Конференц-зал заполнился людьми разных возрастов и служебных рангов. В основном все они были мужчинами. Грузные, тучные, на их лицах читалась неподдельная усталость.
Леви смотрел на присутствующих, сидя в конце зала. Обводил людей взглядом, подмечая маленькие детали: мужчина, сидевший ближе к двери, начинал лысеть от постоянного стресса; человек рядом с ним покусывал губы и нервно тряс ногой, явно волнуясь — не из-за дела, а потому что жена вот-вот родит. Леви знал всё про каждого. Где кто в последний раз ел, куда ходил и каким гелем для душа пользовался — дорогим или дешёвым. Подмечать детали было его сильной стороной. Но в этом деле, где убивали молодых супругов, Леви чувствовал себя беспомощным
все эти три года.
В зал вошёл начальник. Его маленький рост, густые волосы и брови, выглаженная белая рубашка и штаны на подтяжках выделялись в толпе полицейских в форме. Все затихли в ту же секунду, стоило ему остановиться у центра стола.
— Итак, господа, — начал он. В голосе чувствовалось напряжение и осуждение. — За три года мы ни на одну ступень не продвинулись в деле о Потрошителе.
— Были бы улики, — возмутился один из мужчин, покачиваясь на стуле и нахально глядя вперёд.
— Действующее лицо в этом деле — Леви Аккерман. Где он вообще? — чересчур громко спросил начальник, оглядываясь по сторонам. Сидящие возле него поморщились.
Леви поднял руку, крутясь в кресле. Во рту он держал зубочистку, покусывая её кончик. Выходя вперед, он выкинул её в мусорное ведро.
— Три года назад молодая пара въехала в один из отелей Накамуры Сатоши. — Леви вывел на большой экран снимки ещё живых мужчины и женщины. Они счастливо улыбались, обнимая друг друга и смотря в объектив камеры. — На следующий день их тела нашли в снятом ими же номере отеля. Отсутствовала кожа, глазные яблоки и кадык.
На экране появлялись всё более и более откровенные снимки. Леви видел их тысячу раз, в то время как кто-то из присутствующих наблюдал их впервые. Потому некоторые шептались, осуждая и фыркая.
В это время в конференц-зал ввалились Майк и Моблит. Запыхавшиеся, но готовые к работе.
— Через месяц в одном из номеров нашли другую молодую пару. А ещё через месяц пострадали еще двое. — Снимки жертв появлялись на экране, вызывая всё более и более бурную реакцию. — Накамура Сатоши и все члены его семьи в ходе следствия были вычеркнуты из списка подозреваемых. У всех имелось алиби. У работников отеля, а их было около ста и больше, также имелось алиби. Таким образом мы зашли в тупик и в итоге ничего не имеем.
— Никаких отпечатков? Убийца что, ни разу не допустил ошибку? — возмутился один из полицейских, сидящий в самом углу зала.
— Зачастую социопаты имеют одну общую черту — перфекционизм. Они выполняют своё дело настолько идеально, насколько это позволяет человеческая натура.
— Бред собачий, — выплюнул спросивший.
Леви нахмурился. Ему хотелось начать язвить и давить на собеседника, но он обошёлся в итоге лишь вежливым молчанием.
— Однако вчера Ханджи Зоэ, одна из наших судмедэкспертов, нашла отпечаток, принадлежащий сыну директора отелей — Накамуре Тетсуо. Мы пригласили его на допрос и ожидаем сегодня.
— И это тоже ничего не даст, потому что у него снова будет алиби! — Мужчина не переставал возмущаться, отчего Леви почувствовал поднимающийся гнев.
Краем глаза он заметил движение за прозрачной дверью. Профиль Эрвина он бы узнал из тысячи. Высокий, величественный мужчина, который с первого взгляда вызывал восхищение и страх.
Смит, словно почувствовав на себе взгляд, повернулся в сторону Леви, и их глаза встретились. Оба смотрели друг на друга, не отрываясь.
Хватило всего нескольких секунд, чтобы ощутить внутри бурлящее, нежное и в тоже время горькое чувство сожаления.
— Леви, — обратился к нему начальник, встряхивая за плечо, — ты продолжаешь вести это дело. Всем остальным, — он повернулся лицом к полицейским, — допросить ещё раз всех, кто так или иначе был в часы убийства и похищения в отеле. Снова просмотрите камеры. Каждую секунду, чтобы ваши глаза начали выпадать от того, как долго вы пялитесь в монитор!
Леви первым покинул кабинет, сразу же направляясь в сторону Эрвина. Тот сидел рядом с сыном Накамуры Сатоши. Оба о чём-то шептались, и Тетсуо изредка кивал на какие-то фразы Смита.
