«Извещение»
Чёртова надпись, что заставляет ожидать худшего, и надеяться что это ошибка. Медленно водя взгляд по строкам, Наташа всё больше бледнела. Особенно в глаза бросились несколько строчек, тех, что заставили и вовсе чуть не выронить письмо.«В бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 30.08.1941...»
Дальше читать не было смысла. Лицо Наташи перекорёжило злой гримасой, брови сместились к переносице, а рот преобразился в оскале. В порыве гнева и печали, она разорвала и смяла, а после бросила похоронку в окно, при этом со всей силы дёрнув штору. Она просто осталась в её руках, после чего Наташа кинула занавеску обратно к окну. Осознание всего подкатило быстро. Дело было уже не в неведомом герое, которого хотелось бы видеть в своей семье и безмерно гордиться, не в медальках и хорошем положении, которыми бы гордились ещё пять поколений вперёд,теперь дело уже в самой семье, а если поточнее, в её отсутствии. Только недавно ей пришло письмо от папы, много писем, самых-самых долгожданных писем. Она и сама ему писала, он отвечал, они часто обсуждали как будут праздновать победу. Папа обещал купить Наташе новое платье когда вернётся, спрашивал, чтобы она хотела в честь победы. Глупо. Но ожидаемо. Только теперь плевать на это платье, и на праздник. Хотелось проснуться, и понять — это сон. Сомнения начали зарождаться в голове. Может, часть её взглядов были неправильны? Может, на войне всё не так красочно как она представляла. Вдруг всё совсем не так, и фрицы не так просты как кажутся. Если Василий мог умереть по неосторожности, а Жорик просто струсил, и вообще никуда не попал, то, что тогда не так с папой? Что он смог сделать такого, чтобы умереть? Голова кипела, а множество мыслей бились о черепную коробку, каждый раз отдаваясь с болью в висках. Но одно было неизменно, ненависть к оккупантам. Она всегда была, и ещё будет. Хотелось убить. Убить в отместку за папу и за всех остальных. Стоял бы сейчас кто-то рядом, она непременно бы придушила его, неважно кто бы это был, фриц или не фриц. Задыхаясь собственными слезами, она вонзилась пальцами себе в щёку, впиваясь ногтями, и резко сдирая руку с места. Жгучая боль прошлась по всему лицу, немного отвлекая. Но, стоит вспомнить это извещение, как неприятное чувство в груди нарастает с новой силой, перекручивая всё внутри, и растекаясь тупой болью. С мокрыми глазами, Наташка швырнула первым попавшимся предметом о стену, только потом поняла, что это был стул. Было плевать. Плевать уже на всё. Хотелось собственными руками придушить и разорвать на части всех фрицев, как жаль что это невозможно. Почти задыхаясь в собственных слезах, и впиваясь зубами в нижнюю губу, Наталья ринулась к двери, но в последний момент споткнулась о коврик, и больно ударилась плечом. Буркнув под нос что-то невнятное, девушка поднялась, и просто пошла куда глаза глядят, наплевав на открытую дверь и сорванные шторы. Ноги плохо слушались, и просто повели девушку по памяти, в лес. Но она была и не против, чем дальше, тем лучше. Может, кому-то повезло больше, и ещё повезёт. Может у Тани ещё будет шанс встретиться с мамой, но вот Наташе больше некого ждать. Больше не нужно проверять почтовый ящик из-за дня в день. Больше не нужно ничего. — Чтобы вы все сдохли. Гниды немецкие. — со злостью шептала Наташа, ещё больше раздирая царапину на лице. Наверное это слабость. Самая сильная слабость, которую она только помнит в своей жизни. В лесу Наташа много думала о случившемся, сидела на берегу речки, просто бесцельно бродила, и так непонятно сколько времени. Может, всё случилось только потому, что она тогда не пошла с папой? Может, она бы смогла чем-то помочь? Не было и мысли вернуться в село, там всё вокруг напоминало о папе, все бы начали спрашивать что с ней, она бы не смогла ответить. Не хотелось никого видеть и слышать. А тут, в лесу, достаточно тихо. Немцев в округе не видно. Можно