Уходите спать, отчаянно умолял про себя Чимин родных. Пожалуйста, идите спать. Завтра он уезжает домой. Вы что, не понимаете? Мне необходимо побыть с ним наедине!
Чимин был потрясен, когда его папа тут же поднялся и объявил о намерении удалиться спать. Когда отец быстро последовал за ним, а спустя пять минут и Гук, Чимин возблагодарил Господа за милосердие. Он спрыгнул с перил веранды, чтобы сесть рядом с Юнги на ступеньки, и сердце его глухо застучало от собственной дерзости.
На Юнги были шорты и открытая майка, Чимин был одет так же. После жаркого дня ночной воздух быстро начинал остывать. Но Чимину не было холодно. Близость Юнги согревала его.
Он смотрел на его длинные загорелые ноги, потом на атлетический торс, позолоченный загаром долгих летних дней. Его бедро было всего в дюйме от него. Если он придвинется чуть ближе, то почувствует тепло его кожи. Но Чимин знал, что не решится зайти так далеко.
— Такого ночного неба в Сеуле не увидишь, — задумчиво произнес он, вздохнув и чуть откинувшись назад. Их бедра соприкоснулись.
Чимин судорожно подтянул ноги на верхнюю ступеньку и обхватил колени руками, пытаясь унять дрожь. Это было слишком!
— Я… Я даже не знаю, — пробормотал он дрожа.
— Твой папа говорил, что после школы ты собираешься в Сеул, в университет, — сказал Юнги.
— Я мечтаю об этом. Если отец сможет оплатить учебу. Остается надеяться, что следующие три года не случится засухи или наводнения.
Юнги нахмурился, словно ему никогда не приходило в голову, что чья-то судьба может зависеть от погоды.
— Если это произойдет, можешь рассчитывать на меня.
— О, это невозможно! — воскликнул он, несмотря на волнение, которое вызвало столь щедрое предложение. — Паки всегда платят за себя сами.
Юнги вздохнул.
— То же самое я слышал от Гука. Черт побери, Чимин, ты непременно должен пригнать в Сеул!
— Я должен? — удивился он. Их взгляды встретились, и сердце парня переполнила радость. Он чувствует то же, что и я, подумал он изумленно. Просто он думает, что я еще слишком юный, поэтому недоговаривает. Это, наверное, намек на то, что он будет ждать меня.
— Я неточно выразился… Но хорошо, если бы ты приехал в Сеул, — пробормотал он, но Чимин уже его не слышал. Он словно утонул в его синих глазах, мечтая лишь о том, чтобы Юнги поцеловал его. Он просто умрет от огорчения, если он уедет, так и не поцеловав его.
— А чем ты хочешь заниматься? — спросил он.
— Что?.. А… Чем-нибудь гуманитарным… Психологией, например, если получу достаточно высокий балл. А может быть, займусь социологией. Знаешь, я хочу работать с людьми. Хочу помочь решать некоторые социальные проблемы в мире.
— Это высокая цель, Чимин, — решать мировые социальные проблемы. Но я считаю, здорово, что ты хочешь попытаться. Скажи, а какую социальную проблему ты считаешь главной?
— Трудно назвать одну. Их так много. Знаешь, возможно, это упрощенный подход, но я думаю, если бы люди жили проще, естественнее, то были бы счастливее. В последнее время резко снизилась роль семьи. Я бы убеждал людей серьезнее относиться к браку и воспитанию детей…
— А ты сам хотел бы иметь мужа и детей? Или собираешься сосредоточиться исключительно на работе?
— Не вижу причин, чтобы не справиться с тем и другим. Конечно, работа всегда будет играть вторую скрипку по отношению к моей семье. Муж и дети всегда будут для меня на первом месте.
— Ммм… Вижу, мне придется приглядывать за тобой, когда ты приедешь в Сеул, а то какой-нибудь смазливый идиот потащит тебя к алтарю, прежде чем ты словечко успеешь вымолвить.
— Ты… Ты не должен волноваться на сей счет, Юнги. Для меня всегда будет существовать только один альфа…
Тут Чимин повернул голову и посмотрел ему прямо в глаза.
