infernalis

Испытание в Балашихе Полученное от Адалин сообщение на бесконечное количество строк подтвердило догадки Влада о том, зачем следовало потянуть время. Облегченно выдохнув, он быстро ознакомился с содержимым и целиком выдал все за чистую монету, мол, дух Виктории наконец-то вышел на связь и открылся ему, одному-единственному, уникальному, сильнейшему из сильнейших. Укор совести чернокнижник почувствовал, но такой мимолетный, словно прививка, поэтому быстро забыл о моральных устоях. За спиной и так слишком много чернухи, чтобы переживать о маленькой, безобидной лжи. Жизнь научила его четко разделять границы между мирами живых и мертвых. На работе он предпочитал не церемониться ни с теми, ни с другими, однако большее предпочтение все же отдавал первым. Усопшие ничего не сделают, поймут и простят. Сделают демоны, дьяволы, главари, а это уже совсем другая стезя. Влад не считал свой поступок из ряда вон выходящим, но скрыть его существование наверняка стоило, иначе полетят в него и Аду алые помидоры и будут они стоять, перепачканные томатной кровью, как главные антагонисты истории. Сколько бы ни делал Череватый добра, на проекте он навсегда запомнится всем как злодей. Судили его жестко и порой до такой степени бесчестно, незаслуженно, что хотелось вскарабкаться на стену и выть от безысходности и однобокости человеческого бытия. Страх конкурентов, выраженный в низких баллах, выводил из себя, и на вопросы о том, как Влад относится к необоснованной критике, с иронией говорил: — Наш суд — самый гуманный суд в мире. Череватый противно растягивал слова и поочередно лыбился в каждую из операторских камер, которых хлебом не корми — только дай повод для новой сенсации. Видеографы с щенячьим восторгом бегали вокруг бесовского посредника по пятам, спотыкаясь и больше беспокоясь о дорогостоящих аппаратах, чем о целостности костей. Все нутро экстрасенса насквозь пропиталось чернотой и наигранной спесивой надменностью, от которой тошнит. Хотите поглазеть на безнравственное высокомерие в человеческом обличии — пожалуйста, Череватый к вашим услугам! Маты пойдут в подарок первым пяти желающим! — Мне так ее не хватает… Во время анализа состояния девочки Владу на секунду стало по-настоящему некомфортно: малолетка, Анечка, звучала слишком удрученно даже для повидавшего многое колдуна. А когда та заплакала, опершись на плечо тети, один в один как покойная мать, Влада словно уложили на лопатки. Он отвернулся от сей страдальческой сцены, чувствуя себя лишним, и без особого интереса, скорее от нечего делать, рассматривал унылый пасмурный пейзаж за грязным окном. Участь свидетеля душераздирающего момента его не устраивала. Как и Анечкины слезы. Влад терпеть не мог плачущих. Жалкий способ отыскать поддержку. Люди умирают каждый день — их не вернуть, значит, и слезы лить бесполезно. Рассуждал он так не потому, что никогда не любил, а потому, что с раннего детства возвышал себя над рефлексией о страдальческом прошлом. Виктории, Череватый уверен, суждено было погибнуть, навсегда оставшись брешью в воспоминаниях родных. Нужно этот факт принять и жить дальше. Хотя ее, конечно, толику жаль: много чего не повидала, не прочувствовала. Впрочем, ей же лучше: иногда жизнь слишком жестока, и пусть лучше женщина более не столкнется с жуткими испытаниями, чем сломает внутренний стержень, если в ее случае так вообще уместно рассуждать. Хорошо, дочка оказалась под крылом заботливой сестры: в детском доме никто никому нахер не нужен. Аня, Анна, Анечка… имя у нее, как ни крути, красивое, семитское. И веснушки забавные — россыпь звезд в безоблачную летнюю ночь. Круто, наверное, живется с манящим космосом прямо на лице — бледноликому Владу этого в помине не узнать. «Шикарно, — с раздражением подумал про себя, — за это ненавидеть меня будут абсолютно все». Он давно свыкся с извечными обвинениями в адрес своей работы, однако сердце все равно скребли когтями голодные кошки, грозясь перерезать аорту. Да и плевать. Хотят видеть в нем беспринципного ублюдка? Увидят. Все по старой схеме: выложить необходимую для практики атрибутику, зачитать текст и приготовиться удивлять. В отражении излюбленного зеркала Влад увидел, как в страхе отпрянули очевидцы, когда глаза подростка вмиг переменились и заговорила Аннушка уже не своим голосом. — Ну, давай поговорим, раз так хочешь. Губы растянулись то ли в полуулыбке, то ли в оскале; вот он, чертяка подзаборная, вылез. Сейчас быстренько с ним разберутся. — Как тебя зовут? Давай, хватит молчать. Некого стесняться. Бес наклонился к уху Влада и тихо прошептал имя, вновь заставив ухмыльнутся. Один из низших. Нечисть, видимо, осознавшая отсутствие причин для беспокойства, вела себя более развязно, что прослеживалось в вальяжной позе и искрометном взгляде. Начались долгие переговоры, что делать дальше: уничтожить, изгнать, закопать живьем. Позабавило то, что активно размышлял об этом ведущий Илья Ларионов, а не истинный эксперт. «Пусть фокусы свои прибережет для пенсионерок-любительниц, а сейчас профессионалы поработают». Сам он все давно решил без чужого беспардонного вмешательства: своих губить запрещено. Бесятина вела себя хорошо, в конвульсиях и припадках по его вине не падали, значит, остается самое безобидное — переселить в другое тело. — К кому? — Обращаясь к сотоварищу, спросил чернокнижник. — Говори прямо. Бес хитро усмехнулся и снова склонился над ухом Влада, сообщая, что ему уже обещано одно хрупкое тельце, и имя обладательницы оказалось Череватому хорошо знакомо. — Ада, — с удовольствием растягивая каждую букву, прошипел бес. Земля мигом ушла из-под ног. Жизнь без проблем наверняка скучна и лишена шарма. Когда-нибудь мужчина познает эту скуку, но, видимо, не сейчас, будучи молодым и полным сил разруливать все то дерьмо, что накопилось за последнее время. Вставая, Влад чертыхнулся. Плюс одна задача в копилку. — Кто? — С пассивной агрессией произнес он, и бес понял с полуслова. — Предыдущий сулил. Предыдущий… Вадим, мать его, Фоменко. Глупец, даже не представляет, какую беду мог накликать обещаниями лукавому черту! Дыхание сбилось; Влад ходил взад-вперед, чувствуя, как зрение постепенно размывается, краски смешиваются воедино в густую чумазую кляксу. — Позовите Вадима, — словно в вакууме повторял Череватый, боясь, что его не услышат, — позовите ебаного Вадима! Нашли того снующим на улице. Не понимая, к чему такая суматоха, он оказался загнанным лично Владом в ванную комнату и чудом не напоролся на кулак чернокнижника. Размазать Фоменко по стенке представлялось высшим блаженством. — Какого хрена бес требует переселения в Адалин? — Рявкнул Череватый, — Что ты ему наобещал? — Так он сам попросил, — Вадим пожал плечами и выдавил из себя самую благочестивую моську, — кто я такой, чтобы противостоять? Увидел ее, наверное, когда мы всей гурьбой на съемку собирались, вот и приметил. Прикинулся овечкой среди стаи волков и делает вид, будто не при делах. — Он сидит в теле Ани. Ее привели позднее общего сбора, Урсу с нами не было. Вопрос: зачем врать, недоносок сраный? Вадим изменился в лице. Святая простота переменилась на разочарование вперемешку с исступленностью. Вот, что значит без масок. Поразительно то, как один вопрос мог полностью показать нутро подлинного интеллигента в идеально выглаженном костюме. — Она мне мешает, — пробормотал парень с долей безумства во взгляде и голосе, — дай закончить начатое. — Нахуй пошел. Во-первых, не начал ты ничего, чтобы заканчивать. Во-вторых, не дорос еще связываться с таким. Невинных трогать нельзя. Переселяют в грешников или в тех, кто бесу ненавистен. Ада ни по одному из критериев не подходит. Понятия не имею, как ты с нулевыми способностями достучался до него, но, раз на то пошло, не знать азы — позор. — На войне все средства хороши, не опровергай. Догадка беспощадно обрушилась на мужчину ледяным потоком воды. Вадим Фоменко — чертово недоразумение матушки-природы. Там, где, казалось, вот-вот вырвется наружу бьющееся сердце, наверное, работает четко слаженный механизм. У него внутри ведь ничего нет. Полый сосуд, пустая ваза, порожный ящик — неважно. Он