Моя судьба

      — Чем именно ты занимаешься, Юнги?       Он быстро взглянул на Чимина. Они уже почти час ехали в молчании, лишь какая-то маловыразительная музыка звучала по радио.       — Совсем не обязательно заводить светскую беседу, — сухо сказал он, снова переводя взгляд на дорогу.       — Но я действительно хочу знать. Гук говорил, что ты работаешь в экспортном отделе «Мин Индастриз». Но в чем выражается твоя работа?       Он снова посмотрел на него.       — Так ты не знаешь?       — Что не знаю?       — Уже год как я лично возглавляю компанию. Я управляющий директор.       — Я не знал. — Чимин удивленно поднял брови. — Я считал, эту должность занимает твой отец.       — Занимал. Теоретически. К несчастью, он был не слишком умелым руководителем, и это стало сказываться на делах фирмы. К тому же он предпочитал жить в Сеуле, а главный офис расположен в Европе. Но во всем этом виновата моя мать. Она отказалась жить в Европе, и отец пошел ей навстречу. К тому времени, когда я вступил в должность, такое небрежение плюс недавний экономический спад поставили некоторые наши подразделения в тяжелое положение. Мне посчастливилось изменить ситуацию, и сейчас мы можем извлекать преимущества из экономического роста.       На Чимина это произвело впечатление.       — А как ты занял эту должность, Юнги? Уговорил отца пораньше уйти в отставку?       — Нет. Он умер. — У Чимина перехватило дыхание. — Об этом писали в газетах, — добавил он. — В разделе «Бизнес».       — Я не часто читаю этот раздел, — пробормотал он.       — Я не предполагал, что ты не знаешь. Гук знал, потому что звонил мне иногда. Я думал, он тебе говорил.       — Нет. Он даже словечком не обмолвился. Боже мой, Юнги, прости меня за бестактность. Из-за чего он умер? Он болел? — Чимин помнил высокого красивого альфу на свадьбе Юнги. Тогда ему показалось, что ему слегка за пятьдесят, хотя, вероятно, он был старше.       — Да. Тяжело болел. У него обнаружили рак поджелудочной железы. Врачи ничего не смогли сделать. Он умер меньше чем через три месяца после того, как ему поставили диагноз.       — Как это для всех вас было ужасно. Твоя несчастная мать была, наверно, просто опустошена.       — Не то слово! — усмехнулся он. — Она переживала так сильно, что отправилась в кругосветное путешествие, чтобы прийти в себя. На следующий день после похорон. В прошлом месяце она стала миссис Чхве. На мое счастье, мистер Чхве живет в Америке и неспособен путешествовать из-за редкого заболевания крови. Осмелюсь предположить, что в следующий раз увижу свою дражайшую мамочку на похоронах моего нового отчима. А может, и нет, — саркастически добавил он. — Если я на пару минут опоздаю, то разминусь с ней. Она уже уедет.       Чимин хотел было сказать что-нибудь в защиту его матери, что-нибудь успокоительно банальное, но решил все же промолчать. Ему не нравилась эта женщина и он ни на грамм не винил Юнги за те чувства, которые он питал к матери. Как мать та была холодна и равнодушна, как жена несчастна. Красивая, но бессердечная стерва, выше всего в жизни ставившая деньги и социальное положение.       — Понимаю, — только и сказал он.       Юнги снова проницательно посмотрел на него.       — Да, должно быть, ты понимаешь, — сказал он с восхищением. — Любой другой ляпнул бы какую-нибудь сочувственную глупость, не заботясь о смысле. Но не ты, Чимин. Ты сын своего папы. Прямое продолжение. Ты не представляешь, как высоко я ценю искренность отношений. С тобой альфа всегда будет знать, как ему вести себя. Не будет ни обманов. Ни лжи. Ни пустой болтовни.       