***
— Блин, ебал я в рот эти ножницы… И эту аппликацию тоже! Всё криво блин опять! — Пока дети тихо сопели в своих кроватях в тихий час, мечты Антона о таком же отдыхе Арсений разметал очень быстро, напомнив о том, что нужно оформлять отрядный уголок. Арсений был опытным вожатым, поэтому в холле появилась огромная коробка со всем необходимом: краски, кисти, карандаши и фломастеры, цветная бумага разных размеров и оттенков, простой картон, двусторонний картон, картон с блестками, картон фольгированный и гофрированный, фигурные ножницы, куча клей-карандашей, самоклеящаяся цветная бумага, целый пакет наклеек и стикеров, рулон ватмановской бумаги, разнокалиберные линейки, сыпучие блестки, бисер и пуговицы, обрезки ткани… И клей-ПВА. И этого всего хватило бы на весь лагерь. И вот теперь, немного подумав, вожатые сошлись на довольно интересном макете, который по большей части придумал Антон: по центру располагалась большая гора, которую дети сами должны будут собрать, как из пазлов, и наклеить, написав на частичках своё имя. Расписание слева, там же и анонсы мероприятий в файле, приклеенном на ПВА и укрепленный картонными краями и скотчем. Шкала настроения располагалась внизу, на отдельном листе, и была интерактивной: подразумевалось, что самый активный ребенок в конце дня двигал бы ползунок настроения отряда. Справа решили прикрепить конверт для почты Доверия, для нее ещё надо было распечатать бланки. Куча ленточек, наклеек и прочего оставили для детей на первое КТД. Но кучу деталей нужно было вырезать и наклеить на заготовку… И, собственно, за это Антон и проклинал все вокруг. Ножницы не слушались руку, все края получались как будто обкусанными, причём очень жестоко обкусанными. — Ну и чего ты психуешь так? Главное, чтобы с душой, а не чтобы аккуратно. — Арсений, с легкой улыбкой глядя на попытки напарника наловчиться использовать детские ножницы, уже закончил свою часть работы. — Да куда же ты как кромсаешь-то?! — Всё. Пусть сами все вырезают! Нифига у меня не получается! — Антон, откинувшись на спинку стула, швырнул ножницы в коробку и скрестил руки на груди. Арсений, вздохнув, нехотя встал и подошел к неудачливому напарнику. Под недовольный взгляд Антона он достал ножницы из коробки, потом встал за спиной Антона и взял его правую руку в свою. Сам впихнув кое-как длинные худые пальцы Шастуна в колечки-ручки, он произнёс куда-то в шею парня: — Давай вместе, только аккуратно, хорошо? — Да я так!.. — Антон хотел выкрутиться от нежелательной деятельности. Тем более что в один момент стало жарко и душно, а горячее дыхание Арсения, упираясь в шею напарника, доводило до мурашек. Антон чувствовал, как каждая клеточка тела протестует… Но всё же остался на месте, пытаясь унять сердце, начавшее отбивать бешенный ритм. — Просто у тебя очень сильно кисти напрягаются, так и туннельный синдром недалеко! Расслабь руки, и будет гораздо проще. Особенно мизинец и безымянный, тогда точно получится. — Арсений не отпустил руку Антона, все ещё касаясь своей ладонью его пальцев. — И что за синдром такой? Не слышал ни разу. — Антон, расслабив руку, действительно отметил улучшение в линии среза. — Хрень неприятная, когда нерв может защемить и болеть рука начинает. Обычно у пианистов, скрипачей и геймеров такое бывает, но может и с любым другим приключиться. О, а ты уже кстати доделал свою часть раздаточного материала! — Арсений, наконец отойдя от Антона, быстро собрал мусор в корзину, убрал в коробку оставшиеся материалы и, изловчившись, плюхнулся на мягкий диван, постучав рукой рядом с собой, зовя Антона к себе. Молодой вожатый, подняв руки, вытянул уставшую спину, и тихо встал из-за стола, пройдя к куче с пуфиками. Взяв себе три сразу, Антон скинул их около дивана и с блаженством лег спиной кверху на удобные мешки. — А поспать чуть-чуть можно? Я просто сегодня только прилетел, сразу на автобус… — Антон начал оправдываться, но Арсений, поднеся палец к губам, призвал напарника к молчанию. Он, устроившись на диване ещё удобнее, тихо произнёс: — Можешь подремать чуть-чуть, у нас примерно полчаса до подъёма. А потом — увы. Если вожатый высыпается — он плохой вожатый. Антон тихо засмеялся, устраиваясь получше на пуфиках, и подложив под щеку локоть, очень быстро засопел, убаюканный каким-то тихим то ли ворчанием, то ли мурчанием Арсения.***
