Моя судьба

      Квартира Чимина и Хвана располагалась на третьем, последнем этаже довольно старого дома в Северном Сеуле, на улице, прячущейся за деловыми кварталами. Неподалеку находился вокзал, но вот ни моста, ни гавани отсюда не было видно.       Всего в доме насчитывалось двенадцать квартир, по четыре на этаже. Чимин жил в одиннадцатой. Окна его гостиной смотрели на улицу, что было, конечно, ценным качеством, если бы кому-нибудь захотелось следить за всеми входящими и выходящими.       Без пяти одиннадцать Хван занял позицию у полуприкрытого жалюзи венецианского окна.       — Какая у него машина? — крикнул он Чимину, который все еще решал в ванной, выйти ли ейму к возлюбленному с уложенной челкой вверх или вниз.       — Черная! — крикнул Чимин в ответ.       — Да, но марка, какая?       — Понятия не имею. Не спортивная, но обтекаемая, и похожа на иностранную.       — С просторными передними сиденьями, — едко прибавил Хван.       — И тонированными стеклами.       — Она только что остановилась перед домом.       — Правда?! — испуганно воскликнул Чимин, вылетая из ванной, одной рукой придерживая рассыпающиеся волосы.       — Всегда завидовал людям, которые могут надеть любое старье и прекрасно при этом выглядеть, — осмотрев его с ног до головы, заметил Хван.       — Это не любое старье, — протестующее возразил Чимин. Свободная майка и черные облегающие джинсы. — Они стоили двести долларов.       Правда, купил он эти джинсы пару лет назад и заносил донельзя. Но они всегда приводили его в хорошее настроение. К тому же из всех его вещей они были наименее чопорным — если, конечно, не считать тех кожаных, что были на нем вчера вечером. Ничто человеческое ему было не чуждо, и в конце концов, Чимин решил, что должен выглядеть в меру сексуальным.       — Поднять мне волосы или оставить так? — спросил он в отчаянии.       — Подними, — ответил Хван. — И чуть растрепи. Небрежность сексуальна. И непременно серьги. Кстати, твой возлюбленный только что вылез из машины. Знаешь, ты прав. Сногсшибательный альфа!       — Как он одет?       — Голубовато-серый костюм. Блеск, Чимин! Я уже хочу его.       — Руки прочь, Хван. Он мой.       Хван рассмеялся.       — Ты, правда, думаешь, что он хотя бы дважды взглянет на меня, если ты будешь рядом? Пойду, принесу серьги и остальное, что обещал. А когда возлюбленный придет, целых пять минут не выходи.       — Перестань называть его «возлюбленный», — проворчал Пак. — Его зовут Юнги. И он еще не мой возлюбленный.       — О'кей, Юнги. Как-его-там?       — Мин.       — Подходит. Вот серьги. — И он протянул пару янтарно-золотых гвохдиков.       Чимин решил напомнить Хвану, что, ко всему прочему, вчера вечером Юнги принял его за весьма легкомысленную особу. Возможно, на его первое впечатление повлияли как раз вызывающие серьги.       — Боже, звонок!       Хван лебедем поплыл к двери, а Чимин снова скользнул в ванную. Дрожащими руками он укладывал волосы в том небрежном стиле, который Хван посоветовал, скорее случайно, чем продуманно. Тем не менее, он остался довольным полученным результатом. Он выглядел элегантно и сексуально. Холодно, но неуловимо чувственно.       Сделав несколько глубоких вдохов и собравшись с силами, Чимин, наконец, нашел в себе мужество покинуть свое временное убежище и выйти навстречу судьбе.       Юнги выглядел сногсшибательно, как и сказал Хван. Его ослепляющее очарование казалось неуместным в маленькой, обставленной дешевой мебелью гостиной. Когда Пак вошел в комнату, он стоял спиной к прикрытому жалюзи венецианскому окну. Пиджак его был расстегнут, руки покоились в карманах брюк.       