На душе у Чимина потеплело от его слов, и все же он испытывал беспокойство. Он хотел того же от Юнги. Ни обманов. Ни лжи. Ни пустой болтовни. Никогда!       — Тогда расскажи, чем ты сейчас занимаешься, Юнги, — настаивал он. — Опиши обычный день из жизни Мин Юнги. Или лучше типичную неделю.       Он грустно улыбнулся.       — Ага, кажется, Пак Чимин, психолог и консультант, приступает к работе. Это что, профессиональный способ получше узнать пациента? Попросить его рассказать о себе. Может, притормозим, чтобы я лег на заднее сиденье, расслабился и вообразил, что это кушетка?       — А может, ты будешь вести машину и отвечать на мои вопросы?       Он вздохнул.       — Тебе могут не понравиться ответы.       — Давай рискнем.       Ответы ему совсем не понравились. Они привели его в смятение. Обычный распорядок дня Мин Юнги внушал ужас. Он работал по восемнадцать часов в сутки всю неделю, и ни на что другое времени почти не оставалось. Да и по выходным он тоже работал, даже когда играл в гольф или посещал светские приемы. Это были скорее деловые, чем дружеские, человеческие связи. Он начал понимать, почему брак Юнги пошел наперекосяк. И прямо сказал ему об этом.       — Да, но ты забыл, — возразил Юнги, — что впервые годы своего брака я не занимал эту изматывающую должность. У меня было полно свободного времени, и я посвящал его мужу. Первые два года Михо сопровождал меня во всех заграничных поездках.       Чимин подавил укол пробудившейся ревности, чтобы сконцентрироваться на рассказе Юнги.       — К тому времени, когда умер отец, мой брак уже дал трещину. Михо отказывался сопровождать меня. Он стал отказываться спать со мной. Он жил своей жизнью и шел своей дорогой.       — Я должен быть честным с тобой, Юнги, — с горечью сказал Чимин. — Та жизнь, которую ты сейчас ведешь, не способствует семейному счастью, даже если твой муж любит тебя.       — Это Чимин-психолог говорит? Или Чимин-омега обдумывает предложение выйти замуж?       — Оба вместе.       — Итак, наше счастье не кажется тебе возможным, если я продолжу работу на посту управляющего директора крупной компании.       — Я… Я не вышел бы замуж за такого человека, — мужественно заявил Пак. Он говорил совершенно откровенно.       Юнги, должно быть, услышал в его голосе убежденность, потому что сразу же насупился.       — А любовником такого человека ты стал бы? — бесцеремонно спросил он, прищурившись.       Чимин был смущен и разочарован. Ему следовало бы знать, что Юнги сделает именно такой ход. Все-таки альфа стремился к тому, чтобы он стал ему не столько любимым мужем, сколько постоянным партнером.       — Ну как? — настаивал он. — Согласился бы?       — Да, пожалуй, — с грустью признался он, отворачиваясь. Ему было слишком стыдно.       Ведь нередко любовника привязывает лишь страсть, меркантильный интерес, но не любовь. Это были бы не настоящие отношения. Юнги предлагал ему секс, и ничего больше. Любовь в его планы не входила.       И все же именно любовь к Юнги лишала его остатков гордости. Любовь, которая уже много лет не желала умирать. Любовь, которая смогла заставить его изменить самому себе и тем ценностям, на которых он был воспитан.       В машине воцарилась напряженная тишина.       Чимин смотрел в окно. Летели мили. Лишь однажды они ненадолго остановились, чтобы перекусить. Юнги гнал и гнал, держа скорость на пределе возможного. Пейзаж постепенно приобретал бурые тона. Чимин наконец сам увидел ту засуху, на которую целый год жаловался отец. Опытный фермер зарабатывал достаточно денег, чтобы выучить своих детей в университете. Он знал, как защитить урожай от многих напастей, но мало что мог сделать, если не было дождей. К счастью, ферму Пака с одной стороны омывала река, но сейчас от нее остался лишь жалкий ручеек.       