пропадать сколько влезет, вряд ли кто-то спохватиться её искать. В голову лезут настойчивые мысли. Мысли, которые она никогда бы не сказала вслух. Да что уж там, даже подумать о таком страшно и низко. Но что делать тогда, когда голова набита только этим? Пока ходила, она разодрала ту самую царапину ещё больше, будто пытаясь себя успокоить. Но почему-то было только хуже. Боль так или иначе заканчивалась, а за ней наступало отчаяние. Наверное, она больше никому толком не нужна. Почти все друзья, что были, либо уехали, либо на фронте, либо больше заняты собой, чем окружающими. Та парочка человек, что осталась конечно прекрасно, но всё-таки не то. С ними весело, иногда грустно, но не так как было с папой, и никогда уже не будет. В какой-то момент, девушка случайно вышла в поле. О да, это самое поле, бок о бок с этим лесом, и этим полем шло всё её детство, но, почему-то в этот раз она не чувствовала тепло от этих воспоминаний. Огромное множество высоких колосков, что доходили по самую грудь, росли совсем близко. Солнце светило в глаза, и Наташа не сразу заметила силуэт Жени, что возник совсем рядом. — Тётя Наташа! тётя Наташа! — девочка радостно бросилась к ней, преодолевая рощи пшеницы. Девочка встала рядом, но когда она взглянула на лицо Наташи, то её улыбка быстро спала. — Привет, Жень. Девочка помолчала пару секунд, вглядываясь в лицо Наташе, словно пытаясь разглядеть там что-то новое. — Ты что плякаля? — Нет. С чего ты взяла? — Просто... — начала она, — У мамы тоже были такии глазя, когда папа на фронт ушёл, такие, розовенькие. — Женя указала пальцем на глаз Наташи. Вздох, — Наверное у твоей мамы тогда был сложный день... Женя встала напротив, сложив руки за спиной, и рассматривала Наташу с ног до головы, будто интересовало её уже не только лицо, а всё сразу. — А почемю у тебя кровь на лице? — девочка тыкнула пальцем на рану, доставляя тем самым дискомфорт. Наташа чуть поморщилась, придумывая отговорку. — Меня кошка поцарапала. — Женя не догадается, и вряд ли сможет отличить царапину от кошки или от человеческой руки. Но, оно и к лучшему. — Ты заваля кошку? — Да. — монотонный ответ никак не насторожил ребёнка, напротив, кажется, удовлетворил. Обе замолчали, смотря по разным сторонам. Где-то вдали чирикнула птичка, что заставила Наташу обернуться туда. Вокруг кроме неё и дочки тёти Любы, никого. Наверное, все бояться выходить в лес, Наташе не осталось выбора, а Женя наверное пошла по собственной глупости. Девочка вглядывалась в пустоту, будто что-то обдумывая. Иногда, смотришь на человека, в этом случае на ребёнка, и малость завидуешь. Она ничего не знала, ничего не видела. Даже не знала как выглядит труп, ведь к тому передавленному солдату вряд ли подходила. У неё ещё так много впереди, и, кто знает, может у неё всё сложиться так, как Наташе даже не снилось. — А знаешь, там такое лежит! Пойдём пакажю! — Женя схватила Наташу за руку, и потянула вперёд. Но вот Наташа дёрнула руку обратно, тем самым отдёргивая девочку. — Я пожалуй откажусь. — Почемю? — в голосе читалась печаль. Может, там действительно что-то интересное, но Наташе мало верилось что она покажет ей что-то стоящее, а не какой-нибудь камень перевязанный травинкой. Наташа промолчала, понимая, что слишком задержалась на месте. И вспомнив свой настрой, будто проснулась. Да, у Жени многое впереди, но вот Наташа это уже вряд ли увидит. — Мне, впрочем, уже пора. — Наташа поспешила развернуться и удалиться, как детский голос заставил остановиться. — И ещё кои-что... — Женя указала пальцем в поле. — Там дядя какой-то лежит, и ни встаёт. Я его будила, но он не просыпается... — на последнем слове её голос слегка дрогнул. Наташа глянула вперёд, туда, куда показывал детский палец. За полем ничего было не видно, но и так было понятно, какой дядя ещё может лежать в лесу, кроме чьего-нибудь тела? — Там покойник? — равнодушно поинтересовалась девушка. — Не