Вечер наступил очень быстро — после тихого часа отдохнувшие дети требовали чего-то активного, но полдник спутал их желания. В этот раз Антону было проще, ведь Арсений необычайно быстро собрал детей, проверил их на наличие головных уборов, успел у каждого спросить про настроение и здоровье и вывел на улицу, пока Антон пытался сообразить хоть что-то. После недолгого сна он оказался в жутчайшей дезориентации в пространстве и времени, и пожалел о том, что не перетерпел ту сонливость. После полдника — печенька с чаем — Антон, наконец отошедший после своего тихого часа, был готов к работе. Они с Арсением, немного подумав и глядя на то, как их малыши уже разносят столовую, решили провести с ними подвижные игры в спортивном городке. Улетели куда-то ещё несколько часов, а это означало только одно — уже очень скоро на открытии смены Антону предстоит впервые выйти на сцену с остальными вожатыми. Этот танец… Сценарий, пара строчек в общем тексте — не об этом он, конечно, мечтал, но отказаться было невозможно. Антон, увлекшись играми и времяпровождением с детьми, совсем забыл о том, что ещё не видел ни разу вожатские жилые домики, и что его вещи всё ещё оставались на месте выгрузки детей. Но об этом думать было некогда, приходилось быстро переключаться между детьми, чтобы каждому хватило внимания, следить за тем, чтобы каждый был вовлечен в процесс… И ещё очень и очень много всяких нюансов. Арсений здорово выручал, даря Антону новый заряд энергии для того, чтобы придумать что-то креативное или вытворить что-то невероятное. Во время ужина директор быстро пробежался по всем отрядам, сообщив о том, что сразу после приема пищи нужно будет привести отряды на летнюю эстраду, и что младшие занимают первые ряды. У Антона после этой новости появились легкий мандраж и нервозность ещё большая, чем обычно. Он не притронулся к своей порции, только сделал несколько глотков компота. Кусок не лез в горло от того, что предстояло ему через уже довольно малое время. Арсений, как-то странно глядя на него то ли с непониманием, то ли с сочувствием, немного раздражал. Антону было не до перепалок, потому он смолчал, достал из кармана сложенный листок с кусочком своего текста и начал про себя зачитывать слова, пытаясь запомнить хоть что-нибудь.***
Когда из колонок грянули звуки вступительной мелодии, Антон уже стоял за сценой вместе с остальными. Если бы кто-нибудь додумался б в тот момент обнять его, то ощущения были бы похожи на отдых на массажном кресле в виброрежиме: молодого вожатого трясло, плющило и колбасило от волнения. Он боялся забыть слова, боялся облажаться в нескольких танцах, которые вообще почти не запомнил, боялся подвести коллег, и, что самое главное — детей, которые ждали сейчас шоу, улыбок, заряда энергии! Антон бродил из стороны в сторону, подергивая руками, будто стряхивая с них воду. Другие новые вожатые нервничали гораздо меньше и не так импульсивно, если сравнивать их с Антоном. Его волнение не осталось без внимания: совершая в очередной раз прохождение вдоль фанерной стенки сцены, он не заметил, как кто-то в один миг оказался рядом и крепко ухватился за плечо. Вожатый вздрогнул от неожиданности, сердце чуть не сломало ребра в попытке выпорхнуть