Полоски солнечного света, пробивавшиеся сквозь окно, золотом ложились на его сияющие волосы и искорками играли на шелке дорогого летнего костюма. На нем была светло-голубая рубашка, с которой безупречно гармонировал галстук с дерзким абстрактным узором из зелено-желто-голубых пятен.       Чимин лишь однажды видел Юнги в костюме — на его злополучной свадьбе. А это вовсе не то же самое, что встретить его в одиннадцать утра в собственной гостиной. С упавшим сердцем он понял, что за те деньги, которые стоил этот шикарный костюм, он мог бы купить десять джинсов и маяк подобно тем, которые сейчас были на нем.       Богатство Юнги раньше никогда не волновало его. Но прежде он и не имел на него таких видов, как сейчас. Теперь же его миллионы казались ему главным препятствием на пути к более серьезным отношениям. Омеги вроде Пак Чимином не выходят замуж за таких альф, как Мин Юнги. В лучшем случае они становятся их веселыми друзьями.       Чимин обнаружил, что мрачно смотрит на него, Юнги хмурится, видя выражение его лица, а Хван неодобрительно смотрит на них обоих.       Спрятав свои глупые мечты подальше, Чимин изобразил на лице сладкую улыбку.       — Ты очень пунктуален, — уверенно сказал омега.       — А ты очень красив, — произнес он также сладким голосом.       С губ Хвана сорвался легкий вздох.       Чимин посмотрел на друга и наклонился, чтобы взять со столика сумку. Она не слишком подходила к его наряду, что не особенно беспокоило его раньше, но теперь… У Чимина возникло желание бежать в магазин за новой сумкой и новой одеждой. Ему захотелось купить изысканную одежду. И чтобы его серьги были не позолоченные, а из чистого золота.       Черт возьми, ему почти захотелось быть богатым!       — Пойдем? — беззаботно предложил он.       — Приятно было познакомиться, Хван, — сказал Юнги, вежливо протягивая руку.       — Мне тоже. Если не секрет, куда вы сейчас собираетесь? — спросил он, прежде чем Юнги успел увести Чимина.       Чимин высвободился из властно обхватившей его локоть руки и посмотрел ему прямо в глаза.       — Да, куда мы сейчас направимся, Юнги? — эхом отозвался он, восхищаясь своим спокойным и непринужденным тоном.       Хван прав. Тот непроницаемый образ, который Чимин создал себе за годы жизни в Сеуле, позволял успешно прятать самые глубокие чувства, но он вовсе не был уверен, что этот образ ему нравится. Куда исчез простой и непосредственный деревенский мальчик?       — Думаю, стоит пройтись по магазинам, — сказал Юнги. Его чувственные губы изогнулись в легкой улыбке. — Я же обещал тебе новый костюм, помнишь? А потом нам надо где-нибудь основательно перекусить.       — Ах, значит, к чаю, Чимин вернется? — снова влез Хван, улыбаясь. — А то, видите ли, моя очередь готовить, и мне надо знать, рассчитывать ли на двоих? Или может быть, на троих?.. — И он многозначительно взглянул на Юнги.       — Я бы не ждал его к чаю, — мягко ответил Юнги. Веселые искры в его глазах говорили, что он понял, чем интересуется Хван. — Я бы не ждал его и поздно вечером. У меня есть кое-какие планы. Ты сегодня вечером свободен, Чимин? — Он смотрел прямо на него, разумно игнорируя Хвана.       — Да.       Вот и все, что смог он вымолвить. Боже, зачем он согласился, чтобы Юнги заехал за ним так рано? Предстоящий день обещал стать долгими часами невыносимой пытки. Он уже не был уверен в том, что вечер ему понравится, когда, наконец, настанет. Возможно, к тому времени он совсем разнервничается.       — Отлично, — произнес Юнги. — Всего хорошего, Хван.       — Всего хорошего? Это звучит так, будто мы больше никогда, не увидимся.       