знаю, у ниго ищо глаза открыты, и он не двигаится совсем... Теперь все сомнения развеяны. Идти проверять не было смысла, ничего кроме очередного увиденного трупа, это не принесёт. В глазах девочки мелькали самые разные эмоции, и страх, и эта детская наивность, и, впрочем, что-то смешанное. Она глянула на Наташу, в ожидании ответа — Просто не ходи туда, и не смотри. Девочка кивнула, смотря вслед удаляющейся Наташи. Женя оставалась позади, даже не пытаясь никого догнать, может, поняла что Наталье совсем не до неё, или просто не хочет уходить. Глупый ребёнок, вряд ли в ближайшие годы что-то поймёт. Возможно, когда-нибудь потом, как Наташу прибьёт течением к берегу, и уже после победы, только совсем не её победы, Женя найдёт её, и сразу побежит к маме. Таня, если всё ещё будет в селе будет долго оплакивать, а может начнёт вовсе воды бояться. Они всегда в своём репертуаре. Наташа шла к речке, переж тем, обдумывая всё лучше. Всё это очень тяжело признавать. Если она и выживет, то точно себе что-то сломает. Будет больно? Несомненно. Будет ли она с папой? Возможно. Правда ли ей хотелось этого? Нет. Не хотелось. Но лучше так, чем в итоге потерять всё, как сейчас и случилось. Пусть живут те, кому есть ради кого. Когда на горизонте появилась речка, она текла внизу, а Наташа стояла сверху, глядя вниз с самой высокой точки холма. Сегодня река спокойна, гладь воды почти не двигается. В голове только одна мысль. Мысль, что раньше бы показалась слабостью, но теперь больше ничего не хочется. Она делает шаг, и теперь совсем на краю. Наверное, если полететь вниз, можно запросто сломать себе шею, и вообще всё что только можно. Ещё шаг, теперь она стоит под небольшим наклоном, ступив на крутой холм. Ещё шаг и тогда всё закончиться. Больше не нужно будет беспокоиться о немцах, и ни о чём. А если она приземлиться слишком удачно, то внизу всё равно есть река, поэтому ещё не всё потеряно. Наташа уже хотела сделать и третий шаг, как услышала рёв мотора. Недоумённо глянула вниз, и глаза её тотчас же округлились. Она отпрыгнула и хорошенько пригнулась. Немецкий грузовик, что похоже везёт солдат, ехал снизу, подъезжая к более плавному подъёму на холм. Неужели им понадобилось село? В груди всё закололо от злости. Сорвавшись с места рыжая ринулась к деревне, поскорее предупредить всех остальных. Может они и никому не нужна, но есть ещё те кто нужны друг другу. Неужели фрицы полезны хоть чем-то? Сами того не ведая спасли Наташу от поспешного решения. Она надеялась, что успеет спасти хоть кого-то, потому, очень старалась попасть в село раньше этого чёртового грузовика. Очень боялась, что не успеет, но, нет, успела. Люди пока что жили как ни в чём не бывало, не знали что прямо сейчас к ним едут немцы. Выбежав на самую первую улицу, она сразу заметила Жору, сидящего на скамейке. Пережёвывая небольшую морковь, он не сразу заметил возвращение подруги. — Жорик! — она подошла ближе, и Егор вздрогнул, — Жорик, срочно! Нужно всех предупредить!!! — она не успела договорить как он перебил её, даже не услышав того, что она сказала. — Ой, вот потеряшка нашлась! — Жорик мгновенно поднялся со скамейки, куски моркови прилипли к уголкам его рта, из-за чего его улыбка была ещё более нелепой. — Да-да, так я вот что хотела сказать, — договорить вновь не получилось, как Жора похлопал её по плечу. — А что с тобой кстати? У тебя на щеке царапина, ты знала? — Знала. А по твоему я боли не чувствую?!! — назойливость Егора всегда бесила, но сейчас в особенности. Бесили эти тупые вопросы, когда совсем не до него. Да и вообще всё в нём бесило. — А Таня, случайно, не с тобой? А то она искать в лес тебя пошла, я вот думал ты с ней пришла, странно что она всё ещё не пришла... И... — в этот раз перебила уже Наташа, взяв Жору за воротник. — Закрой свой рот, и послушай меня! Немцы в деревню едут!!! — увидев испуганное выражение друга, она чуть убавила голос, — Они