Игра в сапёра

Сомнений вихри в голове Сметут желание идти И боль ошибки на душе Не стану вновь нести Андрей Лефлер — Четыре зверя

Самолёт сильно тряхнуло, вырывая из попыток уснуть. Обычное дело — имел право так говорить, ибо налетал он за свой полтос с небольшим поболее иных молоденьких стюардесс. Андрей лениво открыл глаза: на то, что заславшие его сюда сучности решили весь этот цирк прекратить падением железной птицы со всей шайкой-лейкой, было непохоже. Хм, интересно, какие в таком случае заголовки были бы? А, однако, не, не интересно. Совсем. Больше царапнуло, что вот, по воле с*чки-судьбы, даже в этой малости — во сне — ему отказано. Только-только ведь проваливаться в забытье начал, а н-нет воздушная яма, точно специально, от него Морфея отгоняла. Впрочем, за последние недели он убедился, что с*чности эти трухлявые, неизвестно из какого пантеона вмешавшиеся, или кто там сверху направлял чёртову молнию, явно не для счастья его перебросили назад в прошлое. Не вышло триумфального спасения Горшка, или хотя бы примирения, чтоб уйти тот мог не на столь поганой ноте. Взглядом цепанул серое небо за окном. Подавил желание прижаться лбом к стеклу — то, что рядом не наблюдалось никого визуально знакомого, не означало, что сам Андрей остался не узнан. Опыт — плод ошибок горьких — или чего-то его стало в сторону философии просачивать. То, что хреново ему и в душе, и физически — попробуйте на вкус пилюлю под названием хронический недосып, потом говорите… И то, что и до этого он много лет не мог похвастаться крепким сном — это роли не играло. Те методы плохо помогали, потому что ситуации совершенно разные. Теперь будущего не было. Такого, каким Князев его знал. Это был не взмах крыла бабочки — это был взмах птеродактиля! С другой стороны — в неопределенности будущего были и свои плюсы. Например, один, лохматый и бешеный. Приговор ему стал куда как зыбче. Да и вообще — отчаиваться не стоило. Потому и держал себя в руках. Покажешь слабость — заклюют. А так — есть шанс докричаться, доползти, долететь! Всё можно исправить, пока они оба живы. Наверное, всё. Нет ничего необратимее смерти. Остальное можно переиграть. По крайней мере, в этот раз Князь будет рядом, если не душевно — до этого ещё ползти и ползти, то физически. Это уже немало. Что до его собственной, порушенной жизни — он сильный, выдюжит. Отстроит руины, потому что знает, как должен выглядеть его личный Изумрудный город, замок из Стекла ли, и знание это не даст сидеть сложа руки. Всё будет, постепенно. Сейчас главное — вытянуть сопротивляющегося и клацающего зубами Горшка из того колодца, в который тот радостно проваливался. Снова посмотрел в иллюминатор. Да, небо серое-серое, прям как постановка Тодда грёбаного. Князь вновь призвал к себе собачью выдержку. Вдох-выдох. Театр Михе быстро наскучил — это нужно помнить. Годик, ну чуть больше продержится — и будет ему счастье. Да, сложно, но разве могло быть просто в этом, сошедшем с ума мире?! Небо, говорит, серое. Ха! Возможно, оно просто кажется таковым, а на самом деле — нормальное небо. Не с картины первоклашки, что не умеет смешивать цвета и понимать, почему бы небу, скажем, не быть фиолетовым? И, да — истину глаголют мелкие: на рассвете и закате то в самом деле становится таковым, а, порой, бывает и откровенно фиолетово-черным. Ну вот, опять Князева потянуло в мрачные цвета. Конечно, небо ему кажется серым, однотонным, унылым. Как и всё вокруг. Андрей понимал, что это очередные несмешные шутки пошатнувшегося мировосприятия, ставшие следствием пздца, в который его выкинуло, не без соучастия его «гениальных» решений, но… мир стремительно терял краски. Понимал он и это, и всё другое, ранее прокрученное и призванное вселить надежду в сердце, вот только понимать и принимать — разные вещи. Заставить себя принять — задача не простая. Ему просто нужно время, чтобы смириться, что будет не просто сложно, а очень-очень тяжело, больно и что Андрею придется держать этот бой одному. И что всё самое «лучшее» — только впереди. Он, как герой Данте, шагнул на самый начальный круг ада, а впереди ещё восемь. Но ведь его цель того стоит? На самом деле Князь не сомневался в расценках, просто очень устал — ему бы немного пообвыкнуться и чуть передохнУть. А пока он лишь ощущал, что вот-вот передОхнет и сил делать что-то с этим вот прямо щас не было. Однако шансов откосить от мероприятия, куда он летел, у Князя тоже не было, только если он не хочет окончательно опозориться и потерять Горшка. Наверное, единственным железным оправданием стала бы только смерть, но Андрей поднимать лапки к верху не собирался. Не сейчас. Не настолько он ещё отчаялся, да и вообще… Он же не как некоторые мишки-медведи, не думающие о других! Но игнорировать объективные факторы он не мог: усталость наваливалась громоздкой тушей и сгущалась, точно свернутая кровь в венах, грозя, накопившись, закупорить кровоток. Неудивительно, что, порой, ему снилось, будто он тонет в каком-то болоте. Но медленно так, по миллиметрику. Мишка тоже использовал эту метафору… Его Мишка. Не этот Гоблин. Только вот разница между сном и явью была настолько зыбкой, что иногда Андрей ощущал привкус затхлости и гнили на языке и