Немецкая гнида

Танино запястье крепко сжимала подруга, ведя её за собой. Вокруг лес, темно и прохладно, и как ни странно, абсолютно тихо. Девушка быстро сбилась со счёта времени пока они шли, но небо уже стало красным из-за переливающегося заката. Она яро надеялась, что закат чуть задержится на небе, не погружая мир во тьму, ведь, тогда, если ничего не будет видно, даже Наташка может сбиться, чего крайне не хотелось. Сказав б ей это в лицо, то непременно получила бы пощечину. Ведь, она никогда не сбивается, никогда ничего не боится, и вообще, готова убивать любого человека в немецкой форме, это конечно по её собственным словам. Но факт остаётся фактом, скоро будет ночь, первая ночь когда не знаешь где ночевать. Сейчас понимаешь, насколько на самом деле было ценно село, его обитатели, и даже хаты. Множество маленьких домиков, сейчас догорали где-то вдали. Уже так далеко что столбов дыма в небе почти не видно. Впрочем, она никогда не страдала обесцениванием проблем сегодняшнего дня, но, когда идёшь по лесу в неизвестном направлении, это ощущается как никогда остро. Бабушкин образ до сих пор стоит перед глазами, заставляя иногда молча пускать слезу. На всех фотографиях бабушка выходила хорошо. Запоминающиеся черты лица, подчёркнутые крупной родинкой у носа, они всегда хранились в памяти у девушки. Чего только стояли зелёные глаза бабушки, точно такие-же, как у мамы, и как у собственного отражения. Смотреть в них можно было бесконечно, лишь за исключением своего отражения. На себя смотреть не хотелось, чего она там не видела? Куда приятнее снова посмотреть в эти запоминающиеся глаза, только не на фото, а так, вблизи. Как жаль что это невозможно. «Никогда нельзя забывать своих.» частенько так говорила мама, особенно показывая фотку папы. Когда-то он просто ушёл. Ушёл не оставив после себя ничего. А тема о нём встала под строгий запрет, но, иногда Надежда сама не брезговала о нём вспоминать. Его фотка хранилась в комоде долгие годы, её почти никогда не доставали, но и не забывали. Война заставила забыть. Последняя фотка наверняка утеряна навсегда. — Для меня он мёртв, значит и для тебя тоже, это понятно или ещё раз повторить, для твоей тупой башки?! — выслушивать нечто подобное Тане приходилось нечасто. Но, каждый рано или поздно бы стал интересоваться отсутствующим родителем. Он не был мёртв. Но обсуждали его, как покойника. А фотку, когда доставали, иногда перевязывали чёрной лентой. Наверное, маме так нужно. Маме так проще. Если кому-то легче ждать, то, кому-то гораздо легче смириться, даже если таким образом. Таня почти не помнит образ папы, его силуэт медленно стирался с годами из памяти, пока совсем не потускнел. Выходит, она его забыла? Она думала, что, наверное, это неправильно. Но, одновременно понимала, мама уже давно забыла. Так зачем помнить того, кто когда-то причинил боль близкому? Правильно, незачем. Но забыть окончательно тоже не выходит. При том, и многие факторы не дают об этом забыть. Ведь, нужно помнить человека, и неважно, что он раньше натворил. Забыть это — всё равно что предать. — Запомни, пока ты помнишь человека, он будет рядом. — твердила ей мать, пока Таня рыдала из-за отсутствия ответного письма Гали. Правило о памяти должно работать всегда, не важно, мёртв человек или нет. — Я б...больше никогда никого не...не забуду. Я это обещаю. Со смертью бабушки у Тани не осталось никого. Никого из родственников. Вместе с утратой пришли и сомнения. Может они живы? Может это ошибка? Вопросы сами возникали в голове. Она не верила в настолько ужасную смерть односельчан и бабушки. Всё это было немыслимо, невозможно, и слишком нереально. Что потом сказать матери, глядя в глаза? «Бабушки больше нет.»