***
Был июнь, как сейчас, но в прошлом году. Собираясь на общий кружок и выходя с Краской всего за десять минут, (хотя до него ехать, даже не идти около часа), Милорд и не предполагала ничего неладного. Они собирались зайти в библиотеку ещё за какими-то красными классическими книжками, опоздание их не заботило, а Милорда ещё и привлекала прогулка. Погода стояла сонная, необычайно тихая и тёмная для месяца, воздух был светлым и бело-серым от тяжёлой дымки. Ветер слабый и тёплый, вьющийся. Они шли, неотставая, по пыльным улочкам, не предаваясь тяжёлым размышлениям, но дополняя прогулку давно привычным, но в большинстве интересными разговорами. Им точно не было скучно. Что-то завыло в вышине –ветер стал крепчать. Капли начали образовывать кратеры на пустующей без травы и иссохшей обочине, совсем как на луне – пошёл дождь. Милорд занервничала, она не ждала непогоды и выбрала для выхода в свет новые кастомные кроссовки, которыми гордилась. Но к её счастью, предусмотрительная Краска достала из бездонной сумки небольшой зонтик, раскрыла, и Милорд поспешила к ней. Но при первом же шаге зонт больно ударил её по макушке. — Ау, ты специально?! — да, разница в росте давала о себе знать, и под злобный, абьюзерский смех орудие пыток перекочевало из ладошек хрущёвки в руки панелевой многоэтажки. Вскоре и зонт перестал помогать, казалось он был срезан по краям, отчего подруги прижались друг к другу, замёрзнув, и почти тёрлись плечами при каждом шаге. Но и это не помогло. Дороги превратились в дорожки для плавания, тёмная грязная вода бурлила по улицам. Зонт, оправдывая своё сравнение с бдсм штучкой, мешал пловцам, ловя и сносясь ветром. Потом и вовсе неестественно выгнулся, щёлкнул и сломался. Они, ворча, добрались до козырька подъезда, надеясь переждать основной поток капель. Милорд негодовала на погоду, проклинала, что свои деньги на такси так трудно тратить, на свой выбор обуви. Краска забавлялась комичностью ситуации, проявляла, но переводила в насмешки поддержку. Наконец, стучание капель по крыше подействовало успокаивающе, они облакотились на опоры, стоя близко, греясь. Милорд пристально посмотрела на озябшую Краску. — Забавно выглядишь, — с её тёмно-рыжих волос стекала вода, рукава просторной футболки липли к телу. — Даже жалко. — Ты не лучше. Чини зонт, — ответила подруга. На радость им начал стихать ливень, и они продолжили траурное шествие. Но, внезапно, погода решила поддать ещё больше ощущений, усилив поток воды, сделав его похожим на водную завесу из приключенческого фильма. <tab >— Так вот как затопило мир... — сказала Краска.***
Сейчас же Милорд вошла в состояние ностольгии и перебирала разные, преимущественно приятные, истории из своей жизни. Сбивалась, и возвращалась в нужное русло и, наконец, вспомнила и данное "приключение". Она продолжала пересказ постепенно убыстряя, тем самым стараясь усилить яркость впечатления. Она была как маленький ребёнок, говорящий о дне в детском садике, делая незначительные события великими и масштабным, для удовлетворения слуха взрослых, пропускающих рассказ мимо ушей. Заметив начало перемен, Краска, учавствовавшая до этого в разговоре о воспоминаниях, замолчала. Мельчайшие забавные детали превращались силой кислого наркотика в волнующие, приятные узлы повествования, которые Милорду грезились большим, хорошим моментом. — А помнишь как мы всё объясняли?! Кофе казался тогда особенно вкусным! Зрачок уже стал больше Красного . Милорду было по-особенному нервно-весело, она и не желала сна, хотя Краска собиралась через час-два вести её спать (отец ведь не ночует в магазине). Подруга казалась ей теперь намного ближе и роднее привычного нам понимания, она придвинулась и приобняла её. Краска никак не отреагировала. Она внимательно наблюдала, анализировала поведение. Стоило бы напрямую спросить Милорда, но она давно уже больше верила себе и своим глазам, чем кому-либо, к тому же, ей было интереснее понять всё самостоятельно. Почему Краска вообще решилась на дозу мефедрона, оставалось неясным даже для неё. С одной стороны это было довольно интересное предприятие, но с другой всё пробовать на себе, да и пробовать в целом, позже отходить, было не слишком безопасно и приятно. Потому она так легко поменяла свои планы и не позволила вызвать рвоту Милорду. Перейдя в обдумывание ситуации, она рассматривала пол, не слишком контролируя и неся ответственность за неё. На Краскино лицо упала тень, Милорд заглядывала ей в серые глаза, заметив её отлучку в мысли и пытаясь привлечь её внимание.(В Милордином состоянии эмоции скорее усиливались, но не возникали из ниоткуда). — Жаль всё же мои кроссовки... Краска взлянула на внезапно помрачневшую подругу, та откинулась на спинку дивана, убрала с плеч Краски руку и тоже уставила тёмные глаза в пол, невольно копируя позу. Выглядела она как-то жалко и даже хрупко. Чёрные волосы растрепались и создавали слабые, но причудливые тени на светлой коже, делающие её похожей на каменную статую скорбного ангела на могиле. Она была особенно красива в это мгновение, но будто сломлена изнутри. Внезапно она вздрогнула сводя эфемерное очарование, руша навеянные прекрасные образы Краски, подалась всем корпусом вперёд, опёрлась длинными ладошками в спинку мебели, прижимая, недавая отвернуться подруге. Та попыталась отгордиться, но потеряла драгоценное время из-за неожиданности, ведь всё было слишком резко и контрасно. Милорд грубо обхватила её голову руками, пытаясь поцеловать, прильнула к её полураскрытым от недовольства и шока манящим её губам , проникла слизким языком в её рот на пару мгновений, но Краска изловчилась и отталкнула её, ударив по лицу, нецеремонясь. Однако Милорд почти залезла на неё и вжала в несчастный диван, покрывая милое лицо, шею и явно протестующие руки беспорядочными, быстрыми, красноречивыми поцелуями. Краска надавила на шею наркоманки, столкнула с себя, взяла её за руку и повела неожиданно подчинившуюся подругу спать. Милорду не было неловко, она лишь не понимала ответной реакции, потому так спокойно плелась за Краской. А та не жалела выражений, отчитывала её, хотя ещё сама почти ничего не понимала и не осознавала из произошедшего. Посетив ванную комнату и преодолев крутую лестницу наверх, они прошли в неожиданно прохладную для верхних этажей спальню — Краскину комнату.