в носу. Впрочем, это Питер, тут такое могло случиться. Угу. Но как объяснить, что ощущения никуда не выветрились и в самолёте? Что, воздух из родного города, который они везли, загерметизировался? С натяжкой, но пойдет… А не то Княже так недолго начать сомневаться в рассудке своём. Попытался отвлечься мыслями о Лиске. Светлый ушастенький лучик солнца. Наглядное свидетельство, что хоть что-то у Андрея Князева получается. Красивые дочки. Правда, вряд ли это можно заносить ему в заслугу — в конце концов, детей делать — наука не хитрая. Сложнее их воспитывать — и с этим-то здесь большая напряженка. Он и прежде идеалом не был, а тут… Вовсе. Одна надежда — это временно. И переломить ситуацию получится. Ещё надеялся и с Дианой несколько догнать общение. Ну да, только то ведь и осталось — верить, при этом понимая, что пока его действия больше обратный характер носят. Хотя есть одно худющее добро во всем случившемся. Вернувшись в Король и Шут, Андрей быстро погасит долги. Сможет без стыда заявиться к старшенькой, только вот страх, что Алёна раскусит, креп. Придется извернуться. Как и везде теперь. Однако подобное улучшение финансовой ситуации, может, и укрепит материальное положение нынешней жены и младшенькой, но… Агата оказалась слишком проницательной. И вернуть её, не доказав, что не саморазрушается, что у него всё под контролем… Видимо, не выйдет. Сердце сжалось, вспоминая. Если свою старшенькую принцессу он не видел ещё в этом мире, то вот Лиску… Вчера, когда заезжал забрать свои вещи из квартиры, Агата разрешила немного побыть и поиграть с ней. Жена вообще выглядела странно — не могла не заметить его вид — вроде и жалела, но и как будто свидетельство своей правоты получила. Поэтому ничего не сказала, увы. Меж тем Алисеныш его смеялась и жалась к папке непутевому, пока он пытался улыбаться и не задохнуться от кома в горле. Признаться, теплилась у него робкая надежда, что Агата передумает и не придется перевозить своё шмотье к маме — квартиру он решил оставить девчонкам своим. Причем не медля. Пара дней только прошла, но, что он, не понимал ситуации, что ли?! Не дело это, чтобы жена с тещей и дочкой на съёме куковали. Хоть что-то путное он в этой реальности может же сделать? Может. Хотя б жильем малую свою обеспечит. Вообще, малых, конечно. Но о Дианке он старался пока не думать — чувство вины росло и росло. Там бы не о квартире задуматься, а чтоб должок погасить. Оно, конечно, скоро будет, но как бы ему раньше не сдохнуть от унижения или закипания мозгов. Ради денег он бы никогда на такое не пошёл, лучше бы канализации чистил — всё приятнее и чище, как ни парадоксально, но… Тут-то дело в том, чтоб судьбу обмануть, а для этого придется погружаться в фенольное озерцо, если не море целое! Акваланг, жаль, протекал… И щели эти ширились от осознания, сколько всего он сделать не может. Скован. Только разбить эти стальные кандалы и убежать из каменного подвала Андрей, пока, тоже не может. Даже особо и не пытается. Ведь такова его… роль. Вот так: не хотел в театр, но попал на спектакль под названием «Моя чужая жизнь!» Поэтому пока Андрей не мог никак ни Диану нормально обеспечить, ни повидать (по причине неатрофировавшейся совести и страха разоблачения), ни уверить Агатку, что не псих-мазохист, да и обеспечить их с Алиской следовало бы лучше. Много лучше. Но ни того, ни другого Князь пока сделать не мог. Он вообще мало что мог сделать. Вот, хоть с квартирой. Порешал — да, хоть что-то правильно. В итоге снова съехался с мамой. Той он всегда нужен. По тому, что та его не пробовала расспрашивать, понял, что уже говорили они с Нигровской. Мама, когда он к ней прискрёбся — возрастной детина, лишь спросила печально, так ли ему это необходимо. Понятно, что не крыша над головой. Это не обсуждалась. Мама ему всегда рада была. Как и два верных хвостика. Рина и Катенька временно у неё проживали, пока у Алиски обострение было — сон хрупкий, собачий лай, кошачий визг… Так и не вернулись в квартирку они. Это Княже к ним присоединился. Девичье царство его, увы, поредело… Ну, а что до вопроса матери, то Андрей почти не кривил душой говоря, что иначе жить спокойно не сможет. И, да, план у него был. Кривенький, косенький, как и огромное желание всё наладить в жизни творческой и семью вернуть. Мама повздыхала, но дальше колупать не стала — мировая у него мама. Да, он мало, что мог сделать. Но кое-что мог. Переехать — чем не действие? Или, вот, утащить с собой в Король и Шут Димку. С одной стороны — тому, зная характер Горшеневский, придется туго, но… Лишиться реально своего парня! Не хотел Князев оставаться один. Решительно не хотел. Честно предупредил Наскидашвили, что по первости Горшок им обоим житья не даст, но дальше, возможно, лучше будет. А тот всё равно взял и согласился. Неизвестно точно, по каким соображениям, но Князь в любом случае был благодарен. Он знал Димку, доверял ему, а сейчас такие люди во враждебном окружении были на вес золота. Ведь правда такова, что вся группа следует за своим лидером. И, судя по всему, дружочек его дал команду «фас» своей опричнине. Теперь же чуть увереннее себя чувствовать будет. Не со всех сторон на сцене оборону держать, а с одной — ещё