Ой да в круг медвежий танец Иван-чая лукавый румянец Да топтали листья клевера Разорвали сердце верное Заступись за меня, Ярило Калевала — Ярило
До концертного зала добираются в полном молчании. Ну, изначально-то парни пытались на какие-то нейтральные темы задвигать, но мрачная рожа Михи им явно высвечивала предостережение. Угу, карточку. Жёлтую, а когда будет красная, Горшочек кинется крушить в лучших традициях новинок Голливуда. Да, в этом времени всё ещё новинок. И Князь не выдумывал и не прикидывал мысленно, пошла бы Мишане зелёнка. Ещё бы! Сейчас он и без гримеров выглядел зверем, подобравшимся, к прыжку готовым. Опасностью так и веяло от всей этой фигуры, мрачно рассевшейся на первом сиденье микроавтобуса. Халк, знаете ли, менее угрожающим выйдет. Особенно из Финала. М-да. Чувствовал это не только наш Марти Макфлай. Может, поэтому, поглядывая то на Горшка, то на Андрея, коллеги по группе замолкли и уткнулись в мобильники, в книжку и ещё куда-то, заслушались демонстративно музыкой в наушниках или комментариями к видосикам — хрен их знает, это царство болотного короля, крысиного ли. «Тишина… Мёртвые с косами стоят, — подумалось Князеву внезапно. — А где же гроб с покойничком?» Он невольно покосился на Мишку, что яростно грыз яблоко — выглядело так, будто он представлял на его месте мозг Князева… Такой, блин, весь преисполненный оскорблённой невинностью, заведённый и злой, совсем не знающий, что через каких-то полтора года превратится в золу. А может и знающий. Оттого и сучится, что помирать неохота, вопреки всей браваде. Но помирать надо — запрограммировал себя ж! Да и старости и немощи, что мстительной волной за юность обрушится, боится. Хотя, положа руку на сердце, там не только юность. По сей день продолжается крутое пике. И то, что Горшок не пополнил клуб 27 — это просто удачное стечение обстоятельств и восхитительное сочетание генов. Только вот вечно природа на себе ездить не позволит. У всего предел есть. Вон Оззи Осборн — тоже пил, курил, нюхал, кололся, летучих мышей жрал, памятники метил — чё только не делал, даже на квадрике разбивался в хлам. А, поглядите-ка, 75 лет почти что мужику. Живой. Альбом вот записал, хоть и концерты не даёт — тяжеловато, но тяжеловато — это одно, а лежать в могиле, червей кормить, больше ни одной песни не записав — другое. Да и дед этот, крутой, явно дал понять, что хочет дожить и увидеть фильм о себе. Разве его дружочек может подобным похвастаться? Увы, нет… А ведь тоже в случае с Оззи учёные умы поразились, как же так сохранился, да и провели несколько тестов… Мутант, как выяснили. Мишка, скорее всего, тоже. Иной на его месте уже раз тридцать помер бы. Только вот Осборн завязал. Жена-менеджер боевой оказалась, выгрызла его у хмурого. А вот Горшочек его никого не слушал… Летел в могилу бодро! Ну вот, подумал сейчас и чувство отчаяния так резко прострелило грудину, что из неё вырвался не то всхлип, не то смех. Сколь верёвочке не виться, всё одно — конец близок. Миша подобен несущемуся к пункту назначения поезду — и сдвинуть его с пути прямого будет… Непросто — это самое малое, а не раздавит ли Андрея самого, как бабочку приснопамятную, о лобовуху локомотива?! Всхлип-смех был близок к истерике, которую с трудом удавалось гасить в себе. И ладно бы тот просто вырвался — так нет же. В полной тишине этот звук был столь отчетливо слышен, что все взгляды тут же обратились к нему. Все, кроме одного. Горшок одним мощным жевком проглотил яблоко вместе с требухой и кисточкой и теперь настойчиво делал вид, что смотрит безучастно в окно. Пытаясь справиться с обуревавшими чувствами и замаскироваться — нельзя ведь, чтоб те решили, будто он плачет — щас, разбежался со скалы — Князев выдал ещё несколько нервных и неестественных смешков, сам понимая, как жалко это всё выглядит. Но парни, похоже, поверили — вновь вернулись к прерванным занятиям. А ведь вообще-то смех без причины — это верный признак дурачины. А Князев не был вооружен ни газеткой с анекдотами, ни кирпичом (по сравнению с 23 годом, да кирпичом!) телефоном… Но — списали. Творческая ж личность — в голове теа… Не, театр Горшку оставим! КВН пусть будет, во! На саундчеке, впрочем, полегче. Занятость делом в кои-то веки мешает Мишке громко хмыкать каждый раз, когда их взгляды с Андреем пересекаются. Причем происходит это часто, ведь Горшенёв точно следует заповеди: держи друзей близко, а врагов ещё ближе… Ужасно, на самом деле, всё это осознавать. Ну, либо есть ещё вариант. Бешеный его скучал, но иначе выразить чувства и получить внимания ему не позволяет задетое эго. Угу, держи карман шире — пригодится, три-четыре, когда будешь снова ушат говна от дружочка своего принимать! А так всё, в принципе, нормально, пока идёт настройка оборудования, но Князю по-прежнему неуютно. Да, именно так. Всё ощущается так, словно надел костюм не по размеру, из которого давно вырос. Ну, либо тот сел после стирки и теперь налезет только ребёнку. Или даже с чужого плеча облаченьице. Кажется, все тело скованно, везде всё жмет и давит. Душит. Того гляди, аллергия пятнами поползёт и чесотка начнётся. Придется, как псу шелудиво… Так, оставить! Андрей всячески прогоняет мысли о чужом месте, занимаемом им самим — весьма-таки Чужим для этой другой эпохи, находящимся в чужом же костюме, в чужой роли, с чужими диа… Нет, текста, всё ж, его! Как и остальное. Что такое одиннадцать с половиной лет? Фигня в повести временных лет, пыль песчаная на ветру. Это его концертная одёжка, его место, его группа, его Мишка. Он просто отвык. Жили же столько лет друг у друга в головах, творили, соревновались, творческого пенделя друг другу давали. Такие вещи не проходят бесследно. Даже если Миха сейчас козлится, Андрей уверен, что сможет достучаться, тот откроет дверь снова и улыбнется, как раньше — тепло. Но его всё равно душит. Ощущениями, воспоминаниями, эмоциями. Одного взгляда на задник, с которым ему ныне выступать, хватило, чтобы на пару минут выпасть. Оформители постарались. Андрей смотрел запись этого концерта, но вот вживую это сооружение, этот крест с Анархией распятой смотрелся ещё жутче… Причем временами он ловил себя на мысли, что не только Анархия тут зашифрована. Буква «А» она, знаете ли, у Мишки вместо красной тряпки на корриде. Поэтому да — Князь не в своей тарелке. Его давит тисками, что зажимаются от то и дело бросаемых на него внимательных взглядов изучающих от Горшка и компании. Стая гиен — а удачно он их сравнил. А сам он кто? Возможная добыча? Ещё не падаль, но вот-вот?! В общем, атмосферка тут, хоть и рабочая, но совсем не похожа на хотя бы прежнюю. А привык-то Княже, как мы помним, к совсем другому. Не хватало суетящегося Егорыча — он тут ещё в ЧОПе работал, себя искал… Марка — этот вообще пешком под стол, наверняка, ещё тут ходит. Как и Женька. Остальных в принципе можно выцепить… Но куда? Горшок и за Димку ему чуть печень не склевал, похлеще всякого орла, клевавшего печень