наружу. Причиной испуга Антона Шастуна оказался вожатый Дима, тот самый на вид серьезный человек в очках. — Ты чего так нервничаешь? Как маятник из стороны в сторону мотаешься, у меня голова разболелась от твоих мельтешений! — Я? Я не н-нервничаю! — Антон поперхнулся воздухом, и это выглядело так, будто он начал заикаться. — Оно и видно. Ты вообще ни разу на сцене не стоял, я погляжу? — Ни разу… — Антон понял, что отнекиваться нет смысла. Да и голос у Димы был успокаивающий. — Ну, тогда сейчас повторяй за мной, и вы все, — Дима обвел рукой всех новых вожатых, обращая внимание на себя. И вы все, товарищи новички, повторяйте. Вдох… Руки вверх. Выдох… Руки в стороны. Вдох — и руки перед собой, выдох… Объятия всей гурьбой! — Дима при помощи остальных «бывалых» коллег собрал новичков в большую кучу. — Мы великая команда, нам не страшно ничего. Сможем вытворить все вместе для детей мы чудеса… Мы — вожатые, ребята, и для нас препятствий нет, мы подарим детям радость, счастье и улыбок свет! Когда Дима замолчал, уверенности в своих силах у всех явно прибавилось, дружный кружок вожатых засиял улыбками и искорками в глазах. Антон переживать не бросил, но теперь он хотя бы был уверен, что даже если что-то случится, его никто не будет судить, и что все они на одной волне — на волне генерации детской радости. И вот, спустя ещё несколько минут раздался голос директора: — Ребята, а может нам стоит позвать наших вожатых? Что-то я не вижу их тут! Готовы? Покричим вместе! Во-жа-ты-е! Оглушительный хор детских голосов, на разные лады произносящих слово «вожатые», снова напомнил Антону о первом его дебюте. Руки снова немного затряслись, щеки вмиг покраснели вместе с ушами, и жар распространился по всему телу. Сердце стучало так, будто требовало открытия окна, чтобы вылететь и не возвращаться. Но сейчас нужно было действовать, надо было собраться с мыслями, включить режим радости от жизни! Антон с колотящимся сердцем выбежал на сцену вслед за другими вожатыми, приветственно помахав руками, и встал в третью линию для «простенького согревающего танца», как назвал этот активно-подвижный ужас Арсений. Сидевший у пульта за диджея Илья Макаров включил наконец знакомую музыку, и Антон, выдохнув, занял нужную позу для этого танца, взглянув на ряды сидящих на лавках детей.***
— Ну что, я готов поздравить наших новых сотрудников с дебютом на летней эстраде детского спортивно-оздоровительного лагеря «Сосновый Бор»! Я очень надеюсь, что вам самим очень понравилось, и что у нас с вами ещё многое впереди! — с такой речи Павел Алексеевич начал спонтанную планерку, на которой присутствовали только вожатые-новички и воспитатели, на отрядах остались опытные товарищи. Антон, уставший, совершенно неготовый к предстоящему укладыванию детей в кровати, которое приближалось, сидел на стуле в небольшом кабинете директора, вместе с уже знакомым Андреем Бебуришвили и многими другими. Их собрали, как пояснили, совсем ненадолго, только для того, чтобы провести короткую традиционную «перепись» нового вожатского состава. И это выглядело весьма интересно… — Итак! Сейчас быстро и по очереди говорим три прилагательных, отвечающих на три вопроса! Первое — какой ваш напарник, второе — какие дети в вашем отряде, и третье — каким вы сейчас себя ощущаете! Поехали! — Директор хлопнул по плечу сидящего совсем близко к нему Гороха Серёжу. — Веселый, безбашенные, огуречный. — С последнего сравнения все рассмеялись, а директор, поднявшись на ноги, перешел к Артёму Гаусу. — Странный, спокойные, тревожный. — Ну, вариант интересный! — Павел Алексеевич снова сделал шаг и встал рядом с Катей Добрачевой. — Опытный, смешные, напряженная, — немного подумав, ответила девушка-вожатая. Когда очередь дошла до Антона, и перед глазами возникла фигура