РАДИ ТЕБЯ. Баки

      Время неслось семимильными шагами, и Броку приходилось откровенно нелегко. Теперь он пахал на две противоборствующие организации, и гоняли его с ребятами тут и там, что говорится — и в хвост, и в гриву: военные операции, тренировки, совещания и далее по списку. Ещё и херова куча бумаг сверху, словно он вкалывал в юридической конторе. А точнее — в двух.       Вытянуть всё это помогало лишь его безрассудное упрямство и такое же безрассудное желание быть везде и во всём лучшим. Рамлоу впитывал в себя любой новый опыт как губка: жадно и до самого дна, несмотря на всю горечь или тяжёлый осадок. И в этом не жалел никого — ни Страйк, ни себя самого. Справедливости ради стоило отметить, что подобное рвение приносило свои плоды: их с пацанами стали выделять в ЩИТе, ну, а Пирс, видать, приметил Брока ещё загодя — когда приставил его к Зимнему. Впрочем, плодами этих достижений любоваться было совершенно некогда.       Теперь, будучи двойным агентом, он мало помалу начал вникать в политику и ЩИТа, и Гидры. Раньше все эти грязные инсинуации волновали Брока крайне мало и не выходили за рамки стандартного для большинства армейских: «ничего личного, но у меня приказ». Теперь же ему выпал шанс задуматься и сравнить. Плюсов и минусов хватало везде. А ещё и говна всякого — подковерных игр, интриг, многоходовок, крови и прочего, что там обычно сопутствует высоким и благородным целям. Впрочем, высокие и благородные цели особо не интересовали его и сейчас: он слишком хорошо знал, как вся эта система устроена изнутри. И этим ЩИТ, в общем-то, не сильно отличался от Гидры — только обёртка, быть может, немного поприятней.       А ещё, оставался Зимний. С ним Рамлоу теперь пересекался реже: всё-таки, вторая «работа» отнимала изрядную долю времени. Парня всё чаще держали в криокамере, так как особой надобности в нём не было. И с одной стороны, Брок чувствовал себя за это виноватым и скучал по нему отчаянно. Но, с другой — при отсутствии хендлера рецидив Солдата возрастал в разы. И, несмотря на то, что Рамлоу каждый раз максимально чётко инструктировал его, риск всё же оставался довольно высоким. Например, как в тот раз, когда Мэй крепко повздорила с кем-то из вновь прибывших на Базу вояк: заслышав разговоры на излишне повышенных тонах и уловив наэлектризованность в воздухе, Зимний поднялся и молча вклинился чётко между ней и здоровенным детиной в форме сержанта.       Хорошо, что кто-то из Страйка успел вовремя шуткануть, и ситуацию удалось спустить на тормозах. Поэтому, пока Рамлоу зарабатывал себе репутацию в ЩИТе, парня всё-таки лучше было засунуть в морозильник от греха подальше. А вот шуточка о том, что Солдат запал на единственную даму в Страйке, гуляла до тех пор, пока Мелинда собственноручно не врезала острякам.       Отдельную проблему представляли собой выходы из заморозки и блядские, мать их, обнуления. И, хотя первые, по мнению Брока, Зимний переносил тяжелее, последствия, по понятным причинам, были хуже из-за вторых.       После выхода из стазиса Солдат какое-то время находился не в себе. Хотя, может, и наоборот, но эти чёртовы формулировки не меняли главного: в первые два часа парень больше всего напоминал тряпку. Лучшим оружием Гидры можно было, в прямом смысле этого слова, полы протирать. Медперсонал вкупе с техниками успешно пользовались этим для проведения всех своевременно необходимых процедур. Потому, что потом у Зимнего начинался довольно жестокий отходняк, а случайно попасть под горячую, а вернее — под железную руку охотников не находилось. Кроме, разумеется, Брока Рамлоу.       Закончив все необходимые манипуляции с телом Агента, его обычно просто оставляли в камере. В этот период он был особенно нестабилен, а стало быть — опасен. Корёжило его, конечно, знатно. На эту эмоциональную стабилизацию обычно уходило часа три-четыре, дальше Солдат поднимался с пола, усаживался на стул и сообщал вошедшему своё протокольное «жду приказа». А после ещё часов двух интенсивных тренировок Зимний был готов к выполнению поставленных задач.       