Эти глаза расширились от удивления, потом сузились с выражением, каким он никогда не удостаивал его прежде. Его потемневший взгляд медленно скользнул по лицу омеги, остановившись на нежных полураскрытых губах, затем опустился ниже, туда, где под тонкой материей четко вырисовывались его ключицы. Внезапно Чимин ощутил, каково это — быть объектом желания мужчины. Именно мужчины, а не мальчика. Он почувствовал, как его тело отозвалось, став вдруг горячим, тугим и трепещущим. Лицо его тоже пылало.
— Тебе всего пятнадцать, — проговорил Юнги отрывисто, словно напоминал себе об этом.
— Мне не всегда будет пятнадцать, — затаив дыхание, отозвался он.
— Верно… Но когда ты вырастешь, ты можешь изменить мнение о том, кого и чего хочешь.
— Нет, не изменю, — сказал он твердым голосом. — Папа говорит, что я упрям, как скала. Даже в три года я испытывал бы к тебе те же чувства, что и теперь. — Он кивнул головой, всё еще взволнованный. — Подожди здесь, — прошептал парень и, вскочив, умчался в свою спальню, тут же вернувшись. — Я написал это в первую неделю твоего приезда, — сказал он и вложил ему в руки листок бумаги.
Он прочитал стихи в мертвой тишине, потом сложил листок и положил его на ступеньку, покачав головой. В течение долгой минуты Чимин думал, что выставил себя круглым дураком. Но потом Мин взглянул на него, и он понял… Понял, что был прав. Юнги чувствовал то же самое.
— О, Чимин, — произнес он нежно. — Милый, милый Чимин… — И протянул руку, нежно коснувшись его лица.
Кончики его пальцев были словно языки пламени на его горящей щеке, зажегшие пожар во всем его теле. С его губ срывались слова — безрассудные, восторженные…
— Поцелуй меня, Юнгм. Поцелуй меня…
Чимин внезапно смолк. К этому времени они уже доехали до многоквартирного дома в Северном Сеуле, где они жили, припарковались в подземном гараже и поднимались теперь по внутренней лестнице в свою маленькую аккуратную квартирку на третьем этаже.
— Что же случилось дальше? — упорствовал Хван.
Уже обретя хладнокровие, Чимин удивленно вскинул брови, заметив, наконец, реакцию друга, вызванную его историей. За броской внешностью и самоуверенностью Хвана скрывалась романтичность, свойственная большинству омег.
— Больше ничего. Он поцеловал меня, всего один раз. И поцелуй был таким мимолетным…
— Наверное, не настолько мимолетным, раз ты до сих пор об этом помнишь. И если это совершенно отвратило тебя от всех других альф.
— Я не сказал, что меня совершенно отвратило от других альф, — оправдывался Чимин. — Просто глупо ожидать от их поцелуев того, что дал мне поцелуй Юнги. Думаю, все дело в том, что подобное волшебство не может повториться.
— Что же такого особенного было в этом поцелуе?
— Вряд ли в его технике было нечто особенное. Скорее, суть в том, что этот поцелуй дал мне почувствовать.
— И что же он дал тебе почувствовать?
Чимин остановился у их двери, и сердце вновь сжалось от воспоминаний. Он вставил ключ в замок, но не повернул его, рука его застыла, а слова рвались из самой глубины души.
— Словно мир обрушился, — выдохнул он. — Словно я умер и попал на небо…
Это было безумие, но даже после стольких лет он помнил его руки, крепко обвившие его, опьяняющее действие его губ, ненадолго завладевших его губами, огонь, пробежавший по венам, когда его язык проник страстно приоткрытый рот.
Но то, что он сказал позже, и послужило причиной дальнейших несчастий.
— Я напишу тебе, — сказал он глухо, выпуская его из объятий. — И когда ты станешь достаточно взрослым, мы будем вместе по-настоящему. Обещаю…
Возможно, он, в самом деле, так думал в тот момент. Чимин до сих пор находил ему массу оправданий. Но это не меняло горьких последствий его бездумной самонадеянности. Давая подобное обещание, он должен был предполагать, что не сдержит его, обрекая тем самым юную душу на годы безнадежного ожидания. Так мимолетный поцелуй разрушил его жизнь.
— Потрясающе, Чимин! И что с ним стало? Где он сейчас?