Павла Алексеевича, парень немного заступорился. Но дороги назад уже не было. — Загадочный… Маленькие… Сонный! — Шастун не ожидал сам от себя, что скажет, пожалуй, всё то, чего изначально говорить не хотел. Просто усталость к вечеру накопилась, и сил выдумывать уже не было. Директор, хмыкнув, кивнул. Через некоторое время молодые вожатые уже вышли на улицу. Вечерело, и солнце уже катилось за горные вершины, слегка накрывая позолотой верхушки сосен и одаривая мир светлым теплом. Детские голоса разрезали лагерную тишину, которую очень хотелось слушать и слышать. Антон, отстав от коллег, огляделся по сторонам, достал из кармана телефон и, подняв камеру к небу, сделал несколько фотографий закатных хвойных макушек. Время шло, даже бежало к темноте, отбой у младших отрядов был в десять, в то время как у старших оставалось ещё полчаса. Поэтому стоило поторопиться, чтобы успеть на первый в жизни Антона отрядный огонёк, который здесь, в «Сосновом», проходил в самых разных местах. На телефон пришло сообщение от Арсения: «Скорее всего проведем огонёк недалеко от корпуса. Но придется брать с собой пенки, поэтому, если ты освободился, сходи к инструктору по альпинизму и возьми на весь отряд по штуке, я его уже предупредил.» Антон, остановившись, вчитался в сообщение ещё раз. Нет, ничего не показалось. Арсений вместо уютной гостиной их отряда выбрал сидеть на земле… — Гениально. Ещё бы на гору придумал бы залезть. — Произнес Антон вслух, и, недовольно развернувшись, пошел к крытому спортивному залу, где обитали все спортивные руководители.***
Нагруженный, как верблюд, Антон еле-еле дошёл до корпуса, около которого его уже ждал Арсений вместе с отрядом. Дети держали в руках кофты, толстовки и ветровки, но надевать их не торопились. Девочки громко что-то обсуждали, мальчишки предпочли разбиться на мелкие группки по два-три человека. Когда Антон наконец дотащил свою нощу и сбросил два пакета на землю, Арсений, кивнув, обратился к детям: — Ребята! Сейчас нам нужно будет взять по одной пенке и построиться по парам! По одному подходите к Антону, а потом ко мне! Девочки вперед. Антон, мысленно пнув Арсения под его хитрый зад, вздохнул, но вспомнив про этику вожатого, кое-как натянул улыбку. Дети, беря в руки странные для них предметы, вертели их в руках, немного затихнув. Антон протянул пенку Арсению, и, достав себе последнюю, свернул пакеты один в один и хотел засунуть их себе в карман, но Арсений, оказавшись рядом, спокойно забрал из его пальцев шуршащий целлофан и тихо сказал: — Последи за детьми, сейчас буду! — И вожатый умотал куда-то в корпус. Антон, подойдя к уже вставшим в пары детям, спросил: — Все готовы к первому огоньку? — Да!!! — хор голосов, хоть и был нестройным, но искренне отражал эмоции детей. — Это отлично! А теплое что-то все взяли? — У меня куртка! — А я кофту взял! — А у меня… А у меня теплая толстовка!.. Антон с улыбкой слушал о том, кто из детей что взял для прохладного вечера. У младшего возраста действительно были свои явные плюсы — у них через край лилась энергия, и они неосознанно делились ей с Антоном, которому позарез её не хватало после слишком продуктивного дня. Арсений явился спустя пять минут, держа в руках те же самые два пакета, только он додумался сделать из этих пакетов один и что-то туда нагрузить, и это неизвестное Антону что-то шуршало и брякало в пакете. Арсений, кивнув Антону, встал в начале их колонны и громко, но мягко объявил: — Мы с вами отправляемся на место проведения нашего огонька, поэтому не отстаем и стараемся вести себя тихо, потому что птицы, которые живут над нашими головами, уже усаживаются на ночь на гнезда. Договорились? Дети согласно закивали головами, точно предвкушая что-то интересное. Антон встал в хвосте, чтобы следить за детьми, и Арсений, уж точно немного сумасшедший, пару раз подпрыгнул, и, вызвав смех детей, довольный собой двинулся вперёд.***