Прометея, накинулся. Может, потом — но точно не в обозримом будущем… А пока вспоминай-привыкай. Знакомые ж все лица. Это для тебя они люди из прошлого… Для тебя были все те суды и дикий смех от выдернутых из книжки-биографии Ренника строк. Тут же прошло всего полгода. Можно влиться назад. Дверью Князь может и хлопнул, но на засов не закрыл. Юридически они и не переставали быть его группой. И всё же как это было не похоже на то, к чему он привык. Тем более на весёлый дух их, будем честны, общей молодости. Потому и настроение было не концертное, а поминальное. Причем в чью честь он так пока и не понял — то ли его самого, то ли Горшка. И то, и другое глухой болью отзывалось внутри, словно та глубокий колодец, а в неё кто-то швырял огромные булыжники без разбору и продыху. Совсем не помогают настройке на боевой лад рабочие, начинающие монтаж задника. Он и раньше-то внимание привлекал его, но тут его поднимать начали, и накрыло по-новому, пуще прежнего. Андрей даже в песне слова прое*бал собственные, уставившись на распятую букву «А». «Эй, куклы, бегите — ешьте меня, вот он я!» — как в тему встало, блин. Можно, конечно, было списать, что давно не видел данный стяг. Хотя, нет — на съёмках сериала видел. И уж точно не выступал десять лет в обед, если не двенадцать. Но Князя совершенно точно грызет иное чувство. Мелькнувшее было смутное чувство, когда он только увидел «задник», только усилилось, упрочняясь, пока ту голгофу водружали на верх… Самый-самый. Интересно, а какова вероятность, что эта херовина грохнется прямо на него, и Андрей очнётся в больничке в своем 23?! Практически никакая. Если и помрёт, то, скорее всего, на том песня и будет отпета. Потому-то сейчас Князев, словно наяву чувствует, как в ладони и ступни глухими ударами обливающегося кровью сердца вбиваются тупые гвозди, причиняя невероятные страдания. Нет, это не Анархию распяли. Это его, Андрея, прибили к кресту в назидание. Это он медленно умирает у всех на виду. Повиси-ка на нём, на кресте, Князь. Не мученик даже, не жертва — так, бабочка, с проколотыми крыльями, выставленная на всеобщее обозрение. Глупое-глупое создание, что само село на руку коллекционера-охотника. Повиси-ка на нём, а когда надоест убиваться — возвращайся назад. Только возвращаться-то, похоже, и некуда. Хотя погулять по воде, в принципе, можно. Из июля он попал в зиму, залив и Нева застыли… — Ты чего завис, Князь? — как из-под толщи воды доносится до него голос Михи. Может, он всё же внял гипнотическим посылам песни — пошёл гулять, провалился под лёд Москвы-реки… Видит мир за льдом, кислород живительный, но вдохнуть возможности не имеет. Течением северным отнесло далеко от полыньи — а пробить лёд не получается, сильно крепкий… Если только кто снаружи не подсобит — у него самого силы кончаются, кажется, ещё пара ударов рыбой об лёд — и он камнем ухнет ко дну… Андрей растерянно переводит взгляд на Горшка и успевает заметить вспыхнувшую искорку беспокойства в тёмных глазах. Хотя, быть может, ему просто показалось. Или игра света и теней в настраиваемом зале такова, что выдал желаемое за действительное. Ему сейчас любые знаки нужны, только б знать, что игра в сапёра стоит потерь, уже понесенных Князем. — Отвык, что ли, на больших концертах играть? — продолжает Горшенёв и, начисто разрушая магию надежды, что успела робко проклюнуться внутри, издевательски закончил: — Так мы ж тебе всё для комфорта сделали: ни «Скалу», ни «Куклу», не включили в сет, поём исключительно моё сегодня. Чтоб попривык, а то опять начнёшь волноваться, лажать… Будут потом опять трепаться, что Князь-де петь не умеет. А ты ж умеешь. Просто немного расслабился, но, ничего — мы поможем. Лучше б не говорил. У Андрея так и вертится сказать ему что-нибудь покрепче, так сильно хочется, что аж зубы скрипят и голова словно пылает. Но нельзя, ибо начинать сейчас разборку — значит, к концерту подойти в раздрае, а слушатели этого не заслужили. Да и так на виду у всех окажется, под прицелами и с зала, и со спины — косячить, сбивать дыхалку сейчас нельзя. Как и терпеть потом разговоры, а чей-то у солистов рожи побитые? Поэтому, как бы не хотелось пририсовать Мише профилактический фингал под глаз, сор с избы выносить — последнее дело. Но пока он судорожно переводит дыхание, Горшок отпускает небольшую улыбочку. С*ка! Добрый до тошноты, заботливый, аж дыхание спирает, а глаза от сияния нимба слепит — Пресвятой Горшок, Князь же — клещ, паразит, тьфу, бл*дь! А ведь для многих так и есть… — Да, кстати, — будто что-то вспомнив, озабоченно крикнул Мишка, обращаясь к техникам. — Вы там Князю-то микрофон приглушите, лады? — Что, прости? — Андрея опять начинает потряхивать. — Какого, Миш, а? — вся нецензурщина отчего-то оседает на дне души, сворачиваясь в вящий ком ужаса. Дожили. Пздц, нах*й. Он не для того столько лет вкалывал, чтоб вернуться к тому с чего начал — и то просто в те времена аппаратура дно была, а орги — пидоры иные, специально «того второго» приглушали. Ибо «А чё такова?» И нате! Приплыли. — Андрюха, да не горячись, — Горшочек масляно улыбается уже в открытую, чуть ли не подпрыгивает, как щенок какой, ей-богу. Ага, только вот прячется там сейчас, очевидно, демоническая сущность, не меньше, в теле весёлого лохматика. — Ты за время своего, так сказать, про*ба опопсовел слегка, звучание у тебя какое-то кабацкое. А зрители ж хотят качественный звук слышать. А мы любим радовать наших зрителей, — развёл руками. — И зачем звал тогда обратно? Коль мешаю, а, Михаил Юрьевич? — Князев чувствует, как лицо наливается краснотой. В голове уже откровенно стучит пылающий молоток. Он яростно тычет в водружаемую голгофу с распятой Анархией. — Или вместо декорации? Чё тогда прямо к кресту не прикрутил? — А не хотел, чтоб ты х*й без соли последний доедал, — враже его явно рассердило имя-отчество, да и на крест он бросил взгляд пылающий. — Девчонок твоих пожалел. Дети ж не виноваты, что у папки беспочвенные закидоны. Детки кушать хотят, — он снова развёл ручищами, потом опять метнул взгляд на водруженный на место задник. — Что до использования тебя в выставочных целях, то, прости, Княже, рожей не вышёл! Бэки пой и будь доволен! Теперь Андрея по-настоящему трясет от злости. И ведь видно же по Михе, что не издевается, не поддеть хочет. Неужели реально благом считает возвращение блудного козла отпущения в стадо? Типа, спасает Князева от самого себя, что ли? Семью его выручает от бестолкового главы семейства?! Ах*ть, полный света Горшок нашёлся! Или Андрей ошибается, и Мишка притворяться умеет весьма и весьма неплохо. Да что там неплохо — Князь вспоминает их игры по молодости — равных Горшку в перевоплощении не было. Может, отточил до такой степени, что теперь уже играет вполне во взрослые игры — махинации, сарказм… Кого он, в таком случае, вернуть пытается, спасти? Прожжённого кукловода?! Расчетливого и хитрого актёра, а не обиженного ребёнка большого, что искренен и в своей любви, и