Димкиной широкой спиной прикрываться. Как бы это ни звучало. Правда, тут с Михой пришлось сильно пободаться — не то, чтоб они и без кадровых вопросов мирно сосуществовали… Ага, держи карман шире! Не успел горло промочить после отправки СМС, уже позвонил… Орал. По привычке, скорее, чем реально повод имел. В шутках несмешных обвинял. Обещал приехать и рожу ему набить за такие фокусы. Выдавать Горшку военную тайну, что жена его покинула, Князь не хотел, потому рявкнул, вклинившись в поток ругательств, что он серьёзно. И воцарилась тишина. Враже его переваривал информацию. Кажется, осознал малость, насколько глупо выглядел. Поэтому для острастки рявкнул что-то про условия, остающиеся в силе! На что Андрей не дал ему прервать связь и, поставив на удержание, крикнул про свои условия, которые требуют встречи и обсуждения… И уже после этого несколько приободрённый сбросил звонок и проигнорировал следующий десяток. Опасался, что Горшок примчится к нему на пару из ненависти, но… Заплутал, видно, в пылу подскочившего давления. Разумеется, в мочевом пузыре. Тот же Мишке в голову ударил… А на утро обнаружил в СМС (после пролистанного списка в тринадцать пропущенных) лаконичное требование либо явиться на репточку, либо катиться нахрен со своими играми. Явился. Даже не опоздал, кажется, — вчера довольно уже разозлил своего супостата. Выслушал ор. И даже не сорвался. Странно, но когда всё рухнуло на дно, стало чуточку легче… Потому что иллюзии разбились, и ничего хорошего Князев не ожидал. Поэтому условия диктовал, брызжа слюной, Горшок. На что Князь лишь хмыкнул и спросил, не пригласил ли тот юриста, контракт составить? По дергающейся брови понял — опять перегнул. Хорошо, про кабальный брачный договор не сп*зданул. А то лезли в голову те подколки фанатов, что у них был «развод с биением стекол». Мишка, наверное, тогда точно б в него вцепился. А бить этого гада почему-то не особо хотелось. Стоило представить, как кулак съездит по скуле — пред глазами зажигалась картиночка иная, совсем не лицеприятная. Поэтому, хоть Миха про Князевские условия узнал и не сразу — Андрей сначала поговорил с самим Димкой, то потом орал долго и надрывно. Жаль, совсем глотку не бережет. Повезло кому-то с генетикой. Неужели, несмотря ни на что, даже потравленный организм выдерживал нагрузки на связки? Вообще, конечно, аргумент Горшенёва понятен — нет, мол, надобности в ещё одном басисте. Нет-то, нет… Но в группе и так слишком много алкоголиков собралось. И Захарыч, хоть лично к нему Князь не имел никаких претензий, мог дать фору самому фронтмену. Просто с хмурым не связывался. Алкоголь — коли везет, и в истории с ним связанные не влипаешь — долго тянется, в отличие от наркоты. Там побыстрее сгорают. Поэтому, услышав, как Горшок ржёт ему в лицо — насчёт не нуждаются — да так, словно хотел бы сказать, что и в его, Князевских услугах тоже не нуждаются (но что-то Мишке мешало, какая-то часть — ему хотелось в это верить — души), тут уже и Андрей полыхнул. Ну, а что? Он не бесчувственный. Фитилек у него был подожжен уже давно. Чувство вины и опустошения стали постоянными спутниками, но особенно беспробудными они показались после последней репетиции группы КняZz. Хотя это, скорее, следовало бы сборищем назвать. И, нет, он не воспринял изрыгающиеся из яростного рта Горшка слова слишком живо, примерив это определение на своё детище. Сам видел. На данный момент так и было. С его текущими возможностями и несыгранностью. А кто сыграется за полгода? Да ещё и в условиях на грани выживания. Распускать, однако, всё равно было жаль неимоверно. Он ведь знал, что из этого могло бы получиться… Знал. Хоть и в его неслучившемся будущем от изначального коллектива остались его собственные рожки-ножки и Димка Наскидашвили, потому за него и вгрызся. Да и не только поэтому. Как это было? Воспоминания путались — то, что здесь не случится, переплеталось со своим аналогом из текущей линии событий. Поэтому, болтаясь в прямом смысле между небом и землей, он плавал и в собственном сознании — от одного островка к другому. Неожиданно подумалось, что мозгу его, наверное, непросто удерживать всё это вместе в относительном порядке. Работает на износ, бедняга. Может, поэтому его так к сладкому нестерпимо теперь тянет. Не только потому, что организм помолодевший, ещё не вкусил полезной пищи, не распробовал её, а из-за того, что стресс заедать надо! Как бы снова не вернуться к форме 2004 года. Не потому, что это так важно — хорошего человека должно быть много — он, Димка и Вахтанг — доказательства вполне себе, но… Достанут ведь. Ткнут все, кому не лень. И так-то тычут, точно иголками для куклы Вуду, но лишний повод давать — ну его. Поэтому надо было как-то в руки себя брать. И, да, стараться не думать про вспыхнувший островок, где он, после опубликования заявления, читает парням вдохновенный спич, где обещает… и обещания сдерживает. Всё наладилось. И без смерти Горшка, вопреки вою на болоте. Что до степени — теперь не докажешь, как бы они развивались, не слети звезда Миши со своей орбиты. И вся память его — проклятие и дар. Хотя насчет дара не факт, учитывая, как он всё попеременял. Вот, к примеру, больно было после вдохновенного