Ох Антон и удивился, когда рассадив всех детей присел наконец-то сам и увидел, как напарник достает из пакета все то, что так шуршало. Посреди их круга на земле появился… Фонарь. Самый настоящий фонарь, какие бывают в фэнтезийных или исторических фильмах. Только, как Антон понял, этот фонарь работает от батареек. Рядом с фонарем появилась небольшая колонка, совершенно обычная. А вот тканевый мешочек на золотистых завязках, пачка бумаги пастельных оттенков и куча цветных ручек весьма заинтересовали парня. Он уже подумывал тихонько спросить у Арсения, зачем это всё, но заметив, как напарник садится ровно напротив него, среди детей, решил уточнить позже. Сумерки уже достаточно опустились на лагерь, хоть и было лето, под соснами и елями света было меньше. Они сидели на небольшой, закрытой со всех сторон елями полянке. Метрах в десяти от этого места Антон разглядел забор, а значит, они были где-то на краю территории. Арсений, потянувшись вперёд, включил фонарь, и Антон услышал несколько восторженных детских вздохов. Потом, включив через колонку какую-то негромкую, спокойную музыку, вожатый сделал глубокий вдох и нарушил тишину. Голос у него был слегка хриплый, низкий и успокаивающий. Антон замер, вслушиваясь в интонации: — Перед тем, как мы начнем наш первый огонёк, я бы очень хотел рассказать вам, ребята, одну историю… Про птицу счастья. От вас я попрошу лишь тишины, а ещё закрыть глаза и немного помечтать и пофантазировать. Если вы готовы, пошуршите ладошками, и мы начнём. — Арсений с доброй улыбкой посмотрел в глаза Антона, заставив того от неожиданности смущенно отвести взгляд в сторону, и продолжил. — Эта история произошла в одном из многих городов, с одной девочкой, ничем не отличающейся от других. В стране, где жила девочка, у каждого человека была своя птичка счастья. И люди ждали своих птичек, и у всех они прилетали. У всех друзей девочки уже давно были птички счастья, такие прекрасные, милые птички, которые дарили своих людям чудесное пение по утрам. А у девочки не было птицы — она всё никак не могла прилететь. А может и не хотела… Каждый вечер девочка ожидала долгожданной встречи со своей птицей счастья, и каждый вечер, похожий на вчерашний, она оставалась в одиночестве. И вот одним дождливым и холодным осенним вечером, — Антон слушал напарника, ощущая себя не старше их подопечных, так завораживало повествование от лица Арсения, — в закрытое окно кто-то постучал. Девочка, никого не ожидающая, отодвинула штору и увидела нахохлившуюся, мокрую и растрепанную грязную птичку. Перышки её были невзрачными, ещё и слипшимися от воды… Но оставлять эту птичку в такую погоду девочка не осмелилась, открыла окно и впустила несчастную в тепло, накормила и разрешила остаться. Девочка всё ждала свою птицу счастья, каждый вечер подолгу смотрела из окна в небо, но теперь она не чувствовала себя одинокой. Птичка, которую она приютила, оказалась хорошим собеседником. Они общались на разные темы, вели беседы о самых серьезных вещах… И девочка с каждым днем проникалась к птичке всё больше. Она уже не так сильно хотела встретить свою птицу счастья — ей больше нравилось смотреть, как птичка, которая поселилась у нее, чистит перышки, или летает по комнате, или щебечет красивые песенки… Так прошел почти целый год, и девочка совсем привыкла к ставшей родной птичке. Но проснувшись одним утром, девочка не поверила своим глазам! — Арсений сделал паузу, и Антон услышал, как от нетерпения и любопытства дети заерзали на своих местах. — На подоконнике сидела прекрасная, величественная птица. Перья её, ясно-голубые, как летнее небо, переливались нежно-синим светом. Увидев девочку, птица