Моя судьба

      От неожиданности Чимин на несколько секунд оцепенел, позволив Юнги страстно целовать себя. Поцелуй, в самом деле, производил впечатление. Но, несмотря на бешено колотившееся сердце, несмотря на, то, что чувства его смешались, Чимин призвал на помощь все свое мужество, намереваясь отстраниться. В этот момент альфа сам отступил.       К несчастью, Юнги неправильно истолковал разочарованный стон омеги.       — Все хорошо, — шептал он, покрывая легкими нежными поцелуями его лицо. — Я чувствую то же самое. Это должно было, когда-нибудь случиться. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.       — Нет! — задохнулся он.       — Да, — настаивал он, вновь придвигая губы к его губам.       Чимин пытался сопротивляться, мотая головой, упираясь руками в его плечи, — но все было напрасно.       — Не будь же таким маленьким ребенком, — пробормотал он, схватив парня за руки. — Ты ведь хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью. Ты весь вечер злил меня только потому, что подсознательно презирал себя за то, что хочешь меня. Ты и убежать пытался только потому, что боялся остаться — боялся моей власти над тобой.       — Неправда! — враждебно выкрикнул Чимин.       — Тогда чего же ты боишься? Ведь не последствий же того, чем мы сейчас займемся. Не забудь, у меня в кармане лежит средство защиты, предусмотрительно заготовленное тобой.       — Я ничего не забыл.       — Поэтому ты и злишься. Продолжаешь наказывать меня за то, что я не сделал девять лет назад. Поверь, я поступил так именно ради тебя, милый Чимин. Или приписать мне хоть какое-то понятие о чести столь немыслимо?       — Чести? — повторил он в полном изумлении.       — Ну, может быть, не чести, — сухо сказал он. — Ты всегда вызывал во мне вожделенное желание. Но, в конце концов, я не поддался ему и поступил правильно.       Еще одно подтверждение тому, как мало значил он для него тем летом. Чувство, которое он тогда пробудил в нем, было лишь плотским желанием. Не более.       — А теперь, Юнги? — насмешливо спросил он. — Ты и теперь пытаешься поступать правильно?       — Черт возьми, нет, Чимин! Думаю, это мой единственный шанс получить то, чего я всегда хотел, и я намерен добиться своего любыми средствами.       — Гук придушит тебя, если выйдет и застанет нас, — предупредил Чимин.       — Никто нас в этой машине не увидит. Здесь затемненные стекла. К тому же Гук не выйдет.       — Почему… почему не выйдет?       — Потому что он очень, очень занят со своим потенциальным клиентом. Более того, он и не предполагает, что мы здесь.       — Но…       — Гук вовсе не просил меня покупать пиво. Это был мой экспромт, чтобы остановить тебя и остаться вдвоем.       — Ты… ты… Если ты еще раз меня поцелуешь, — прошипел он, — я откушу тебе твой мерзкий язык!       — Спасибо за предупреждение, любовь моя, — произнес он с ироничной улыбкой. — В таком случае я буду держаться подальше от твоих белых жемчужных зубок.       Он приник губами к изгибу его шеи. Чимин замер и резко вздохнул, когда он начал ласкать языком его горящую огнем кожу. Неистовое желание сражалось с гордостью и достоинством. Боже, как он хотел сдаться! Тот чертенок снова был здесь, искушая и мучая.       Ты ведь любишь его. Ты хочешь его. Позволь ему все. Не думай о том, что будет завтра. Забудь обо всем.       Юниг избавил его от сомнений, скользнув губами от шеи к мучительно напрягшимся соскам, разделенным ремнем безопасности. Отодвинув в сторону левую полу его пиджака, он принялся сквозь майку ласкать губами твердый сосок, пока намокший шелк не обтянул сверхчувствительную бусину, словно вторая кожа.       Тогда он начал нежно покусывать его, и Чимину пришлось сжать кулачки, чтобы удержаться от крика — так остры были его чувства. Его словно током ударило. Кровь вскипела и воспламенила мозг. Когда он сомкнул губы вокруг соска, лишь ремень удержал парня на сиденье. Он выгнул спину, устремляясь навстречу его губам, словно желая раствориться в его страстных ласках.       — Боже мой, Юнги, — стонал он. — Что ты со мной делаешь?!       Юнги резко отпустил его руки, и они упали безвольно. Он не оторвал губ от его груди, даже когда оба передних сиденья резко откинулись назад. Чимин закрыл глаза, ощущая готовность подчиниться всему, что бы ни случилось. Ничто не могло остановить его теперь: ни землетрясение, ни извержение вулкана.       Я сам стал вулканом, потрясенно осознал он. Чувства, долго дремавшие, высвобождались, бурлили, рвались на свободу. Ему было хорошо, но он ощущал копившееся напряжение, еле сдерживаемый жар, грозивший в любой момент заполыхать в полную мощь.       