Чимин вернулся к реальности, решительно отгоняя грустные воспоминания о Юнги.
— Счастливо женат на очень богатом и очень красивом парне, — сказал он с деланным спокойствием. — Они живут в Европе.
— А о чем говорилось в стихах? Ты можешь вспомнить?
Конечно, он помнил. Каждое слово, разрывающее сердце, молящее о любви.
— Не совсем, — ушел он от ответа. — Там было так много сентиментальной чепухи, что лучше забыть об этом.
Это было правдой.
— Скорее всего, вы не поддерживали отношений после того, как он уехал. Ни писем, ничего, — проницательно заметил Хван.
Чимин бросил на друга ироничный взгляд, поворачивая ключ и открывая дверь.
— Только вежливая открытка моим родителям с благодарностью за гостеприимство.
— Вот негодяй! Впрочем, Чимин, этого следовало ожидать. Он человек не твоего круга…
Десять минут спустя оба парня сидели на кухне за маленьким столиком, потягивая кофе. Чимин вернулся из мира воспоминаний, с беспокойством подумав о Сохене, когда Хван опять заговорил о Юнги.
— А ты виделся с ним после того лета?
— Да. Несколько раз.
— Не тяни. Где? Когда?
— Первый раз несколько месяцев спустя, на церемонии по случаю окончания университета. Вся семья прикатила в Сеул отпраздновать это событие.
— И что?
— Он был вежлив со мной, но держался на расстоянии. Еще бы — ведь там был очень сексуальный парень, который все время на нем висел.
— Ты, наверное, был ужасно расстроен?
— Просто убит. Я старался его оправдать, убеждая себя, что он поступает как большинство альф, когда приходит время писать письма. Раньше я думал, что стоит нам встретиться вновь, и все будет прекрасно. Он увидит, как быстро я расту — тогда мне уже исполнилось шестнадцать, — и скажет, что ждал меня.
Задумчивая улыбка Чимина скрыла глубину неизжитого горя.
— А Гук забил последний гвоздь в гроб моей безответной любви, когда в тот же день рассказал, что предыдущей ночью на факультетской вечеринке Юнги удостоили звания «Супержеребец года». Кажется, у него парней было больше, чем иголок у дикобраза, Тот парень был последним — подцепленным на подобной вечеринке. Гук неустанно заключал пари со своими приятелями на то, сколько времени продлится этот роман.
— Хм… Может, ты удачно отделался, Чимин, — вышел из игры лишь с одним поцелуем. Он мог бы испортить тебе жизнь, если бы захотел. Надо отдать ему должное за то, что он не воспользовался всплеском твоих юных гормонов.
— Да, я думал так. Надеялся, что когда-нибудь забуду Юнги или, в конце концов, преодолею это… До тех пор пока буквально не налетел на него посреди улице в Сеуле на втором году учебы в университете. У меня была лекция днем, а поезд опаздывал. Я выбежал с привокзальной площади и несся по улице за автобусом, когда столкнулся с каким-то мужчиной. Можешь себе представить мое удивление, когда я обнаружил, кому принадлежат эти сильные руки, крепко обхватившие меня. Думаю, Юнги тоже удивился.
***
— Боже мой! — выдохнул он. — Чимин…
Чимин старался не смотреть на него в упор. Но он был таким неотразимым в модных темных брюках и кремовой спортивной куртке. И таким изысканным. Юнги было уже двадцать семь лет, и выпускник университета исчез навсегда, уступив место элегантному мужчине из высшего общества, которым он всегда обещал стать.
Чимин ненавидел свой скованный немотой язык, ненавидел себя за то, что не может не любоваться им, ненавидел свое сердце, которое мгновенно затосковало и вновь обрело надежду. Он так и не выздоровел от любви. Ни на мгновение.
Взгляд его синих глаз скользнул по омеге, его типично студенческому облику — джинсам, футболке, холщовой сумке на плече, поношенным кроссовкам на ногах.
— Сразу видно, ты студент, — сказал он. — Поступил на курс, который хотел?
— Да. — Все, что он смог ответить. Он рисовал себе такую случайную встречу с первого дня по приезде в Сеул, воображая, как холодно, как небрежно безразлично будет держать себя с ним.
