Немецкая гнида

— Давайте, проходите быстрее, — из темноты послышался женский голос, после чего та отодвинулась, освобождая проход. Светка потянула Таню за собой, и они спешно последовали внутрь, слыша как сзади на защёлку закрывается дверь. Всё в миг затихло, а с последним щелчком шпингалета, пыль со старой железячки разлетелась в разные стороны. Вокруг было темно, кажется, ещё темнее чем на улице. Наверное звёзды всё та-ки играли большую роль, нежели как просто огоньки в небе. Тут пахло чем-то непонятным, словно старым бабушкиным ковром, вперемешку с комнатой в родном городе. Запах вовсе не был плохим, скорее даже наоборот, добавлял спокойной атмосферы. Пройдя немного вперёд, девушка чуть не запнулась обо что-то, кажется, это был порожек, что не видно в темноте. Чуть не чертыхнувшись, быстро опёрлась рукой за косяк, сохраняя равновесие. Выпрямляясь, случайно нащупала какое-то углубление, то-ли трещину, то-ли надкол. Глянула по-лучше, кажется, нацарапано что-то, или словно кто-то лезвием пытался надпись писать, да только бумагу с деревом перепутал. Подошла ещё ближе, глаза почти в эту надпись упираясь, тогда и разглядела. Очертания большой буквы «М» сразу выделялись на фоне гладкой поверхности. — Я уже ждала тебя, так и знала что снова придёшь, — незнакомка начала диалог со Светкой. — Ха, а как иначе? Крыс что-ли на улице есть? Она слышала их шёпот из-за спины, невольно вслушиваясь. Не всё удавалось чётко расслышать, но, несмотря на это, Таня не спешила вмешиваться. Всё ли правильно они сделали? Правильно ли вот так сбежали? А что если их уже ищут? Что если найдут?... Но, в любом случае, сейчас уже поздно. Поздно об этом думать. Поздно понимать, что пошла с человеком, которого знаешь сутки. Но, если уже поздно, тогда к чему все эти волнения? — А я смотрю ты не одна сегодня, — девушка ненадолго затихла, а Таня почувствовала на себе этот пронзительный взгляд. — Это твоя подруга? — Ага! Вчера познакомились! Слух на этой фразе словно в разы обострился, улавливая даже малейшие шумы. Обернувшись, брюнетка увидела только два тёмных силуэта в паре метров. — Свет, ты это сейчас серьёзно? — дружелюбный до этого женский голос немного погрубел, — Вы вчера познакомились? — подчёркивая второе слово, добавила она. — Ja. — кивнула подруга. — Я тебя сюда каждую неделю пускаю, не для того, чтобы ты сюда каждого встречного водила. Как только высокий силуэт потянулся к ящику. Послышался звук чирканья спичкой, а после Таня заметила в мозолистых руках горящую свечку. Вскоре, девочка разглядела и обладательницу этих худых жилистых рук. На вид чернявенькая девушка, лет, может, двадцати или тридцати пяти. В грязной белой сорочке, и кажется вообще без обуви. «Неужели у неё нет хотя бы старых туфлей?» Действительно, будь бы ещё похолоднее можно так и замёрзнуть. Светка взяла подругу за руку, и вдруг притянула ближе, — Знакомься, это Коленка Голенко! — громко шепнула она, представляя подругу. Неловкое чувство заполнило с ног до головы. Наверное, будь бы выбор, предпочла бы стать сейчас невидимой. Таня уже хотела что-нибудь сказать, может, представиться, ведь только сейчас поняла, что Света не знает даже её имени. Успела сказать, разве что: — Ну... — Коленка? — удивилась женщина, — Наверное, редкое имя. Стало ни сколько стыдно, а сколько нелепо от такой ситуации. Было одновременно и забавно, и в какой-то степени глупо. Да, наверное, всё же глупо. Если бы Светка работала в паспортном столе, наверняка бы написала Тане в будущий паспорт: «Колено.» По факту забавно, а на деле даже жутко. — Ja. — Светка приставила два пальца под нос, снова. Похоже, ей приглянулось изображать карикатурного Гитлера. — Ну, я... Вообщем, я Таня. — неуверенно протянула она, смотря куда-то в пол. Светка подскакала поближе, кажется, пытаясь заглянуть в душу, — Коленка звучала лучше, — и потом саркастично протягивает, водя пальцем из стороны в сторону: — Ja-ja. Девушка усмехнулась, чуть прикрыв ладонью рот. Наигранный немецкий акцент звучит куда приятнее настоящего. Вряд ли Света понимает по-немецки больше пары слов, что, впрочем, и так сравнимо с чудом, по своей редкости, среди эдакой то местности. — Если уж лучше, пускай и Коленка. — Ja-ja! — бросила она, уже громче добавляя: — Hund. — Хунт. — повторяет девочка, сама не зная зачем. В ответ получает то же самое: — Hund. Что-же значит это загадочное «Hund», или как Света ещё до этого говорила «der Hund», Таня даже не догадывалась. Но, было ли это важно? Скорее, совершенно нет. Вряд ли что-то ужасное. Ведь ни что ужасное не может звучать так. — Что ж, Таня, я не знаю как ты вообще согласилась идти со своей... — женщина сделала небольшую паузу, — Не давней подругой, но, надеюсь ты понимаешь, что об этом лучше никому более не знать. — Конечно п...