Чимина передернуло от цинизма, таившегося, в словах друга.       — Разве? — протянул Юнги. — Тогда до скорого свидания!       Чимин злобно взглянул на Хвана через плечо Юнги. Хван лишь заговорщически улыбнулся в ответ.       — Ну, идите. И не забудь, что я говорил о напитках, Чимин.       — Не забуду, Хван, — ответил Чимин, беря Юнги за руку и вытаскивая его из квартиры, чтобы этот интриган не успел сказать еще что-нибудь.       Юнги коротко засмеялся, когда дверь закрылась.       — Что смешного? — набросился на него Пак.       — Твой друг. Можно подумать, ты Красная Шапочка, которая собирается прогуляться по лесу с большим Серым Волком. Что ты там наговорил ему обо мне?       — Только правду.       — Твоя версия имеет мало общего с истинной правдой. Но в этом нет твоей вины. Гук долгие годы выставлял меня в таком невыгодном свете! Я ему вчера сказал об этом и просил прекратить.       — Надеюсь, ты не сказал брату, что сегодня встречаешься со мной?       — Нет, хотя, черт возьми, у меня было такое искушение. Я сдержался только потому, что обещал тебе. Поскольку я знал, что могу ляпнуть что-нибудь, о чем потом пожалею, если останусь там, я переночевал в мотеле.       Вчерашнее видение — Юнги и блондин, сплетающие тела в номере мотеля, — тут же встало у него перед глазами. Чимин не мог от него избавиться, как ни старался. Или вовсе не из-за блондина и не из-за стычки с Гуком Юнги уехал ночевать в мотель? Что, если ему просто надо было залечить раны, которые он сам ему нанес?       Они в молчании спускались по лестнице. Чимин ненавидел свои сомнения, но они все возрастали, приводя его в отчаяние.       — Почему ты так молчалив, Чимин? — спросил он с тихим видом. — Что случилось? В чем я теперь виноват?       Он остановился у подножия лестницы и, крепко сжимая сумку, повернулся к Юнги.       — Поклянись, что не спал вчера с тем блондином! — судорожно выкрикнул он. — Пожалуйста, Юнги, поклянись!       Раздражение, вспыхнувшее в его глазах, еще больше испугало Чимина. Когда на лестнице послышались чьи-то шаги, Юнги схватил его за руку, выволок на улицу и усадил в машину. Сев за руль, он резко повернулся к нему. В его взгляде читался горький упрек.       — А если поклянусь? — жестко спросил он. — Что это докажет? Будь я способен на такое, мне бы ничего не стоило соврать. Но если тебе от этого станет легче, клянусь. Не спал я вчера ни с блондином, ни с брюнетом и ни с кем другим не спал. Я спал один. Чтобы уж до конца все прояснить, я не целовался вчера ни с каким другим омегой, кроме тебя, малыш!       — Хватит! — простонал он. — Я верю… верю тебе.       — Да ну? Как мило. — Сарказм слышался в каждом слове.       Чимин съежился.       — Господи, Юнги, прости меня. Прости, пожалуйста. Я тебе верю. Верю! Это просто потому, что ты такой привлекательный, а я жутко заревновал, когда увидел тебя с тем… и…       — И я все еще заложник своей репутации, — печально заключил он. — Господи, если бы можно было вернуться в те времена, я бы отправился учиться в какой-нибудь закрытый монастырский колледж, а не в университет. Я не оправдываю свое тогдашнее поведение, ведь я был испорченным и избалованным юнцом, у которого количество гормонов многократно превышало ум. Но, по-моему, я изменился в этом отношении. Я перестал извлекать преимущества из своего нелепого таланта привлекать противоположный пол. После университета у меня вообще не было омег на одну ночь. Перед тем, как жениться, я целый год спал только с Михо.       — А когда женился? Ты был ему верен, Юнги?       — Не хочу лгать. Не был. Но он сам довел меня до этого. Он перестал спать со мной больше года назад. Я хотел, чтобы у нас были дети, а он отказывался. Черт возьми, я хотел детей со дня нашей свадьбы. Сначала он говорил, что родит ребенка через два года. Потом два года превратились в три. Наконец он вообще отказался. Словами не передать, как я разозлился. После этого он перестал доверять мне в постели и просто убегал из спальни, едва я начинал настаивать на близости.       — Тогда почему он не пользовался таблетками?       Юнги хмуро засмеялся.       — Говорил, что это разрушает его либидо и что от этого он толстеет. А я, доверчивый дурак, ему верил. Но, конечно, таблетка не защитит ни от чего, кроме беременности, особенно если гулять направо и налево.       — У Михо появились любовники?       — Уже вскоре после медового месяца. Частный детектив, которого я, в конце концов, нанял пару месяцев назад, чтобы проследить за ним, показал мне список его дневных свиданий в отеле. Время и даты за долгие годы. Он беспечно подписывался, расплачиваясь за номер кредитной карточкой, которую получил от меня. Иногда, когда я уезжал по делам за границу, он отпускал прислугу и принимал любовников в моем доме. Он прямо в нашей супружеской постели занимался любовью с другими.       Чимин молча смотрел на Юнги.       — Когда я показал Михо отчет детектива в начале этой недели, он признался, что никогда не любил меня, и назвал сумму, которую рассчитывает получить при разводе. Вот тут я и ушел из дома — чтобы не убить его. А пока меня не было, Михо собрал вещи и уехал. Его всегда интересовали только мои деньги!       — Боже мой, Юнги, это ужасно! И даже… почти невероятно!       — Если ты не веришь, могу показать отчет детектива, — сухо сказал он.       — Конечно, я верю. Просто не понимаю, как омега может выйти замуж за человека, которого не любит… И как он, выйдя замуж за тебя, вообще мог хотеть другого альфу. Невероятно!       Теперь уже Юнги молча уставился на него. Его взгляд постепенно потеплел, и он погладил Чимина по щеке.       — Дорогой, ты так добр ко мне. Господи, если бы все омеги были такими, как ты. Если бы… — Он замолчал, расправляя плечи. Глубокая морщина прорезала его высокий лоб, погруженный в раздумья.       — Юнги? — нежно позвал Чимин его после долгого молчания.       Он вышел из задумчивости и улыбнулся. Это была самая печальная улыбка, которую Пак когда-либо видел на лице Юнги. Сердце Чимина сжалось. Со стороны могло показаться, что у Юнги есть все, о чем только можно мечтать, но на самом деле у него не было ничего по-настоящему ценного — ни настоящей любви, ни преданности. Чимин знал, что родители уделяли ему не слишком много времени, и у него не было ни братьев, ни сестер. Чимин подозревал, что его родители, родив мальчика — будущего наследника, больше не стремилась иметь детей. Он видел эту женщину на свадьбе Юнги и был поражен ее холодным снобизмом.       И муж Юнги, несомненно, никогда не любил его по-настоящему. Из того, что рассказал Юнги, стало ясно, что с тех пор, как Михо познакомился с сыном и наследником семьи Мин, он ни о чем, кроме денег, не думал.       Чимину хотелось признаться, что он любил и по-прежнему любит его, но что-то удержало его. Какое-то запоздалое беспокойство подсказало, что рассказать о такой долгой и почти слепой любви — означает дать Юнги огромную власть над собой. И как ни восхищался Чимин Юнги, его происхождение и этот ужасный брак не могли не повлиять на него отрицательно.       Поэтому он просто сказал:       — Давай больше не будем говорить о твоем Михо и вообще ни о чем серьезном. Давай просто радоваться жизни.       