Однако не было ничего небрежного или безразличного в том, как он пожирал его глазами. Или в том, как переполненное надеждой сердце колотилось у него в груди.
— Отлично выглядишь, Чимин, — сказал он. — Очень жаль, что я не смог присутствовать на свадьбе Гука в прошлом месяце. Улетал по делам за океан. Извини, не могу поболтать с тобой. Опаздываю на деловую встречу.
— О, все нормально. Я тоже опаздываю, лекция уже началась. Всего хорошего. Пока. — И он почти побежал прочь.
— Где ты живешь? — крикнул ему вслед Юнги.
Сердце замерло. Чимин резко остановился и обернулся. Господи, хоть бы он записал мой адрес! Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы он записал адрес, молился он про себя.
— Мне нужно знать твой адрес, чтобы прислать приглашение, — произнес он.
— Приглашение? — тихо повторил Чимин.
— На мою свадьбу. В октябре я женюсь. — О…
Выглядел ли он столь же потрясенным, каким себя чувствовал? Должно быть, да, так как Юнги явно смутился.
Его извиняющийся вид оказался для Чимина спасительным. Невероятным усилием воли он заставил себя улыбнуться лучезарной, веселой улыбкой, чтобы скрыть разочарование.
— Как здорово! Женишься! Поздравляю. Знаешь, почему бы тебе не прислать приглашение на адрес Гука? Я постоянно меняю квартиры. Мне пора, Юнги. До встречи на твоем торжестве!
***
— Конечно же, ты не пошел! — воскликнул Хван.
— Почему не пошел? Пошел.
— Ну, друг, любишь ты наказывать себя!
— Это точно.
— Зачем, ради всего святого, ты туда отправился?
Чимин устало вздохнул.
— Любопытство, наверное. Хотел увидеть парня, которому удалось заарканить такого красавца. Кроме того, была приглашена вся семья, включая папу и отца. Я действительно не смог бы отвертеться от этого мероприятия без неловких вопросов.
— И?
— Жених был само совершенство. Как дрезденская фарфоровая статуэтка, и столь же дорогостоящий. Я возненавидел его с первого взгляда и еще больше полюбил Юнги. Это был самый ужасный день в моей жизни.
— А как твои отнеслись ко всему этому? Неужели они ничего не заметили? Неужели не видели, что твое сердце разбито этим бессердечным альфой.
— Уверен, папа что-то заподозрил, и Гук догадался кое о чем еще раньше. Возможно, на их с Роджером выпускной вечеринке. Он дал мне понять, какова репутация Юнги по отношению к омегам. Даже на свадьбе он говорил, что сделал бы состояние, если бы принимал ставки на то, как долго продлится этот брак. Он сказал, что Юнги отличный альфа, но для моногамии не создан. И добавил, как мне показалось, язвительно, что это не всегда его вина. Много раз глупенькие омеги— говоря это, он посмотрел на меня в упор — сами на него бросались.
— Слабая отговорка, если хочешь знать. Трудно изнасиловать альфу, скажу я тебе. А ты сам не говорил на свадьбе со своим возлюбленным?
— Я старался избежать общения с ним, но Юнги, казалось, нарочно искал меня. Бог знает почему. Может, его мучили угрызения совести. Он поцеловал меня в щеку ужасным дружеским поцелуем, потом довольно неуклюже заявил, что желает мне счастья, и что считает меня самым прелестным из омег, когда либо им встреченных, и хотел бы, чтобы мир был полон такими чудесными людьми, как Паки.
— О, дорогой, — вздохнул Хван. — Надеюсь, это охладило твой пыл.
Чимин проглотил комок, внезапно застрявший в горле.
— Нет, — признался он. — Не совсем…
Хван удивленно уставился на друга.
— Ты хочешь сказать, что все еще любишь его?
— Нет, конечно же, нет, — быстро ответил Чимин, как бы оправдываясь, и вскочил, чтобы убрать пустую кружку в раковину. — Это было черт знает сколько лет назад.
Хван присоединился к нему у раковины.
— Надеюсь, ты сказал правду, поскольку нет ничего глупее, как продолжать любить подобного типа. И не менее глупо отшивать других альф только из-за того, что однажды какой-то богатый донжуан подарил тебе поцелуй. Перестань витать в облаках, Чимин, и вернись на землю. Ты не становишься моложе, осмелюсь напомнить.
