Психотерапия на двоих

      Азирафель спешил на утреннее собрание, которое Гавриил педантично проводил в конце каждого месяца. Он подготовил подробную отчетность и мысленно прикинул, по каким именно пунктам могут возникнуть вопросы, чтобы незамедлительно ответить на них.       — Представляешь, сам подошел, — до слуха Азирафеля, донесся насмешливо-снисходительный тон Гавриила, когда он уже собирался выйти из-за угла длинного коридора.       — Неужели, — неприятно усмехнулась Михаил, эксперт по комплектованию библиотечного фонда, а по совместительству главная сплетница, — давно пора. Жаль только, что это не единственная его проблема, как мне кажется.       — Ты имеешь в виду его несколько округлые формы? — тихо посмеиваясь, спросил Гавриил. Азирафель, не выдавая своего присутствия, обидчиво поджал губы. — Я предложил ему телефон своего фитнес-тренера…       — Ты серьезно можешь представить на пробежке этого любителя злоупотреблять эклерами и блинчиками, — с ехидством произнесла Михаил, — но я не об этом сейчас говорю. Ты не замечал, что наш Азирафель, ну, знаешь ли, не слишком традиционен…       — В плане… — Гавриил сделал выразительную паузу.       — Дааа, — со знанием дела протянула Михаил, — вспомни, как он любезничал с тем парнем, который почти месяц устанавливал в архиве аппаратуру для сканирования. Они пили внизу кофе так часто и так долго, что можно было подумать, что у них свидание. А как он умеет кокетливо стрелять глазами, — не унималась она, — этот наш Азирафель не так-то прост, как кажется.       Азирафель досадливо закатил глаза, сжимая в руке папку.       — Только этого нам еще не хватало, — тревожно отозвался Гавриил, — ну ладно, в читальном зале насмотришься, там публика разная, ничего не поделаешь, но чтобы в нашем идеальном коллективе… Это же недопустимо.       Повисло многозначительное молчание и Азирафель, понимая, что уже опаздывает, сделал несколько звучных шагов и показался из-за угла. Гавриил оставался несколько задумчив, а Михаил встретила его слащавой улыбкой.       — Азирафель, доброе утро, прекрасно выглядишь, — ласково заговорила она, — а пахнешь, ммм… что это? Какой-то новый аромат? Очаровательно! Легкий, свежий, тебе очень подходит.       — Доброе утро, спасибо, — сдержанно поприветствовал он, и коротко улыбнулся.       Гавриил протянул ему руку, но быстро отдернул ее после недолгого пожатия, и легким кивком пригласил пройти в кабинет, где уже собрались остальные подчиненные. Все собрание Азирафель не находил себе места, раз за разом вспоминая этот неприятнейший разговор за его спиной. Гавриил оказался редкой сволочью, позволившей себе так подло поделиться тем, что приличные люди сохранили бы в тайне. А Михаил, кажется, готова на что угодно, лишь бы выслужиться перед ним, пятная чужую репутацию догадками. И раз теперь она в курсе того, что он посещает психотерапевта, да еще и с такой интересной специализацией, то вскоре об этом будет известно каждому. Азирафелю захотелось отчаянно зажмуриться.       Да, и еще Эрик… И зачем он только так увлекся… увлекся беседами с ним. Только беседами, конечно же. Азирафель машинально облизнул губы, и, покончив с воспоминаниями, внезапно осознал, что собрание подошло к концу.       Он расстроено спустился вниз, но не пошел в архив, как изначально планировал, а заглянул в буфет к мадам Трейси. Выбор вновь пал на ароматные блинчики с персиковым джемом. И плевать на всякие язвительные насмешки. Азирафель отошел от кассы и огляделся, заметив, что светловолосая девушка из-за дальнего столика, улыбается и машет ему рукой.       — Привет, Мэгги, — произнес он, присаживаясь напротив.       — Привет, я заходила к тебе, но Анафема сказала, что ты на собрании у Гавриила, — она выразительно подняла глаза вверх.       — Да, уж… — протянул он задумчиво.       — И как прошло? — поинтересовалась она, с наслаждением отпивая свой латте.       — Да… — Азирафель замешкался, неопределенно глядя на нее, — да, как обычно. Занудно, но хорошо, что недолго, — он улыбнулся, принимаясь за блинчики.       — У тебя приятная помощница, — мягко заметила Мэгги, — мы так мило поболтали. Не знаешь, она встречается с кем-нибудь?       — Не знаю. Признаться, я не замечал, но не советовал бы тебе интересоваться этим, так открыто, — тихо предостерег Азирафель. Мэгги насторожилась и чуть подалась вперед.       — Что-то случилось? — шепотом спросила она.       — Кажется, Михаил что-то вынюхивает для Гавриила, а возможно даже собирается выявить для него тех, кому по его консервативному мнению здесь совсем не рады.       — Какой же он…       — Согласен, — прервал ее Азирафель, взглядом умоляя не продолжать, ведь даже у стен есть уши, — чопорный педант, но его лучше не бесить.       — Вот так и получается, что я просто обречена на одиночество, — грустно заключила Мэгги, — целыми днями пропадаю на работе, а вечерами — дома. По пути только метро и ближайший супермаркет.       — А выходные? — участливо спросил Азирафель.       — Несколько раз я ходила в кино, была в кафе, но там все парами, — ответила она, — сидишь одна и ощущаешь себя ужасно жалкой. Может быть, сейчас стали как-то иначе знакомиться?       — Наверно, — Азирафель пожал плечами, собирая кусочком блинчика джем с тарелки, — интернет, сайты знакомств или что-то еще, но я в этом не силен.       — Видимо все-таки надо это как-то освоить, — размышляя, сказала Мэгги, — иначе придется искать не только вторую половинку, но и новую работу, если Гавриилу станет известно обо мне. Спасибо, что предупредил, — она дружелюбно улыбнулась.       — Я совсем не хочу, чтобы тебя уволили, — сочувственно произнес Азирафель, — кому же в таком случае я буду помогать организовывать новую библиотечную выставку. Кстати, какая тема у нас в следующем месяце?       — Падение в кроличью нору, — весело ответила Мэгги, довольно приподняв брови, — это я сама предложила и, представляешь, выбрали именно ее.       — Льюис Кэрролл, — Азирафель сделал глоток сладкого чая и улыбнулся, — у меня есть прекрасная подборка по сказочным путешествиям.       — Отлично, я загляну к тебе в ближайшее время, — с энтузиазмом произнесла Мэгги и посмотрела на часы, — кажется, мы засиделись.       — Идем, конечно! Не хватало только… — но Азирафель не успел договорить, потому что на выходе из буфета они столкнулись с Михаил, которая смерила их сначала быстрым пытливым взглядом, а потом, изображая притворное радушие, улыбнулась.       Простившись, они с Мэгги разошлись по разным этажам большой библиотеки. И остаток дня Азирафель посвятил работе, стараясь не вспоминать об утреннем инциденте и мысленно готовясь к вечернему сеансу психотерапии.       Агнесса Псих встретила каждого вошедшего доброжелательной улыбкой и приветствием, решив посвятить второй сеанс озвучиванию проблем, с которыми каждый пришел в поисках помощи. Всем было необходимо высказаться не только о самой сути проблемы, но и о возможных причинах ее возникновения. Если же существование проблемы отрицалось, то и причины ее отрицания было крайне важно озвучить.       