ненависти? Может, прав тогда Миха из сна — не следует даже пытаться, судьба у этого индивида такая? Тут же сам себе мысленно пощёчину отвесил. Нет, постой, мой бедный разум! Не спешите, колёса. Кондуктор, срочно надо охладиться. И Князев в два шага подскакивает к стойке, цепляет обратно микрофон, словно тот жжётся, да, не оборачиваясь, скрывается в кулисе. Воздух! Ему срочно нужен свежий воздух! Желательно попрохладнее, ледяной! Благо зима — с этим проблем нет. — Начинаем через час, не опаздывай, Князь, — доносится вслед, но он едва ли это слышит. Хотя, какая к лешему разница, если микрофон ему убавили, песни в сет не включили? Зах*ем являться вовремя? Зачем вообще выходить? И не жирно ли Король и Шут содержать бэк-вокалиста с долей в гонораре равной фронтмену? Да, бегло сунул нос в бумаги, что ему Вахтанг недавно втюхал. Прежний процент ему оставили, досольниковый. Удивительно аж прям. Неужто, в самом деле, Горшок себя благодетелем возомнил? Что ж, остальные вряд ли были в восторге — их-то доли просели сразу. Думать сейчас про это вообще не хочется, но он думает. Пусть и вскользь. Бабки-бабки… Это Горшку на них чхать было, давно б по миру в одной рубашке пошёл бы, если б не присматривали худо-бедно родители да Ольга. Хотя близок был. Так, в 13, внезапно выяснилось, что ничерта-то он не нажил, что единственная наследница — Сашка (Ну, ещё мама и супружеская доля!) — и та не обеспечена. Впрочем, пусть Миша живёт, как хочет. С деньгами, конечно, хорошо, но херово Князю сейчас вовсе не от их отсутствия. У него душа болит. Чувствуется, как в ту знатно поднасрали. Андрей проскакивает гримерку, коридоры, лестницы. Никто и не пытается его остановить. Наверное, выглядит он сейчас так, что впору табличку вешать… Злая собака! Череп с молнией мы опустим — навевает неприятные воспоминания о том, как он сюда попал, и воскрешает какой-то подсознательных запах шашлыков, от которого тянет взблевнуть. Очухивается, только когда обнаруживает себя у одного из запасных выходов. Рвёт дверь и, как был, в футболке и бриджах, выскакивает на мороз. Сейчас это то, что нужно — поможет охладиться. Место тут укромное — глухой переулок, вряд ли сюда кто пойдет. Но он слышит людей — идут, должно быть, на концерт. Это угадывается по обрывкам песен. Их песен. Его песен. Он слышит и дышит, скрытый темнотой. Кожу пощипывает от холода, однако голова медленно, но верно остужается. Эмоции — не лучший помощник в его нелегком и небыстром пути. Они, вообще, способны всё разрушить. Хватит и одного Мишки, живущего исключительно ими. Хотя бы Князь должен сохранять трезвость рассудка, не поддаваться желанию выплеснуться. Если так невмоготу, то по прилете домой можно сесть на электричку, доехать до Голубково, найти старый колодец и покричать в него так долго, что связки надорвутся — зато дышать и жить станет легче… Пусть идут лесом всякие коучи модные по управлению гневом — у него свои способы. Рабочие. Пробует медитацию и дыхательную гимнастику. Постепенно становится лучше. Однако Андрей решает постоять еще немного. Доостужать голову, да и надышаться чистым воздухом, а то там, в зале, кажется, скоро гнилью запахнет. Разложившимся трупом их с Михой дружбы. Впрочем, сперва надо успокоиться. До конца. Интересно, чьего? Не крякнет ли в этом мире он быстрее Горшка, ну вот просто от наступания самому себе на горло? Такая, знаете ли, эквилибристика! И кислорода нехватка физически ощутима в некогда родном коллективе. Что ж… Очень кстати пришлись сиги в кармане. М-да, столько лет бросал, и для чего? А, всё равно. Знает ведь, что бросить может. Да и нужно… Но не сейчас. Топить тоску в стакане ему нельзя — по пьяни язык развязывается, а сиги — безопаснее в его случае. Князев морщится и закуривает. — Ты слышал? — доносится чей-то звонкий юный голос из-за угла. — Князь, говорят, на концерте будет. А у них на сайте написано, что Андрей вновь целиком и полностью посвящает себя делам группы. То есть в Тодд и то сё вступает. Что? Мысли опять ускоряются, Андрей за ними не поспевает. Едва не закашливается от пошедшего не туда дыма, но кашлять и привлекать внимание никак нельзя. На сайте уже есть какое-то сообщение для фанатов? От его имени? Какого хрена? Мишка, чё, решил совсем ему отступные порезать? Роспуска группы ему мало, надо всем и каждому объявить? Тем более, как показывало неслучившееся будущее, многие вообще не в курсе ситуации были. Ну вот нафига людям знать о его неудачной попытке к бегству? Лишний раз опозорить и поржать? А че ж тогда Мишка, в самом деле, раз так нового побега боится, не прикует его к себе, да и дело с концом? Князь же кто у нас, по мнению честного народца? Правильно — клещ! Клещу надобно рядом с хозяином быть. Тьфу, вот же бл*дство! — А я и не знал, что он свалить решил, — отвечает второй, подтверждая его мысли. Как назло — остановились вот прям с переулком, где стоит Андрей. Князь осторожно бросает сигарету в снег, не желая быть обнаруженным из-за облака дыма. — Да вообще, все прям говорили, что ни сегодня-завтра свалит окончательно! — с жаром откликнулся первый, а потом прибавил злобно: — А моё мнение — пусть бы уходил уже. Надоел этот прилипала. Какого он мешается стоит, иногда Горшка толком из-за него не разглядишь! — Да он же, вроде, песни им пишет, — неуверенно возражает собеседник, Князь же стоит и слушает зачинающуюся дискуссию, раздумывая, а не выйти ли ему, слегка кашлянув, из своего укрытия, чтоб реакцию пронаблюдать… Интересно, такое вот подслушивание как на его репутации скажется? Может, эксперимент и можно было провести, но только не сейчас, когда он тут раздетый и сопля вот-вот из носа покажется и заледенеет! — Был бы тот Король и шут без его текстов? — продолжал второй. — Нашли бы кого-нибудь — горячится первый. — В конце концов Арийцы же не сами пишут. Чем Шуты хуже? А такого друга рядом держать — врага не надо. Место своё знать надо, а то стал сцену делить, друга вытеснять. Небось, надеялся, что Горшок помрет, а Князь станет один всей группой заправлять. А тот всё не помирает. Вот и психанул. Андрей закатил глаза. Ну да, ну да… Пошёл он нах*й! Кто кого ещё притеснять начал? Зажимал ведь! Достаточно любое видео с презентации Демона открыть… На стульчик усадили, от центра сместив к Захарычу поближе — и не отсвечивай, Андрюша. Это Горшочку вставать и отрываться можно. А ты сиди, акустика ж, х*ли! Не выпячивайся! Успокоился, называется — злее только стал. Но уходить не спешил. Во-первых, засекут. Во-вторых, интересно дослушать было. — Мне всё же кажется, что вдвоём им лучше, — ещё более неуверенно выдает второй. — Да где лучше-то? — кипятится его приятель, судя по голосу уже наквашенный горячительным. Ну да, готов к концерту! Блин. — Горшок его по всем параметрам заткнет — по музыке, голосу! Это Горшок — Король и Шут, а Князь, да, талантливый, но зазнался — если рядом с тобой гений, будь готов ему служить до конца дней своих, сопли подтирать и всё такое. А он пусть творит