Впервые зайдя к нему, словно к дикому зверю в клетку, Брок, честно говоря, ожидал, что парень на него взбрыкнёт. Да и Хоккинс где-то на периферии пытался брюзжать что-то о правилах и о соблюдении мер безопасности, но быстро заткнулся, встретившись с немигающим взглядом Рамлоу. Однако, Солдат только и смог, что с долгим, вымученным вздохом сесть жопой на пол. А в следующий момент его уже сложило пополам, и он заблевал Броку штаны. И если бы тот не придержал парня за плечи, то Зимний по уши бы уделался в собственной рвоте. Всё это произошло за пару секунд и без единого слова, но когда Солдат вновь посмотрел на хендлера, его взгляд был неожиданно ясным и осмысленным.       Что же касается Хоккинса, то после этого случая, несмотря на всякие там нарушения и общие разногласия, он начал относиться к командиру Страйка даже, пожалуй, что уважительно.       С обнулениями было хуже. Но, благо, что проводились они не так часто: после особенно сложных заданий, громких ликвидаций или же сбоев самого Агента. Первая такая процедура на памяти Рамлоу случилась как раз из-за грёбанного Гарсии и вызвала лишь разочарование и ярость. Ещё бы! Столько трудов насмарку: они только-только сблизились с Зимним, можно сказать, общий язык нашли, а теперь всё придётся начинать сначала.       В тот момент Броку показалось, что он буквально на мгновение увидел в глазах Солдата скорбь, словно парень всё понимал и прощался с этим новым собой. А когда махина над его головой сдвинулась с места, начиная аппаратный разгон, он вдруг тяжело, часто задышал, стараясь скрыть панику, но куда там — его выдавало всё: и дыхание, и взгляд, и излом бровей, и тот едва уловимый звук, случайно вырвавшийся за секунду «до». Это было больше похоже на скулёж, и от этого жалобного стона у Рамлоу передавило грудь. Он механическим движением поправил портупею, но давила не она. Это был Зимний, который орал раненым зверем, вгрызаясь зубами в резиновую капу.       Господи, блядь…       И когда запах палёной плоти и волос немного рассеялся, а Солдат, отдышавшись, пялился в пространство совершенно осоловелым взглядом, Брок тихо сказал Роллинзу:       — Так не должно быть, Джек.       И Роллинз кивнул, соглашаясь. Судя по выражению его глаз, он был потрясён не меньше.       Раньше Рамлоу не придавал особого значения тому, что халаты деликатно называли «процедурой электросудорожной терапии»*, полагая, что это нечто вроде профилактического медицинского вмешательства. Например, с целью контролировать физиологические или там всякие нервные процессы в мозгах Зимнего. И только когда увидел всю эту хуйню воочию, до него вдруг дошло, что на самом деле здесь творили с Солдатом. И почему он больше напоминал машину, нежели человека — тоже дошло.       Брок не знал, откуда в нём вдруг начала просыпаться та мораль, которой, как он полагал, в его душе отродясь не водилось. Да, безусловно, людей можно устранять или подвергать изощрённым пыткам, но не «ради наведения порядка в их головах». И, когда тебе приходится видеть, как абсолютно заебавшееся от этой жизни существо послушно открывает рот, принимая капу из рук своих мучителей, уже зная, что его ждёт, всё меняется. Все эти принципы и амбиции, ради которых ты рвал жопу, вдруг становятся пустыми, а ценности и приоритеты оказываются попросту смехотворными.       Может быть, всё изменилось тогда, когда Рамлоу стал воспринимать Зимнего как часть команды. Он никогда не оставался равнодушным к проблемам своих людей. Блядь. Раньше всё было проще.       Впрочем, даже после промывки мозгов Солдат его всё равно вроде бы узнавал: Брок неоднократно наблюдал, как тот каждый раз напряжённо изучал его цепким, но мутным ещё взглядом. Будто сканировал и сверял какие-то одному ему известные контрольные точки. Впрочем, Роуча ведь парень тоже не забывал — как-то ухитрялся помнить свои «тёплые» к нему чувства. По-видимому, за все прошедшие годы Зимнему удалось отыскать лазейку где-то на самом краю своего подсознания. Или же сама методика стирания памяти просто пока не отличалась совершенством.       