спича, вспоминать, сидя в кресле эконома, как бешеный его коршуном насел. Точно взбесился после той смс-ки, чуть ли не с бритвой к горлу приставал, всё требовал немедленно разогнать шайку-лейку. Так что собрал Княже всех своих, да и отпустил с миром, сгорая от стыда. Даже учитывая, что с большей частью они и так расстались — нюанс имеет значения. Там это было по воле самого Андрея или участника группы, здесь диктовал батька Атаман, позабывший свои слова про вольный ветер и надавивший на брата своего… Ну это если утрировать. На самом деле, не все были удивлены подобным заявлением. Нет, Князь не объявил им, что вынужден это делать, потому что Горшок не потерпит работы на два фронта. Просто поблагодарил за проделанный вместе путь и сказал, что далее решил развиваться в лоне Короля и Шута. И всё равно обидно было, что никто-никто не удивился. Вот, значит, как в него верили. Классно, хоть и ожидаемо, как бы Андрей не дул щеки. Можно было даже сказать: а покажите, блин, того, кто был бы ошарашен. Хоть одного. С Вахтангом они обговорили всё до. Тот — да, высказал сожаления, но и это решение поддержал, хлопнув его по плечу со словами: «Может, это и к лучшему». А вот Димка ему позже рассказал, что обсуждали они с мужиками это все в группе, без него. И что перспективы туманные, и что будущего нет, и что распустят их неминуемо, вопрос, когда Князь наиграется. Андрея таким уничижительным чувством ненужности в этот момент прошило — секреты, тайные обсуждения даже в собственной группе. Бывшей собственной группе. Да и можно ли её таковой назвать? Вон Горшок стрельнул на добивание, сборищем обозвав. И где, скажите, не прав?! А тогда на точке… Каспер, фыркнув, первым поднялся. — Ну, не скажу, что неожиданно, — протянул он. — Собственно, ты меня немного опередил — я вообще-то пришёл сегодня, чтоб сообщить, что ухожу. Надоело мне это вот всё, мутная трясина. Так что не ты меня распустил, а я сам свалил. Бывай, Андрюха. Удачи с бешеным твоим, с Горшком. Она тебе, вестимо, в лизоблюдстве очень нужна, — и пока Андрей это все переваривал, думая, как это вязалось с обрадованным, чуть ли не через пол-улицы к нему бежавшим Каспером из будущего? Ну, встретились случайно, ну… Подумал он тогда, что с Ришко, хоть пути и разошлись не самым лучшим образом, но что-то теплое всё ж осталось, уважение — так точно, а тут нате! Как же хлестко это всё слышать, даже помня обо всем, особенно обо всём. А ведь тот ещё и подбавил пороху в бочонок и, уже у самой двери усмехнувшись мерзко, пообещал: — Я свой проект собирать буду, ты, Князь, заходи, если что, найдем местечко, не бросим. Че ж они все такие добренькие! И заботливые, как бы Андрей там хрен без соли не доедал. Что Димка, что Мишка! Ну, упыри! Гитарист и барабанщик особо не расстроились — вообще, у Андрея сложилось мнение, что те не репать приехали, а так, пообщаться, фильм новый пообсуждать, из дома свалить, прикрывшись работой, развеяться. Собственно, они мирно покивали в ответ на его заявление, да и продолжили свои темы. Будто ничего не случилось. Ладно, аренду за точку он все равно продлять не будет… А хотят остаток периода тут прибухивать — пожалуйста. Пусть будет типа отступных. И лишь только Димка выглядел озабоченным. Князь, хотевший с самого начала похорон своей сольной карьеры (скромных и неказистых) потом отдельно с ним поговорить, подошёл, да и услышал: — Андрюх, ты сам-то как? Это прошибало. Било наотмашь. Единственный человек, поинтересовавшийся, а что чувствует сам Князь, отказываясь от мечты, от свободы! Да-да, сейчас он ощущал себя ни много ни мало — рабом в каком-то лохматом веке. Ну или идиотом, который себя приковал к ядру, да и прыгнул в море, надеясь, что они оба не утонут. Ладно-ладно, отставим такой оголтелый пессимизм. Просто приковал себя к снаряду, который ещё не обезврежен. И теперь пан или пропан (что снарядец-то и подпалит). Потому что дожидаться смерти Горшка, чтоб получить группу, предварительно разделавшись с Ренником — это что-то вообще для него немыслимое. Да и разговоров будет… Мол, доходил, как век за бабкой квартиру и доволен. Ну, нафиг. Поэтому только так: пан или пропан, увы… А так как была опасность самому подорваться быстрее Горшка, то надо было хвататься за любую возможность сохранить себе менталку. Подумал, и тогда-то решил любыми способами утянуть за собой друже. В смысле Димку, а не подорваться назло Мишке с ним же. Во-первых, глупо, и пожить хотелось — свет клином, как говорится, не сошелся, и десять лет в гандикапе — это очень мало… А, во-вторых, не уверен был, что даже смерть его проймет Гоблина, что на месте Горшка зубы скалил. С Димой же хоть один человек будет в окружении злобных гиен да шакалов. Вот потому-то так рьяно и защищал свой выбор, когда на другой день — а это уже было перед самым-самым носом отправки в Москву — подошёл со своими условиями, точнее всего одним: — Я и так с твоими требованиями согласился, со всеми. Ты, бл*ть не можешь хоть раз в жизни не говниться? Я прошу тебя об одном человеке. Одном, понимаешь, да? Не о скрипаче даже, хотя я без этого инструмента плохо себе наше звучание представляю! — наседал Князь, сверкая глазами. То, что он летит в бездну, не значит, что будет