спокойно. Тем более, если другом называешься. Нельзя быть святым, а потом перестать. Вот, судьба у него такая, вины, конечно, нет, что не гений, да. Но эти его попытки в собственное творчество смешны и глупы, — заявил этот пьяный философ. Князь медленно-медленно сатанел. Конечно, и похуже вещи слышать приходилось, но… Всему же предел есть! И его терпению в том числе. Он не святой — сколько раз повторять! И не панк! Но пофиг всем… Все орут убежденно, что нех*й со своей посредственностью дергаться, разрешается только Горшочек свой золотой начищать да радоваться оказанной чести. И бесполезно с такими спорить. Это отдельная каста. Это ладно мужики ещё. А вот дамочки из неё же и похлеще вещи выдавали. Например, перл такой вспоминался. Как, мол, так Мишенька жениться посмел? Аж два раза? Он же народное достояние! Должен всем и каждой фанатке в равной мере принадлежать… И в идеале график вывешивать посещений после концерта на двери номера! — Ну, Лех, не знаю, — протянул второй, а потом скруглил тему щекотливую — та явно его тяготила: — Давай закругляться, а то уже подмерзать начинаю, что мы тут встали, как два идиота! — со смехом поддел он дружка, тот хмыкнул, но спорить не стал, лишь зазвенел стеклом, да и отозвался: — Пошли только помоги утилизировать вовнутрь! Не пустят ведь, а то… Как мы на рожу Князя униженную полюбуемся?! «Угу, — Андрей носком кроссовка поддел бычок, лишь бы как-то себя занять. — Хрен дождётесь!» — уж лицом-то он владеет. Теперь же тройная мотивация будет: группе удовольствия не доставить и таким вот Лёхам, пьяным философам. Собеседник его неприятный разговор не поддержал, поэтому, после торопливых глотков и звона падающих бутылок, шаги стали удаляться. Очевидно, скоро эти двое — Лёха и неизвестный парень — войдут в зал и будут наслаждаться творчеством любимой группы. Любимого Горшка. А он Андрей так, подпоет, повытирает сопли гению. Будет на том месте, что положено судьбой, или что там имелось в виду. Шаги совсем стихли, потому Князев без опаски *бнул по баку ногой до боли. Плевать — физическая, она немного отвлекала от душевной. Так вот, как это выглядит со стороны, весь его порыв, направленный на спасение собственной личности, считают заскоком, блажью, предательством. Нет, конечно, он и так знал, что часть фанатов не простила и не простит его уход из группы. Но знать одно, слышать, вот так, в полметра — совсем другое. Крепче пробирает. Да и что толки эти начались до ухода из Короля и Шута — тоже не знал. Подозревал, да. Но старался не вслушиваться в окружающий шепот — круговорот из слухов и сплетен — ему тогда важнее было выжить, устоять под натиском ледяных волн Северного моря, а не привязывать себе людское мнение камнем на шею. И так-то всплывать непросто было. Но выплыл, несмотря на бурное течение, холод воды… Сейчас же ко всем сложностям добавился камешек на шею и толща льда как преграда ко всплытию. Не стальной гроб, конечно, и не сотни метров наверху, но гибельная западня. Выход хоть и есть, но вера в положительный исход тает. Голова снова начинает пульсировать. Не так, как раньше. Но ощутимо. Ладно, и в худшем состоянии выползал на сцену, однако ж справлялся. Справится и в этот. В конце концов шансы есть. Сдаться Андрей не готов. Не когда только начал. И вообще! Мысли снова вильнули с упаднических рельсов и перепевок Летова (Всё летит в п*зду!) к непокорности, врожденному упрямству и вере и в чудо, и в свои силы. Первое иногда случается — его появление тут доказательство, ну а силы у Князя есть. Особенно для такой цели. В конце-то концов ради Мишки можно и пожертвовать временно своим покоем и комфортом, потому что вещи эти несопоставимые с человеческой жизнью. И дружбой, которая так нужна ему. А вдруг выгорит, и не будет этого суррогата с голограммами, сериалами, клипами и рисунками… Встреч во сне, после которых так плохо-хорошо на душе, после которых ещё какое-то время сомневаешься, в своём ли уме находишься. Чуть ободрённым этими мыслями, Андрей решает вернуться. И, только зайдя внутрь, внезапно ощущает, как сильно замёрз. Попрыгав-порастиравшись и для верности обняв на пару минут первую встречную батарею, затем отлипает, удовлетворенно отмечая, что все сопли оттаяли и можно не бояться швыркнуть и ненароком убить кого-то! Дойдя до уборной, умывается, подставляя струи под теплую воду, невольно ловит параллели со своим концертом в 23, юбилейным с даты Мишкиной смерти… Настроение снова становится боевым. И пусть потом медленно идёт-бредёт обратно в гримерку, но ему значительно легче, чем перед побегом от Горшка. В голове мелькает шальная мысль: даже если бы и захотел сейчас свалить — не смог бы: деньги, документы, да даже мобильник — все осталось в выделенном им помещении. Так что шоу продолжается! Как и бой… Да и не хочет он никуда сваливать. Не хочет же, да? Компания в гримерке уже начала активно готовиться к выходу. Переоделись и заливают в себя бухло. Прям как тот Лёха-философ-фанат. Мишке вон наносят последние штрихи к образу панка-анархиста — начесывают иглы. Огромные такие, из-за роли Тодда отрастить пришлось… А у Андрея иные ассоциации. Помнится, что носил длину такую в 3-4 годах. Сердце чуть колет. И вообще, всё выглядит, как в старой страшной сказке. Он ведь тоже когда-то хорошенько наливался перед концертом. Сначала — потому что стрёмно было, потом — за компанию. Отвык уже сейчас, картина эта слишком раздражает. Так и хочется разнос устроить и лекцию прочитать о трезвости рассудка, и о том, что бухайте, сколько влезет, но после. Слушатели не на ваши пьяные рожи смотреть пришли и слушать, как вы в ноты не попадаете или того гляди вместе с фейерверком на воздух взлетите. Но всё это осталось в будущем. Неслучившемся. Теперь это его реальность. Каждодневная почти. И концертный график у группы Король и Шут — немилосердный. Даже не сутки через трое, хуже. — Андрюха! — орёт, видимо, уже воткнувший рога Лось и призывно машет стаканчиком с коричневой жидкостью. — Иди, на брудершафт, за компанию, так сказать, — ну точно — залился уже. Кстати, по фигуре он тут уже плыть начал. Так что вскоре, если и будет тянуть на Лося, то только того из Смешариков! Вон какие предложения ему пуляет братский Ренегат! — Да и конь для горла дюже пользителен. Это я тебе как почти врач говорю, по-научному, — с умным видом затирает Леонтьев, а Князь хмыкает. Когда ж они так накидаться успели, а? Опять кто-то где-то залажает, блин. Хотя… Ему-то чё? Больше всех надо? Пусть бухают ветеринары со стажем в минус сколько-то там лет. Результат он видел. Уже через одиннадцать с небольшим лет главарь в могиле, остальная команда Голландца выглядит проклятыми. На макушках проплешины, под глазами тени, и не только возле дома блуждают, а Ренник выглядит так, словно съел барабанную установку Поручика. Ну зато звук хороший, да. — Не, парни, я пас, — как можно более миролюбиво выдаёт, отчаянно стараясь унять гаснущее раздражение. В чужой монастырь со своим