Но, даже несмотря на это, Рамлоу чувствовал между ними зияющую пропасть, которая после каждого обнуления становилась словно ещё глубже: пусть Зимний и оставался послушным, и по-прежнему не признавал других авторитетов, но он находился как бы по другую сторону баррикад, один против всех, словно между ними снова существовали лишь приказы, поощрения и наказания. Солдат закрывался от него, лишая ставших такими привычными, радостей — этих его едва заметных ухмылок, маленьких вредностей или лёгких насмешек во взгляде. Брок почти физически ощущал эту пустоту, и ему очень хотелось вернуть недостающий кусок обратно. Но, что бы он ни делал, ближе парень не подпускал.       Пока однажды они не коснулись друг друга руками, передавая оружие на стрельбище: Зимний Броку — отстреленное, с пустым магазином, а Брок Зимнему — холодненькое и заряженное. Тогда-то Солдата и коротнуло, причём так мощно, что он чуть винтовку не выронил, а потом долго ещё смотрел на командира внимательным взглядом. И тот вдруг понял — вот оно! Парня словно в моменте перезагрузило, а из его вечно вытянутой во фрунт стойки мгновенно ушло напряжение. Он повернул голову в сторону мишеней, вскинул оружие, но начинать стрельбу не спешил, видимо, что-то переваривал в своем котелке. И поэтому Рамлоу осторожно поинтересовался:       — Вспомнил?       От короткого кивка внутри мгновенно потеплело. Брок почувствовал невероятную лёгкость, будто всё это время он тащил на себе непомерно тяжёлую ношу, и вот только сейчас смог её наконец-то скинуть.       Окончательно Рамлоу в этом убедился после незапланированного случая с заменой, когда обнуленного и размороженного Солдата встречал не он, а какой-то хер с горы. Брок про это узнал уже после, потому что в это самое время мотался со своими в Ливию — насаждать справедливость во славу и процветание Организации («Хайль, Гидра!» и всё такое, ага). Зимний тогда сорвал операцию и к херам разнёс пол лаборатории, благо, что умудрился никого из персонала не угробить. Тому очкастому технарю, с надписью «Ли» на бейдже, опять несказанно повезло остаться в живых.       В тот раз Солдата в панике обкололи транками и засунули обратно в холодильник. А когда извлекли оттуда уже при Рамлоу, всё прошло гладенько и без эксцессов: прикосновения действительно «работали». И Брок откровенно любовался тем, как пустой взгляд стальных глаз каждый раз становился осмысленным и понимающим. Узнающим и, блядь, таким родным, что ли. Да и сами глаза Зимнего уже стальными не были — они были серо-голубыми, как небо весной.       В такие моменты Рамлоу через силу запрещал себе трогать его больше необходимого. Хотя до одури хотелось: и по-дружески сжать плечо, и чёлку за ухо заправить. И просто чуть дольше побыть рядом, хотя бы так оказывая поддержку. Прикосновениям командира Солдат никак не противился даже после обнулений, но и восторгов по этому поводу не выражал. Чаще всего оставался просто безучастным.       Правда, несколько раз он, всё же, брал Брока за руку. Что это для него значило — по-прежнему было не известно. Сам же Рамлоу предпочитал не давить себе на больное: чего уж греха таить — ему давно хотелось большего. Но, вряд ли Зимний был способен понять его правильно, лучше уж было не провоцировать. Только вот что делать, когда и если Солдат провоцировал сам?       — Можно? — однажды спросил он, коснувшись его пальцев и склоняя голову набок.       Они были в джете вдвоём, если не считать очень занятого сейчас пилота — возвращались с задания. Брок заебался так, что сомневался, сможет ли вообще подняться на ноги по прибытии на Базу. Слегка сощурившись, Рамлоу на долгое мгновение подвис, пытаясь понять, на что конкретно ему сейчас предлагают согласиться. Но, башка соображать отказывалась, поэтому он лишь едва заметно кивнул:       — Можно, — в том, что Зимний не причинит ему вреда, сомнений давно не было.       Одним плавным движением Солдат придвинулся ближе и очень медленно поднял руку. Металлические пальцы слегка подрагивали, калибруясь. Наверное, направленную в его сторону бионику можно было сравнить с дулом пистолета. Во всяком случае, по смертоносности они были примерно одинаковы. А потом Зимний очень осторожно коснулся этой рукой его волос. Пропустил короткие пряди между железными пальцами и зачесал их назад. Как когда-то на полигоне сделал сам Брок.       Наверное, Рамлоу выдали дрогнувшие брови. И, буквально на секунду, он всё же прикрыл глаза — несмотря на все блядские «но», это было приятно.       — Ну, что такое? — тихо и слегка озадаченно спросил он.       