радостно защебетала и, взмахнув крыльями, приземлилась на плече у совсем застывшей в удивлении девочки, и сказала: «Ты очень добрая, честная девочка. Ты спасла меня в ту холодную осень, весь год я прожила с тобой, пытаясь разузнать, мой ли ты человек. И теперь я поняла, что ты именно та, к кому я летела сквозь дождь и холод.» Но девочка, удивившись ещё больше, спросила, где же та птичка, которая ещё вчера смешно распрепывала свои серенькие мягкие крылышки и пела свои забавные песни? На это птица ответила, засмеявшись и прикрыв крылом клюв: «Неужели ты ещё не догадалась, что я и есть та птичка? Я ждала момента, когда ты наконец поймешь, что птицы счастья не всегда прилетают такими. И ты перестала ждать такую птицу, ты наслаждалась нашими беседами, кормила меня и обогревала, радовалась каждой минуте — разве это не счастье?» И девочка всё поняла… Арсений замолчал, и кивком головы спросив у Антона, как ему такое начало огонька, получил восторженный взгляд и поднятый вверх большой палец. Арсений, явно воодушевившись, сказал: — А теперь можете открыть глаза, глубоко вдохнуть, и мы начнем. Я попрошу вас по очереди рассказать немного о том, что вас тревожило в сегодняшнем дне, или может наоборот о том, что вызвало восторг. Если кто-то согласен будет с мнением говорящего товарища, шуршите ладошками, но не перебивайте, хорошо? Дарий начинает! Дети делились своими впечатлениями. Девочки чуть дольше, мальчики более коротко… Даже Андрей не стал отпираться и сказал, что сначала ему вообще не хотелось ничего делать. Когда очередь дошла до Антона, он от неожиданности не сумел сформулировать мысль, но поддерживающий взгляд Арсения и застывшие в ожидании дети помогли справиться с очередным приступом неуверенности. — Я ехал утром в трясущемся автобусе и думал, что доедут только мои косточки. А потом мне пришлось самому собирать вас всех, вести в корпус… Я думал, что не справлюсь, мне было немного страшно и странно. Я пока ещё не запомнил всех вас, но впереди у нас с вами ещё целых двадцать дней, и я очень надеюсь, что мы будем помогать друг другу. — Антон, улыбнувшись каждому ребенку, посмотрел на Арсения, ожидая от него такого же небольшого диалога. И напарник понял его: — Этот день мне запомнился тем, что несмотря на трудности мы уже начинаем становиться хорошим отрядом. Мне и Антону будет с вами очень интересно, я не сомневаюсь в этом! — Он сделал паузу, а потом, подтянув к себе бумагу и письменные принадлежности, объяснил заинтересованным детям и Антону в том числе: — У нас остается немного времени, и мы с Антоном предлагаем вам сейчас сделать интересную штуку. Пускай каждый напишет письмо себе в будущее, на последний день смены! Мы, ваши вожатые, спрячем эти письма, а потом все вместе откроем, и если кто-то захочет, то сможет поделиться тем, что написал. — Арсений, а что писать? — Вопрос задала Алина, которая уж точно сама написать не сможет. Но её вопрос оказался самым актуальным. Арсений, переведя взгляд на Антона, будто намекал на то, чтобы новичок придумал что-нибудь, повзаимодействовал с детьми. И Шастун, не придумав ничего заранее, произнёс: — Это может быть что угодно! Напутствие, пожелание на удачу, может быть вопрос себе будущему? А может и то, ради чего вы приехали в лагерь… Только не забудьте подписать, чтобы потом не потерять свой листок. Время шло, и дети, старательно выводя на бумаге послания, уже начинали потихоньку сдавать готовые листы, сложенные вдвое, в руки Антону, который взял на себя ответственность за сохранность этих писем. Но его все равно ещё волновало время, которое слишком быстро отсчитывало минуты, словно намекая, что пора бы уже заканчивать этот огонёк. Он постоянно бросал беглые взгляды на Арсения, но встречаясь со спокойным взглядом голубых глаз, озорно