Шуанцзян

Тяжкий вздох сорвался с уст непроизвольно, Лоча потянулся к чаше, сделав пару глотков, прикрыл глаза, постучал кончиками пальцев по столу. И, отставив напиток, наконец заговорил: — Мой путь предполагает обращение к Яоши, не зря мне дарована сила лечить, но у вас, на Лофу Сяньчжоу, есть один занимательный запрет — нельзя исцелять при помощи силы Яоши нечто неорганическое. Я был вынужден не раз преступить его, но далеко не всегда на вашей территории. Цзин Юань, слушая его, не спешил притрагиваться к вину, линия плеч его была заметно напряжена, да и сама поза выглядела весьма скованно. Мужчина не перебивал, не задавал уточняющих вопросов, не вставлял язвительных комментариев, что выказывали бы его недоверие. Лоча знал — оно есть, скорее всего никуда не денется даже после рассказа, но стоило отдать генералу должное — он всегда отлично сдерживал свои эмоциональные порывы. — Я сильно забежал вперёд, давай вернёмся немного назад, — вдруг отступил от заданной точки повествования Лоча. — Моя родина, как и многие, пострадала от влияния Стелларона. Я не буду говорить о том, что рос не в самых лучших условиях, вместо этого скажу, что странствующим торговцем я назвался не просто так — я не чувствовал себя дома там, на родине, и в других мирах тоже. Я был обречён скитаться, делать то, что умею и чему обучен, не зная ни цели, ни стремлений, влеча за собой жалкое существование. Прозаично звучит, не так ли? — он усмехнулся и провел кончиками пальцев по чаше с вином, оглаживая неровности на глиняной поверхности. — А после я встретил Цзиньлю, она рассказала мне теорию о том, что вечная жизнь возможна, если помочь Яоши извне, ведь для высвобождения её силы нужен ряд условий, — он помолчал, подбирая слова и пытаясь в красках припомнить ту встречу. — Я никогда не преследовал идею вечной жизни, но помощь эону и вечная жизнь, которая может быть дарована людям — звучит, как цель, ради которой стоит жить. До того момента в моём существовании не было смысла. Иногда, как бы я ни старался, не мог спасти людей на краю гибели, потому я и не сделал целительство основой своей жизни, оставшись торговцем. Ноша, которая опускается на плечи с каждой потерянной жизнью, слишком велика, чтобы я мог её нести. Зато у эонов достаточно и сил, и влияния, чтобы спасти тех, кого не могу спасти я, и они уж точно не мучаются чувством вины в случае провала. — Но цена за содействие эону, как и любая просьба для Яоши, слишком высоки, — не выдержав, горько усмехнулся Цзин Юань, во взгляде его одновременно плескалось и понимание, и разочарование, и непринятие того, что он слышал. Он мог понять, какая дорога привела Лочу туда, где он оказался, но не мог принять этого. Для него подобный выбор был слабостью, неспособностью принять реальность. Жизнь — баланс, но Яоши своим стремлением создать вечную жизнь, противоречила законам природы и стабильности. В мире всё уравновешено, и страшно представить, какие последствия обрушатся на них, если хрупкий баланс нарушить. Это подтверждали и катастрофы, связанные со Стеллароном или случившиеся из-за эонов, взявших на себя слишком много. Неудивительно, что их сила заимела ограничения — тот хаос, что воцарялся после вмешательств в естественный процесс, не должен был продолжаться. — Когда ты не знаешь, ради чего живёшь, цена становится неважна. Тогда я не думал, кто её заплатит, кроме меня самого, а погибнуть ради какой-никакой жизненной миссии — лучший исход, так мне казалось, настолько я устал скитаться и чувствовать себя чужим и беспомощным, куда бы не приходил, — спокойно заметил Лоча, он до сих пор не знал, правильно поступил или нет, но принимал это, как часть своей жизни. — Разве ты не понимаешь меня, как никто другой? Да, ты стоишь во главе Лофу, но разве все не воспринимают это, как должное? Хоть кто-то, кроме Яньцина, видит в тебе личность со своими страхами, переживаниями, тяготами? Кто-нибудь понимает, что ты такой же человек, как и другие, имеешь право на ошибку, на стремления, на какие-то цели помимо ежедневной защиты Сяньчжоу? Кто-нибудь выкладывается в работе на все сто, когда ты выкладываешься на двести, вынужденный выполнять обязанности сверхмеры, потому что другие не способны приложить чуть больше сил? Мы оба знаем ответы на эти вопросы, А-Юань, — он снова позволил себе вольное обращение. — Единственная разница между мной и тобой в том, что ты получил цель раньше меня, но тебе её точно так же навязали посылом «кто с этим справится, если не ты», потому ты до сих пор не можешь уступить