понимаю... Проговориться о таком фрицам — додумается только самоубийца. И того, получается, теперь секрета два. — Я рада. — кивнула смуглая, сверля Таню взглядом своих карих глаз. За спиной вдруг послышался шум, будто спящий вдруг оторвался от сна, и с характерным сопением перевернулся на другой бок. Глазами бегая по тёмной стороне комнаты, заметила в уголке кровать, а там лежит кто-то, с головой накрывшись одеялом, и кажется вот-вот только проснулся, шевелит ногами друг о друга. Да, сейчас этому кому-то Таня могла лишь позавидовать. Взглянул бы кто-то близкий на её серые мешки под глазами, то что-б ахнул. Но, только вот, кому какое дело? На любого взгляни, он не намного лучше. — А кто это там? — тихонько спрашивает, не хотя окончательно разбудить. — А, это...— вздыхает женщина, подводя свечку на вытянутой руке, да бы осветить комнату по-лучше, — Это сынок мой, Ванька. — А он по ночам хорошо спит? — решилась спросить, невольно надеясь, что да. — Ещё как. Пушкой наверное не разбудишь. — дева взглянула в сторону, на этот гигантский "бугорок" из одеяла, — А почему ты спрашиваешь? — Да так, просто. Таня делает несколько робких шагов вперёд, — Можно я, посмотрю? Получая в ответ положительный кивок, подходит ближе. Половицы под ногами поскрипывают, из-за чего путь автоматически удлиняется, ведь нужно выбирать, куда ступить в следующий раз. Таня неуверенно идёт всё ближе к кровати, а когда наконец доходит, и кончики туфель уже почти упёрлись в деревянные ножки, она поднимается на носочки, заглядывая за спину спящего. Лица почти не было видно за одеялом, но, кое-что разглядеть всё та-ки получилось. Чуть смугловатое округлое лицо, с совершенно расслабленным видом, чуточку приоткрытым ртом, от которого тянется единичная паутинка слюны. И снится ему, наверняка, что-то хорошее. Что-то приятное. Что-то, не столь мрачное, что есть в действительности. Девушка медленно отходит, стараясь ступать как можно тише. Так странно чувствовать знакомую атмосферу, будучи где-то в первый раз. Дома у Ирины Павловны совсем не так. Там, впрочем, достаточно тоскливо. И никто в этом не виноват. Виноваты лишь обстоятельства. А здесь, всё какое-то знакомое, но, в то же время и совершенно новое. Это странное, но при том приятное чувство заполняло разум всё больше. На что же это похоже... Кажется, на возвращение в тёплую постель после неимоверно долгого отсутствия. Это окно, в котором сейчас только мрак. Эта деревяшка, подоконник, всё так похоже на... Бабушкин дом. Всё вдруг проясняется. Что же это, мимолётное дежавю? Или может, какая-то очередная поломка в голове? — Что, брат мой понравился? — с ухмылкой спрашивает Светка. — Это твой брат? — Ja-ja, двоюродный. Таня удивлённо вздохнула, — Ого. — А своего ты что съела? — как-то ненавязчиво и обыденно спросила она, что было ещё смешнее. Девица не смогла сдержать смех, — Да. По правде сказать, может и действительно съела, только уж точно не она. Никого двоюродного у неё и в помине не было. Но, это и не плохо, от этого бы вряд ли что-то бы изменилось. Может, и есть кто-то со стороны папы, но, это уже вряд ли возможно узнать, а если поточнее, уже совсем никак. Жив ли он вообще? Да. Наверное жив. Только где, как и как надолго? Наверняка, он на фронте. А может быть и нет. Может сейчас он встретился с мамой, а может и нет. А может, сейчас он лежит где-то в окопе, держась за огнестрел с последним патроном, мёртвые глаза сослуживцев вокруг совсем бы не прибавляли надежд. А руки, пропахшие пеплом и кровью, наверное, неистово дрожат. Лёгкие заглатывают воздух с новой силой, а может, он спокоен. Спокоен, потому, что знает, что скоро произойдёт. И тогда, останется лишь ждать, пока фрицы подберутся поближе, а там, куда пустить этот патрон, — наверняка заранее знает только Бог. Она вновь оглядывает комнату, и вглядывается в тёмный проход, похоже, в другую