делать это безропотно и вообще… Путь, где в жопу Михе нужно было дуть — не его. Нет, коли так, будем с*читься, чё. В тонусе держать бешеного этого, адреналинчик ему давать, чтоб в депрессию не скатился. — Да нах*я? — Орал в ответ Горшок, вращая яблоками глазными так, что, казалось, щас, как у старика Алонсо отлетят. — У нас что тут, ВИА какой? Самоцветы или Лейся песня, бл*дь?! И я тебе че, Лер Саныч с баяном какой, а ты мне Марго Пушкина, условия читать, а?! С ху*ли мне твой человек сдался, а? Да ещё и глупец откровенный, раз с тобой, неудачником, связался. И перекрикивали они друг друга до хрипоты, наседая: как только искры с глаз не посыпались да драка не началась — непонятно. Кажется, это был единственный всплеск со стороны Андрея до самого отлёта в Москву в этом болезненном процессе возвращения блудного поэта-мазохиста. Больше он подобного не позволял. На Мишку всё равно не действует — стоило ли трепыхаться? Овчинка выделки не стоит. Нервы не казённые, как и связки, увы. Себя беречь надо. К счастью, помог Вахтанг. Андрей понял, что не зря с собой на ту встречу взял. Да и, пока, тот ещё прямое отношение имел к Королю и Шуту. Следовательно, такие нововведения и его касались. Хотелось, конечно, чтобы и дальше касались. Надежнее так представлялось, да и расставаться было дико жаль. — Мих, по хорошему, нам бы Захара заменить. У него просветлений и выныриваний из алкотумана стало меньше, чем было в начале. Запарывает нам всё, — разбил аргументы о ВИА директор. — Сам посуди, Наскидашвили — парень толковый, не злоупотребяляет и исполнительный. — Да не, нормас с ним всё будет, — пытался отмахаться Горшок. — Не маленький, справится. И вообще, чё, нормальному мужику и прибухнуть нельзя, а? — Знаешь, в этой группе и так алкоголиков хватает! — не выдержал Князь. — Это что, такая идея фикс? Ну и переименуйтесь тогда в Синие морды! В чем кайф отыгрывать концерты на морально-волевых, когда у самого башка — всё равно, что барабан, в который Поручик стучит?! Мы ж уже не молоды! Организм не тот, и многого не прощает, не так, что ли, Мих?! — да, Андрея бомбило. Сильно. Он уже успел окунуться в позабытое лоно, когда и на репах разгонялись горячительным. На него пока не наседали — и других поводов для конфликтов хватало, но, кажется, момент настал. — А ты че тут, самый умный, что ли? — взвился Горшок. — Зожник-подорожник нашёлся! К жопе его прилепи и бегай, а к высокому искусству не лезь! Творческим людям необходимо топливо, и это совсем не чай! И Захарыча мне не трожьте — он нормальный мужик, друг и вообще… — Собутыльник, ты хотел сказать?! — вздернул бровь Князь. — Ну, давай, спивайся — только не ной, что забыл слова цирюльника своего! Это ж театр, и профи писали, не мои глупые побасёнки, где я под тебя подстраивался и упрощал всё предельно! — Ты ох*ел? Нет, ты точно… — сцепиться по-настоящему им не дал Махарадзе, взяв обоих как котят за шкирки и разведя в стороны. Ну и потом он как-то уже без Андрея с Мишкой поговорил, и так как Вахтанг умел уговаривать, а ещё был не менее упрям, то всё получилось. Поэтому Миха, нехотя и с рожей полной презрения, нужные бумаги подписал. До концерта, правда, не успел бы новый басист сыграться, поэтому договорились, что Димка после концерта и нового года подхватит вместо знамени бас-гитару в Короле и шуте. Вместо Захара, кто, вообще-то, таким положением дел ожидаемо доволен не был и, как иногда подумывал Андрей, мог и злобу затаить. Ну, ладно, не пропадет авось. Басист, да и человек, он в целом норм, когда не заливает. Может, хоть что-то поменяет в своем житье-бытье, когда обстоятельства так приперли. А ему, Андрею, лишняя вина на душе не нужна. И так уже кругом виноват, расхлебывать теперь пару лет. Справится ведь, да? Взлетит после долгого выползания к свету в оконце?! Раньше, чем хотя б девчонки вырастут? А то ведь так быстро летит время… Не успеешь оглянуться и вместо маленьких принцесс уже такие красавицы наросли, что впору футболку заказывать да всем демонстрировать, что, мол, ружьё есть и алиби тоже — лучше дочек не обижать. Ну, вот, снова на Алиску с Дианой переключился. И приятно это было, и болезненно. Поэт-мазохист — наверное, очень точная характеристика. Вспомнил живо так, как вчера, когда уходил, Лиска, за мамину руку держась, второй лапочкой воздушный поцелуй ему отправила. Это обожгло и согрело сразу. Новая умелка, поди-ка, когда ж успела? Не виделись ведь всего ничего. А потом сразу камнем по голове шарахнуло: это теперь его роль. Увидеть уже постфактум, порадоваться, да и снова уползти в тень, не имея возможности в каждодневной жизни участвовать. Лишь приходить и уходить из её жизни. Быть не константой, а плавающей, как и график, и кое-что похуже в проруби, переменной. Сколько таких пропустит новых умений? Сколько времени потеряет и моментов? Не то, чтобы он был идеальным папкой — сначала в Короле и Шуте по городам прыгали, затем вся его колбасня с новыми группами… В общем, хорошо хоть деть его узнавала (и старшая тоже!), в принципе. А то ведь и пугаться могла бы… дядьку незнакомого. Но, всё же, тогда Андрей больше шансов имел быть папой. А новые вводные недвусмысленно намекали, что светит ему роль знакомого