Вряд ли отца сейчас волнует засуха, с тоской подумал Чимин. В голове у него другие заботы. Те же, что и у него.       — Отвезти тебя домой? — наконец прервал молчание Юнги, когда они въехали на главную улицу, совершенно пустынную в этот знойный воскресный декабрьский полдень. — Или рванем прямо в больницу?       — В больницу! Дома может никого не быть.       — Куда ехать?       Чимин показал дорогу, и вскоре они подъехали к больничной автостоянке. Жара оглушила парня, как только он открыл дверцу. К счастью, в больнице, как и в машине, работал кондиционер.       Это было современное здание, обновленное и расширенное всего два года назад — не столько потому, что город вырос, сколько из-за того, что приходилось обслуживать большую территорию. Государственная политика жесткой экономии привела к тому, что несколько небольших больниц и клиник в ближайших городках закрылись. Теперь больных направляли оттуда за сотни миль сюда.       — Вот машина Гука, — заметил Чимин, оглядев стоянку. — А вот и грузовичок отца!       Он не знал, к добру это или к худу. Они приехали в больницу, потому что папа все еще в смертельной опасности? Или потому что ему лучше, и они могут поговорить с ним? Как бы то ни было, похоже на то, что Лиен жив. Чимин отчаянно надеялся на это.       Юнги положил ему руку на плечо, когда он открывал тяжелую стеклянную дверь в зал для посетителей.       — Папа твой — боец — успокаивающе говорил он. — С ним все будет хорошо.       Но Чимин волновался. Даже если папа выкарабкается, с его здоровьем могут возникнуть новые проблемы. Врач еще много лет назад рекомендовал ему набрать вес из-за пониженного давления. Но Лиен так и не смог отказаться от своей любимой диеты.       Чимин не сомневался, что как раз это и обеспечило папе болезнь сердца. Кроме того, он был уверен, что даже если бы ему приказали перейти на калорийную пищу, Лиен не последовал бы совету врачей.       — Мистер Пак Лиен, — повторял Чимин дрожащим голосом, обращаясь к женщине в приемном покое. — У него сердечный приступ. Я его сын.       — Ах, да. Недавно здесь были ваш брат и отец. — Женщина улыбнулась, и это придало Чимину уверенности. — Мистера Пак уже перевели из реанимации в общее отделение. Думаю, вы можете считать это хорошей новостью. Он в блоке «С», десятая палата. Поднимитесь на лифте на третий этаж.       Чимин чуть не разрыдался от облегчения. Каким-то образом он сдержался, почти проглотив свое «спасибо». Смахивая слезы, он поспешил к лифтам.       Когда Чимин вошел, папа спал. Серое лицо выделялось на белой больничной постели. Отец сидел рядом, держа Лиена за руку. Гук стоял у окна небольшой одноместной палаты и смотрел на увядшие деревья. Мужчины оглянулись. Взгляд отца просветлел, Гук же посмотрел на брата с упреком.       — Чимин приехал, — взволнованно шепнул Пак Хенджин мужу. Лиен открыл глаза.       — Чимин, — слабо выдохнул он таким безжизненным голосом, что в парне все перевернулось. Когда папа протянул к нему руки, он не мог больше сдерживать слезы и бросился в его объятия.       — Ну, Чимин, мальчик мой, — прошептал папа, поглаживая сына по волосам. — Я в порядке. Чтобы уморить меня, требуется кое-что посерьезнее, чем дурацкое сердцебиение.       — Сердцебиение, как же! — мягко возразил муж. — Да ты был бы мертвее мертвого, не привези я тебя сюда так быстро.       — Твой отец, как всегда, преувеличивает опасность, Чимин, — сказал Лиен, простыней вытирая слезы с лица сына. — Подумаешь, какой-то маленький тромб застрял ненадолго не там, где надо. Доктор говорит, что кардиограмма не показывает дальнейших опасных последствий.       — Доктор говорит еще, что, если он не возьмет себя в руки в том, что касается диеты, в следующий раз его везение может кончиться.       — Диета, диета, диета, — вздохнул Лиен. — Как проснусь, только и разговоров, что про диету. И кто только придумал что диета не правильна.       — Лучше быть толстым, чем на кладбище, — проворчал Гук. — Ради бога, папа, тебе придется делать то, что предписал врач. Слезть с диеты — не значит есть все. Это значит просто по-другому питаться.       — А, вздор, — пренебрежительно сказал Лиен.       — Так вот где Чимин подцепил это словечко, — проворчал Юнги с порога комнаты.       Пак Лиен впервые обратил на него свой взор.       — Ну, хвала Господу, если я не обманываюсь, это Роджер Мин Юнги там стоит! Чимин скажи-ка мне, что я ошибаюсь.       — Хотел бы я, папа, но, боюсь, ты совершенно прав. Это Юнги. Он приехал на день рождения Гука в пятницу вечером и все еще был в городе, когда пришло известие о твоей болезни. Он был так добр, что привез меня сюда.       Чимин заметил, что папу удивила такая любезность Юнги.       — Ну-ну, — только и сказал Лиен, но для всех, кто знал его, это стоило целой речи. Он посмотрел на Юнги, потом на покрасневшего Чимина и снова на Юнги.       — Это было чрезвычайно мило с твоей стороны, Юнги. Теперь иди сюда и обними своего старого знакомого.       Юнги засмеялся и обнял его.       — Здравствуйте, мистер Пак, — тепло приветствовал он его. — Рад видеть, что вы не изменились.       — О тебе такого не скажешь, паренек. Ты выглядишь очень вымотанным. Что тебе нужно, так это хорошенько выспаться и глотнуть свежего деревенского воздуха. Почему бы тебе не остаться пока на ферме с Хенджином?       — Я бы с радостью, мистер Пак, но у меня важное дело в Европе, которое нельзя отложить. Мне надо быть там завтра. Так что утром первым делом придется ехать в аэропорт, и оттуда самолетом домой.       Чимин раздумывал, сказать ли родителям о смерти отца Юнги, но решил, что сейчас это будет вряд ли уместно.       — Жаль, — сказал Лиен. — Вы, молодые, не знаете, как коротка жизнь. Не тратьте ее на дела, которые не сделают вас счастливее. И не откладывайте на потом то, что должны были сделать много лет назад…       Чимин мог лишь догадываться, что имеет в виду папа, но решил, что слова обращены непосредственно к Юнги.       — Удары вроде того, что мне довелось выдержать, заставляют иначе смотреть на жизнь, — продолжал Лиен. — Поэтому мы с отцом собираемся поехать в отпуск, который откладывали долгие годы. Верно, отец?       — Конечно, дорогой. Черт с ними, с расходами. И с превышением кредита.       В этот момент вошла пожилая медсестра с постным лицом. Бюст ее вздымался, как капитанский мостик. Она велела всем посетителям уходить, положив конец разговорам об отпуске и о растраченных жизнях…       — Мистеру Паку необходим покой, — твердо заявила медсестра, когда отец Чимина запротестовал. — И вас это касается, господин Пак. Вам тоже надо отдохнуть.       — Все равно собак и скотину надо кормить, — напомнил ему Лиен. — Может, увидимся вечером? — сказал он, вопросительно глядя на медсестру в надежде, что та даст разрешение.       Один лишь этот жест говорил, как сердечный приступ подорвал обычную уверенность Лиена в себе. Он никогда и ни у кого не спрашивал разрешения, если намеревался что-нибудь сделать. Впрочем, подумал Чимин, эта старая Горгона с любого спесь собьет.       — Полагаю, вечером вы сможете принять посетителей, — последовало неохотное разрешение. — Но только на час или около того.       