— Так значит, мы стоим по разные стороны? — останавливаясь напротив, спросил Леви. — Вот уж не думал, что однажды свои бумажки о коррупции ты сменишь на бумажки по убийствам.
— Ривай…
— Я не виноват! Какие убийства? То, что отели принадлежат моему отцу, ещё не доказывает, что кто-то из нас убил их! — молодой парень лет двадцати вскочил со своего места как ужаленный. Лицо побагровело, руки сжались в кулаки.
— Сядь, — резко приказал Эрвин, отчего и Леви, и Тетсуо посмотрели на него с удивлением. В конце концов парень повиновался и сел.
— Твои отпечатки пальцев нашли на месте последнего преступления, — проговорил Леви. Он бросил безразличный взгляд на Тетсуо. — В допросную. Оба.
В допросной комнате царил полумрак. Один-единственный стол стоял по центру, а рядом с ним — два стула друг напротив друга. Тетсуо сел на один из них, а Леви устроился на втором. Выражение лица он не изменил, несколько секунд буравя взглядом подозреваемого. Затем притронулся к папке и вытащил несколько снимков жертв.
— Узнаёшь? — равнодушно бросил Леви.
— Я же сказал, — начал Тетсуо, явно закипая от злости, — что не знал ни одной жертвы! Вам что, недостаточно моего алиби?
Леви бросил взгляд на Эрвина, который стоял возле парня и рассматривал снимки. Тот подал голос.
— Мой клиент утверждал не единожды, что никак не связан с убийствами. — Эрвин выпрямил спину, из-за чего стал выглядеть ещё статнее. — Все доказательства его пребывания тогда в ночном клубе, включая камеры наблюдения, чек об оплате напитков, подтверждены несколькими надежными свидетелями.
Леви посмотрел на Эрвина, обвёл взглядом выражение его лица, а затем сместил глаза на Тетсуо. Он вытащил еще одну важную бумагу, кладя её на стол, словно козырь.
— Повторяю ещё раз, твой отпечаток совпал с отпечатком с места преступления.
— Невозможно! — Тетсуо помотал головой.
Он хотел схватить бумагу, но Эрвин его опередил.
— Когда это было установлено?
— Вчера вечером, — ответил Леви, складывая руки на груди. — Итак, мы всё ещё будем возвращаться к «доказательствам» или займемся делом?
Эрвин читал отчет о совпадении отпечатка, сравнивая все даты и время. Парень хотел снова вставить свое слово, но тяжелая рука Смита, опустившаяся на его плечо, усадила его обратно, заставив замолчать.
— Моего клиента подставили. — Эрвин бросил лист на стол. — Снять отпечаток с любой поверхности очень легко, как и оставить его на нужном месте. И повторяю ещё раз: у него железное алиби.
Леви смотрел на Эрвина исподлобья, покусывая щеку изнутри. Его уверенность всегда впечатляла, особенно, когда тот защищал своих клиентов. С какой, казалось, легкостью он опирался на бумаги. Как лаконично и порой устрашающе говорил, заставляя всех людей в зале суда внутренне сжиматься.
И сейчас Леви снова чувствовал эту власть.
***
В собственной квартире Леви чувствовал себя слишком устало и не мог расслабиться. В спальной комнате, прямо напротив кровати, вся стена была увешена бумагами дела о Потрошителе. Множество нитей, протянутых от фотографий и бумаг, и соединенные в одной точке — в середине, где все еще было пусто.
Леви сидел напротив, закуривая одну сигарету за другой и проматывая в голове весь разговор с Эрвином. Вместо того, чтобы больше думать о том, как действовать дальше, Леви акцентировал внимание на голосе Эрвина, на его походке, которую не видел три года. Его выражении лица и голубых глазах. Этих больших ладонях, когда-то охватывающих его талию.
«Мать твою», — выругался про себя Леви, поднимаясь с кровати.
Потушив сигарету, он пальцами водил по фотографиям с жертвами, изучая каждую деталь. Он что-то упустил, но не мог понять, что именно. Казалось, догадка лежит на поверхности, стоит только немного, ещё раз всё детально изучить. Внимательно всмотреться. Но вместо этого в голове роилось множество вопросов, на которые не находилось ответов.
Леви остановился напротив вырезки из газеты.
«Потрошитель наносит новый удар и выводит кровью жертвы имя полицейского»
Затем его взгляд опустился к нижней строчке.
«Леви Аккерман три года работает над делом и всё ещё не может поймать Потрошителя»
Он чертыхнулся себе под нос, отвёл взгляд и вновь принялся рассматривать снимки.
— Зачем тебе глаза и кадык? — обращался Леви в пустоту. — Глаза — это зрение. Глаза дают увидеть картину мира. Значит ли это, что отбирая их у женщин,
ты не хочешь, чтобы они видели?