незнакомца, имеющего странное такое имя — папа. Сочетание звуков, есть, правда, и похлеще: папа-кошелек, папа-банкомат — это, кстати, и в неразведенных семействах бывает иногда, когда отстраняются от воспитания и возни со своими «личинками» некоторые отцы года, которым лишь бы род продолжить род, но… Прекрасно просто. Перспективы — просто класс, особенно, если прибавить, что вторая женка тоже может кого-то себе найти… А если и она более счастливой окажется, чем он помнит, что тогда Андрею делать? Поставить на себе крестик, расписаться с Музой, да и бегать от одной юбки к другой, чтоб забыться и самоутвердиться? Ну, ладно, лет 15, может, двадцать побегает — а потом что? Мерзко это попахивает. Да и одиночеством каким-то накрывать начинает. Не то, чтобы ему прямо так это все необходимо было. Он вполне и растворяться в своём творчестве мог, но после того, как уже вкусил по полной, аппетиты умерить непросто. Да и, положа руку на сердце, необходимо. У Князя всегда тыл мощный был. Разве не мог он тоже по наклонной пойти, да и дальше Миши зайти? Мог. Просто повезло с родными. Но родители — не вечны, и так уже одна мама осталась, а вот жена… Тут Агатик поступила иным образом, но и ситуация в корне поменялась. Обвинять, осуждать он не смел, хотя обида в сердце и поселилась. Хоть ты тресни, хоть сто раз повтори, что сам виноват и это для блага его, но привык к её плечу. Плохо сейчас без него было. Поэтому нет — тыл очень нужен был. Усилием воли запихал тогда эту мысль подальше. В топку всё! Вот, с Горшком разберётся, оттянет от края, тогда и с Агатой решит. И она к тому времени отойдёт, увидит, что не летит он, крылья сложив, в бездну саморазрушения и потери личности, да и наладят, мож, общение. А там, глядишь, и семью соберут заново, вставят пазлики куда надо. Рано руки опускать. А с другой стороны — как тут чёт делать, если в группе он теперь почти место пустое? Раньше хоть говорилось, что Горшок — батька, Князь — босс, то есть один отец родной, вдохновитель идейный и предводитель, второй рулит делами да всем помогает… Но так было, пока жили душа в душу Батька с Боссом! Некоторые оголтелые фанаты с больной фантазией ржали, что с маманькой. А тут уже собственная изощренная фантазия Андрея добавляла подробностей горьких! Да, матерью, но маманькой такой, которая, вроде как, большую часть материала родила и потом следила, чтоб ничё не развалилось в семье, но, при этом, меркла и задвигалась, когда в дом входил батя-ювелир, благодаря которому все такие умные и красивые выходили, да ещё и позволял детишкам то, что злая маман запрещала. С батей весело — маман же кашу полезную есть заставляет! Утрировано до жути и, вообще, шизой пахнет, но чё, не так, что ли, если продолжать знакомую метафору про развод с бьющейся посудой и дележкой детища Король и шут?! Мишку сейчас несёт здорово, обида полыхает — это понятно — даже при условии, что Андрей пришёл всё же. Пусть и не приполз на коленях, но это уж совсем из разряда фантастики и чьей-то больной влажной фантазии. Не думал же его друже, что Князь в самом деле так уронит своё достоинство, а? Сейчас, временами, начинало казаться, что да — думал. Это ж какой черт ему так на ухо напел? Или сам допёр?! В любом случае сейчас у него крепло ощущение, что Горшок напряженно думает, как бы побольнее ударить, как бы половчее столкнуть со скалы или утопить в мешке на причале. Вот даже в бытовухе же козлится! Сегодня вся группа летит вместе — и только Князев один как перст, отделенный почти всем салоном. Мало того, Мишка ещё издевательски протянул: — Ну, мы ж не знали, вернёшься ты или нет, заранее не заказывали, так что извини, Андрей, что было, то и взяли. Скажи спасибо, что не поездом! Могли б раньше отправить просто — сэкономили б, глядишь. Каков гад, а? В мелочах хочет подгадить, показать, какой Князь ненужный элемент. Недостоин даже рядом сидеть. А ведь не он же билеты заказывает. Интересно, не задолбал ли ответственное лицо с этим вопросом? Мишка умеет, да. Может, даже, специально настаивал. Хотя… Тут Князь потупился слегка. Представить себе, чтоб Миха, пусть и в гоблинском обличии, специально подличал, да заговоры какие вел, махинации подковровые… Нет, Андрей не мог. Вот в морду дать — да, высказать всё, что думает, хоть прямо, хоть через журналюг — да. А чтоб так, мстить мелко… Но тут же неприятным воспоминанием вспыхнули сорванные концерты. Ведь кто-то же договорился тогда, чтоб можно было по билету на «Князя» на «Король и Шут» пройти… Андрей ведь так и не узнал, кто всё это организовал. Агата, правда, считала, что это либо орги, либо директор постарался. Не Вахтанг, разумеется. А тот, кто после него эту шайку вёл. На крайняк — кто-то из музыкантов с рогами выпирающими и нередко на себя функцию орга берущего. В Миху она верила, в его честность и наивность, хотя и полыхала за всю ту х*йню, что последний им организовал. А с другой стороны — хорошо, возможно, что хотя б на время полёта не рядом. Миха ж продолжает тренироваться в умении подъ*бнуть. Причем не по-дружески, как раньше, а чтоб уязвить, больно сделать. Чтоб страдал, как Горшок сам страдал, когда Андрей ноги сделал. Угу. Ведь, несмотря на полыхание, всё время держится близко-близко. Точно