Ложная сторона рая

      Всё ещё рыдающий, Ринтаро, закрыв лицо, подошёл к окну. Он не понимал, почему так сильно плакал. Возможно, груз наконец упал с его плеч, он понял, что всё получилось, и позволил себе выразить все эмоции, что сжимали его израненное сердце.       — Ты ведь… из беты? — тихо спросила Курису, стоя позади него. Окабэ повернулся и посмотрел на неё. Она стояла перед ним, грустная и опечаленная, но такая красивая. Она, само собой выглядела старше его воспоминаний о ней, но Господи, какой же взрослой и обворожительной она стала. Он бы без стыда любовался ею часы и дни, но вопрос требовал ответа. Говорить он по-прежнему не мог, поэтому просто кивнул.       — Ясно, — только и сказала она, опустив взгляд вниз. Затем она села на край кровати и просто посмотрела впереди себя на стенку.       Ринтаро проследил за её глазами и увидел, что на стене висели фотографии. На них были изображены он и она — на каких-то вроде бы конференциях, в путешествиях, и конечно же, было фото со свадьбы и из роддома. Окабэ подошёл ближе, чтобы всё это получше рассмотреть, но вдруг его осенило.       — Маюри? — тревожно спросил он охрипшим голосом. — Маюри, она?..       Курису вопросительно глянула на него, а потом вздохнула.       — Маюри в порядке. Она…       Что ему сказать? Маюри радуется жизни, работая на работе своей мечты? Она счастлива замужем и у неё двое детей? Она живёт неподалёку?       — Она жива. — Курису решила, это всё, что имело значение сейчас для Окабэ Ринтаро из мировой линии бета — что не только она, но и Маюри была жива и здорова.       — Слава Богу… — ответил Окабэ и вытер ладонью остатки слёз с лица. Подумав пару мгновений, он решился сесть рядом с Курису. Его тянуло снова обнять её, вдохнуть запах волос и почувствовать биение сердца, чтобы удостовериться, что это не иллюзия, но понимал, что прежде всего им требуется сейчас просто поговорить.       — Ты очень быстро догадалась, — осторожно начал он и даже слегка улыбнулся краем губ. — Как и в прошлый раз.       — Прошлый раз? — с ужасом спросила Курису, глядя на него во все глаза.       «Ой, чёрт!», — пронеслось в голове Ринтаро, и он хлопнул себя по лбу.       — Прости, это… не с тобой было, конечно же. В начале 2011 меня на пару дней перекинуло в альфу. Другая ты тогда тоже быстро сообразила, что я…       «Что я не твой Окабэ Ринтаро», — договорил он у себя в голове, не в силах произнести это вслух.       Тут он понял, что его снова начинает накрывать осознание, только теперь другое. Он так сильно хотел попасть в линию Врат Штайна — обещанную мировую линию, где он наверняка был бы счастлив. И он был, точнее, Ринтаро, спасший всех в 2010, был здесь счастлив. А Ринтаро из бета-версии 2025 года здесь никто не ждал, чтобы разделить с ним это счастье.       Как он мог так бездумно желать жить, чтобы отнять всё это, по сути, у самого себя? Почему он не застрелился в этой проклятой машине времени? Ведь она всё равно запустилась, и время перескочило бы на новую временную линию и без него. Но ему было так страшно от того, что могло не получиться, что позволить себе умереть, не создав новой возможности всё исправить в случае провала, он просто не мог.       Его плечи задрожали в новом приливе рыданий. Он накрыл лицо ладонями, стыдливо прикрывая слёзы. Он не знал, чего ожидал, но почему-то удивился, когда Курису опустила ладонь ему на плечо, а затем притянула его в свои объятия.       Успокоившись через пару минут, Окабэ наконец выдохнул.       — Прости. Это, наверное, не слишком мужественно — рыдать вот так перед своей женой.       Курису изумлённо приподняла бровь.       — У вас, мужчин, странный пунктик насчёт слёз. Конечно, ныть каждый раз по мелким проблемам нехорошо, но это не красит ни мужчину, ни женщину тоже. А дать волю эмоциям через слёзы, когда происходит что-то тяжёлое, это нормально. Для этого слёзы и нужны.       Окабэ усмехнулся.       — А ты не меняешься, я смотрю.       — Это не так. Между той восемнадцатилетней девушкой и мной очень большая разница, Рин.       — Рин… — протянул Окабэ своё собственное имя, непривычно сокращённое. — Меня так никто и никогда не называл.       Курису лишь вздохнула в ответ.       — Вот взять хотя бы это. Я уже давно не зову тебя просто по фамилии, это было бы нелепо. А «Окарин» — оно больше для друзей.       Окабэ посмотрел на Курису. Она пыталась его подбодрить, обнять и успокоить, но эмоции не обманешь — он видел, что ей было не по себе. Откровенно говоря, она выглядела крайне расстроенной, и Ринтаро понимал, почему: ещё вчера её муж разделял с ней тысячи воспоминаний, а сегодня был словно другим человеком из неизвестного мира.       Но кое-что между ними всё ещё было общим.       Ринтаро взял Курису за руку. Она вздрогнула, но посмотрела ему в глаза.       — Курису, я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Меня здесь явно не ждали, и это справедливо. Наверное, со своей стороны я должен был что-то сделать, чтобы это предотвратить… Но раз уж я здесь, то могу заверить: я люблю тебя. Я тот самый Окабэ Ринтаро, который полюбил тебя в 2010 и любит до сих пор, несмотря на пятнадцатилетнюю разлуку. Я прошёл сквозь ад, чтобы быть с тобой здесь и сейчас. В конце концов, я тот Окабэ Ринтаро, который не сдался и придумал план по спасению тебя.       Плечи Курису задрожали, и в уголках её глаз блеснула влага.       — Говоришь, не сдался…       Окабэ нахмурился, но прежде чем он успел спросить, что значат её слова, дверь внезапно открылась без предупредительного стука.       На пороге стояла Аири со своими смешными хвостиками алых волос и смотрела на родителей огромными жёлтыми глазами. Она внимательно оглядела мать и отца, оценивая обстановку (будто была способна её оценить), и вдруг весело сказала:       — Хооин-сан увидел птичку за балконом и пытается её поймать!       Курису охнула и подскочила.       — Там же окно открыто, он выпадет!       Она выбежала, оставив дочь наедине с отцом. Ринтаро тупо смотрел на Аири, разглядывая все её черты и удивляясь, как она была похожа сразу на него и на Курису одновременно. Это не то же самое, что с Сузухой: она была практически вылитой копией Юки, почти ничего не взяв от Дару. Все, конечно, с облегчением вздыхали, но если положить руку на сердце, Сузуха на самом деле многое взяла от своего отца, просто это были не внешние черты.       Окабэ пытался понять, сколько лет было дочери: в бета-линии у него, само собой, не было детей, но рядом с ним росла Сузуха, поэтому он примерно предполагал, что Аири было около четырёх лет.       Четыре года детства его родной дочери он, по факту, просто пропустил.       Аири улыбнулась, и у Окабэ потеплело на сердце. Увидев его ответную улыбку, девочка подбежала к нему и обняла.       — Папочка, ты больше не расстраивайся. Всё будет хорошо, очень хорошо, я обещаю!       Ринтаро почувствовал, что сейчас снова заплачет. Он крепко обнял девочку в ответ и сказал:       — Конечно, будет. Теперь всё точно будет хорошо.       Шорох у двери заставил его поднять взгляд. На пороге стояла Курису и держала в руках кота.       — Хооин-сан? — догадался Окабэ, и Курису довольно угукнула. Она опустила животное на пол, и огромный, толстый полосатый кот подошёл к Ринтаро и принялся ласково тереться о его ногу.       