уставом… Помним, да? — Не хочу. И в самом деле не хочется. Хотя тушка просит немного, да, желание ощущается. Но Андрей прекрасно понимает, что это последнее, что сейчас ему надо. Кроме очевидных неприятностей для здоровья, есть ещё нехилая угроза наболтать чего спьяну. Ага, а потом очнуться в дурке какой. Или, что хуже, посмешищем стать. Ну, а и правда, часть событий, очевидцем которых он стал, ощущается настолько бредовой, что в здравом уме никто не поверит! Горшок первый вращать шарами будет и кричать, насколько он *бнулся. Признавать, что это не Князев долбанулся, а мир — никто, конечно ж, не признает. — ЗОЖником заделался, что ль? — знакомый баритон заставляет почти подпрыгнуть. Когда, бл*ть, он на его голос будет спокойно реагировать? Никогда, вестимо. Мысль, что Мишка мёртв, хоть и не хотела укореняться в сознании, но она там укоренилась. — Тебе б тоже не помешало, — а вот сейчас нарывается, серьёзно нарывается на конфликт, но сделать с собой ничего не может. — Печень с почками, знаешь ли, непросто лечить. А нейроны в мозгу и вовсе… почти бесполезно! Белка-то не заходит ещё, Миш, или ты не просыхаешь?! Вот и не видать пушистой гостьи на мягких лапках? И правда — пару минут Горшенев ожесточенно буравит его взглядом, потом, дотянувшись до стоявшей на столе открытой бутылки с коньяком, хватает её и начинает пить прям из горла, поглядывая временами на Андрея — смотрит ли. Такое вот показательное шоу, на котором вертели его мнение вот на таком большом… А, впрочем, последний ему не показали — и то, спасибо. А ведь осушил же всю, не поморщившись и не прервавшись. Даже не рука не дрогнула и шея не затекла. Вот оно, бл*. Здоровье конское, хлещет коньяк, этот як упрямый… Но ничто не вечно под луной. Интересно, а с герычем уже того, развязал? От этой мысли Андрей холодеет — если да, то вероятность остановить смертельный экспресс стремится к нулю. С хмурым бороться, пока Миха так враждебно настроен, невозможно. Он его просто не послушает. Как назло, Князев не помнит, когда в его реальности начал употреблять Горшок. Точнее — даже не знает. Случилось это до его выхода из группы или после… Они ведь и не общались толком в последнее время, даже когда рядом были. Он едва терпел, дни вычеркивал, образно говоря, до запуска сольника… И нате — снова в этой тюрьме. Ещё и в униженном положении. Одно радует — сейчас вмазанным Мишка не выглядит. Уж Князь-то знает, такое не забудешь — лезущее из человека нечто. Андрею остаётся только надеяться, что Вселенная не отобрала возможность и закинула в момент до развязки, которой и не будет… Он проследит. Сделает всё, что можно и нельзя. Надо будет — украдёт и прикуёт к батарее… Так, Андрей! Мысль вильнула совершенно не туда. На такой триллер он, признаться, билетов не покупал, а уж и играть главную роль… Увольте. Сам к выходу готовится быстро — слегка зачесать и залакировать волосы, немного пудры, чтоб рожа не так блестела сально, наушник в ухо, а одежда и так вполне сойдет. И готов. По привычке немного размялся, сделал пару упражнений, снова словив удивленные взгляды всех присутствующих. Яшка, не сдержав творческого порыва, негромко пропевает: — Вдох глубокий. Руки шире. Не спешите, три-четыре! Бодрость духа, грация и пластика. Общеукрепляющая, Утром отрезвляющая, Если жив пока ещё — гимнастика! На это Князь лишь молча закатывает глаза. Плевать. И вообще — хоть и тон издевательский — текст-то правильный. Пока жив — надеюсь, а раз надеешься, то руки шире, три-четыре — в здоровом теле здоровый дух! Этому телу точно не помешают упражнения. И для дыхалки со связками — тоже. Но об этом подумает потом. Сейчас его понемножку крыло. Приходилось убеждать себя: этот выход ничем не должен отличаться от других. Сколько он в Короле и Шуте выходил? Сколько в своей группе? Неисчислимое количество, пусть и площадки разные, и группы, но опыт же. Поэтому Князь не ждет подвоха. Хотя бы здесь всё должно быть хорошо. И плевать, что микрофон угрожали приглушить. Плавали — знаем, к сожалению. Но — нет же, всё идет не по плану с первых же минут. Сначала его выносит с нереальности ощущения. Он с тоской думает о тех концертах, что провёл с Мишкой во снах — там был какой-то идеальный мир, симбиоз двух душ, идеально дополняющих друг друга. А тут? Тут был на удивление холодно-отстранённый Мишка, дарящий свой свет каждому зрителю в зале, каждому музыканту, но подчеркнуто избегающий Князя. Даже не пытался залезть на его половину сцены — тот краешек по-прежнему у него был, правда, видно обиженный Захарыч взбунтовался, поэтому со стороны Князева стоял нажрато-счастливый Ренник. Вот уж кто открыто пытался с ним и контачить, и вообще трогать… пару раз приходилось руку Лося ретивого, на плечо закинутую, аккуратно стаскивать. Та у него тяжелая — и так-то пот рекой тек, ещё Леонтьев чего-то наповадился. Хотя, казалось бы, злиться должен — вернулся вечный номер два — потеснил снова. Но нет, он, будто б, даже… радуется, бл*! Очевидное-невероятное. Вот уж, пожалуй, не надо, нахрен! Князь наелся уже и от дружбы с Сашкой, и от вражды — вежливые рабочие отношения — самое оно, но, пхд, хрен. А Горшок даже такие выкрутасы от Лося игнорирует. Хотя до этого, как он вернулся, проходу не давал. Тут же будто какая-то новая муха укусила! Андрея это удивляет и злит. Он-то предполагал, что Миха всячески будет показывать, кто здесь батька-атаман, а он… Эх, лучше бы уж лез. Оттеснял, перекрывал, делил — но не был бы столько показушно-равнодушным. Как будто Андрей не друг и не враг. Просто никак. Пустое место. Так, бэк приглушенный искусственно, тень огня. И так это всё давило… И выход этот бессмысленный, и домогательства с одной стороны, и подчеркнутое безразличие с другой — убивали. Если бы не заметно мелькающие в зале несколько самодельных футболок красно-чёрных с названием его, теперь уже оставшейся в прошлом, группы — наверное, не выдержал бы. А так — есть люди, готовые поддержать. Его будущая дружина. И бывшая, как он понимает почти в тот же миг — в этот период у него ещё совсем мало было своих фанатов. Это сильно после постепенно увеличивающаяся численность фанатов самостоятельно собралась в своеобразный фан-клуб под стать его прозвищу. Но раз уж тут из Короля и Шута он не ушёл… Не будет никакой дружины. Она просто не сможет сформироваться. Повода нет. И не будет, если он оттянет Миху от края. Но люди никуда не денутся. Продолжат жить под дружным стягом их обнимающего всех шута. Только вот нет его сзади — только Анархия, распятая причем. Предал Миха шута. Князев механически поет: хоть один плюс — с памятью проблем нет. Не так уж спятил дядь Андрей, чтоб собственные текста забыть, пусть и некоторые из них редко теперь исполняемые. Да и не сложно подпевать, подхватывать, когда ведёт другой, сильным голосом, словно указывая путь. Правда, Мишка всё ж оставил все его строчки в своих песнях. Не забрал. Да и вообще — не Русалочка ж Андрей бесхребетная, чтоб беспределу сему покориться?! Да