поблескивающих в свете фонаря, сам того не замечая успокаивался. Все-таки Арсений был гораздо опытнее, Антон доверял ему. Когда наконец-то все дети завершили написание писем в будущее, когда на пока ещё не совсем темном небе начали зажигаться маленькие, но яркие звездочки, Арсений произнёс: — Сейчас мы все должны взяться за руки и сделать наш круг меньше. Пододвигайтесь вперёд, как можно ближе друг к другу! Осторожно около фонаря! — Круг действительно сузился, все — и дети, и вожатые — стояли очень тесно друг к другу, стало очень тепло. И Арсений, сначала быстро проверив, всем ли хватает места и что никого не прижали, взглянул на Антона с явным вопросом о том, знает ли парень правила завершения огонька. Шастун, догадавшись, что это обычный, так называемый «орлятский» круг, едва заметно кивнул и сказал, нагибаясь пониже к детям и даже немного сгибая колени: — Нам нужно дружно завершить наш огонёк, поэтому вам нужно будет повторить за мной и Арсением несколько слов. Только в некоторых местах, когда мы будем обращаться к вам, ваша задача обратиться после этого к нам. Все поняли правило? — Да! — Тогда начнем!.. — Эту фразу Антон произнес почти шёпотом, а в идущем снизу свете фонаря это получилось очень загадочно и завораживающе. — Над Сосновым Бором ночь спускается… — Голоса детей повторили первое предложение, и Антон, немного волновавшийся, забыл об этом. — Ребятам спать пора! Хороший день ждет нас завтра с самого раннего утра. — А перед следующей фразой Антон взмолился, чтобы дети поняли то, о чем он говорил. — Спасибо за этот день, наши горячо любимые дети!.. — Спасибо за этот день, наши горячо любимые вожатые! — Оба, и Арсений, и Антон, с облегчением выдохнули: несколько самых активных, сообразительных и громких ребят завели на правильную фразу остальных. Первый в жизни Антона отрядный огонёк, первый раз он заводил круг, первый в жизни день на нем висела ответственность колоссальных для него размеров — не только за себя, но и за более чем два десятка маленьких людей… Когда они вместе с Арсением вели детей в корпус, Антон не помнил про усталость, долгий перелет, про смену часовых поясов… Когда они вместе следили за тем, как дети, уже уставшие и не такие активные, готовятся ко сну, Шастун тоже не обращал внимания на то, как глаза немного слезятся от желания закрыться и не открываться как минимум двенадцать часов… Но когда свет погас, и шорохи из комнат вперемешку с детскими голосами заполнили этаж, Антон почувствовал, как же он завидует этим детям, которые лежат в мягких кроватях… Сидя на мешке, положив голову на край дивана, Антон около получаса смотрел в потолок. Хотелось спать, есть, почему-то резко захотелось обратно в Москву… Его мысли прервал Арсений, усевшийся на диван и тихо, участливо спросивший: — Сильно устал? Ты в курсе, что тебя уже добавили в общий вожатский чат? Антох, честно, поздравляю. Первый день прошёл, и, по правде сказать, я рад, что в напарники именно ты мне достался. — За чат спасибо… Да нет, не устал особо. Просто непривычно, что в зоне моей ответственности целая толпа малолетних людей в возрасте начальной школы. И чего их, таких маленьких, в лагеря посылают?.. — Антон пропустил комплимент мимо ушей, хотя приятное тепло зашевелилось где-то под рёбрами. — Первый раз у всех так, особенно у нас. Главное, что ты смог найти ко многим подход. А на счет возраста… Я бы многое отдал, чтобы оказаться в лагере в девять лет. Я-то только один раз в лагере был ребенком. — Арсений вздохнул с какой-то грустью, заинтересовавшей Антона. — Да? А я вообще не был ни разу. А ты как в лагерь попал, ну, в детстве? — Да там повезло просто. Выиграл путевку в «Орлёнок», а мне уже семнадцать было. Но попал на смену летнюю, каждый день помню, как будто вчера был. Тогда и дал