Серебряная цепочка холодит кожу. Обсидиан дышит Душеньке в затылок, пока цепляет застёжку. Кладет руку на плечо, призывая развернуться и сразу же ловит в объятия. Он чувствует как чужая ладонь ведёт по его шее, нащупывая такую же цепочку. Пальцами вниз, до ключиц, пока не натыкается на кулон. — Солнце и луна… Прямо как мы с тобой. Обсидиан говорит это тихо и быстро и сразу же замолкает. Он до последнего не знал, хорошая ли это идея, но в конце концов отбросил сомнения и решил, что стоит хотя бы попробовать. И не прогадал. Поцелуй получается смазанным и неторопливым. Изучающим, вдумчивым, ласковым. — Спасибо, — бормочет куда-то в грудь, поднимает взгляд и роняет робкое: — люблю тебя. — Я тебя тоже. Уже утром Обсидиан просыпается от того, что чувствует прикосновения к своей руке. Неохотно открывает глаза, ищет взглядом Душеньку, который сидит рядом и задумчиво гладит кончиками пальцев от запястья до локтя. Берет его ладонь в свою и покрывает невесомыми поцелуями. Обсидиан практически тает и готов уснуть снова, пока не замечает проблеск металла на безымянном пальце. — Я хотел подарить вчера, всю дорогу до дома думал об этом, но как только увидел тебя… Сразу все из головы вылетело. Душенька улыбается ему смущённо, поднимая к свету свою кисть, и Обсидиан замечает такое же, как и у себя, кольцо. До нового года остаётся триста шестьдесят пять дней.