на правой стороне холма, по крайней мере я их видела. — Как немцы? — Нет, чёрт возьми, обезьяны. — она саркастически улыбнулась, после чего резко поменяла выражение лица, — Конечно же немцы, идиот!!! Жорик заметно засуетился, и побледнел, — Так это, как его, надо всех предупредить! — Мм... Догадался, наконец-таки. — Ты это, не уходи никуда опять, я сейчас вернусь. — Жора побежал куда-то за подворотню, оставляя Наташу посреди улицы. Нужно успеть. Они просто обязаны успеть всех предупредить. Если немцы сюда нагрянут, точно никому не будет от этого хорошо. Мозг думал как назло медленно, перебирая всё одно и тоже. Девушка не нашла ничего лучше кроме как постучаться в окно одной из изб. Она дожидается, пока окно открывают и сразу твердит в лоб: «Немцы! Немцы сюда едут!» Итак, с каждым на этой улице. Жорика всё не было, а некоторые граждане переполошились, побежали сообщать об этом всем кому не лень, либо стали тихо мирно собираться, а кто-то даже не пытался сделать ничего из этого. Жорик никогда не умел быстро бегать, а потому, рыжая решила не ждать его, и пошла на другую улицу. Она видела как тётя Люба спешно натягивает на дочь кофту, и они уже успели выйти, видимо, собрались спасаться. А баба Тамара высунулась из окна, глядя на всё это. Только заприметив Наташу, она жестом подозвала её к себе. — Наташ, ты Таню не видела? — обеспокоенность старушки была видна как нельзя лучше, оно и понятно. Правда, где именно находится подруга, Наташа понятия не имела. — Не знаю, я её сегодня не видела. Но, она вроде в лес пошла. — О боже... — Вы только не беспокойтесь, думаю она вернётся, а пока вам нужно подумать о себе. — Наташа очень надеялась на сотрудничество с бабушкой Тани, но зная её упрямо, на слишком многое не расчитывала. — Я пока не убежусь что с Таней всё в порядке, и шага отсюда не сделаю. Тем более, куда ж мне бежать? Ты меня то видела? Рёв мотора раздался где-то в другом конце деревни, что заставило всех дружно замолчать и прислушаться. Село будто замерло, только тётя Люба потащила Женю куда-то по улице, и вскоре скрылась. Даже не страх, а что-то вроде беспокойства переполняли девушку, хотя она и старалась это как только возможно скрыть. Было стыдно за это чувство, ведь, это фрицы, бояться эту ошибку природы — неуважение к тем, кто сейчас сражается за Родину. Ведь, так? — Где-же ты Жорик, твою мать. — она нервно оглядывалась в поиске запоздалого друга. В итоге, его было нигде не видно, а немцы уже были в деревне, их было прекрасно слышно отсюда. — Ладно, хрен с тобой. — Наташа бросилась за тётей Любой, даже сама не зная зачем. Пробегая поворот, она запнулась о ветку, и её нога подогнулась, из-за чего она упала на землю. Силуэты тёти Любы и Жени отдалялись, хотя и без того были далеко, а после и совсем скрылись за чьей-то хатой. Дальше всё пошло по нарастающей. Начался кипишь. Немцы выгоняли людей из домов, а Наташа, увидев всё это, увидев людей в серых мундирах впервые почувствовала страх, где-то там, в глубине подсознания, дрожала маленькая девочка, в которой Наталья без труда узнаёт себя, и это несчастная девочка умоляла, молила о том, чтобы сбежать, чтобы не слышать и не видеть всё это. И назло самой себе, она послушалась. Забежав чуть ближе к лесу, она пригнулась, и уселась в какой-то канаве, из которой её бы было не видно, из-за поднимающихся к верху кустов. Под ногами грязь, на душе просто отвратительно. Отвратительно настолько как никогда раньше не было. Выходит, что она лишь жалкая трусиха? Хотя так уверенно утверждала о своей решимости поквитаться с немцами, она ничего не делает, просто сидит и боиться. Выходит вся обида никуда не выйдет. Получается она ничего не сделает. Она — беспомощный котёнок против них. Если выйдет из своего укрытия — пиши пропало. Впервые услышанная немецкая речь долбила по ушам. Причём долбила так, что хотелось оглохнуть, чем вслушиваться в этот непонятный