Шушу

Ваньинь являлся крайне закрытым ребёнком, поэтому ключ от сердца мальчика бывал лишь в руках двух людей, которые берегли эту ценность как зеницу ока. Только его старшая сестра и матушка могли расшифровать постоянную бурю в серых омутах, и только они знали, что на душе у юного наследника. И Цзян Чэн довольствовался этим малым, предпочитая не впускать чужаков в свой доверенный круг, чтоб потом не быть как на ладони. Так бы продолжалось и дальше, но найденный на улице красных фонарей сирота поменял всю жизнь молодому Юньмэнскому дарованию. Мэн Яо Ваньинь нашёл в самом неприглядном состоянии. Отставший от отца ребёнок просто набрёл на истощенное тельце, которое (на первый взгляд) не ело нормально месяц, и утарабанил полуживую тушку в дом, где они ранее с родителем остановились. Только после пробуждения таинственного мальчика с необычайно золотыми радужками наследник Цзян узнал о подробностях жизни дистрофика. Они сидели, напряжённо глядя друг другу в глаза, и пытались начать разговор, пока босяк наконец не прочистил горло: — Спасибо вам за спасение, молодой господин. — проходясь по богатым одеяниям, сплошь расшитыми лотосами, мальчишка пытался скрыть своё волнение. Он упал в голодный обморок, так как последние деньги ушли на лекарства матери, которые не смогли той помочь, и теперь чужой мозг судорожно соображал, куда его бедовую задницу успело занести. Краснея ещё по-детски округлыми щечками, Ваньинь только и мог опустить серые самоцветы куда-то на собственную обувь. — Прости, что притащил тебя сюда без разрешения... — голос наследника звучал настолько тихо, что ребёнок напротив удивлённо моргнул, пытаясь понять, правильно ли он всё услышал? — Почему ты извиняешься? — элегантная бровь на чумазом лице изогнулась, а само выражение напомнило Цзян Чэну матушку, которая смотрела так на него, когда тот произносил при ней ужаснейшую глупость. — Ты спас меня... Да и некуда мне теперь податься... Моя тихая гавань разрушена. — красноречие, которое малец приобрёл общаясь с различными постояльцами, то и дело мешалось с дворовым сленгом, представляя из себя бурный и непонятный, даже самому Яо, набор слов. Предвестники бури наполнились чем-то нечитаемым, а мозолистая от недавних тренировок с мечом рука потянулась к резко вздрогнувшему дитю. Цзян Ваньинь сначала набрал в лёгкие побольше воздуха, а потом зажмурившись сердечно предложил: — Тогда пойдём со мной! Моя матушка говорит, что она каждому найдёт применение! Да и в Пристани Лотоса полно гаваней! Ты можешь выбрать любую! Мальчишка напротив был достаточно умен, чтоб согласиться и не обрекать себя на холодную улицу, так он и стал лучшим другом самого нелюдимого наследника, сначала по инерции, а после искренне. Они проживали день за днём рядом друг с другом поддерживая и дополняя. Хитрый лис и храбрый волк. Солнце и луна. Инь и Ян. Мэн Яо и не заметил, что в детских словах Ваньиня была одна истина — в Пристани Лотоса он действительно обрёл свою новую тихую гавань.