Чимину не хотелось прощаться так скоро. Но в словах о покое был смысл. Да и отец выглядел усталым. Просто разбитым. Похоже, с того момента, как с папой случился приступ, он даже толком не ел. За ним самим нужно было присматривать.       В этот момент Чимин решил не возвращаться завтра в Европу вместе с Юнги. Он останется на ферме и немного побудет с отцом. Школа не развалится из-за недельной отлучки консультанта, особенно в это время года. Через две недели начинались каникулы, но многие старшеклассники уже разъехались.       Вероятно, на следующей неделе ему придется вернуться, чтобы привести дела в порядок. И, раз уж так жизнь оборачивается, возможно, даже придется подать заявление об уходе с работы. Он понимал, что ему предстоит перебраться в Европу, если он станет любовником Юнги. Хотя жить в Европе Чимину совсем не хотелось, теперь, после всего что произошло, эти соображения не имели никакого значения. Он поедет с Юнги, куда бы он ни направился, чтобы быть рядом, насколько это возможно. Вот и все.       — Почему бы тебе не отвезти отца домой, Гук? — предложил он брату, когда они шли по больничному коридору. — Мы с Юнги купим что-нибудь поесть и приедем как можно скорее.       — Согласен, — резко ответил он. — Я чертовски голоден. Только не задерживайтесь!       Он зашагал прочь, всем своим видом показывая, что еще не простил им ужасное превращение в любовников.       — Я поговорю с ним, — сказал Юнги.       Чимин вздохнул и покачал головой.       — Сомневаюсь, что это пойдет на пользу. Он очень на меня сердится.       — Нет, это он на меня рассердился. И тому есть причина.       Чимин вопросительно посмотрел на Юнги.       — Тем летом, — коротко вздохнув, объяснил он, — после того как мы вернулись в университет, Гук проявил фотографии, которые он сделал, пока я был на ферме. На снимках он увидел то, на что дома не обратил внимания: что мы с тобой… питаем нежные чувства друг к другу. Гук обвинил меня в том, что я совратил тебя. Я пытался объяснить, что между нами ничего не было, но он словно сдвинулся на этом. И заявил, что убьет меня, если я когда-нибудь прикоснусь к тебе. Гук без конца твердил, какой ты юный и невинный. Он убедил меня в том, что ты заслуживаешь лучшего, а такой порочный мерзавец, как я, недостоин тебя. Честно говоря, Чимин, я согласился с ним. И до сих пор согласен. И ты тоже согласен. Вот почему ты не хочешь выйти за меня замуж.       Чимин потупил взор, стараясь не расплакаться. Так вот что произошло много лет назад!..       — Но я не такой уж негодяй, каким Гук изображал меня, — печально добавил Юнги. — Думаю, я небезнадежен и меня еще можно исправить. Надеюсь, еще не слишком поздно, — загадочно произнес он.       Чимин посмотрел на него в замешательстве.       — Слишком поздно для чего?..       — Для того чтобы завоевать желанное, — тихо произнес Юнги, лаская его потемневшим до глубокой синевы взглядом — Тебя, Чимин! Я хочу тебя… — И его губы склонились к губам омеги.       Чимин уклонился от поцелуя, испугавшись своих чувств, с которыми не мог бороться. Ведь он тоже хотел его — прямо сейчас, невзирая ни на что.       Разве возможно испытывать подобное желание в такой ситуации? Прямо здесь, в больнице, где чуть дальше по коридору лежит его больной папа? Ведь все, что он предлагает, — не более чем обещания, загадочные и, вероятно, пустые. Да разве что-нибудь исправит такого человека, как Юнги, гневно подумал он. Завтра он возвращается в Европу. В конечном счете, какие бы чувства он ни питал к нему, они явно недостаточно сильны, чтобы удержать его здесь, возле себя.       