Окабэ уже был готов просто выдрать себе глаза, лишь бы перестать рыдать как ненормальный. Всё было слишком хорошо, слишком замечательно: Курису — его жена, у них дочь, они живут в просторной квартире в Токио — этого уже достаточно, чтобы сойти с ума от радости, но наличие кота как финальный штрих в этой благополучной картине его просто добил. Разве может быть всё настолько идеально?!       И теперь он чувствовал, что ненавидел себя ещё больше. Он столько боролся против Сузухи в 2010 и 2011, он был так непробиваемо глуп, что упустил возможность быть счастливым с самого начала. А теперь он заявляется в эту жизнь-олицетворение мечты и ждёт — чего? Кому здесь нужен убитый горестями, израненный взрывами и побоями ветеран войны, который не знает другого опыта, кроме несчастий?       Видя, как Окабэ вот-вот разрыдается снова, Курису подошла к Аири и взяла её за руку.       — Зайка, пожалуй, сегодня планы немного поменяются.       — Почему?!       — Папе нехорошо, ему надо отдохнуть. Обещаю, на следующих выходных мы поедем в зоопарк.       — Но ты обещала сегодня!       — Солнышко, бывает, что-то происходит, и приходится действовать по обстоятельствам. Мы можем планировать, но могут возникать препятствия, с которыми приходится считаться.       — Эй, стой, — остановил её Окабэ. — Ты не слишком сложно разговариваешь с ребёнком? К тому же, я в порядке. Правда, если мы собирались куда-то поехать, то…       — Вот видишь! — нетерпеливо перебила его Аири. — Папа не болеет, мы можем ехать. Ты обещала!       — Аири, — строго позвала её Курису. — Папа может не понимать, насколько ему требуется сейчас отдых. Нам лучше остаться сегодня дома.       Девочка расплакалась и выбежала из комнаты, кот с возмущённым «мряв» потрусил вслед за ней как нитка за иголкой. Окабэ посмотрел на Курису.       — Не отказывай ей. Нет причин отказывать.       — Рин, тебе нужно…       — Я знаю, что мне сейчас нужно, — ответил он и встал, кладя ладони на плечи жене. — Выйти и подышать свежим воздухом, чтобы посмотреть на живущий город. Знаешь, сколько лет я не видел нормальной мирной жизни? Это то, что я сейчас хочу — посмотреть на всё вокруг и удостовериться лишний раз, что всё не сон.       Курису несколько мгновений смотрела на него, молча размышляя о чём-то. Наконец, внутренне смирившись, она кивнула.       — Наверное, ты прав. Тебе надо развеяться после твоего «путешествия». Я пойду помирюсь с Аири и помогу ей одеться.       — Мне бы тоже привести себя в порядок, — сказал Ринтаро и криво улыбнулся, давая понять, что понятия не имеет, куда ему идти и что надевать.       — Ах да, — выдохнула Курису и подошла к ещё одной двери в комнате. — Внутри гардеробная, рядом — ванная. Твоя зубная щётка зелёная, серое полотенце — для лица, рядом белое — для рук. Туалетом, надеюсь, помнишь, как пользоваться?       — Спасибо, всё не настолько плохо.       — Вот и отлично, — сказала Курису и постучала по одной из разъезжающихся дверей внутри гардеробной. — Здесь твои вещи. Думаю, тут разберёшься сам.       Когда Курису вышла из комнаты, Ринтаро прислонился лбом к двери шкафа в гардеробной и шумно выдохнул. «Всё хорошо, всё хорошо, — повторял он себе, — я справлялся все эти годы, выживая под бомбёжками и успешно скрываясь от солдат. Я построил машину времени и перевернул само мироздание. Быть хорошим мужем и отцом не должно быть намного сложнее, чем это».       Он вошёл в ванную, но прежде чем рука потянулась к ручке крана, он застыл. Ещё утром он носил свой привычный облик — измученный взгляд, впалые щёки, бледная кожа и вечно зачёсанные назад чёрные волосы. Но уже сейчас на него смотрел словно другой человек.       