Да, возможно, со стороны парня это было всего лишь проявлением любопытства. Одному чёрту лысому известно, что там в его башке творится. И, скорее всего, потакать ему не следует. И Рамлоу ещё тысячу раз об этом пожалеет. Но, только не сейчас. Потому, что сейчас у него было ещё немного времени для такой приятной лжи самому себе.       — Ты устал, командир. — ответил Зимний. Руку он не убрал.       И тут до Брока дошло. Как обычно это у него бывало — прилетело резко и мощно: Солдат так выражал поддержку. И для этого он копировал его собственные жесты, потому что других не знал. Рамлоу мягко сжал теплые пальцы в своей руке.       — Всё в порядке, парень. — на самом деле, хотелось просто ткнуться в это плечо, потакая самым низменным своим порывам, и закрыть глаза. Просто побыть так немного. — Всё в порядке.       Но, ни черта «в порядке», конечно же, не было. Ведь столько лет прошло, а его всё ещё не отпустило. И, вероятно, уже не отпустит.       Разумеется, их с Зимним взаимопонимание не осталась незамеченным, в особенности для Пирса. Рамлоу даже не сомневался, что если кто и сможет отхватить руку до жопы, в том числе и ему самому — так это нынешний председатель Совета мировой безопасности, руководитель ЩИТа и, по совместительству, лидер одной из самых сильных ячеек Гидры. Впрочем, люди иного склада никогда не достигают таких высот, в каких сейчас гордо реял Александр Пирс.       Прирождённый дипломат, он всегда был очень вежлив и предупредителен. Вызывая Брока к себе на ковёр, умел быть на редкость красноречивым и уважительным, играя в эдакого своего парня, благожелательного и всепонимающего. Однако, никогда не опускался до панибратства, словом ли или случайным, на первый взгляд, жестом, не забывая напоминать, кто здесь на самом деле главный. Между тем, Рамлоу прекрасно знал, каким жёстким и бескомпромиссным тот может быть. И всегда держал ухо востро.       Зимнего Солдата Пирс не опасался нисколько, то ли убеждённый в том, что командир его отлично контролирует, то ли железобетонно уверенный в своих собственных силах. Впрочем, учитывая, что у него в руках были коды — скорее уж, дело было именно в последнем. Тем не менее, Пирс завёл привычку подолгу беседовать сначала с Броком, потом с Агентом. Относился он к Солдату внимательно и ровно, доброжелательно даже. Предлагал ему то шоколадку, то молока попить. И очень цепко следил за его реакциями. Зимний, впрочем, на «наживку» не вёлся, никак на это всё не реагируя, чему Рамлоу был несказанно рад.       Он понимал, что Пирса интересуют возможности управления Агентом без использования кодов и факторы, влияющие на уменьшение процента рецидивов, и не мог не оценить предусмотрительность куратора проекта.       — Форма приказа, не подкреплённая убеждениями, имеет столь же мало смысла, сколько и приказ, вбитый насильно. — прямо ответил ему как-то Рамлоу, сознавая, что идёт сейчас по очень тонкой грани. Ведь в будущем ничто не помешает Пирсу обезопасить себя от излишне хорошего хендлера, имеющего на Солдата достаточно влияния. Во всяком случае, сам Брок сделал бы именно так.       — Вы с ним говорили? — между тем, поинтересовался Пирс. И, улыбнувшись, как ни в чём ни бывало, предложил. — Хотите выпить?       Рамлоу кивнул, принимая из рук начальства стакан.       — Да. — признал он. И, чуть подумав, прибавил. — Насколько это, вообще, возможно.       Куратор хмыкнул. Маска его благожелательности на Брока не действовала, а потому по выражению этого лица прочитать нельзя было вообще ничего.       — Не то, чтобы у него был выбор, — покачал головой Пирс, о чём-то размышляя. Глаза его были холодны. — Но, мне кажется, я понял вас. Вы очень умны, мистер Рамлоу. И я это ценю. Однако, знание того, что есть, не всегда открывает дверь к тому, что как кажется, должно за ней быть.       Они выпили. Но вместо разливающегося по венам тепла, дорогущий коньяк оставил неприятную горечь на языке. Брок только что получил очень недвусмысленный намёк. Умных здесь привечают и ценят, но только не тех, кто начинает считать себя умнее других. Пирс фактически напрямую сказал, что ценит усилия своего лейтенанта, но предупредил о том, чтобы тот не вздумал заигрываться.