и Горшок не Урсула, голос он ему не закладывал, вроде как! Поэтому, чтоб не позориться с приглушенным микрофоном по полной, где-то на Дагоне Князь мастерски тырит тот у Ренника, заменяя на свой, приглушенный. Сашка возмущенно клацает зубами, но попыток вернуть обратно не делает. Хотя и приставания не прекращает, во Лосяра даёт! Горшок, осознав, что кто-то разжился аппаратурой получше, зыркает недовольно, но попыток отнять тоже не делает, снова возвращаясь к подчеркнутому игнорированию «предательской морды»! Хоть и всё летит в звезду, но по плану! Можно было б расслабиться, но Андрей подсознательно ждёт подвоха от проказницы-судьбы. И он происходит. Вскоре после его фокуса с микрофоном в толпе вспыхивает какой-то кипиш, чуть ли не драка. В голове сразу мелькает — наших бьют. Почему так решил? Ну так несложно догадаться, кто может послужить причиной склок, если в его времени тех не было. Это из-за него махач начался. И, зная немногочисленность его собственных поклонников на сей момент времени, они сейчас в крайне бедственном положении. Помните ту знаменитую сцену из Трёх Мушкетеров, когда героев окружает отряд гвардейцев кардинала? «Нас будет трое, из которых один раненый, и в придачу юноша, почти ребенок, а скажут, что нас было четверо!» Так вот юноша-то и дал всем жару! Потому-то Андрей, пусть сейчас положение его дружины несформировавшейся было и хуже мушкетеров, ничуть не замешкавшись, не подумав ни о чем, бравым гасконским коником спрыгивает со сцены. Важное дополнение: отжатый микрофон он перед этим аккуратно кладёт на комбик… Понять суть конфликта нелегко в разгоряченной, перевозбужденной толпе, но ему удаётся — как и ожидалось, кто-то выкрикнул «Князь — предатель, убирайся!», его услышали фанаты Андрея и встали на защиту честного имени. О чём думали только, бл*ть. Нет, Андрей им благодарен, но их же сметут! Хорошо, если не убьют, не затопчут в образовывавшейся уже давке. Нет, это совсем не дуэль за монастырём кармелиток под полуденным Парижским солнышком. Если и засветился в веренице его реинкарнаций подобный эпизод, то сейчас совсем не перекликалась ситуация. Не помогла бы и шпага. Да и не дело это, людей на шампур нанизывать в 21 веке! Он же добрый! Фаны напирают с двух сторон (а кажется — с четырёх!), Андрею теперь уже впору озаботиться бы собственной безопасностью, тем более, что несколько тычков он уже получил в разные части тела. К слову, нынче он строен, аки горный козлик! Поэтому весьма ощутимо вышло огрести малёк. Со всех сторон. Понятно, что дружинники не специально, но всё же. Но главное сейчас — разрулить набиравший обороты конфликт. Хотя, с его появлением, сцепившийся народ и отпрянул, чтоб зенки выпучить… Но посмотреть — насмотрелись уже. Теперь те, очевидно, хотели прямых ответов от него непосредственно. А кто-то и не хотел, просто кулаки чесались. Намалевать же синяк предателю, защитить честь Горшка — и вовсе соблазнительно почётом, уважухой и прикосновением к истории. Князев не хочет щеголять с синей рожей. Он не аватар, в конце концов. И уж точно не хочет вешать себе на душу камень за покалеченных людей. Неважно с какой стороны. Булыжников у него и без того хватает. Не разогнуться и не расхлебать эту кашу и так! Неужто нужно, чтоб ещё и первый концерт-возвращение прочно заассоциировался у народа с дракой (или побоищем, избиением младенцев — название сути не меняет)?! Где, бл*, чёртовы охранники? Когда нужны — хрен появятся, а когда нет — чересчур бдительны и готовы палками п*здить без разбора. Как-то не вовремя мозг подхлестывает осознанием, что, возможно, не выйдет отделаться синяками. Порвут на сувенирчики. Вот и окончится его игра в сапёра подрывом на одной из первых мин. Но прежде, чем подоспели бравые вояки — Князев уверен, что они не очень-то и спешили — Андрей улавливает странное движение со стороны сцены. И вскоре его против логики обдуло свежим дуновением. Ряды вокруг чуть разомкнулись, кого-то пропуская, кого-то, кому не смогли отказать в продвижении в этом океане людей. — Разошлись, быстро! — рявкает совсем рядом Мишка. Князю вдруг становится спокойно. Горшок, блин, пришёл. Уж его-то фанаты послушают. Он почти видит, что они снова вместе, на одной стороне, спиной к спине против общей проблемы. Как тогда, на «Окнах открой», когда отбивали девчонку, едва не задавленную толпой, и Гордея у ментов. Сами тоже от бравой охраны и получили в основном, но тогда казалось — весёлое приключение. Главное — вместе, и море по колено. И океан! Так и случилось: грозного безбашенного Горшка (Ой, ли, Князюшка?! Это ты бездумно, не говоря «Гоп!», прыгнул к недружелюбно настроенным именно к тебе фанатам!) люди слушают лучше и начинают отползать в разные стороны. Слава ли Мишке помогла, или особенность его людей очаровывать, привораживать почти — Андрей не знал. Но и сам не заметил, как тоже послушался этого Гамельнского крысолова… Но не на болота ушёл, а, подталкиваемый сильной лапищей, задвигался обратно к сцене, куда чуть ли не запихивает его в этот момент всё же хочется сказать — друже. Но что-то вот мешает, словно в зубах застряло и не выговоришь! — Перерыв 5 минут, — отстранённо подмечает, как надрывно орёт Миха в микрофон. — И если хоть одну стычку увижу после, всё, кина, то есть концерта, не будет. Вы меня знаете: остановлю и не поморщусь. Затем Горшок, так и не отошедший от него даже на два шага, едва заметно указывает Андрею на кулисы. И сам начинает движение в том же направлении, замыкающим, словно опасается, что тот опять выкинет фокус с прыганием со сцены в толпу. Ну, а хрена ли — та здесь не такая уж и высокая… Князев всё считывает верно, лучше сейчас с ним не связываться, да и внутри все горит, но впервые приятно так: не всё равно, знать. И пусть сейчас на него почти наверняка без свидетелей будут орать и голосить, почище любого Кивина, распекая за самоуправство, в душе он будет ликовать. Потому, когда они оба скрываются за толстой тканью, Андрей с трудом гасит довольную лыбу. — Куда ты вылез, полудурок? — тут же наскакивает на него Горшок. — Прибить могли ж. Случайно, — поясняет он, явно не веря в возможность намеренного причинения вреда Княжеской тушке со стороны его Мишки оголтелых фанатов. Ну и пускай не верит. Плевать. У него сейчас отличное настроение, а лишняя вера в людей Горшочку не повредит, наверное… — Не прибили же, — всё-таки не сдержавшись и глупо улыбаясь, говорит Князев. Ощущение единения не пропадает, и он робко думает, что, может, вот оно: помирятся, глядишь, сейчас. Поэтому: — Спасибо, — вполне искренне говорит. — За что? — кажется, Мишка искренне удивлен, даже остыл немного, во всяком случае терзать плечи его впиваясь ногтями прекратил. — А, за это, — он округлил глаза, руки разминая нарочито спокойно, чтоб занять чем-то. — Не стоит, на самом деле, — и всё-таки язык у него малость заплетается, а зрачки всё также расширенные вдруг начинают юлить да прямого взгляда избегать. Только вот потом Горшка