боится, что Князь передумает и свалит. Правда, зачем в таком случае душит… Непоследовательны, короче слова и действия. В этом весь Миша. А может соскучился, но показать это не умеет, вот и колупает, как может, даже таким общением наслаждаясь. Может, и правда просто билета рядом не было… Это ж такой шанс поприседать на уши! Мог бы своих попросить поменяться, но, опять же, это значит показать парням, что Князь прощен, а этого он, видимо, не хотел тоже. В любом случае — с Михой под боком ни отдохнуть, ни расслабиться. Этот сгусток энергии, чертов энергетический шар, казалось, необходимое топливо для своего горения брал из самого Андрея. Чувствами питался, вампирюга. Пусть клыки уже и не выпирали — сделал-таки зубища, почти как у Голливудских звезд, — но вампиром остался. Князь вздохнул тяжко: да, это его выбор, да, он сделает всё, что надо, он отобьёт своего лохматика, скинет с него эту маску Гоблина, за которой тот привычно спрятался. Знает же Андрей, откуда такая необходимость в облике этом возникла. Мишка ненавидел слабость показывать, считал, что мягкость делает его уязвимым. Боли-то он не только физической боялся. Моральная пугала ничуть не меньше. А, может, и больше. Боль тела можно приглушить лекарством, вылечить, исправить. Боль внутреннюю, души, как уяснил сам Андрей за проклятые десять лет — не заглушить, как ни стараешься. Потому же и подсел ведь, что боль от уколов, ломки — она физическая и для него легче её вывозить показалось, чем души страдания. Спросите, откуда взялись? А разве сахаром его жизнь была? От хорошей не уходят из дома на улицу. Конечно, собирание Князем своего коллектива было воспринято как подлое и непростительное предательство. Это вам не сольник, где часть народа их же музыканты, а часть — сессионники, хотя и тогда чуть не разошлись как в море корабли. Вот из-за боли сильной маска гоблина почти что и приросла к Горшочку.Присосалась как в фильме том, с Джимом Керри — там тоже отодрать маску Локи почти нереально было, и та всю личность постепенно подавляла, стирая. Закрылся Мишка, да так, что не справлялся никто. Или… не хотели справляться. Андрей невольно поморщился. Всё это отмазки — человек буквально умирал почти год на глазах многотысячной толпы, в окружении родных и давних друзей. И все оправдывались, мол, взрослый человек, никого не слушает, наше дело маленькое. Угу, а то, что все эти бесконечные в тот промежуток времени бронхиты, пневмонии, влияют на сердце — это ж, конечно, никто не знал. Мы ж не врачи, поэтому закинься, Михаил Юрьевич, таблеточками, укольчик сделай и дуй на сцену! Если не петь, то хоть постоять, чтоб толпа угомонилась, кумира увидав, что не зря на концерт пришла! Да и сам Князь не лучше. Совсем. Тоже ведь оставил, голову в песок засунув. Старательно старался абстрагироваться, не интересоваться. Что и где, как там его друже-враже поживает. Говорил сам себе, что ему всё равно. Жив, концерты вон проводит, народ собирает толпами — и ладно. Ага, да, конечно. Если б знать… С этими невеселыми мыслями и проваливается, наконец, в сон. Тягостный сон, полный тумана и грозовых вспышек. В поле каком-то стоит. Под ногами хлюпает влажная болотистая почва. Идет куда-то, а куда? Ноги сами несут. Пока, вдруг, из тумана не выплывает худющая длинная фигура, по счастью, не Смерть, но сердце вскидывается, трепыхаясь, точно её и увидал. — Мишка, — неверяще шепчет Андрей. Горло снова перехватывает так, что имя вырывается сиплым стоном. Этот Миха странный. Он обычно видел во снах Горшка из 2008-2009, относительно здорового, относительного «чистого», превозносящего кефир и пытающегося заняться спортом. Смеющегося и поющего с ним на одной сцене. Данный персонаж — совсем молодой. Времен первого и второго Нашествия. Длинный, нескладный, болезненно-худой из-за хмурого. На волчонка похож. Лишь на сцене из него матерый волк вдруг прорывался, словно энергией от заведенной толпы подпитывался. Волосы черные, слегка грязноватые, взлохмачены, глаза такие же тёмные, кажется, в душу заглядывают, насквозь видят. И улыбка, хоть и редкая, но искренняя, не злобный оскал, а щербатость, ему что-то невыносимо родное привнесшее. Этот Мишка совсем не тот, что являлся раньше, да и на того, что коршуном в него сейчас впивался, не похож. Но Андрей почему-то ясно осознает: он точно его. Из его времени, тот самый, что умрёт в одиночестве, как всегда и боялся. Тот Мишка, которого он не спас и уже не спасёт. — Привет, Андрюха, — перекрикивая шум ветра, вопит Горшок, он серьёзен, даже слишком. — Не дело ты затеял. — В смысле? — Князев не выдерживает, подходит близко-близко, обнимает, прижимает к себе. Защитить Мишку хочется. Даже во сне. Даже от ненастной погоды. Совсем не дружелюбным выглядел тот ветер. — Бесполезно пытаться молнию поймать, — метафорами Горшочек заговорил? Может, и не совсем это его Горшенёв, но ощущался родным и отзывался теплом, душу измученную согревая. — Ты думаешь, можно судьбу переделать? Бесполезно бороться с фатумом, особенно, как ты — резко и нахрапом, — неожиданно всё это. Мишка выглядел обеспокоенным и… пытавшимся вправить ему мозги! — Думаешь, я так хотел? — Андрей реально возмущен. Ну, ладно, реальный Горш, но и из сна