просто трус, чертов слабак в бетонной маске бесчинства и дерзости, не способный отвечать за свои ошибки. Одно дело порча, другое — переселение беса в непричастное тело с мощнейшим откатом и роковыми последствиями. Слушать Фоменко не было ни сил, ни желания. Пропащая, сгнившая душа, раз удумал позволить нечисти отыграться на той, которая нужна Череватому. Придет время, он сам любого прикопает, и первыми в очередь встанут тупоголовые ведуны. — Свали отсюда. До консилиума я тебя видеть не должен, иначе сильно пожалеешь. Обряд Влад провел задолго до сбора всех экстрасенсов — с одной только целью, чтобы Фоменко ничего не вытворил и никого не переманил на свою сторону. Беса он на время пустил почаевничать к себе, и ощущение это было, мягко говоря, мерзостным, будто горе-врачи делают операцию на кишки без наркоза. Его, бесспорно, осудят за применение жестких мер без ведома экстрасенсов. Своей немилостью он оплатит Урсу за помощь возвыситься в глазах страдающего от потери семейства. Загадка, как одновременно уберечь Адалин, подчерпнуть энергии от ее рукописного наследства и при этом не наносить ущерба своему собственному Я, еще очень, очень долгое время являлась во снах, хихикала, испытывала на прочность, мешая отдыху, и проверяла, насколько крепка нервная система. Положение усугубляло недовольство дьявольской общины связями с Адой. Влад не понаслышке знал, каким печальным исходом все может закончиться, приплети в историю хранителей Преисподней. Как бы обвести всех вокруг пальца?..

***

В окна безрадостных обитателей Москвы наконец постучалось долгожданное волшебство, окутывая все вокруг в сверкающий блеск и мягкие, пышные снега. В этот волшебный вечер воздух наполняется праздничным еловым ароматом, огни искрятся ярче обычного, а сердца в предвкушении наполняются верой в чудеса, которые ждут впереди. Согласно поверьям, любые магические ритуалы, проводимые в канун Нового года, будут десятикратно усилены. Однако колдовать не хотелось; «Битва» ушла на небольшие каникулы до середины января, и вместо проведения излюбленных ритуалов экстрасенсы разъехались на заслуженный отдых, кто куда: к семьям, друзьям, в родные города, чтобы провести сказочную ночь в кругу близких людей и восстановить силы перед леденящими душу испытаниями. За неимением в столице друзей Адалин тоже прорывалась уехать, если бы не аномальные сугробы, перекрывавшие движение вот уже третий день, и настойчивое приглашение братьев Шепсов отметить праздник сначала у них в мастерской, а после перебраться в презентабельный лофт. — Ну, чем тебе заниматься на этом Юге, где ни снега, ни новогоднего настроения? — Умоляюще протянул Александр, обращаясь к Адалин. — Отмечай с нами! Адалин согласилась, а вслед за ней — Вадим Фоменко, Дима Матвеев, очередная пассия Олега и, ко всеобщему удивлению, Влад Череватый. — Я думала, ты этих людей терпеть не можешь, — обратилась Адалин к Владу, когда их на минутку оставили наедине. — Хорошая возможность узнать о темных секретиках коллег, — пожал тот плечами, заставив собеседницу фыркнуть. — С твоими-то связями любой секрет априори таковым перестает являться, — тонкий намек на бесовщину. — Так неинтересно, — коротко ответил Влад, — эффективно, но неинтересно. Встретились они уже вечером тридцать первого декабря, за пару часов до полуночи. Ада явилась последней, словно замыкающее звено обрядовой цепочки. Все из-за тяжелых мук выбора, что надеть да как сварганить из говна и палок праздничный образ. Такси не приехало — прилетело, точно водитель, седовласый старичок с располагающей улыбкой, по дороге прочитал мысли Урсу и рванул, что есть мочи. Пушка снова пришлось оставить одного — хозяйка из нее никудышная, но зато в распоряжении сфинкса гора вкуснейшего корма, любимые игрушки и в принципе вся съемная квартира. Благо, с видеоняней девушка будет намного меньше волноваться о своем четвероногом дитя. Автомобиль затормозил у нужного здания, и шатенка поспешно вышла. Холодные порывы ветра тут же обдали лицо морозной свежестью, а за поворотом из кофейни послышалось заезженное «Джингл Белз». Девушка поежилась. Ноги сами повели к высокой двери-арке, наверху которой черным по белому выгравировано «Мастерская магии». Шрифт размашистый, вычурный, будто запрягли писать самого Мерлина. Оригинально и непривычно для московского неона и минимализма. Внутри магазин Шепсов был скромно украшен разноцветной мишурой, делая акцент не на хлопушках и конфетти, а на товарах, и гораздо больше новогоднего настроения скопище из семи человек получило после бокалов игристого — шутки вмиг стали в разы острее и смешнее, песни на фоне звонче и зажигательнее, и мир засиял. — Ада, с Наступающим! На входе ее встретил пританцовывающий Александр. Дружески взяв ее за руки и покружив, медиум с теплом принялся расхваливать наряд и то, как идет ей синее платье. — Цвет штормового моря, чувственности, власти! Просто загляденье! Декольте — пушка, любого сразишь. Мне аж плохо стало, ей-Богу, побереги мое здоровье. Не зря она копалась в давно забытых блестках и разглаживала каждую складку на ткани. Шатенка дотошно осмотрела свое отражение в зеркале, поправляя прическу, прежде чем пойти к остальным гостям, найти которых не составило труда благодаря громкому галдежу. В полумраке она шла на голоса, точно на свет в конце туннеля, и, добравшись до нужной комнаты, на секунду зажмурилась от яркого света антуражных ламп. В одобрительных взглядах читалась похвала праздничному образу. Урсу нравилось внимание, она, улыбавшись в ответ, питалась им сродни вампиру кровью. Влад тоже рассматривал ее, и осознание заинтересованности чернокнижника, даже когда у тебя в руках не было родовой книги, было приятным дополнением к вечеру. В последние декабрьские дни этого года Ада часто думала о Владе. Перед сном, за обедом, на домашней тренировке, между съемками. Думала о лжи на испытании, об удушье, о службе нечисти и о том, как удивительно судьба переплела пути их извилистых дорожек, таких разных и, наверное, никогда не повстречавших друг друга при иных обстоятельствах. Однажды наследственная ведьма нарисовала на себе руну удачи, и все, как тогда казалось, пошло наперекосяк. Сейчас Урсу понимала: это неправда. Плохое случилось, чтобы не наступило ужасное. Бытовые проблемы, разногласия на площадке, дождливая погода, отказ Райдос, перепалка с Романовой, — если бы не те события, она бы не стояла здесь, по правую руку от Череватого, с которым они вместе решили дойти до финала при помощи друг друга. Иначе Ада тусила бы с ведьмой культа предков и даже не заговорила с чернокнижником. А беседовать с ним очень полезно по причине развития кругозора: и ругательства новые узнаешь, и довольно умные эзотерические вещи. — Мне предложили рекламный контракт, — похвасталась Адалин, — голодовке пришел конец. Отныне не придется кидать жребий, кто останется сытым — Пушок или я. — Звезду не поймай только. — Не поймаю, — усмехнулась Адалин, параллельно разглядывая минеральные изделия за стеклянной витриной, — ты ведь у нас главная звездочка. «И этой «главной звездочке» придется все празднование следить за идиотами-подмастерьями, иначе случится беда. С тобой, между прочим! Вырядилась, кукла, шампанское пьет… А в паре метров стоит человек, который тебя за пару чеканных монет собирался продать бесу. Ведьмак хренов. Стоило, может, рассказать ей о задумках Вадима, но, вроде, ведет себя тихо и нападать не планирует. Уж лучше я за ним сам прослежу, присмотрюсь, а Урсу повеселится. Если забью и сконцентрируюсь на себе, то проморгаю — мне-то ничего не будет, но Адалин нехило достанется. Может, не сдохнет, но знатно помучается; если превращусь в гиперзаботливого принца на белом коне, то наверняка растеряю фокус на собственную победу. А ведь столько сделано, чтобы взять и просто бросить! В сложившейся ситуации победа либо у нее, либо у меня. Игра с нулевой суммой, где за выигрышем одного из нас не последует абсолютно ничего положительного». «Не накручивай себя!» — говорило сердце, но разум крутил, крутил, крутил механическими шестеренками до мерзкого скрежета в мозге. Пренеприятнейшее положение дел. Будучи