Моя судьба

      Чимин на мгновение замер в его объятиях, со вздохом принимая неизбежное. Его не шокировало и не расстроило, что Юнги вслух подтвердил мимолетность их связи. Он всегда это знал. Но как трудно было примирить неизбежную реальность с тем, что их теперь связывало! Чимин пережил нечто столь запредельное, столь прекрасное, что в нем, романтичном дурачке, снова зародились глупые надежды. Он тяжело вздохнул, и Юнги поднял голову.       — Это вздохи удовлетворения, изнеможения или нечто иное? — поинтересовался он.       Чимин грустно улыбнулся и кончиками пальцев убрал прядь волос с его лба.       — А ты как думаешь? — спросил он.       — Не знаю, — задумчиво ответил Юнги. — Потому и спрашиваю.       Его слова взволновали Чимина, вызвав нервный смешок. Ему хотелось признаться, как сильно он его любит и как хочет, чтобы он навсегда вошел в его жизнь. Но если им и предстоит быть вместе лишь до утра, что ж, Чимин не станет портить это недолгое свидание.       — Кажется, все сразу, — сказал он. — Мне хорошо, я устал… и очень разочарован, — последнее слово он произнес слегка надув губы.       — Разочарован?       — Да. Мне тоже хочется, чтобы ты остался и любил меня вечно. Но если тебе нужно завтра возвращаться в Европу, ничего не поделаешь. У нас есть еще остаток сегодняшнего дня. Черт возьми, Юнги, я бы не откладывал это так надолго, если бы знал, что бывает такой фантастический секс. Наверное, это потому, что со мной такой фантастический альфа, как ты. Ты потрясающий любовник!       Он неодобрительно посмотрел на омегу. Чимин не понимал, что он сказал не так. Юнги почти неслышно пробормотал что-то, затем резко отодвинулся. Чимин тяжело вздохнул, чувствуя себя опустошенным, не только телом, но и душой. Сердце его сжалось, когда Юнги перекатился на другую сторону кровати, встал и направился в ванную.       Очевидно, он чем-то обидел его. Но чем?       Слушая доносившиеся из ванной звуки — шум воды, плеск, — Чимин окончательно пал духом. Вода все лилась, и Чимин начал хмуриться. Юнги распахнул дверь, стоя перед ним мокрый и обнаженный.       — Что такое? — спросил Пак. — Что я такого сделал? Почему ты сердишься на меня?       — Спрашивай, спрашивай, — проворчал он и, подойдя к нему, бесцеремонно поднял парня с кровати. — Мы вместе искупаемся, Чимин, и заодно поговорим.       — Поговорим? К чему слова? — У него захватило дух от удивления.       — Да, любимый, поговорим, — сердито заметил он, занося его в ванную. Его руки крепко сомкнулись вокруг бедер омеги. — Ты что думаешь, мы будем заниматься любовью до бесконечности? Может, ты хочешь, чтобы я овладел тобой под душем, или на полу ванной, или перед зеркалом? Знаешь, зеркала придают сексу еще одно измерение!..       — Зачем ты… ты… — Он заколотил кулачками по его голым ягодицам. — Я хочу, чтобы ты…       Чимин взвизгнул, когда он с плеском бросил его в горячую покрытую пеной ванну. Брызги полетели во все стороны, вода выплеснулась на пол и на стены.       — Ну и что ты хочешь мне сказать? — проворчал он, залезая в ванну. Он расположился подальше от Чимина, скрестив на груди руки.       — Ты эгоист и ханжа, Мин Юнги! — заявил он, приподнимая голову в холодной ярости. — Тебе хорошо ты своего добился, а стоило мне раскрепоститься всего на один вечер, как ты смотришь на меня свысока.       — Правильно. Потому что ты — это не я. Ты - мой милый Чимин-и, и я хочу, чтобы ты таким оставался.       — Вздор!       — Вздор?! — взревел он.       — Да, вздор! — повторил он так же громко, как и Юнги, и презрительно усмехнулся. — Ты сделал все для того, чтобы притащить меня сюда и лишить невинности, а теперь, только потому, что мне это понравилось и я хочу еще, ты вдруг становишься таким чопорным. Что это? Совесть вдруг заговорила? Или ты просто боишься, что другой будет наслаждаться тем, что ты пробудил во мне? Тебе поэтому жаль уезжать в Европу?       — Не будешь ты спать с другими альфами. Никогда!       — Да ну? И как это ты меня удержишь?       — Женюсь на тебе!       Чимин оцепенел. Его поразило не только неожиданное заявление Юнги, но и то, как все в нем немедленно и яростно воспротивилось этой идее.       — С чего ты взял, что я когда-нибудь предполагал выйти за тебя?       — Потому что ты любишь меня! — заявил он, блеснув синими глазами.       Даже не сказал, что сам меня любит, — горько отметил Чимин про себя. Да потому что он вовсе меня не любит, зашептал ему внутренний голос. Его предложение — всего лишь способ избавиться от соперников. Он уже считает меня своей собственностью.       Чимина взбесила столь бесцеремонная самонадеянность.       — Ты, должно быть, шутишь, Юнги, Да, я хотел, чтобы именно ты стал моим первым альфой. Но это не любовь!       — Откуда такая уверенность?       — Ну, даже если это форма любви, — что еще вопрос, — то не той, которая длится долго и уж конечно, не та любовь, которая служит прочной основой для брака.       — Это твое последнее слово?       Последнее? Ужас охватил Чимина, едва он осознал, что делает. Человек, которого он любит, просит выйти за него замуж, а он отвергает его.       Но, собрав все свое мужество и здравомыслие, он ответил:       — На сегодня — последнее.       — А в будущем?       — Тебе решать, Юнги. Ты можешь попытаться завоевать мою любовь и дать мне возможность лучше узнать тебя. Уверен, если у тебя будет шанс, ты очень быстро сможешь превратить в настоящую любовь то, что я чувствую к тебе.       — Понимаю, — произнес он задумчиво.       — А сам-то ты любишь меня? — спросил он, затаив дыхание.       Их взгляды встретились. Его лицо потемнело.       — Не в моих правилах признаваться в любви омегам, которые только что меня отвергли.       — Но я не отверг тебя. Я только сказал, чтобы ты попытался завоевать меня, если действительно любишь. Твоя беда в том, Юнги, что все, что бы ты ни пожелал, ты получаешь на серебряном блюдечке. Не все так легко дается.       — Ты был сегодня весьма уступчив, — поддел он его.       — Ты тоже, — парировал Чимин, — пошел навстречу моему желанию.       Они смотрели друг на друга, и медленно, очень медленно губы Юнги изогнулись в улыбке.       — А ты превратился в маленький крепкий орешек…       — Нет, Юнги, просто я повзрослел.       — Что тоже весьма приятно, — сказал он, поглядывая на его тело, не совсем скрытое пеной. Чимина раздражало, что его будоражит этот взгляд. Соски его снова напряглись, он замер, когда Юнги придвинулся к нему и скользкой от мыльной пены рукой обнял за шею, приближая его губы к своим губам.       — Что… Ты понимаешь, что делаешь? — вымолвил он, презирая себя за свой       дрожащий голос.       — В точности то, что ты велел. Пытаюсь завоевать тебя.       — Полагаешь, это наиболее верный способ?       — Черт возьми, Чимин, в подобной ситуации человек использует все свои ограниченные возможности! Ты сам говорил, что я бесподобный любовник. И я тебе верю, потому что мой Чимин-и не стал бы лгать. Он же сама честность и искренность.       Лаская его шею, он постепенно сокращал небольшое расстояние, разделявшее их губы. Это был дразнящий, невыносимо мучительный и эффективный поцелуй. Чимин откинул голову назад, и он сочувственно усмехнулся.       — Надеюсь, этот день окажется очень долгим. Я вижу, мне еще долго предстоит тебя завоевывать…