его версия х*йню несет? — Меня поставили перед фактом, шанс дали. Я не понимаю, сколько у меня времени. Может, завтра мне кирпич на башку свалится, очнусь в больнице, там, где нет тебя. А ещё одну возможность вряд ли дадут. Да и остановить тебя за полтора года сложно — ты ж в пропасть несёшься со скоростью пули. — А, может, это моя судьба? — неприятно вгрызся Миша. Червячок сомнений этот мучал и Андрея, но он от него старательно отмахивался. Мало ли, вдруг он отведет беду и 19 июля, вместо вставшего мотора, Мишку убьёт что-то другое, в лучших традициях фильмов про игры со временем? Например, упавший с верхнего этажа ананас! А Горшок меж тем безжалостно продолжал: — Не думаешь так? Может, положено мне было сдохнуть так? Я ж всегда знал, что долгая жизнь не для меня. Холодный ветер хлестко бьёт, зашвыривая мелкий водяной пар за шиворот. — Ни фига! — Андрей, решительно отмахиваясь и от собственных упаднических мыслей тоже, крепче хватается за Горшочка. — Никакой это не фатум, а ты не фаталист! Ты просто себя запрограммировал, перемкнуло тебя на этой мысли. Вот и вышло так, как вышло. Сначала тридцатку ставил, потом на сорокет перекинулся. Вот и запустилась программа — если постоянно повторять одно и тоже, кто-то может и услышать. Ну или сердце решило, что вышел его срок — ему мозг такую команду дал. — Тогда и здесь эта программа запущена уже, — хмурится Мишка. — Что ты сделаешь за полтора года? Смирись и отпусти, Княже. Эта ноша может быть слишком тяжелой. Андрей просто мотает головой: он и сам об этом думает, но слышать не желает. Обязан попробовать, даже если это и будет его единственная жизнь, особенно если: — Нет. Я тебя вытащу, слышишь. Найду способ, кнопку какую, что программу остановит. Вытяну. — А ты не подумал, чем придется платить за это, Андрей? — совсем уж тихо спрашивает Мишка. Андрей его даже не слышит, а, скорее, по губам читает. — Ты уже Агату потерял, думаешь, это будет единственная плата? Андрюх, не губи себя. Откажись. У тебя даже тут всё ещё может получиться. А если продолжишь, вполне вероятно, что со мной вместе упадёшь в бездну. — Я сильный. Выдержу. — Несмотря на концентрированность на Мишке, не может не отметить, что ветер и гроза внезапно стихают. Становится чуть приятнее в этой обстановке, однако солнце тоже к ним не спешит выглядывать, приободряя своим касанием. За тучами сокрыто в этом странно-сером мире. Хотя, да, день же, и буря очевидно прошла. Уже и не так сгущены тучи. Мишка ничего не отвечает, вместо этого отстраняется, срывает травинку. Задумчиво прикусывает её, ждёт, когда сок расчувствуют рецепторы, потом выдаёт: — Парень, что с ветром воевал, тоже так думал. А ты даже не ветру, урагану противостоишь. Ослепленному и не ведающему, что с тобой на самом деле творится. В последний раз прошу: откажись. Приземлитесь — шли меня ко всем чертям, бери обратный билет и лети в Питер. Улетай, прошу, Княже, — он подходит ближе и вцепляется ему в грудки, с нажимом повторяя: — Улетай и не оглядывайся! Не беги за солнцем — обожжёт! — Не могу, — слова словно закручиваются, не желая вылетать. Боли в груди от цепких пальцев он не ощущает, но всё равно мягко отодвигает от себя: — И было бы неплохо, если б ты сам с собой пообщался, да мозги на место вставил. — Не могу, — в тон ему отвечает Горшочек. — Я — твой Кошмар, не его. У него своих полным-полно. Не пробиться мне. Какое-то время они проводят молча, стоя близко-близко и думая каждый о своём, и грустя об одном и том же. Но потом Мишка, словно прислушивается к чему-то, и скомкано прощается: — Бывай, надеюсь, увидимся, Андрюх. — Что? — недоумевающе вопрошает Князев, удивленный обрывочностью речи и внезапностью завершения. Ведь, завершает же Мишка сеанс потустороннего общения через сон? Часть его отчаянно хочет удержать, забрать с собой. Другая колеблется — можно ж так ещё больше нарушить события реальности. Два Горшка, блин, в одном мире. Когда и одного-то, порой, слишком много. А тут, что получится — один снаружи, второй в голове у него живет? И когда один сучится, второй бежать уговаривает — так точно до дурки недалеко. Но когда его сложности останавливали? А черепушка у него крепкая — выдюжит. Андрей уже начал было тянуть к фигуре друга свои грабли, чтоб утащить с собой, да последний, уже тая, вдруг резко восклицает: — Проснись! — Чё? — совсем уж перестает понимать происходящее Князев. — Проснись! — рявкает, — перестань филонить, — и глаза его становятся совсем гипнотические, долго такого Андрюхе не выдержать. Это что за неожиданный поворот, судьбы его, а? Не успел удивиться, как сильный толчок в плечо внезапно переносит его в кресло в салоне самолета. Где он тут же сталкивается с незнакомым взглядом знакомых тёмных глаз: возмущенным, холодным, в котором ни искорки прежнего света и тепла не наблюдается. Аж будто с кондюшника в середине зимы подуло, холодом таким, под кости проныривающим. Такой контраст со встречей во сне. — Вставай, давай, — недовольно буркает Мишка, требовательно тормоша его за плечи. — Спящая красавица! Дел куча, а ты тут разоспался, — ворчит, не скрывая насмешки. Реальность накрыла резко и с головой. Прилёт камня по башке был бы более приятным способом пробуждения.