Он улыбнулся в ответ, и эта улыбка вернула ему Юнги, которого он знал. Зубы сверкали белизной, синие глаза горели, на щеках появились ямочки.       — Лучшее, что я слышал за год! — радостно произнес он.       Они ехали через мост в центр города. Там Юнги свернул к «Джидону», рядом с которым сверкали витрины дорогих магазинов. Чимин узнал это место только потому, что недавно видел короткий сюжет о нем по телевизору. Славившийся азиатской изысканностью, этот район отличался и немыслимыми ценами. Постоянными клиентами здешних магазинов были лишь самые богатые и известные люди.       — И… зачем мы сюда приехали? — нерешительно спросил Чимин. — Мы будем здесь завтракать?       — Нет. Я здесь остановился.       — Давно?       — С тех пор, как утром позвонил и заказал номер. Это в двух шагах от магазинов и театров, не говоря уж о набережной и гавани. Получится прекрасная база для нашей сегодняшней деятельности.       Деятельности?..       Чимин слышал, что то, чем они собирались сегодня заняться, называют по-разному, но чтобы секс называть «деятельностью»… Нервный смешок грозил сорваться с его губ, но он вовремя спохватился и одарил Юнги, как Чимин надеялся, загадочной улыбкой. Должно быть, ему это удалось. Юнги нахмурился и посмотрел на спутника так, как всякий альфа смотрит на омегу, когда не знает, что у него на уме, но очень хочет узнать.       — Мне показалось, ты говорил, что хочешь развлекаться, — проговорил он. — В таком случае, может быть, попытаешься хоть немного расслабиться?       Чимин рассмеялся, и когда Юнги захохотал в ответ, теплая волна любви подхватила его.       — Так-то лучше, — удовлетворенно сказал альфа. — Пора выбираться из машины и идти в отель. Служитель отгонит ее на стоянку.       Чимин во все глаза смотрел, как Юнги отдает распоряжения по поводу багажа помпезно разряженному портье, как вручает ключи от машины не менее импозантному служителю…       — Ты бывал здесь раньше? — шепнул Чимин, когда Юнги взял его за руку и повел за тяжелые стеклянные двери.       — Нет, никогда. А почему ты шепотом говоришь?       — Просто в таком месте хочется шептать, — сказал он все еще приглушенным тоном, зачарованно рассматривая отделанные дорогим деревом стены, шикарный ковер на полу, глубокие кожные кресла и многочисленные бронзовые статуэтки обнаженных античных героев. Чимин находил декор весьма напыщенным и не думал, что он соответствует вкусам Юнги. Он хорошо представлял себе людей, которым здесь понравилось бы.       — Почему ты выбрал именно этот отель?       — Потому что это единственный отель в Сеуле, где сегодня был свободен номер для новобрачных.       Чимин замер.       — Для новобрачных? — уставился он на Юнги, ожидая объяснений.       — Верно, — сказал он, нежно лаская его голосом и взглядом. — Ведь наша первая ночь должна быть чем-то совершенно особенным. Как-то отражать то, что ты для меня значишь.       Ком подступил у него к горлу. Он готов был разреветься, но справился с собой.       — Это так… мило с твоей стороны, Юнги.       В его глухом смехе было что-то бесстыдное.       — Это вовсе не мило, Чимин. Я не так воспитан, чтобы быть милым. Я эгоистичен и высокомерен, а временами крайне жесток. И ни перед чем не остановлюсь, чтобы увериться, что ты никогда не забудешь сегодняшний вечер. И что я никогда не забуду. Если ты считаешь, что именно я когда-то отвратил тебя от других альф, то поверь, после этой ночи ты не взглянешь на другого до конца жизни! Что? Страшно? А теперь сядь вон в то кресло, — приказал он, улыбаясь совершенно безжалостной, но поразительно притягательной улыбкой. — Я пойду зарегистрируюсь. А потом поведу тебя за покупками.