Шушу

— Дядя Лань! — натягивая на лицо измученную улыбку, Лань Цижэнь привычно развёл руки, а Не Хуайсан, в свою очередь, не заставил себя ждать, радостно прыгая в чужие объятия. Это был их маленький ритуал, что сохранился по сей день. Ещё при первом вечере в Нечистой Юдоли Минхэ познакомил попаданца со своими наследниками, которые были как две разные половинки одного целого. Не Минцзюэ был бурей — резко начавшейся грозой, что так же резко заканчивалась. Раскатистый хохот первого сына четы Не можно было услышать за несколько ли, а чужие шаги различить по тяжести. Молодой господин даже смог подружиться с крайне спокойным и тихим Хуанем и заставить глаза первого Нефрита сиять чистым восхищением. Удивительный, но не настолько удивительный, как у Ванцзи и Вэнь Чао, тандем буквально формировался перед главой Лань. Дети общались, гуляли и притирались к друг другу, становясь чем-то большим. И это не могло не радовать, но были и огорченные от нового союза НеЛаней, личности. Не Хуайсан был радугой. Той радугой, что наступает после непогоды. Мальчик всегда ходил за своим дагэ, весело расспрашивая старшего ребёнка о внешнем мире. Этот малыш поражал своей красотой и слишком разнился с мужественным ликом брата. Он уходил на второй план для собственных родителей и казался довольным своей ролью извечной массовки, но в глубине души это его задевало. Цижэню был до боли знаком взгляд, которым А-Сан порой одаривал своих близких, ведь таким же когда-то Лань Хуань смотрел на свою матушку, что чаще уделяла внимание младшему ребенку. Мало кто мог знать, что первый нефрит ревновал, мало кто мог сказать, что первый нефрит плакал от новых эмоций, мало кто, но Цижэнь мог. Он читал племянника, как открытую книгу и уже понимал, что ситуация в семье Не обстояла так же. И вот чужим очам открылась картина: — Дагэ! — маленький Не Хуайсан, запинаясь, нёс свои творения брату, чтоб показать, какие красивые картинки у него получилось нарисовать на новых, подаренных отцом, веерах. — Смотри, Дагэ! Белозубая улыбка то и дело озаряла бледное личико, которое сосредоточенно искало наилучший путь в порослях, куда умудрились забраться старшие дети. — А-Сан. — прозвучало устало и Не Минцзюэ спрыгнул с ветки раскидистого дерева, оставляя Сичэня ненадолго одного. — Пожалуйста, можно я посмотрю на них чуть позже? — сверкая раздраженными зелёными омутами, второй сын четы Не надул губы: — Ты и в прошлый раз так говорил, а потом ушёл с Сичэнь-гэ! Закатывая глаза, в будущем Чифэн-Цзюнь потрепал чужие короткие волосы, фыркая: — Обещаю, что посмотрю на них позже. Сичэнь редко к нам прилетает, поэтому дай мне с ним немного пообщаться, пока он не вернулся обратно... Иди лучше покажи рисунки маме. — Но! — договорить Не Хуайсану не дали. Поляна вновь опустела, а малыш остался наедине с самим собой и ещё одним, скрытым в тенях, наблюдателем. Детские труды полетели на землю, а по щекам потекли обиженные слёзы. Удивительным было то, что даже с живыми родителями, даже с полной семьёй, Не Хуайсан всё равно оставался одиноким персонажем. Непонятым и покинутым. Лань Цижэнь подцепил пальцем одну работу этого юного дарования и грустно улыбнулся. — Потрясающие линии, второй молодой господин Не. — худенькие плечики тут же вздрогнули и мальчишка напуганно отскочил, заставляя попаданца забеспокоиться за чужую тушку. — Простите, я вас напугал? Отрицательно мотая головой, ребёнок заинтересованно спросил, параллельно шмыгая носом. — Вам правда нравится? — и в дрожащем голосе было столько надежды, что язык бы не повернулся ответить «Нет». — Очень. Это слово провело между ними незримую связь. Не Хуайсан наконец открыл душу другу отца, рассказывая о своих обидах, что прежде копились в детском сердце, а Лань Цижэнь слушал. Долго и внимательно слушал, ведь слышать, в данной ситуации — это больше, чем понимать слова.