— Ты собираешься, сегодня на день рождения брата? — начал Хван с хитрым блеском в глазах.
— Да…
— Это будет великое торжество или только небольшая вечеринка?
— Вечеринки Гука всегда грандиозные.
— А чем твой брат зарабатывает на жизнь?
— В университете он изучал вычислительную технику и маркетинг. Но потом занялся рекламой, и это принесло неожиданный успех.
— Тогда на вечеринке должно быть полно соответствующих кандидатов, — усмехнулся Хван.
— Кандидатов куда? — удивленно спросил Чимин.
— В твои первые любовники.
Чимин готов был запротестовать, но сдержался. Все эти сентиментальные воспоминания о Юнги вызвали не свойственную ему волну безрассудства. Может быть, Хван прав. Может, даже Сохен был прав сегодня днем. Жизнь дана для того, чтобы жить. Глупо оставаться неопытным только потому, что ты оставался верен сумасшедшей, несбыточной мечте.
— По крайней мере, иди туда с открытыми глазами, — предупредил Хван. — Обещай, что, если появится альфа, который понравится тебе, ты подумаешь о том, чтобы дать ему шанс.
— Ладно, — сказал Чимин, внезапно принимая решение. — Обещаю.
— Пора стать благоразумным.
То же самое не раз говорил ему Юнги тем летом. Как же он был благоразумен!
Он по горло сыт благоразумием! Его решение последовать совету Хвана укрепилось. Пора завести роман, чтобы избавиться от нелепой детской фантазии. Время пришло. Да, оно определенно пришло!
— Сегодня вечером я должен выглядеть потрясающе, — стиснув зубы произнес Чимин.
— Вот именно! — воскликнул Хван. — Действуй, детка! Живем только раз!
***
В десять часов вечера Чимин уже сожалел о тех проблемах, которые доставляет ему сегодняшняя неотразимость. Он никогда не испытывал недостатка в поклонниках на вечеринках, но в таком наряде, как сегодня, он, похоже, променял потенциальных «кандидатов» на страстно пыхтящих преследователей, которые вызывали у него лишь отвращение. Чимин терпеть не мог альф, наступавших слишком стремительно, тех, которые были уверены, что любой омега сочтет за честь в первый же день знакомства лечь с ними в постель. Если еще один возбужденный дурак спросит «К тебе или ко мне?», он закричит.
В который раз он подумал, что допустил явный промах, если так бросается в глаза, что он непременно хочет подцепить мужика. Не следовало так игриво укладывать волосы. Или позволять Хвану уговорить себя надеть его золотые серьги с хрусталем, которые были пять дюймов длиной и выглядели невероятно сексуально.
Завидев парня с остекленевшим взглядом, прямиком двинувшегося к нему через переполненную народом гостиную, Чимин развернулся и бросился прочь, крепко сжимая обеими руками бокал с вином, чтобы не расплескать его на себя. Он нашел временное убежище на кухне, где Тэхен, муж Гука, безмятежно раскладывал закуски на больших блюдах.
— О, привет, Чимин. Ты сегодня совершенно ослепительный. Гук говорил, что все его приятели дружно пускают слюнки, глядя на тебя. Теперь я вижу почему. О, черт, опять звонят в дверь. Ты не мог бы спуститься, дорогой?
— Конечно.
Чимин вовсе не возражал. Все лучше, чем возвращаться в гостиную.
Потягивая вино, он спускался по лестнице в нижний холл к входной двери и размышлял о том, что Гук весьма преуспел для провинциального парня. Стремительная карьера в рекламном бизнесе, прелестный дом в зеленом пригороде Сеула, хорошенький муж и замечательный сынишка, названный Хенджином в честь деда. Все есть, а ведь сегодня ему исполнилось только тридцать два. Молодец!
Линда открыл дверь и застыл.
На пороге, спиной к нему засунув руки в карманы брюк, стоял мужчина с большой дорожной сумкой в руке. Чимин сразу же узнал, кому принадлежит эта элегантно подстриженная темная голова. Он узнал бы его в любой ситуации.
Это был Юнги.