язык. Она осторожно выглянула, скрываясь за кустами. Людей согнали в церковь, и заперли словно скот. Некоторые избы вокруг уже горели, в том числе и Наташкина изба. Стиснув зубы от злости она притаилась снова. Наташа услышала чей-то плач совсем близко. Также послышался не слишком громкий, разнотональный и будто гавкающий смех, и чёткая немецкая дикция. С тем кто сейчас там рыдает, точно находиться минимум два человека, два немца. На трясущихся конечностях, она слегка приподнялась, как можно сильнее пригнувшись к траве, при том глядя в сторону звука. Женя??? Сам по себе возник в голове вопрос. Они с мамой ушли, тогда, почему сейчас здесь? Причём, Женя была без тёти Любы, но пугало далеко не это. — Нет! Нет! Мама!!! — она упёрлась спиной в дерево, рыдая, и говоря что-то местами невнятное. А возле неё действительно виднелось несколько немцев. Нет, не два, не три, больше. Человек пять, Наташа насчитала точно. Словно тёмные пятна грязи виднелись эти силуэты. А рядом с ними ещё один, маленький и светлый. Силуэт девочки, с длинными русыми волосами, в светлом платье. Плача, она словно загнанная в угол добыча, вертела головой, смотря то на одного немца, то на второго, то на третьего, то на четвёртого и пятого чуть подальше. Наверное, пытаясь разжалобить, и взглядом моля отпустить. Но, впрочем, зверям понятия о милосердии незнакомы, так-то они не имели понятия и о множестве других человеческих чувств. Всё это было им чуждо. Они смеялись, искренне и беззаботно, будто просто вышли погулять или на перекур. Вскоре один из них уже протянул руку к Жене, и со всей силы сдёрнул с неё платье, что слетело с невероятной лёгкостью, и упало под ноги. Девочка в панике закричала, в попытке побежать в сторону, но тут же была перехвачена. — Нет! Отпустите! — но хватка за руки и ноги была слишком сильна, и эта мелочь точно не могла ничего сделать. Медленно сползая обратно в свою канаву, Наташа замечала, что её трясёт, крупная и сильная дрожь бежала по телу. Совсем скоро она услышала её оглушительный крик, переходящий в визг. Впрочем, её догадки подтвердились. Несмотря на то, что рыжая из-за всех сил затыкала уши, не в силах это слушать, крики всё равно были слышны. И не только Женины. Наташа вновь слегка подняла голову, и чуть не свалилась в грязь окончательно. В воздухе противно воняло гарью. Церковь горела, вместе с людьми. Множество криков боли были слышны везде, будто со всех сторон, и прокрадывались во все уголки мозга. Женя визжала, срываясь местами на хрипоту. Это слишком больно слушать. Всё это слишком невыносимо. Наташа хоть и знала как делают детей, но когда перевела взгляд на Женю, не решилась смотреть на это. Смотреть на то, как сразу трое оприходуют бедную девочку. Другие двое стояли будто настороже всей процессии. Всё это было так неестественно, так как быть не должно быть у людей. Это даже не животные, это даже самым грязным словом не описать. Злость всё же не могла перебороть чувство липкого страха. Но будь у Наташи что-то кроме этого ножика, непременно бы пристрелила всех немцев. Забивший в самый-самый низ, и обхватив голову руками Наташа молча рыдала. Вот теперь всё точно ужасно, ещё ужаснее чем было. Почему же все вокруг такие мерзкие и совершенно бесчеловечные? Зачем нужно всё это? Всё это продолжалось вечность. Каждая секунда была равна часу. А Женя всё кричала, пока кто-то из фрицев не заткнул ей рот. Наташа больше не решалась выглянуть, всё тело сковало невидимыми тисками. Было откровенно дурно, но воздуха не хватало. Рука словно на автомате раздирала царапину на щеке окончательно, но ничего не помогало. Ничего не могло отвлечь. Всё было впереди, но теперь если Женя выживет, то вряд ли долго протянет одна. Совсем-совсем одна в сожжённой деревне. А если смерть? Так это ещё какая смерть. Наградой это точно не назовёшь. В какой-то момент всё затихло, и на последок Наташа слышала только удаляющийся гул мотора.