комнату. Несмотря на свечу, что кое-как умудряется освещать пространство вокруг, абсолютно ничего не видно. Но тут сбоку раздался звук открывшейся банки. Тётка Светы копалась где-то в ящике, а в её руках находилась открытая банка, с неизвестным содержимым. — Девочки, огурцы будете? Когда она развернулась, к взору предстала небольшая стеклянная и с краю потрескавшаяся банка, с маринованными огурцами. Зачем она её сейчас открыла? Наверняка это было на зиму, просто так закруток точно не делают. Но, неужели она действительно так сильно хотела угостить их? Её можно понять. Огурчики зелёные, местами тускловатые, в мутном соку, коих Таня не видела наверно с месяц. — Ja-ja!!! — подбежала Светка, руками вытаскивая несколько продолговатых шершавых и твёрдых колбасок. Две из которых вскоре сунула Тане в руки. Капли чего-то холодного растеклись по ладони, делая её всё более промокшей. Влажные огурцы поблёскивали на свете свечи, как бы намекая, что их надо есть, а не смотреть на них. Укус, и с хрустом небольшой кусок проскакивает в рот. Этот вкус... Такой знакомый, такой родной и как никогда приятный. Сразу вспоминаются и бабушкины огурцы. Не только те, что с банки, вспоминаются и те, что можно сорвать прямо с грядки, а потом, отряхнув от грязи откусить кусочек. «Ну что ты грязное-то ешь!» — сердилась мама, но, что с этого. Всё равно ничего не менялось. Наташка юрко пролезала к ним в сад, и они, на пару с Таней частенько если там некоторое из того, что выросло. Особенно часто срывали ягоды, ведь там можно и совсем не беспокоиться о грязи. Ещё укус, и огурец становится заметно короче. Медленно жуя, она вспоминает. Вспоминает всё. Как Наташка гонялась с палкой за Жориком... Как потом он чуть не грохнулся в речку, и все ещё долго смеялись, конечно, кроме него самого. Как Наташа долго и упорно игнорировала все попытки её ухажёра к ней хоть как-то подойти, а Таня в какой-то доле ей завидовала. Потом писала письма Гале, в том числе, и о том, как повезло её деревенской подруге. Рыжуня была энергичной, так дерзко никому не подвластной. Вспыльчивой, но доброй натурой. Да, иногда правда перебарщивала, но умела во время остановиться. Но, этим летом всё изменилось. Довольно быстро она стала похожа на одичавшего зверя, что плохо различает, где можно сорваться с собственной цепи, а где не стоит. Ещё один укус, и от огурца уже почти ничего не осталось. Таня помнит как нашла ту похоронку, и как прочитав там имя мамы, в страхе отшатнулась. Думала, ложь или может ошибка. Но, положив бумажонку на место, решила молчать. Сначала ждала, пока бабушка об этом скажет, а потом и сама не поняла, как в итоге они играли с друг другом в молчанку. Но она то, знала всё. Знала правду. Знала, но молчала. Молчала, наверное, как истинная трусиха. Таня почувствовала как по щекам пошли слёзы, и это уже было сильнее её. Она не могла остановиться. Она жевала чёртов огурец, вытирая с глаз слёзы. Кажется, никто не заметил. Но это и лучше. Лучше, что не придётся всё вспомнить. Не придётся говорить. Ведь лучше просто заткнуться, прикинуться дурой, и просто молчать. Идя обратно девочки тащили вдвоём мешок, куда только недавно набросали картошку. «Ага, опять картофельная диета.» — думала про себя Татьяна, стараясь идти по-шустрее. Наверное, тётя Светы припрятала где-то этот мешок, или, наверное, это был последний. Ведь высыпала она только мизерную часть, из явно не полного ящика. И как только потом объяснить Ирине Павловне откуда взялась картошка? Что-то наврать? Она и так во многом врёт, если уж так, лучше соврать и снова. А Света с тётей конечно всё хорошо придумали, в селе, точно еды будет побольше, нежели в городе. А Светка видимо действительно догадлива, и не труслива, раз решилась на такое. Глядит Таня вперёд, и понимает: да, Света определённо её удивляет. Так непринуждённо нести мешок ведь надо уметь. — Свет, а как ты вообще догадалась в село за продуктами ходить? — Не знаю, видела днём кое-кто так уходил. Сердце слегка ёкнуло, — Подожди, то-есть, нам необязательно было идти ночью? — Nein. — отвечает так легко, совершенно не задумываясь. — А почему тогда мы в ночи пошли? Чтобы мешок, что-ли, по-больше взять? — Ja. — короткий ответ, что явно не даёт полной картины. Ну, а теперь вообще прекрасно. Наверное, Светка не смогла найти времени днём, или хотя