быстро и складно несёт, да так, что у Андрея челюсть отпадает, признаться: — Я не рыцарь какой, да и ты не красна девица, чтоб тебя спасать. Ввязался сам — сам и ответишь. Но там были и мои фанаты, наши, Короля и Шута, — бегом поправляется он, отчего становится заметно, что неприятно Михе наличие у Князя готовых за него зарубаться в видимом меньшинстве людей. Потому быстро договаривает: — Мне не хотелось бы, чтоб они пострадали. Всё, погнали, потом побалакаем, — рвано кивает и отдаёт — да, именно отдаёт приказ… И он снова первым уходит обратно к бурлящей людской массе, та встречает громкими овациями. Опасались, наверное, что так и не выйдет и останутся без «кина», точнее «КиШа». А Князь остаётся тут за кулисами с лопнувшим, как мыльный пузырь, мироощущением. Пожалуй, нет на свете больнее способа сказать: «Мне на тебя плевать», — как только что это сделал Миха. Размазал, как кишки мухи об стену кирзачем. И стоит ли твоя жизнь моих потерь, а, Мишутка?! Вопрос повисает без внятного ответа, сердце болит… Музыканты уже начинают играть вступление к «Мясу». Ему ничего не остается, как снова пойти на сцену. Вторым. Всегда вторым. Однако нельзя допустить, чтоб и тут бешеный его проорал: «Андрей ушёл, а мясо осталось!» — хрена-с-два! Он упрямый… Доберётся до своего Мишки, даже если ради этого придется многое от Гоблина вынести — доскребет, доползет, доплывёт! Хоть и второй, хоть и мелодия уже началась, но и на его появление зал реагирует. Свист, к слову, тонет, так что почти его и не слышно за хлопками. Находит взглядом знакомый плакатик и группку в красно-полосатом и камень становится чуть легче. Чтобы Горшок там ему не сп*зданул, а народ цел, они сами целы — жизнь и борьба продолжается. К счастью, до самого конца всё относительно спокойно. Миха отрывается, толпа визжит и слэмится. Как в старые добрые времена. Жаль, что только «как». Сам он, увы, не только не кайфует, но и, кажется, несёт на себе многокилограммовый груз. Ренник тоже больше не лезет. Микрофон у него нормальный, и, тем не менее, душа болит. Потому что товарищ Горшенёв продолжил своё подчеркнутое игнорирование. Концерт заканчивается, а вместе с ним и Андрей. Он выдыхается абсолютно. Целиком и полностью. И не столько от усталости, сколько от нервного перенапряжения. Но толпа орёт «бис» и «скалу» — очень чётко именно её. Неужто намекают, что не против, чтоб Андрей Сергеевич снова полетал?! Или только песню, а не его кровь алую надобно… Ладно, это он загнул. Просто песню люди хотят. Князев оглядывается на Мишку достаточно быстро, чтоб увидеть, как того прошивает болезненная гримаса. Хоть что-то поверх маски равнодушия. Поймав его взгляд, Горшок коротко кивает, а сам быстро-быстро уходит за кулисы. «Дожили! — невесело думает Князь, глядя на весь этот цирк. — У Мишки разрешения спрашиваю. Нашёлся царь и Бог!» Подаёт знак музыкантам, а сам принимается петь. Надеется тщетно, впрочем, что, может быть, докричится исполнением своей же песни до небес. Или хотя бы до одного Гоблина. Впрочем, вместо этого «Скала» открывается ему с какой-то новой, ранее незримой стороны. Казалось бы, как написал её в 97, так и пел вплоть до 23 года на каждом концерте! Оскомину должна набить и мозолью в мозге вспухнуть… Но нет, сегодня вот обнаружил новый, ранее даже не подозреваемый самим автором смысл текста:С головы сорвал ветер мой колпак Я хотел любви, но вышло всё не так Знаю я, ничего в жизни не вернуть И теперь у меня один лишь только путь
Колпак у него, в самом деле, начало срывать. И любви хотел. Страшной силой. Каждому она нужна. И не только та, что в нашей стране превозносится как единственно верная. Не только женщину ему надо, а ещё… Да признания тоже хотелось. Любви слушателей. Толпы той, что его сегодня чуть на ленточки не того… Ну, вот так, отбросив всё, не юля душой… Конечно, хотелось, чтоб любили как Миху. Но не потому ведь с группы ушёл, что завидовал — совсем нет. Просто любви хотел, но вышло всё не так. И не быть им стало на одной тропе… а теперь вон как, пришлось лихо вдарить разворот и снова втиснуться на тропку.Разбежавшись, прыгну со скалы Вот я был, и вот меня не стало И когда об этом вдруг узнаешь ты Тогда поймёшь, кого ты потеряла
Угу, имея не храним, потерявши — плачем. Только вот Миша, видимо, не из таких, ещё больше душить начал, обиду затаив. А что до толпы… Та тоже рада его заклеймить: паразитом, вторым лишним, бездарностью, прилипалой-подпевалой, предателем и просто сволочью. А вот интересно даже, а если миры всё-таки параллельны… И где-то там продолжил существовать себе мир без него? Что зритель сказал? Что придумал? Что это его Горшок в наказание за наживание на его славе забрал? Тьфу ты, бл*дь! Не об этом думать надо, а том, что там девчонки остались. На душе горько-горько становится, остаток песни он поёт с таким надрывом, без былого веселья, словно сейчас реально раздумывает, а не пойти ли за неимением скалы на крышу концертного зала подняться… Это, разумеется, он не всерьёз, но… Мишка ведь тоже Скалу как-то спел — трагично, а не как Андрей, задорно, так что у слушателя никогда не оставалось ощущения, что весельчак Князь способен в душе истекать кровью. А сейчас вот, кажется, переплюнул он градус накала.Быть таким, как все, с детства не умел Видимо, такой в жизни мой удел А она, да что она? Вечно мне лгала И меня никогда понять бы не смогла
И это про них… Быть нормальным скучно. Только Князев знал берега. Приземлен был, где надо, и в отлётах своих, как правило, оставлял себе страховку в виде привязанного конца веревочки к чему-то крепкому… Только вот скоро, похоже, таких монолитов не останется! Что до лжи… Правды в толпе не ищут. Как и лжи, впрочем, сколько людей — столько и мнений. Ему, знаете ли, и не надо, чтоб все его поняли. Хватит и одного лохматого такого, немертвого здесь анархиста, но тот, увы, крику не внимал. Когда Андрей закончил, Мишка встретил его… Да ничем не встретил. Взгляд даже не поднял, делал вид, что ботинки зашнуровать напряженно. Зато Ренник снова предлагал накатить. Стресс залить. Хоть и хотелось надраться — а вещи надо называть своими именами — но, зная возможные последствия, отказался. Неожиданно это разбудило спящий вулкан Кракатау, более известный как Миша Горшенёв, тот отставил свои шнурки и, бешено вращая глазами, рявкнул на него: — Ты ох*ел?! Трезвенник-язвенник теперь, что ли?! Я не пойму, Князь, ты че, не только на всю голову болен, но и на что-то ещё? Ну, ты не молчи, справочку тогда предъяви хоть! А то перед концертом с нами не причастился — ладно, хрен с тобой, может зассал с пьяну налажать, но щас-то тебе че мешает? Брезгуешь нашей компанией? Мы тебе как собутыльники неприятны? Или какого тогда хрена лысого это мы тут такие-сякие, а он весь в белом оЗОЖился! Скоро вообще нимб прорежется, как у мученика, бл*дь, какого! — Справку значит, — глаза у Андрея сузились. — А записку от мамы за прогул репетиции тебе не надо, а? Это ты ох*ел! С каких пор мы в