зацикленным на переживаниях, Влад наглым образом пропустил болтовню собравшихся и чудом подоспел к раздаче подарков от Шепсов и сборам на следующую локацию. Череватому досталось небольших размеров яйцо из камня тигрового глаза. Подарки от малознакомых личностей чернокнижник принимал с опаской и довольно редко, поэтому, в силу нежелания подхватить в канун Нового года гангрену, Влад оставил бархатный мешочек с фигуркой в мастерской. После он обязательно поднимет брови в фальшивом удивлении и скажет, что позабыл презент и вернется за ним в свободную минуту, которой, безусловно, в помине не будет. Оснащенный всеми удобствами лофт на восьмом этаже с величественной новогодней елью встречал гостей с распростертыми объятиями. Экстрасенсы, обмотав шеи той самой мишурой, служащей скромным украшением магазина, громко смеясь, залетели внутрь. Матвеев в честном бою отобрал у Олега диджейский пульт, отправив того ухаживать за своей девушкой, и включил зажигательный ритм. Влад повел подтанцовывающую спутницу прямиком к барной стойке. — Слушаю, — бодро отозвался бармен Шепс-старший, который опередил их и теперь заправлял балом. Разноцветная палитра оттенков на хрупких стеклянных подставках за его спиной обрадовала внутреннего алкоголика. — То же, что и молодому человеку, — шутливо отмахнулась от ответственности выбирать Ада. Обернулась на сто восемьдесят градусов и пристально осмотрела помещение. Буйство красок. Меняющая цвета подсветка. Насыщенная палитра, настолько, что глазу требуется некоторое время, чтобы привыкнуть. Журнальный столик с диваном, куда Ада, пожалуй, отправится после глотка заветного коктейля. Пахло ненавязчивым сладким ароматом — роскошью, не иначе. Именно в запахе проявлялся настоящий московский шик, труднодоступный обычным гражданам. Кусающим минусом была лишь цена за фиксированные часы пребывания. Ада напрочь отказывалась думать, почему она здесь. Почему за несколько минут до Нового года не сидит с матерью под «Новогодних Папиных дочек», а собирается выпивать в компании экстрасенсов. Вместо этого она гадала, какой из предложенных напитков взять следующим. Позволила себе расслабиться. Лови момент, как сказал ей Влад при первой встрече. Живи им. Наслаждайся. Можешь даже сделать фото или видео на память. Цветокоррекция идеально передает настроение? — Обратный отсчет! — Закричал Александр — самый активный в этой компании. — Десять, девять… — Восемь, семь, шесть, — подхватили ребята, и продолжили они уже дружным хором, точно были закадычными братьями и сестрами. Как сильно объединял алкоголь! — Пять, четыре, три, два, один, ура! С Новым годом! — С Новым годом! — Молвила Адалин и приобняла Влада, не расставаясь с бокалом, — Пусть читки срабатывают быстрее, чем доставка пиццы, а демоны помогают в больших свершениях. Влад замер, прежде чем полностью отстраниться. Ладони невесомо касались предплечий девушки, вызывая мурашки. — Пусть в Новом году метлы ошарашивают всех вокруг своей скоростью. Непрерывный зрительный контакт опьянял похлеще жидкости в стеклянном бокале. Адалин спросила, уезжает ли он, на что получила отрицательный ответ. Первостепенным было понаблюдать за Фоменко, и если тот по-прежнему не будет вызывать параноидную мнительность, то, может, он и вернется в привычное одиночество. Перекусит завалявшейся в холодильнике покупной лазаньей и пойдет в кровать. Однако прошло пять минут, тридцать, час, полтора, два. Половина уже слегла от усталости плясать, а уходить не хотелось, и будто демон заговорщически шептал ему «Останься», с болью (практически физической) врезаясь острыми когтями в плечи. Приглушенная музыка и ночная мгла, отражающаяся через громадные панорамные окна, задавали вечеринке атмосферу более интимную, чем планировалось изначально. Поднос со свежими фруктами был наполовину съеден, полусладкое вино выпито, оставалось лишь откинуться на спинку мягкого кожаного дивана и с опьяняющим удовольствием всматриваться затуманенным взглядом в городской пейзаж. Череватый, высвободившись из цепкой хватки жаркой, надоедливой рубашки и оставшись