Исповедь

Уже несколько недель Любовь не отвечала на звонки и сообщения. Тень вновь стала ползать в ногах Человека, то и дело мешая и сводя его с ума. Она вторила свою мантру с немного измененным новым текстом: «Ты жалкий отброс. Ты не достоин жизни. Ты должен сдохнуть. Тебя никто не любит. Ты никому не нужен. Любовь? Тебя не за что любить, идиот! Ты не заслуживаешь её! Сделай всем одолжение и сдохни! Возьми лезвие, тонкое и острое… Такое манящее. Проведи им вдоль своей руки, выпусти эту гнилую кровь из своего тела, дай ему отдохнуть от тебя… Возьми ремень, перевесь за крюк люстры, повесься!» Изо дня в день Человек слушал это. Находясь уже на грани, он проткнул вилкой себе руку. На следующий день он тушил бычки о свои ступни, пытаясь не поддаться на уговоры Тени. Последней каплей стало то, что он увидел, что её фотография в месседжере изменилась. Там стояла она, такая красивая и счастливая, в персиковом ситцевом платье, а рядом с ней был какой-то мужчина. Он обнимал её и зарывался лицом в волосы, тем самым пряча свое лицо. У Человека задрожали руки. Его бросили. Отшили. Использовали. Он не мог поверить в то, что все было зря. Единственный раз, когда он доверился другому человеку, ему разрезали сердце. Тень, видя мучения своего хозяина, не стала терять время и стала окутывать его, становясь с ним единым телом, подобно паразиту. Она продолжала шептать на ухо свою мантру, что позволяла ей полностью получить контроль над своим хозяином. Человек перестал быть похожим на себя. У него были полностью белые огромные глаза, и черная, как смоль кожа. Волосы, одежда и кожа были одного цвета, и только белые, огромные, круглые глаза, которые, будто фары, святили во тьме. Человек стал дергаться, подобно тику. У него тряслась голова, и резко поворачивалась в левую сторону, да так, что аж шея постоянно хрустела. У него дрожали руки, а каждый шаг был сделан так, будто к ногам привязаны якоря, и их невозможно оторвать от пола. Еле как дойдя до кухонного стола, Человек принялся писать записку: «Передать мне нечего. Оставьте меня за плинтусом. Мне и тут будет хорошо.»