Несомненно, он привяжет его к себе. До той поры, пока Пак не переберется в Европу на постоянное жительство, будут билеты на самолет, зарезервированные номера для романтических встреч. А он, безвольный дурачок, будет прилетать к нему и позволит бесстыдно собою пользоваться! Но, как ни странно, эти мысли еще больше возбудили Чимина.       В его смехе было и раздражение, и горькое признание собственного безумия.       — Итак, ты получил все, что хотел, Юнги. Я уже согласен стать твоим. — Он не сказал «любовником», поскольку в этом слове были оттенки, которые совсем ему не нравились. Слишком мало в нем было любви. Оно было бы уместней в деловом соглашении.       — Учти, я никогда не позволю тебе уйти от… — проворчал он, обнимая Чимина. — Неважно, от чего.       На этот раз его поцелуй был неизбежен и всепоглощающ. Когда, наконец, Юнги отпустил объятия, Чимин весь трепетал — и не только от желания.       Боже, что он наделал, безрассудно связавшись с Юнги? Он мог не тратить слов на признания в любви — альфа и так знал это. Все его поступки и слова выдавали это знание. Чимину хотелось закричать, но вместо этого он обвил шею возлюбленного руками, яростно и властно отвечая на его поцелуй. Когда, наконец, он оторвался от него, кровь в его жилах бешено стучала.       — Не думай, что можешь унижать меня, раз я согласился стать твоим возлюбленным. Ты будешь уважать меня, или катись к дьяволу!       — Если я когда-нибудь обижу тебя, любовь моя, то с радостью туда отправлюсь!       Это обещание охладило пыл Чимина. Будь он полным дураком, почти уверился бы в том, что Юнги в самом деле любит его. Здравый смысл, однако, подсказывал, что Юнги не способен на подобное чувство. Он рос без любви и женился, не зная истинной любви. Его влечение к Чимину вовсе не означало, что он любит его.       Но ведь он мог бы представить себе… Ведь, по-своему, он, конечно, любил его. Хотел его. По крайней мере, в этом он мог удостовериться. Если судить по прошлой ночи, он чертовски сильно хотел его!       Мысли о сексе вновь вызвали прилив желания, и Чимин устремился по коридору к выходу.       Юнги следовал за ним по пятам.       — Я так понимаю, мы отправляемся за продуктами. Или спешим в поисках уединения? — насмешливо добавил он.       Кровь бросилась Чимину в лицо. Чимин остановился, готовый обрушить на него поток осуждающих слов. Но, всматриваясь в любимое лицо, видел лишь его чувственные губы и сам способен был думать только о греховных радостях, которые таились в его улыбке.       Он почувствовал отвращение к себе из-за того, что эти шальные мысли овладели им. Сердито взглянув на Юнги, он сказал:       — Не переоценивай этот поцелуй. Я просто поставил точку.       — И очень чувственно это сделал, — парировал Юнги.       — Так перестань провоцировать меня.       — Я и не пытался. Я думал, немного юмора рассеет напряжение.       — Считай, что ничего не вышло!       — Да, я понимаю.       — И больше не целуй меня. Здесь не место!       — Ты тоже меня не целуй. Хотя мне этого так хочется!       — Не беспокойся, не стану.       — Хорошо. Тогда пойдем.       Чимин стиснул зубы, когда он быстрым шагом рванулся вперед. Ему пришлось почти бежать, чтобы не отстать.       — Помедленнее, — проворчал он.       — Извини. Нет времени. Я и так слишком много его потерял.       Юнги снова устремился вперед. Чимин спешил следом. Мысли его путались. Потерял время на меня, он это имеет в виду?       Чимин хотел уточнить, но суровое выражение лица Юнги не позволяло задавать вопросы. Кроме того, ответ мог ему не понравиться. Поэтому он решил не задавать Юнги, слишком много вопросов. У него было предчувствие, что ему никогда не понравятся его ответы. Или Юнги придется лгать.