***

      Чимин лежал на своей стороне постели и смотрел, как равномерно вздымается грудь Юнги. Он тихо вздохнул. Свет, пробивавшийся сквозь зашторенное окно, говорил, что рассвет уже близок.       — Ладно, Юнги, — прошептал он, обращаясь к спящему. — Ты победил. Ясно одно, я не могу рисковать, позволив тебе сегодня уехать в Европу без меня. Не могу рисковать, потому что ты больше никогда не предложишь мне выйти замуж. Не могу рисковать, потому что мне, может быть, никогда не придется больше лежать так рядом с тобой.       Он снова вздохнул и повернулся на спину, полный опасений за свое будущее с этим человеком. Будет ли он верен ему? Разделит ли с ним во всем свою жизнь, как делили свою его отец и папа?       Он хотел именно этого. Не пустой брак, как это принято в высшем обществе, где омега-муж лишь немногим отличается от любовника. Ему хотелось, чтобы у них были дети, чтобы Юнги каждый вечер приходил домой, а не мотался все время за границу в так называемые деловые поездки.       Чимин с грустью признал, что всего этого у него может никогда не быть, если он станет мистером Мин. Тот род брака, который он может ему предложить, скорее всего, окажется для него адом. Но не стать мужем Юнги значило бы приговорить себя к худшему.       Он закрыл глаза и представил свою жизнь без него. Без его рук, обнимающих его, без его губ на своих губах, без его тела, сплетающегося с его телом. Никогда не слышать эти чарующие обольстительные слова, которые он шептал ему. «Ты так прекрасен… я обожаю тебя… я всегда хотел тебя… всегда буду желать… я без ума от тебя…»       Каждый раз, когда они любили друг друга в этот долгий день и в эту долгую ночь, Юнги не знал усталости. Его бесконечно долгая любовная игра так сильно распаляла Чимина, что он готов был согласиться на все, чего бы он ни захотел. Чимин гордо заявил, что не все достается так просто, что он вовсе не стремится к браку с ним. Какая чушь! Он уже был готов принять любые его условия, лишь бы не расставаться.       Телефон, зазвонивший у самой постели, испугал Чимина. Кто бы это мог быть? Только Хван знал, что он здесь. Вечером Чимин позвонил другу, чтобы сообщить, что не будет ночевать дома. Хван, кажется, не слишком удивился, хотя Чимин почувствовал облегчение, узнав, что Хван сам собирается на свидание, и у него нет времени на лишние вопросы.       — Ответь, — пробурчал Юнги. — Может, отель горит.       Чимин снял трубку.       — Да? — почти шепотом произнес он, и мгновенно лицо его исказила гримаса страха.       — Это ты, Чимин?       Гук! Боже, это был Гук! Чимин прикрыл трубку рукой и застонал.       — Кто это? — тут же спросил Юнги, приподнимаясь на локте.       — Гук. — Вот и все, что смог он вымолвить.       Юнги тихо выругался.       С трудом проглотив ком в горле, Чимин убрал руку от трубки.       — Да, это я, — коротко сказал он.       — Господи, Чимин, я поверить не мог, когда Хван сказал мне, где ты и с кем. Словами не передать, как я разочарован и как отвратителен мне Юнги.       Чимина охватила паника. Хван никогда не сказал бы Гуку, где он и с кем, не будь это действительно необходимо. Особенно в такой ранний час.       — Прошу без нотаций, Гук, — нетерпеливо сказал Чимин. — Что случилось?       — У папы сердечный приступ, — угрюмо произнес он.       У Чимина внутри все оборвалось. У папы сердечный приступ? Но ведь ему только сорок восемь. Этого не может быть!       — Он… Он не умер, ведь нет? Господи, Гук, не говори, что он умер! — кричал он.       — Нет. Он не умер. Но он в больнице. Отец сказал, что состояние тяжелое.       Чимин залился слезами, и Юнги взял трубку из его трясущихся рук.       — Это Юнги, Гук, — услышал он. — Чимин слишком расстроен, чтобы говорить. Что произошло?       