Мысли мелькали стремительными вспышками. Леви потирал переносицу, массировал виски, а затем снова возвращался к стене.
— Кадык или адамово яблоко. Но ничего другого, что бы указывало на то, что
ты религиозен. И почему кожа?
Леви шептал себе под нос словно безумный, прикидывая различные варианты. Ему начало казаться, что он вот-вот зацепится за что-то стоящее, что даст ему толчок вперед. Леви взял белый лист бумаги и выписал все имена жертв. Он хотел ещё раз проверить наличие хоть чего-то общего между ними.
Итак, все жертвы были в возрасте от двадцати до двадцати пяти лет. Кто-то приезжал в свой медовый месяц отдохнуть, а кто-то был просто заезжим туристом. У каждого были маленькие дети разных возрастов, но не подростки, ещё нет. Леви записывал все данные в виде столбца, где-то прикидывая и ставя восклицательные знаки. Все семьи были приличные, при деньгах, за собой не имели ничего криминального.
Леви тяжело вздыхал каждый раз, когда проверял всё снова и снова. Он был настолько дотошным, что чувствовал раздражение к самому себе. Но тем не менее, выписав и подчеркнув все детали, он повесил лист на стену перед собой. Затем сел на кровать,
стал рассматривать, и думал, думал, думал.
— Предположим,
ты действительно не хотел, чтобы женщина видела. Значит, и не хотел, чтобы мужчина говорил, ведь по сути кадык — это место, где хранятся голосовые связки. Значит, женщина не видит, а мужчина не говорит…
Эта мысль будто выбитая пробка щёлкнула в голове Леви. Он подскочил с дивана и нашёл несколько снимков, где убитые ещё были живы и обнимались со своими детьми.
—
Ты убиваешь семейные пары с маленькими детьми, и не хочешь, чтобы женщина видела, а мужчина говорил.
Ты ребенок, выросший в семье, где над тобой издевались. А снятие кожи?
Почему?
Леви опомнился и покачал головой, всего на секунду позволив себе передохнуть. Ему показалось, что он сам превращается в ненормального. Все мысли, уходящие глубоко в подсознание, делали его
зависимым.
Майк всегда говорил, чтобы он меньше старался мыслить как преступник, стараясь больше акцентировать внимание на бумагах. Но Леви не интересовали одни лишь бумажки, ему было важно проникнуть в голову убийцы. Копаясь в действиях преступника и в его методах, иногда можно вычленить нечто глубокое и личное, недоступное остальным, что дало бы больше обзора на произошедшее. И сейчас, словно оглушенный собственными мыслями, Леви старался зацепиться за что-то еще.
Потрошитель — некогда ребенок с травмированным прошлым.
Леви со всей силы замахнулся на стопку желтых полицейских папок, роняя их на пол. Он винил себя в том, что не смог этого понять ещё тогда,
три чертовых года назад.
От собственных размышлений Леви оторвал звонок в дверь. Он резко поднял голову и посмотрел в сторону коридора.
Было слишком поздно для гостей.
Медленным шагом Леви ступал по холодному паркету, одну руку держа на пистолете, что висел в кобуре на поясе. Было тихо, и только отдаленные звуки доносились откуда-то из другого конца дома.
Леви посмотрел в глазок и не увидел никого, кроме мужчины из курьерской службы. Нахмурившись, он открыл ему дверь, убирая руку с пистолета.
— Вы Леви Аккерман? — спросил курьер.
— Да, я. В чем дело?
— Вам просили передать посылку. — Курьер вытащил из сумки небольшую коробку. На ней не было ни адреса, ни имени, лишь обычная упаковка из гофрокартона.
— Кто? — поинтересовался Леви, аккуратно взяв в руки посылку.
— Аноним. Ну, мне пора.
— Подождите, — окликнул Леви, когда курьер уже развернулся и сделал пару шагов. — Вы видели этого анонима?
— Нет, сэр. Мне правда пора. Я и так задержался на работе, чтобы доставить вам её именно в это время.
Леви смотрел в спину парня, пока тот не исчез за поворотом. Затем он закрыл дверь и прошел в спальню вместе с коробкой в руках. Она была легкой. Даже если потрясти её, создавалось ощущение, что там ничего нет. Поэтому Леви неспешно открыл коробку, разрезая скотч канцелярским ножом.
Открыв коробку, Леви замер. Попытавшись отогнать подступающий страх, он всё равно ощутил, как по спине пробежал холодок. Побелевшие от напряжения пальцы крепче сжали края коробки. Внутри лежали два глазных яблока, а на одной из стенок коробки была приклеена записка.
«Такого же цвета, как и глаза Эрвина Смита.
Тебе нравится?»