в футболке, с прищуром обратил взор на Урсу: ее темно-каштановая, волнистая шевелюра закрывала бледную фигуру, точно щит новообращенного неумелого рыцаря, синее платье бушующим океаном ложилось на острые коленки, а в руке благородно устроилась сигарета, и едкий дым превращал объект видимости в дешевое замыленное кино, от которого нещадно слезились глаза. Мужчина поморщился, отвернувшись. Раньше его не привлекали курящие люди. Никотин он считал мощнейшим наркотиком, а не эстетикой. Сейчас, хоть и без рабской зависимости, время от времени он покуривал и не осуждал остальных. Будучи трезвым, он наверняка бы заставил придержаться от пагубной привычки или, на крайний случай, попросил заниматься этим не в арендуемом помещении, а на балконе, чтобы не гадила, однако сейчас алкоголь настолько сильно ударил в голову, что данное действие он воспринял как ничтожную мелочь, не стоящую внимания. — Пепельницы здесь не найдется? Ее голос в дурной голове почудился звонким, четким, словно Ада говорила в граммофон. Череватому вдруг показалось, что она выглядит слишком безразличной: сидит в уголке дивана, перекинув ногу на ногу и обняв себя свободной рукой, картины на стене изучает. Между прочим, по словам администратора, ручная работа. «Ох, уж дорого нам обошлась эта декорация». Зато отныне — главная изюминка. Лишь карие, в тон волосам, глаза напоминали, что Адалин — не одна из тех безжизненных портретов. Парень разглядел в них уверенность с толикой наглости. Подыграть ей, как показалось, было отличной идеей. — Туши об стол, — заметив ее резко появившееся удивление, мужчина утвердительно кивнул. В любом случае, мебель — всего-навсего вещь. Её можно испортить, продать, а потом купить новую. Это не чувства, не ощущения, не эмоции. Со вторыми куда сложнее. Поэтому никогда не стоит жалеть об испорченной безделушке, если это — не твоя душа. Время размеренно близилось к утру: несколько ярких звезд в сопровождении с белоснежным полумесяцем украшали безоблачное небо. Девушка перестала курить и, скрестив руки, многозначительно посмотрела на собеседника. Губы, бьющиеся в желанной агонии развить диалог, то открывались, то закрывались, и спустя несколько секунд она все же решилась: — Скажи мне кто-нибудь, что я буду праздновать Новый Год в компании самого Владислава Череватого и пить с ним вино — ни за что бы не поверила. Влад горько усмехнулся, уткнувшись взглядом в собственные ноги. С каждым мгновением желание разговаривать исчезало. Хотелось лечь и проспать весь следующий день, позабыв о проблемах, требующих незамедлительного решения. Он чувствовал: совсем скоро грядет нечто грандиозное, великое, то, к чему он готовился чуть ли не всю жизнь, и нужно дотерпеть, сделать последний рывок, дабы достичь цели, вот только тело само собой клонилось к беспробудному сну. Ситуация изрядно раздражала; Влад надеялся, девичья болтовня хоть немного взбодрит, но тщетно. — Рад стараться, — запрокинув голову, Череватый выпил остатки бордового напитка. После он оглянул прожженный журнальный столик, с досадой обнаружив, что вино закончилось. Жаль, ведь он был совсем не против начать по второму кругу. — Знаешь, с тобой очень приятно молчать, — алкоголь окончательно развязал ему язык. Он поудобнее сел, чтобы открылась возможность получше рассмотреть расположившуюся напротив девушку, ухмыльнулся своим словам. Спать, на удивление, больше не хотелось. — Почему мы раньше не встречались? — Потому, что раньше я не интересовалась чернокнижниками. Исключительно ведьмами. И зря. Теперь настала ее очередь хитро усмехаться и игриво приподнимать бровь. В темных глазах водили хороводы настоящие чертики, а расширенный зрачок служил им дьявольским пламенем огня. — Они привлекают тебя? — Порой меня привлекает то, что большинство отталкивает, — тактичное пояснение прозвучало как жалкое оправдание. — Видеть прекрасное в ужасном — парадокс, которому нас обучали режиссеры в университете. В холоде и серости тоже есть красота. Иногда монохром передает гораздо больше, чем все цвета радуги вместе взятые. Непрошенные