пост Фу Сюань, — Лоча отвлекся, чтобы сделать глоток вина, притупить ощущение проявляющейся после длительного монолога жажды. — А еще ты точно знаешь, что делаешь правильные вещи, укладывающиеся в твои принципы. Я не знал, моя цель пришла поздно, в период отчаяния, и я не думал о деталях, а лишь ухватился за неё. Но я до сих пор отшельник, только вот мне не так горько, а как чувствует себя человек, привязанный намертво к месту, где всегда был чужим и одиноким? Не говори мне, что ты не такой же, Цзин Юань, ведь для всех ты — красивая картинка сильного и статного мужчины, не более того. Генерал лишь на мгновение поджал губы, будто проглатывал рвущийся наружу протест. Он бы хотел оспорить заявления Лочи, но ярый протест лишь докажет правоту мужчины. До сих пор он был уверен, что его невольный возлюбленный никогда не вникал в его личность так глубоко, раз солгал ему во стольких вещах и подвёл. Как выяснилось, Цзин Юань заблуждался — Лоча знал о нём больше, чем ключевые данные о генерале Лофу Сяньчжоу. Он запомнил, что Цзин Юаня временами после битвы с Легионом мучают кошмары, в которых жители Лофу обвиняют его в том, что он недостаточно постарался, не защитил, не оказался той самой опорой, которой должен быть. Запомнил все моменты, когда генерал сдерживал рвущиеся наружу эмоции, беря себя в руки, а вместе с тем и лишнюю работу на свои плечи. И, конечно, кожей ощущал ту ответственность, которая душила мужчину день за днём. Возглавляя что-то, ты неминуемо берёшь удар на себя: либо от врагов, либо от союзников, чьи ожидания не оправдал. Лидерство — та стезя, в которой ты с обеих сторон уязвим и виноват. Много кто, на самом деле, может стать лидером, но мало кто способен вынести то, что приходит с этой ролью. Цзин Юань выносил — сам удивлялся, как получалось, — но это не значит, что он не чувствовал себя послушной марионеткой в руках жителей Лофу. Все решения вроде как были на нём, но любой дурак поймёт — ты не можешь выбрать то, что осудит большинство. Не можешь сдать позиции там, где люди хотят увидеть лучший результат. И дело не в том, чтобы потакать желаниям людских сердец, а в том, что масса способна устроить хаос в случае разочарования. День ото дня, из года в год задачей Цзин Юаня являлось поддерживать идеальную репутацию, авторитет, лицо, чтобы мелкие оплошности не воспринимались народом в штыки, а ему давались хоть мгновения на то, чтобы сделать вдох. Стало ли легче? Может быть, но в сравнении с тяготами и переживаниями, терзающими мужчину, вдох облегчения становился скорее предсмертным. Не было и дня, когда он не балансировал на грани, но после всего, что он сделал для Лофу, стал ли он считаться человеком, а не бесчувственной машиной, у которой нет потребностей, а только программы, которые необходимо выполнять? Нет. Цзин Юань был таким же чужим, как и Лоча. А единственный человек — Яньцин, — видевший в нём больше, чем того, кто обязан исполнять свой долг, не мог стать островком спокойствия и понимания. Почему? Потому что для этого смышлёного юноши он в первую очередь наставник, а значит должен быть такой же опорой, надежной и несгибаемой. Это ему необходимо заботиться и воспитывать юного ученика, а не наоборот. Так и получилось, что в итоге Лоча стал тем, на кого он впервые за долгое время положился, кому открылся и доверил десятую часть груза, лежавшего на душе. И от того события, развернувшиеся после, ранили Цзин Юаня куда сильнее, чем Фанталия. — Спасибо за честность, — обронил мужчина, поднявшись и направившись прочь. Приходя сюда, генерал в самом деле хотел испить вино вместе с Лочей, но когда речи того привели к неприглядной истине, о которой он старался не думать, само присутствие в камере оказалось слишком для него. — Цзин Юань, — окликнул его Лоча, не в силах наблюдать очередной уход, не проясняющий между ними ничего. Он не рассчитывал, что мужчина остановится, но тот вдруг в самом деле замер у порога и полуобернулся, одарив его нечитаемым взглядом. Снова закрылся, не позволяя увидеть одолевающие чувства. — Давай сбежим вместе? Фу Сюань временно выполняет твои обязанности и твоё исчезновение уже не будет таким ударом для Лофу. Если ты откажешься от этой ноши ради меня — я откажусь от исполнения воли Яоши. — Ты получишь ответ в другой раз, — мужчина покачал головой и закрыл за собой дверь. Очевидно, ему нужно было подумать, но он не хотел признавать этого даже перед Лочей. Не хотел показывать, что хоть на мгновение способен задуматься о том, чтобы оставить Лофу Сяньчжоу в прошлом.