? Так нужно сказать? А как тогда вообще дальше жить? Может, Таня и выжила только благодаря тому, что была в лесу в тот самый момент. А Женя... Ведь, может она бы выжила, если б не Таня, что из добрых побуждений отправила её обратно домой. Но, если Женя не пришла тогда, то, наверное тётя Люба сошла с ума. Может, так и было. Если Женя не спешила, то скорее всего её перехватили ещё у самого входа в село. — Наташ, а ты точно уверенна, что всех сожгли? — неуверенный шёпот доносился из горла с трудом. А в ответ только игнор и молчание, тупое продолжение пути. — Наташ, не молчи... А она также молчит, словно и вовсе не слышит, лишь крепче сжимает руку Тани, чуть ли её не передавливая. Дискомфорт расплылся по запястью, словно гигантское грозовое облако, что не остановить ничем. — Н...Н...Наташ? Наташа, не прерывая ход, наконец обернулась, и взгляд её выражал только раздражение, а в глазах медленно загорались искры. Засохшая кровь на лице, придавала её внешности чего-то ещё более жёсткого. Словно перед ней не её местами боевая подруга, а совсем другой человек, озлобленный, и невероятно на многих обиженный. — Вот ты вроде старше, а ведёшь себя как пятилетка. Всё что мне нужно было тебе сказать, я уже сказала. — вновь развернувшись, она опять перестала обращать на подругу внимания. — Прости... — хоть она и хотела сказать по чётче и по громче, но вышел еле слышный шёпот, что даже сама Таня уловила его с трудом. Глаза всё так же сырые, а щёки щиплет от слёз. Наташа ничего не замечает, либо, ей всё равно, она просто молча тащит подругу вперёд, даже не смотря в её сторону. Под ногами что-то шуршит, может листья, или грязь, но не хватает сил, чтобы опустить голову. Шея не крутиться, голова не вертится, а всё тело словно каменное, и каждый шаг даётся с трудом. Наверняка ноги потом ещё долго будут болеть после такой прогулки. Не будь рядом подруги, девушка бы просто упала куда-нибудь и больше уже никогда не встала. Лес всё не кончался. Как никогда хотелось жить, Тане, уж точно. Мысли никуда не девались, не было этого невидимого утиля куда можно скинуть всё лишнее. Жаль, ведь это помогло бы. Что стоит потерять близкого человека? Наверное, как одно из многого, огромного числа воспоминаний, что автоматически становятся грустными. Она скользнула свободной рукой под кофту, цепляясь за заколку, что до сих пор прицеплена к бюстгальтеру. Неужели это всё что у неё осталось? Глупо. Но несомненно факт. Она не стала доставать её, чтобы не дай Бог, не потерять. Все остальные вещи остались в избе, но о них она ни капли не думала. Галя так и не написала. Видимо, не напишет. Казалось, полное осознание препозднилось. Прошло полтора грёбанных месяца, но Таня приняла всё только от части. Она всегда понимала что ответа не будет, не будет и ответа от мамы. Бабушка не знала, что внучка видела похоронку, что пришла несколько дней назад. Она так умело давала надежду на лучшее, не хотела совсем добить Таню. И Таня в свою очередь, умело исполняла дурочку, чтобы не расстроить любимую бабушку. Да только вот, так заигралась что сама поверила. Она никак не выдала себя и свою ложь, пока сама не начала думать что мама жива. Всегда проще молча ждать. Похоронка? Что? Какая похоронка? В том то и дело, не скажет. Никому. Никогда. — А куда мы хоть идём? — впервые за весь путь поинтересовалась она, чтобы немного отвлечься. Ответ на удивление последовал сразу: — Что-то ты не сразу опомнилась, — протянула Наташа с каким-то небольшим злорадством. — А так, впрочем, увидишь. Последняя надежда лишь на Наташу, ведь она наверняка знает что делает, и знает куда идти. А вот Тане остаётся только следовать за ней, ведь тут в одиночестве ей точно настанет конец. Когда небо уже полностью закрыло беспросветной тьмой, что произошло на удивление слишком быстро, они набрели на железнодорожную станцию. Таня без особо труда узнала её, к той самой станции и приехал поезд. Вон рядом те самые заросшие домики и лес. Таня словно на автомате провела рукой по лицу, словно, в надежде увидеть там что-то. Но нет, рука чиста, так же как и лицо. — Ты помнишь с какой стороны приехала? — Наташа наконец освободила Таню от