воспоминания студенческих лет червяками полезли в голову. Иронично: Адалин яростно отстаивала правоту противников данной теории, а сейчас мгла притягивает куда сильнее света. Она заманивает неизвестностью; в свете все видно и все понятно, ко мгле, наоборот, нужно привыкнуть, после руками шастать по липкой земле, наощупь искать то ли освобождение, то ли возмездие за перенесенные страдания. — Училась на режиссера? — Ага, мечтала снять свой фильм. — Работаешь по профессии? — Влад вдруг осознал постыдную вещь: он совсем не интересовался ее жизнью вне проекта. — Эх, если бы. Как-то не задалось, вот и превратилась в офисного планктона. А сейчас даже не представляю, что вернусь к этому. — По-твоему, градаций серого достаточно, чтобы показать весь мир? — Нет, — замотала головой Адалин, — далеко не так. Просто иногда черно-белая картинка вызывает куда больше эмоций. — И в чем заключается твое видение? Предпочитаешь цветную или одноцветную палитру? Диалог набирал опасно личный оборот. — Затрудняюсь ответить, — хмыкнула шатенка, — не хочу зацикливаться на одном стиле, хочу быть универсальной, хочу, чтобы отклик в моем творчестве, если оно будет, нашло как можно большее количество людей. Я хочу умело балансировать между цветным и понурым серым, вызывая определенные чувства едва пойманной глазом цветовой композицией. Девушка запнулась, заметив, с каким живым интересом следил за ней Влад, как Бэзил восхищался Дорианом Греем. Реакция мужчины на художественные философствования заполнили тело приятной теплотой. — Что касается моего видения… никогда не поздно запечатлеть момент таким, какой он есть прямо сейчас. — Неплохая точка зрения. Добрая улыбка, расслабленная поза, руки на коленях. Словно в образе молодого профессора собирался похвалить за проделанную работу на семинаре. Но еле уловимая темнота в глубинах зрачков не давала забыть, кто стоял перед Урсу. Эта темнота годами выстраивала образ опасного, сильного чернокнижника, шептала ему на ухо проклятия, ходила вместе с ним по кладбищам. Темнота не будет спрашивать, будто зашуганное, сопливое дитя. Темнота поставит перед фактом и, если потребуется, применит силу для получения желаемого. Диван под пятой точкой ватный, воздух терпкий, тягучий. Расстояние между ними меньше вытянутой руки. Сердца молотком стучат по ребрам, норовя переломать кости. — Меня вырубает, — честно призналась Адалин, клюя носом, — предлагаю по домам. Пока Влад одевался в коридоре лофта, замешкавшуюся в центральном зале шатенку нагнал Вадим. — Так рано уходишь? — Он изобразил почти натуральное сожаление. Не знай всей истории, можно было смело утверждать, что юноша действительно огорчен. — Мне к Пушку надо, — небрежно отмахнулась от него Адалин, — ребенок плачет без мамы. — Ладно, до скорого. Стой, давай хоть обнимемся на прощание. Задержись Влад еще на минуту около дивана, смог бы предотвратить четко спланированное действие. И если Урсу ничего не почувствовала, то Фоменко, ликующий в глубине души и гогочущий под аккомпанемент миллиона противных гиен, был полностью доволен, когда их тела соприкоснулись в невинном жесте. Отец наказал победить, значит, выбора не оставалось, да простит его ведьма, если, конечно, когда-либо поймет. Ада сделала несколько замедленных шагов в сторону автомобиля, села на заднее сидение вместе с Владом, и они двинулись в путь. Проехали Кремлевский дворец и прочие архитектурные шедевры. Утонченная бело-желто-зеленая резиденция светилась огнями, возвращая декорациями в эпоху николаевского классицизма девятнадцатого века, знаменитого строгостью формы и лаконизмом отделки. Эстетическое наслаждение заспанных глаз. Из магнитолы отрывками вырывалась приглушенная песня Луи Армстронга. «Скажи старому фараону: «Отпусти мой народ!», — доносилось из динамиков. Изящные ноты джаза — вечной классики — блаженно убаюкивали. Отвлекшись от восхищения зданием и музыкой, на жалкую долю секунды ведьме показалось, что в глазах Череватого блеснули искры волнения вкупе с беспокойством, но после скептически отогнала полоумную мысль прочь.