бы вечером, учитывая, как отреагировала её мать, на утреннею прогулку. Девочка вздохнула, — И всё та-ки, повезло тебе, Свет, тебе есть куда пойти за пределами этого города... — Да по-что бы оно надо, — буркнула рыжая, крепче берясь за мешок. — Разве что, картошку можно таскать. — Как-же... Ты ведь уйти отсюда можешь... И самое главное, прямо с семьёй, никто ведь и не узнает... «Никто не узнает.» Может, заметят не скоро, что на несколько человек стало меньше. Может, и вообще не заметят. И в голову сразу лезет тот убитый фриц. Неужели его не нашли? Что же это, немцы просто не заметили отсутствия товарища? Ведь быть такого не может, или, всё-таки может... — А кто сказал, что я могу уйти? — Ну... Мы ведь сейчас уходили. Разве нет? — глядит на неё вопросительно, и не совсем понимает. — Никому из нас нельзя уйти. Если сбежим мы, нас будут искать, а когда найдут, сделают hinrichten. Светка как никто другой права. Даже если уйдёшь за три версты, за пять, за восемь, и даже дальше, кто знает, в какую сторону идти? Вперёд по железной дороге? А смысл в этом какой? Ты придёшь в такой-же город, охваченный войной не меньше, а может всё будет даже хуже. Да и откуда возьмёшь там аусвайс? Сразу найдут, сразу вычислят, а тогда уже будет не до шуток, и не до всякой болтовни. Время летело всё дальше и дальше. Когда они подходили к тому самому забору, уже начало светать. Солнце медленно поднималось, окрашивая тёмное небо в синий цвет. — der Hund, тебе картошки отсыпать? Таня быстро огляделась по сторонам, думая, что бы сошло для мешка, или, может, сумки, кармана, или чего-то, в чём можно перенести всё это. Не сразу заметила, как Света указывает пальцем ей на юбку. — Э... Ну... — быстро сообразив, она задрала один конец юбки, тем самым создавая подобие большого кармана. — Давай. Отсыпала больше, чем возможно было унести, по крайней мере, так показалось. Светлана без особого любопытства посмотрела на почти оголившиеся перепачканные ноги подруги, тем самым, вызвав удивление. — Извращенка... — удивлённо протянула, или даже почти спросила Татьяна, недоуменно глядя на Свету. — Тьфу! Ты что? — в миг она показалась серьёзной, если бы не ухмылка, что появилась на лице через несколько секунд, — Хи-хи, а может и nein. Уже скоро подруга в миг закинула себе на плечи мешок, взглянула на небо, и подгоняя спутницу, что не могла нормально уложить картошку, чтобы та не выпала, рыжая кинулась быстрее бежать в тот самый переулок, откуда они и вышли в прошлый раз. Пробираясь через кусты, они в конце концов выбежали на улицу, что уже не была столь тёмной, чтобы темнота хоть как-то помогала скрываться. Ноги гудели после такой ночной прогулочки. Хотелось куда-нибудь присесть, а лучше будет, прилечь. Но, нет. Сначала нужно дойти до дома. Когда они уже подходили к нужной улице, а на горизонте появился тот самый переулок, Света хлопнула её по плечу: — До встречи, Колено. Таня не успела ничего ответить, как подруга уже свернув за переулок спешно рванула куда-то вдаль. Совсем скоро, когда удаляющиеся шаги исчезли, стало совсем тихо. И самое главное, вокруг совершенно никого. На улице сейчас спокойно. Время наверное часа четыре, или может уже пять, это не ясно. Но, ясно одно, скоро рассветёт, и всё также пойдёт своим чередом. Глянув на самодельный карман, Таня заметила, тут явно не достаёт парочки. Видимо выпали по пути. Значит, будет счастливчик, и позже уже и сытым, тот, кто их найдёт. Девушка выдохнула с облегчением, только тогда, когда закрыла за собой подъездную дверь. — Schauen Sie sich an, — немец указал куда-то вниз. — War das gestern Abend hier? Посередине дороги валялись две картошки, не помытые, в земле ещё, как будто их только недавно собрали, или словно они долго где-то лежали. Конечно, этого не было тут вчера, и ночью тоже, что не могло не насторожить какого-то особенно внимательного Гитлеровца. — Ich weiß es nicht. Ich glaube, einer von uns war hier. — собеседник лишь пожал плечами. Пнув картофелину, чтобы та, не валялась на дороге, и не мозолила глаз кому-то ещё, они очень скоро позабыли про это. Да, никому не важно, что лежит на улице. Да, никому не интересно, кто был здесь, а кого не было. И да, уже никто не найдёт эти несчастные картошки. Ну, ничего, в следующий раз нужно будет взять с собой что-нибудь, чтобы не растерять ничего.