обещание самому себе, что вожатым стану. Вот я здесь уже несколько сезонов, плюс ещё и на зимние смены бывает возможность попасть поработать. Тут зимой сказка… Монолог Арсения прервал вышедший в коридор Артём. Мальчик, щурясь от яркого света, подошёл к вожатым и замер, переминаясь с ноги на ногу. Арсений, ожидая услышать причину хождения после отбоя, насторожился. Антон, подтянувшись на руках ближе к дивану, тихо спросил, глядя на Артёма: — Тём, что случилось? Почему ещё не спим? — Он произнёс это ровным, спокойным и дружелюбным тоном, чтобы — не дай Боже — не испугать или не разочаровать ребёнка. — У меня живот болит… — Мальчишка, сказав это, застыл на месте, ожидая реакции вожатых. Арсений, вздохнув, встал с дивана и сказал, обращаясь к мальчику: — Тогда сходи возьми кофту какую-нибудь, на улице прохладно. Пойдём тебя в медпункт сводим… Антон! Последишь за остальными? Если что, на связи, хорошо? — Угу! — Парень, пересев на диван, немного разочарованно вздохнул. Он думал, что этими проблемами надо заниматься ночным вожатым, но первая ночь, по всем правилам, была первым ночным дежурством для всех новичков. Ох уж эти правила… Спустя десять минут после ухода Арсения в медпункт со стороны девочек раздались какие-то посторонние для отбоя шумы. Антон не мог оставить нарушителей без внимания, и в который раз ругнувшись в своей голове, стараясь тихо наступать на пол, пошел вдоль дверей. Шум раздавался из второй комнаты, и вожатый осторожно заглянул внутрь. Та самая комната, где сегодня не поделили кровать у окна… — Девочки, почему не спим? Поздно уже, а вы шумите! — Чуть не ударившись головой о дверной косяк, Антон вошел в помещение. Девочки, поднявшиеся на локтях, показались Антону какими-то слишком взволнованными, испуганными. — Антон, нам страшно… Арсений сказал, что тут лесные духи есть, а вдруг они к нам придут? — Девчушка по имени Алёна этими словами дала импульс для новых ахов-вздохов от своих подружек. — Давайте разберёмся. Вы сегодня ссорились? — Нет! — Раздалось с разных кроватей. — А может что-то плохое сделали? — Не-а! Вообще нет. — Тогда к вам точно сегодня духи не придут, а если и придут, то для того, чтобы наградить за ваше хорошее поведение! Вы у нас самые лучшие девчонки, ни в одном отряде таких нет. Давайте сыграем в игру, чей сон будет интереснее? — Антон выкручивался на ходу. — Хорошо, давай! — Дети заинтересовались. — Сейчас вы все вместе уляжетесь поудобнее… Закроете глазки… И постараетесь заснуть как можно быстрее, подумав перед этим о самых лучших ваших мечтах! А завтра вы мне расскажете, кому что снилось, хорошо? Уловка сработала. Девочки, напрочь забыв о лесных духах, которыми их напугал днем Арсений, заерзали на кроватях, а спустя пять минут комната дружно засопела. Антон, с облегчением выдохнув, вернулся в холл и устроился на широком, удобном подоконнике, чтобы видеть вход в корпус. Проверив телефон, Антон заметил сообщение от напарника: «Всё хорошо, медик сказал, что просто акклиматизация и адаптация к новому меню, так что мы скоро вернёмся обратно. Я его заведу в корпус, а потом мне надо будет отойти в администрат, уложи пожалуйста Артёма и проследи, чтобы все спали, пожалуйста» Антон прикинул расстояние от жилого корпуса до медпункта и подсчитал примерное время возвращения напарника. Он уже не удивился желанию того исчезнуть. Ожидание мешало сосредоточиться, Антон чувствовал, что ещё немного, и он заснёт, поэтому в какой-то момент вожатый пропустил то, как Арсений привел Артёма. Но мальчика Шастун заметил уже на этаже, довел его до комнаты, проследил, чтобы тот лег в кровать, подождал ещё около пяти минут и, еле волоча ноги, вновь вернулся на ставший уже совсем родным диван, устроившись так, чтобы не заснуть. На часах была только половина двенадцатого…