анналы трудового права решили заглянуть? Когда ты, работодатель хренов, такие правила игры ввёл? Ну, раз ты от меня справок требуешь, то и сам букву закона чти, Анархист хренов! Где я какую бумажку, скажи, подписал, что подрядился с вами свою единственную в этой жизни печень кончать, а?! Продемонстрируй, нах! Я жду! Кажется, после этого Мишка всё же кидается на него. С носа брызжет кровь, но в этот раз Андрей впервые не сдерживает порыв… Хотя ранее его подспудно останавливал страх глубинный, что он — тот самый новый фактор, птеродактиль вместо бабочки… ща ударит Горшка, а у того вдруг аневризма в мозгу лопнет — поминай, как звали… Растаскивают их всей группой. Поэтому в самолёт они грузятся оба растрепанные с поцарапанными рожами и подбитыми скулами. Опять-таки в разных концах оказываются. Подъ*бка с билетами и на обратном пути (домой, в Питер, Новый год встречать, 2012, кстати, там майя нагадали ж конец света — может, он наступил, точнее активировались часики обратного отсчета?! Короче, домой — только радости никакой!) продолжается. Уже откинувшись в своё кресло и по-вампирски зажевывая всё ещё сочащуюся сукровицей губу, Андрей отстраненно думает, что песней типа Скалы, Куклы той же не проймёшь Горшка. Вот если он какое АМТВ исполнит, засунув в жопу воспоминания о том, что он-то на неё «Дезертира» приносил, или Защитников… Тогда, может, и получится чего. С другой стороны — это точно так же может Миху в неконтролируемую ярость ввести. Похлеще сегодняшней, в гримерке, когда как два кота мартовских сцепились. Тут нужно ему крепко подумать, чтобы найти правильный путь. Не зря же во сне видел себя на болоте. Шаг не туда — и здравствуй, трясина. Засосало — и поздно кондуктору жать на тормоза. Не выберешься. От усталости его снова вырубает. И снова — вот уж гость дорогой, привет, Мишка. Князь рад. Ему нужна хоть какая-то поддержка. Правда, если б и его родная версия Горшка снова бы начала нотации читать — дал бы и этой прекрасной копии в нос. Сегодня, благо, натренировался. Мишаня, к слову, сегодня был длинноволос и в меру упитан и бодр. Года этак четвертого версия. Интересно, как его сознание изворачивается… Да, всё подмечает и во сне «хотелки» воспроизводит. Вспоминал же сегодня, глядя на иглы длинные. Наверное, Горшок чувствует его раздрай и потому даже не пытается завести старую песню о главном. Только тихо перебирает струны невесть откуда взявшейся гитары. Андрей осторожно усаживается рядом на бревне. К слову, вот вам новая вводная информация — они у леса темного на опушке расположились. Рядом костёр потрескивает, умиротворяюще так. — Что играешь? — лениво спрашивает, кое-как, чтоб гриф не задеть, головой к плечу пристраиваясь. Ему это сейчас очень-очень нужно, и плевать на всю ирреальность происходящего. — Да так, ничего особенного, — улыбается Мишка, к нему поворачиваясь, светлыми искорками в глазах согревая. — Захотелось. — А сыграй и мне что-нибудь, — почти умоляет Андрей. Ему жизненно необходимо знать, что есть и другая видимая оболочка, что из-под маски Гоблина можно ещё вытащить его дружка закадычного, Мишку Горшенёва. А для всего этого желательно не забыть, кого именно вытаскиваешь. Даже если облик этот излишне идеализирован его мозгом и тем больнее реальность воспринимается — плевать. Мог бы — остался тут. Никуда б с этого плеча не поднимался. Но… Мишка рот, было, открывает. Да и закрывает, словно подумав о чём-то. И тут же начинает петь… Руки к небу, аккомпанируя себе. Признаться, Князь этого не ожидал совсем — оттого это вдвойне приятно. От Горшка тепло идет. Настоящее, живое. И впервые за эти дни Андрей согревается. Да, думается, ему — так бы и остался здесь, да там, в реальности, живой и страдающий от закидонов своих в том числе Горшочек, которому очень нужна помощь. И, как бы Андрей не заеб*лся, он должен пойти назад. Друга выручать. До последнего. С большим сожалением оставляет он тут своего Мишу, надеясь, что хотя бы иногда тот будет к нему приходить. Что и здесь дорожка протоптанной окажется. — Ты заходи, если что, — считав мысли, по всей видимости, приглашающее говорит Горшочек его, горько улыбаясь. Выныривание в действительность в этот раз самостоятельное и болезненное. Не стал его нынче Горшок будить, то ли злость до сих пор не унялась, то ли парни его силой удерживали. чтоб их всех с самолета нахрен не высадили. Отчего-то хочется выть. Серый Питер, встретивший их мокрым снегом, ничуть не прибавляет настроения. Этот город сер, несмотря даже на все развешанные новогодние декорации. Или просто в душе у него серо и пусто. Выжженная земля. Отчаянно хочется к тому огоньку, к кострищу в лесу, но… Нельзя. Ни раньше было, ни сейчас. Держаться надо. Нужен он тут. И не только бешеному этому, к слову, чтоб тот сам по этому поводу не думал. Увы, легче не становится и дома, когда, выдавив из себя скомканное прощание парням, сбегает домой, точнее, к маме. Но очень легко это место домом воспринимается, словно и не было всех тех лет в своем гнездышке. Дома уютно и безопасно, можно расслабиться. Не думать о том, что своей решимостью всё исправить, напортачил ещё хуже. Таких дров наломал — мама, не горюй. К слову, об этом… На маминых коленях удобно лежать. Как в детстве, в котором, теперь-то ясно понимает, и проблем не было. Он лежит, большой мальчик уже, если по мозгам смотреть — так и вовсе дедушка почти, а мама всё равно ласково поглаживает волосы. Причем как-то незаметно всё это получилось. Приехал он, разулся, разделся. Мама к столу позвала — кусок в горло не лез, та настаивать не стала. Только сходила, расческу взяла и, под предлогом привести его немного в порядок, вкрадчиво спросила, что у них с Мишей произошло, что на нём лица нет. Про раскрас его боевой не спросила — это-то дело не такое хитрое. И как-то так незаметно слово за слово, а перетёк Андрей плавно головой маме на колени. Лбом горячим прижался, да и, не встретив и капли осуждения, расслабился. Расческа за ненадобностью забыта была. Так ему по пряди перебирали пальчики сухонькие. Мысль, что сейчас он прекрасно понимает Мишку с желанием спрятаться, укрыться в тёплых объятиях самого близкого человека, возникает, естественно, сама собой. Ну и пусть опять параллель — Мишка же тоже так, в его времени, колени маме мокрил. Пофиг. Да, не сумел сдержать лицо перед мамой, слабость явил… Но не залить уже слёзы назад. Сейчас ему просто отчаянно нужны силы, потому что если один концерт стал нескончаемым кошмаром, высосавшим душу, что будет дальше? На что ты готов, Княже, чтоб вытащить из пропасти дружка-медвежонка? Андрей не знает ответа на этот вопрос и малодушно надеется, что и не узнает. Только крепче к маме прижимается, чувствуя, как понемногу подзаряжается — сначала там, на полянке, у Горшочка своего, теперь вот тут… Надо ещё к Лиске сходить. И Диане. Да и Агату увидеть хочется… Он ведь не один, чтобы совсем уж расклеиваться. Тыл ощущался спиной, пусть и дрожащий под ударами шутовки-судьбы.