Ноктюрн на флейте водосточных труб

Становится легче. Медленно, но верно из загноившихся ран в груди выходят осколки, края затягиваются оставляя после себя только шрамы и большую надежду, что завтра все точно будет лучше, чем вчера. Куроо старается, правда с усердием пытается совладать с математикой, работать как можно лучше и каждый вечер среды возвращаться в кабинет клиники к Акааши. С каждым днем терапии мысли-убийцы выходят навсегда из головы, тянут за собой сомнения и оставляют только уверенность. Он сильный. Он справлялся раньше, с самыми страшными монстрами на свете, пьющие и бьющие, полные ненавистью к нему они давно проиграли. У них не осталось шансов в тот момент, когда появился Цукишима. Он та самая звезда, зажигающаяся в самую темную ночь только для него, с любовью по ночам оставляющая поцелуи в макушке (Тецуро все чувствует) и так убежденная в том, что все будет хорошо. Как минимум, его нельзя подвести. И заново бег школа-работа-психолог, и так каждую неделю. — Я, черт возьми, в порядке, — дается слишком просто в гараже с Савамурой в перерыве между машинами с ветром, свистящим на улице, и сигаретами, которые теперь больше лежат в кармане рабочей мастерки. Ни к чему дым, нечего разъедать вместе с легкими. — Как будто заново рождаюсь, и впереди еще целая жизнь. — Так и есть. Жду, когда все по-новому для тебя начнется. Ты же пойдешь в универ? — Пойду, куда денусь, — а на губах усмешка. Папа верит в него, знает, что после школы будет лучше, оттого и хочется разорвать всю несправедливость на части и наконец стать «хорошим человеком», или как там это называется по-человечески. Вырваться с района больше не кажется невозможным. — Смотри, учись, не оставайся здесь. К знаниям стремись, а когда будешь чувствовать, что выдохся, возвращайся к нам, всегда поддержим. И ради этого точно стоило долго умирать, раз эта жизнь теперь кажется невозможной сказкой. Чужой дым летит в приоткрытую дверь, на мороз, а на душе у Тецуро теплее, чем когда-либо. И хочется смеяться. — И передавай привет Цукишиме, заходите как-нибудь вдвоем. Спасибо ему стоит сказать за тебя. Похлопывание по плечу с отцовской непосредственностью как-то даже не вызывает смущения, что удивительно. Может дело в том, что это все правда? — Обязательно передам, пап. Еще сам скажу все, что думаю. Но не сейчас, пока все еще много работы, а варианты экзамена кажутся до жути пугающими и сложными. Кто придумывал засовывать задания, которых даже нет в школьной программе? Министерству образования точно стоит подставить жопу, чтобы он со всей дури- — Не думай о лишнем, а решай давай, — вместе с Цукишимой рядом становится кружка чая, а на собственных каракулях появляются штрихи красной ручкой. Кей и правда похож на учителя, мог бы быть грозой любого школьника, только заходящего в его класс (наверняка это была бы какая-нибудь мудреная биология), правда Куроо знает, что даже в каждом зачеркнутом ответе нет разочарования и злости на ошибки. Его учитель все так же любит его, даже таким балбесом, неспособным с первого раза понять логарифмы, и всего после правильного решения награждает мелким касанием к руке. Как же легко мотивировать оказывается, если репетитор буквально любимый человек! — Все еще не понял? — Я правда стараюсь, но оно кажется большим комком чисел без какой-то логики. Может стоило сдавать литературу? Ответом служит только напряженный вздох и задавленной бурчание о несправедливости экзаменов и литературных критериев. Правда, лучше бы не было, не умеет Куроо думать по заранее созданным ключам, все равно примешивает отсебятину и не думает, что что-то идет не так. Экзамен же должен проверять умение думать, а не заученные нормы? Ладонь сцепляют с ручки и тетради и ставят прямо перед лицом, как будто разглядывая новые морщинки, появившиеся от примеров или остатки шрамов от давних домашних ранок. На чужой ладони, кстати, все затянулось как нельзя лучше, совсем как на младенце с дикой регенерацией или вампире. На второе Кей похож больше, кровь все еще пьет отменно, пусть и не через трубочку, а через варианты экзамена. — Вот представь, у тебя есть восемь пальцев. — Восемь? — Это мера условности, просто представь, — хотя чужая ладонь значительно упрощает задачу, приставляя три пальца рядом. Они все еще длиннее и уже, чем у самого Тецуро. Вкусные. Во всех смыслах. — Это у тебя самая нижняя циферка. Допустим. — А справа это у тебя циферка- — А можно зефирку? Очень хочу зефир. — Будет тебе зефир, а пока включай мозг, — и все же в уголках чужих губ видна улыбка. Уже хорошее начало. — Так вот, справа у тебя число зефирок. И чтобы тебе узнать неизвестное, тебе нужно наши пальцы возвести в степень зефирок. Бредово. Но попробовать стоит. В примере в самом низу два пальца, зефирок слева семь, значит в неизвестном будет сто двадцать восемь, еще и минус четыре… Ответ выводится впервые уверенно, без лишнего напряжения, а рядом тут же ставится плюсик с совсем маленькой зефиркой в углу. — Понял теперь? Еще парочку примеров решишь, и пойдем ужинать. — А зефир будет? — Будет-будет, сейчас схожу, — на губах остается едва ощутимый поцелуй, а Кей как будто с особой грацией направляется к курткам. — а ты не отвлекайся, приду и проверю. Да, с таким учителем точно и математику сдать можно. Савамура точно был прав, он самый невероятный на свете.