Чимин все еще не мог поверить. Его папа… может умереть. Что он будет делать, если папа умрет? Что будет делать Гук? И отец? Господи боже, отец не сможет с этим справиться. Не сейчас. Слишком рано это случилось. На сотню лет раньше!       — Ради всего святого, Гук, говори как взрослый человек. Выкладывай все по порядку! — вдруг закричал Юнги. — Какое, черт возьми, имеет значение, что мы с Чимином спим вместе, когда ваш папа может умереть? Давай поднимай свою задницу, садись в машину и гони в больницу! Но не несись как дьявол! Мало будет радости от того, если ты свернешь свою шею о ближайшее дерево!       Чимина удивили властные нотки в голосе Юнги. Обычно Юнги отступал в столкновениях с Гуком. Временами критические ситуации проявляют лучшее или худшее в людях. Совершенно очевидно, что Юнги проявлял свои лучшие качества.       — Нет, не трать время, не приезжай сюда за Чимином, — подытожил он тем же властным голосом. — Я сам привезу его туда. А ты помалкивай о наших с ним отношениях, если не хочешь неприятностей. Если скажешь о нас хоть одно бранное слово, я шкуру с тебя спущу. Ты и так вчера основательно испытывал нашу дружбу на прочность, и я больше не намерен такого терпеть!       Суровое выражение его лица растаяло, когда он взглянул на залитое слезами лицо Чимина.       — Бедный мой, — сочувственно произнес Юнги, обнимая его и нежно покачивая. — Я знаю, что значит для тебя папа. Для всех вас. Он чудесный.       Чимина тронуло его сочувствие, и он постарался удержаться от рыданий, с неохотой высвободившись из его успокаивающих объятий.       — Ты… ты, правда, отвезешь меня туда? — недоверчиво спросил он. — Разве тебе не надо возвращаться сегодня в Европу?       — Надо, но я не поеду. Как я могу оставить тебя в такой момент? Я нужен тебе, Чимин.                    Его глаза снова наполнились слезами.       — Да… да… Юнги, я…       — Нет, — сказал он. — Больше ничего не говори. Сейчас неподходящее время. Твои нервы слишком напряжены, и, возможно, ты ощущаешь то, чего нет на самом деле. Теперь вставай, любимый, прими душ, а я закажу завтрак. Полагаю, ты захочешь по дороге заскочить домой, чтобы захватить что-нибудь из одежды. Так что поторопись. Время не терпит.       Последнее замечание Юнги снова вернуло мысли Чимина к папе. А вдруг он умирает там, в больнице? Мысль о том, что он может больше никогда не увидеть папу, вытолкнула Чимина из постели и заставила устремиться в ванную.       Меньше чем через час он уже входил в свою квартиру. Часы в гостиной показывали двадцать пять минут седьмого.       — Это ты, Чимин? — крикнул Хван из спальни.       — Да, это я.       Появился Хван в ночной рубашке, крайне встревоженный.       — Надеюсь, ты на меня не в обиде? — спросил он. — Я не хотел говорить твоему брату, где ты, но мне пришлось это сделать, когда он рассказал о том, что случилось.       — Ты правильно поступил.       — Где Хван?       — Ждет в машине. Он собирается отвезти меня к папе.       — Полагаю, сейчас не время спрашивать, как там у вас прошло?       — Не время, — резко ответил Чимин.       Хван кивнул.       — Может, тебе что-нибудь нужно? Чашку кофе или еще что?       — Нет, ничего, спасибо.       — Надеюсь, твой папа выкарабкается, — сказал Хван, суетясь вокруг Чимина, пока тот переодевался в белые шорты и черно-белую майку в полоску.       — Я тоже, — ответил Чимин, надевая черные кроссовки.       — Он всегда так мило говорил со мной по телефону.       — Да.       — Вот мой папа — настоящий дьявол, а я его все равно люблю.       У Чимина задрожал подбородок.       Хван подошел к другу и обнял за плечи.       — Все обойдется, дорогой, — прошептал он. — Я верю, что все обойдется.       Чимин зарыдал. Через десять минут он снова сидел в машине Юнги, и они мчались на север.