хватки, позволив чутка отстраниться. — Вроде, оттуда. — неуверенно протянув это, брюнетка указала пальцем вправо. — Вроде или оттуда? Таня на секунду растерялась, что если всё же не оттуда? Может, она указывает совершенно противоположное направление? Сглотнув, она попыталась вспомнить всё лучше. Вот как поезд тогда остановился, и этот громкий свист режущий по ушам, вот как она приехала с мамой на станцию, и потом они направились к деревне. Да, она не ошиблась. — Оттуда. — Значит пошли влево. — снова взяв Таньку за руку, но в этот раз уже не так сильно, она потащила её вперёд, тем самым опускаясь на железную дорогу. Ступив туда, Таня почувствовала даже через подошву, твёрдую железку, это оказались рельсы. Любые рельсы куда-то ведут, наверняка и эти тоже. — А поезд сюда разве уже не приедет? Наташа недовольно вздохнула, остановилась, и дёрнув Таню за руку, притянув вперёд. Брюнетка даже немного испугалась столь резкого действия. — Ты сама-то, понимаешь, что несёшь? Пробрало виной. Что это за глупый вопрос? Поезд сюда никто не пустит, тем более, учитывая регулярные бомбёжки и немецкие танки. Таня виновато отвела взгляд, не решаясь посмотреть на Наташу. Вскоре она почувствовала как её руку дёрнули вперёд, притягивая девушку ещё ближе. — Ещё хоть один бессмысленный вопрос, и я заклею тебе чем-нибудь рот. — угрожающий, ни сколько не шуточный тон из уст подруги, она не слышала давненько. Девушка хоть и не хотела ходить с заклеенным ртом, но была уверена, что заслуживает этого. Таня молча покивала, смотря на подругу. Наташа фыркнула и отпустила Таню. — А теперь, пошли. — интонация её голоса быстро изменилась на привычную. На удивление, она даже позволила подруге идти самой, без применения силы со стороны. Наташа развернулась, и пошла по намеченному в голове маршруту. Таня спешно поволоклась за ней. Идти пришлось долго. Дольше чем думала Таня. Лес и вправду был огромен, и настолько, как Тане не снилось. Ночевать она не предлагала, да и не хотела. Где угодно, только не здесь. Только не посреди леса с дикими животными и немцами, что, впрочем, не слишком отличаются. Да и сон, явно уже просто так не придётся. Они всё шли, шли и шли. Иногда Наташа сворачивала, потому, рельсы скоро остались за спиной. В какие-то моменты хотелось просто куда-нибудь упасть, но вспоминая где находится, Таня быстро откидывала такие мысли. Иногда где-то далеко-далеко за спиной можно было расслышать гул самолёта. Таня даже не оборачивалась, и старалась не слушать этот звук. Она не знала сколько часов шла и куда, но выбора не было. Если хочется жить, нужно идти, даже если ноги скоро откажут от усталости. Она отрезвилась, а уставшие глаза радостно округлились, только когда она увидела за ярким рассветом дома, которые всё ещё частично скрывал лес. Первоначальной радости было не описать, но, оставалось надеяться, что немцы туда ещё не дошли. Кажется, это были типичные пятиэтажки где-то за слоем деревьев, и, наверняка чего-то ещё. Ноги болели безмерно, и обещали вот-вот прогнуться, роняя тушу на землю. Но Таня из последних сил стояла на ногах, а крыши домов предали уверенности и облегчения. — Наташ, ты тоже это видишь? — она показала пальцем в ту сторону, указывая на отчётливо заметные крыши. — А ты как думаешь? — несмотря на грубый ответ, Наташа будто взбодрилась, а в глазах засверкала искра надежды. С трудом сдерживая порыв броситься к зданиям, Таня проверила наличие заколки. На месте. После вновь посмотрела на Наташу. Переглянувшись, они рванули туда сломя голову, в надежде на хоть какую-то помощь и спасение. Хотелось пить и есть. Невероятно хотелось в туалет или хотя бы передохнуть. Наверное, это настоящее чудо, что они куда-то вышли. Солнце било по глазам, но это было последней заботой, по сравнению со всем остальным. Когда они вышли из-за бесконечных деревьев на открытую местность, город был совсем-совсем близко, а что самое главное, похоже там были люди.