Он снова целовал его шею, губы, веки, шептал что-то нежное, и каждое слово отзывалось в его теле взрывами желания.       — Да, — слепо шептал парень в ответ, — да, пожалуйста…       И вот уже руки Юнги устремились под его брюки, чтобы снять белье. Он даже приподнялся над сиденьем, стараясь помочь ему. Вскоре на нем уже не было кроссовок, а трусы свисали с приборного щитка. Теперь лишь майка скрывала его наготу. Руки Юнги заскользили вверх по его обнаженным ногам, одновременно массируя тонкую кожу. Его охватило невыносимое возбуждение. Теперь в любой момент… В любую секунду…       Но альфа не прикоснулся к его телу там, где ему невероятно хотелось. Его ладони мучительно медленно поглаживали его бедра, как море ласкает земную твердь. Он больше не мог вынести этой сладкой муки. Его ноги судорожно раздвинулись, показывая, чего он желает.       И альфа приник губами к его члену.       Боже милостивый, что он с ним делал! Чимин сам не верил, что позволяет ему вытворять такое. Но… Будь что будет! Его дыхание участилось. Сердце бешено забилось. Он стонал в водовороте дикого наслаждения и, не в силах больше вынести блаженства, резко оттолкнул его голову прочь от своего пылающего тела.       — Нет! — выкрикнул он, сам не зная, почему говорит «нет», — наверное, потому, что все это было слишком сильно, слишком пугающе.       — Все хорошо, — хрипло убеждал его Юнги. — Я готов был остановиться. Да и вообще, не этого я хочу.       Чимин лежал, расширившимися от сладкого страха глазами наблюдая, как Юнги перебирается на его сиденье и устраивается между его ногами. Он не стал раздеваться совсем, но защитил их обоих — несомненно, тем самым, что раньше спрятал в карман. Некоторое время он снова ласкал его, до тех пор, пока он снова не изогнулся на сиденье в нестерпимом желании. Лишь ремень безопасности удерживал его от инстинктивного сопротивления этим мучительно-желанным прикосновениям. Но когда он остановился, чтобы поменять позу, Чимин мечтал лишь о том, чтобы принять его в себя.       В тот момент, когда он начал проникать в него, он в ужасе напрягся. Его резкий вдох напугал омегу, а его вторая попытка проникнуть в него заставила мышцы сжаться еще сильнее.       — Господи, Чимин, — выдавил он. — Расслабься.       — Я… я не могу, — выдохнул он. — Извини, но я просто не могу… Я не знаю, как…       — Что значит «не знаю, как»? — спросил он, резко вскинув голову.       От унижения и разочарования Чимину хотелось умереть. Сейчас он ненавидел себя за свою неопытность. Он застонал от глубочайшего огорчения и закрыл лицо руками.       Юнги чертыхнулся, и Чимин сжался в комок как от удара. Ясно, что он решил не продолжать. Ясно, что нервные девственники были не в его вкусе.       — Боже мой, Чимин, — наконец вымолвил он, отстегнув удерживающий его ремень, взяв его за руки и рывком подняв с сиденья. Его босые ступни соскользнули на пол, а голыми ногами он практически обнимал Юнги, теснившегося между приборным щитком и сиденьем. Лица их были всего в нескольких дюймах друг от друга.       — Почему ты не сказал, что девственник? — строго спросил он. — Почему ты позволил мне считать, что ты из тех веселых омег, готовых заняться любовью с первым встречным в любом месте и в любое время? — Чимин съежился под гневным взглядом Юнги. Таким злым он его никогда не видел. — Черт возьми, ты думаешь, я бы так с тобой обращался, если бы знал?! — Юнги почти кричал.       — Обращался со мной к-как?.. — заикаясь, проговорил Чимин, ошеломленный его вспышкой.       Он уставился на него, потом покачал головой.       — Не пойму, то ли ты сама невинность, то ли расчетливее и коварнее всех тех омег, каких я только знал. Кто ты на самом деле? Профессиональный соблазнитель? Тебе нравится зазывно наряжаться и смотреть, сколько альф потеряют из-за тебя голову? Может, ты просто спасовал перед альфой, который не выносит соблазнителей? — презрительно произнес он.       — Нет! — яростно возразил он. — И все же, да… в каком-то смысле.       — Так что? Да или нет?       — Нет, я не соблазнитель, — запротестовал он. — Но я действительно сегодня вечером хотел выглядеть соблазнительно, поскольку ты нравишься мне. Всегда нравился.       — Не смейся надо мной! Обольстительная одежда предназначалась явно не для меня, верно? Ты даже не предполагал, что я окажусь здесь. Так что у тебя было на уме, чего ты хотел добиться?       Чимин молчал.       — Или ты скажешь сам, или я спрошу Гука, — пригрозил он.       — Гук ничего не знает.       — Чего не знает? Что ты еще девственник? Так скажи мне правду, Чимин, чего ты добивался?       — Я… я решил сегодня, что по горло сыт своей неопытностью, — признался Пак, краснея и запинаясь. — Я подумал… что пора, наконец, расстаться со своей девственностью. Я знал, что на дне рождения Гука будет полно альф, вот и нарядился и… ну, я только… только…       Он пожал плечами, надеясь, что сказал достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство.       — Что «только»?       Его настойчивость стала раздражать парня. Ведь в действительности ему нет до него никакого дела. Ведь это он любит его, а не Юнги его.       — Прекрати свой допрос, Юнги! Ситуация совершенно ясна. Ты подвернулся как раз в тот момент, когда я решил, что готов к любви. И я решил отдаться тебе, раз уж ты был моей первой любовью. Увидев тебя, я уже не мог думать ни о каком другом из альф, присутствующих на вечеринке. Да я толком и не видел ни одного из них. Между прочим, Юнги, одна из причин, почему я до сих пор нелепая девственник — это ты!       Он зло смотрел на него, но Чимин молчал. Рассерженное выражение его лица постепенно сменилось нежностью.       — Не думаю, что так уж нелепо в твоем возрасте оставаться девственником, — мягко заметил он. — Но раз уж я отвратил тебя от всех альф, тогда лучшее, что я могу сделать, — искупить свою вину.       — Что ты имеешь в виду?       — Я имею в виду, милый Чимин, — сказал он, подарив ему легкий поцелуй, — что ты абсолютно прав. В самом деле, пора становиться взрослым, И, думаю, первый твой опыт должен стать совершенно особым переживанием. Ты должен познать его с тем, кого действительно любишь, а не с первым попавшимся альфой. Зачем тебе роман на одну ночь? Именно поэтому я готов стать твоим первым мужчиной.       — Но я думал… я имел в виду…       — Не думай, Чимин, — отрезал он с непривычно нежной твердостью. — Просто делай так, как я говорю, и все будет в порядке. Прежде всего, этот автомобиль — совершенно неподходящее место для столь важного события в твоей жизни. Мы попридержим твою фантастическую страсть еще на двадцать четыре часа, — прошептал он, проводя кончиком пальца вокруг его рта, до тех пор, пока губы не приоткрылись, и дрожь желания не охватила все тело. — Не волнуйся, все будет хорошо, Чимин, — пообещал он, отводя палец и снова целуя его.       — Но я думал, завтра ты возвращаешься в Европу, — робко возразил парень. В голове у него все окончательно перепуталось.       — Нет. Я вовсе не собираюсь этого делать. А сейчас… Я намерен выбраться из этой машины, если смогу. А ты лучше сначала надень белье и штаны. И пиджак. Боюсь, я изрядно испортил твой костюм. Но не беспокойся. Завтра я куплю тебе новый.       Чимин сидел замерев, пока он выбирался из машины. Юнги застонал, распрямляясь, наверно, из-за боли в мышцах: слишком много времени пришлось провести скорчившись. Наконец, словно под гипнозом, Пак поступил так, как он сказал: натянул штаны и доверху застегнула пиджак, чтобы не было заметно измятую майку. Он сознавал, как под тканью штанов до сих пор пылает его тело, как все еще напряжены соски.       Но когда Юнги сел в машину и взял его руки в свои, физическое возбуждение уступило место иному чувству, захлестнувшему его душу. Его нежная улыбка посылала теплые волны в сердце омеги, пробуждая эмоции, захватившие его тем давним летом, — эмоции, ничего общего не имевшие с вожделением плоти. Когда они вышли из машины, он не видел никого и ничего, кроме Юнги, — его лица, его глаз и его ответного желания, таящегося в их сверкающей синей глубине.       Губы альфы, сомкнувшиеся на его устах, вернули его к реальности: Юнги не любил омег. Он всего лишь занимался с ними любовью.       Как ни странно, но это обновленное знание больше не отвращало Чимина от Юнги. Он зашел слишком далеко. Побывав снова в его объятиях, он оказался бессилен против неистового влечения к нему.       Она поступил так, как он посоветовал: перестал думать. Он обвил его руками. Его язык устремился в глубину его рта, дрожь удовольствия пробежала по спине.       Первым опомнился Юнги. Его лицо пылало, он тяжело дышал.       — Черт возьми, Чимин!.. Перестань, или я не смогу держать дистанцию.       — Перестать? — слегка поддразнил он его, одновременно стараясь сдержать нестерпимое желание, разлитое по телу. — Ты же целовал меня, помнишь?       — Да, но разве ты намерен поощрять меня?       — Да.       Их взгляды встретились. Юнги покачал головой, потом сочувственно улыбнулся его признанию.       — Ты всегда был особой «штучкой», Чимин. Пойдем в дом, пока никто нас не хватился.       — Который час? — спросил он, когда они вместе шли по дорожке.       — Одиннадцать тридцать.       — Всего-то? — Чимин вспомнил, что, когда они с Юнги препирались в холле, часы на стене показывали без десяти одиннадцать.       Их не было в доме всего сорок минут.       Ему казалось, прошла целая вечность.