Под глазами не было теней — символов бесконечного недосыпа и недоедания, кожа имела тот же здоровый золотистый оттенок, что и в далёком 2010, а волосы… Волосы значительно отросли, спадая локонами по бокам и покрывая шею сзади. Он даже не сразу понял, как это носить, но когда он встряхнул головой, с левой стороны показался пробор — так он и зачесал волосы.       На этом открытия не прекратились: после умывания Ринтаро подошёл к зеркальному шкафу. Кроме того, что он избавился от нездоровой худобы, он, очевидно, прибавил в мышечной массе — не то чтобы во много раз, но здесь на него смотреть было намного приятнее, чем в бете. Что и неудивительно: там ему приходилось выживать, а здесь Окабэ Ринтаро жил. Вздохнув, он опустил недовольный взгляд на футболку с дурацким мультяшным рисунком и надписью Gravity Сalls* (что бы это ни значило) и снял её. И тут его поджидал самый большой сюрприз.       На животе зиял большой тёмный шрам. Ринтаро повидал немало ранений за время войны, поэтому мог сказать точно, что это след от ножа. Проведя пальцами по краям шрама, Окабэ с недоумением рассматривал его, как будто впервые в жизни видел нечто подобное. На себе — точно.       Так или иначе, узнать ответы на свои вопросы без Курису не представлялась возможным, и Ринтаро решил не тратить время. Он открыл свою часть гардероба, на которую ему указала жена, мельком осмотрел многочисленные рубашки и футболки, психанул и просто взял чёрные джинсы и белую рубашку.       — Ну и всё равно мне, как это будет выглядеть, — бурчал он себе под нос, закатывая рукава до локтей. Может, на семейный поход в зоопарк и стоило надеть что-то более нарядное, но думать долго над такой ерундой, как шмотки, он не хотел. Выходя из гардеробной, он столкнулся с вернувшейся Курису. Увидев его, она в очередной раз удивлённо посмотрела на него, будто увидела перед собой уже третьего Окабэ.       — Всё в порядке? — спросил он её. Курису помотала головой.       — Да, просто… Да, всё хорошо. Не обращай внимания. Дай мне пять минут, чтобы одеться.       Не зная, куда себя деть, Ринтаро сел на кровать и просто слушал, как Курису шуршала за дверью. С кухни были слышны звуки того, как повеселевшая Аири играла с котом, и Окабэ хотел подойти к ней, но отчего-то боялся, что вновь расплачется, увидя перед собой счастливую маленькую дочь.       Наконец, Курису вышла, и Окабэ чуть не охнул. На ней был лёгкий летний сарафан синего цвета, и он вдруг понял, что никогда не видел её в платье или юбке. В лабу она чаще всего приходила либо в этой своей странной университетской форме, либо в другой одежде, напоминающей эту же форму — рубашка, шорты, брюки. А тут она была вообще другая, и ведь он мог бы быть рядом всё то время, что она взрослела и менялась, становилась всё женственнее и женственнее, мог бы испытывать на себе, как она отдавала эту красоту и нежность ему, но…       Окабэ Ринтаро был непробиваемым идиотом, который сам уничтожил своё счастье. А теперь явился, чтобы разрушить счастье, построенное тем Окабэ Ринтаро, который всё смог.       «Нет, — сказал он про себя, сжимая кулаки, — у меня всё получится. Я больше не упущу возможность жить нормальной жизнью вместе с той, которую хотел видеть рядом с собой все эти годы».       — Ты готов? — спросила его Курису. Окабэ хотел было спросить, готов к чему, но вовремя вспомнил, что они едут в зоопарк.       — Готов.       Пусть он не помнил, что с ним происходило все эти пятнадцать лет, но начиная с этого дня он снова сам пишет свою историю.