На этот раз первым заговорил Руди Конверти, как самый возрастной и опытный участник группы, который не раз пытался победить свою проблему с алкоголем. Азирафель внимательно вслушивался в каждое слово, глядя на него с должным участием и заинтересованностью. Он всегда оказывался благодарным слушателем, терпеливым, сопереживающим и от души любил истории о разных человеческих судьбах. Агнесса Псих в свою очередь задавала короткие наводящие вопросы, стараясь помочь глубже раскрыть проблему. В след за Руди, заговорила Война, а когда очередь дошла до Сандальфона, послышался протяжный скрежет ножек стула по полу. Кроули неожиданно поднялся с места, приковывая к себе внимание всех присутствующих. Он грациозно расправил плечи и, зацепив тонкими пальцами шлевки джинсов, неторопливо покачиваясь, пошел прогуливаться по комнате. Азирафель, глядя на него, невольно вспомнил о той фотографии на обложке журнала и слегка покраснел от того, как именно его память расставила внезапные акценты. Он опустил глаза. В комнате повисло неловкое молчание, а до его слуха доносился только звук от размеренно-шаркающих шагов Кроули.       — Продолжайте, пожалуйста, — мягко обратилась Агнесса к Сандальфону, после чего он глухо прокашлялся и вновь заговорил о том, как сложно, будучи священником, проповедовать слово Божие, когда вокруг только и твориться всякая вакханалия, затягивающая и его в свои сети.       Азирафель старался оставаться по-прежнему внимательным к словам викария, но передвижения Кроули его крайне отвлекали. Взгляд все время натыкался на его высокий силуэт, хаотично перемещающийся по комнате, внезапно останавливающийся и издающий странные звуки. Вот он прошелся вдоль книжных шкафов и, остановившись, подцепил за корешок книгу, обратив внимание на ее название и насмешливо хмыкнув, а после скрылся в глубине комнаты в темноте и, задев что-то ногой, тихо выругался.       Сандальфон то и дело сбивался с мысли. Смерть и Война с любопытством вглядывались в темноту, словно впервые увидели насколько большая на самом деле комната, а Скверна только сдержанно улыбалась. Лишь Агнесса не придавала передвижениям Кроули никакого видимого значения и, сконцентрировав все внимание на говорящем, слушала его с ободряющей улыбкой.       Когда очередь дошла до Скверны, Кроули уже оказался напротив окон. Азирафель увидел, как он нахмурил брови, коснулся рукой листьев какого-то растения в кадке и недовольно повернулся.       — В таких условиях этот олеандр никогда не зацветет, — скептически заключил он, обращаясь к Агнессе. Она собиралась проигнорировать слова Кроули, но все взгляды оказались вновь направлены на него.       — Я бы попросила вас вернуться на свое место, мистер Кроули, — сдержанно произнесла она, спокойно оглядев его.       — Ну так попросите, — небрежно бросил Кроули и демонстративно повернулся к ней спиной, вновь разглядывая растение.       Возникшая пауза напряженно затягивалась.       — Мистер Кроули, вернитесь на свое место, пожалуйста, — произнесла Агнесса Псих ровным тоном, но Азирафель заметил, как недовольно напрягся ее подбородок.       — Зачем? — спросил Кроули через плечо.       — Вы немного отвлекаете группу от терапии, — скупо пояснила она, не глядя на него, но оставляя пометки в блокноте.       — Разве правилами групповых сеансов запрещено иногда покидать свое место? — безразлично уточнил он, слегка наклонившись и рассматривая землю в кадке. И, похоже, что она интересовала его куда больше, чем взгляды всех находящихся в комнате.       — Нет, но если… — терпеливо начала Агнесса.       — Каждый пациент вправе выбрать удобное для себя место во время сеанса и расположиться так, как ему комфортнее, — хлестко отчеканил Кроули, резко развернувшись и холодно взглянув на нее.       — Значит, я мог бы занять тот кожаный диван? — удивленно спросил Смерть, — а то я уже всю задницу отсидел.       — А можно все же избегать подобных выражений? — Сандальфон смерил его недовольным взглядом.       — Наверно можно, вот только мне не особо хочется, — дерзко огрызнулся Смерть. — Так я могу занять диван? — он вопросительно посмотрел на психотерапевта.       — Давайте все-таки вернемся к нашим проблемам. Мы же собрались здесь именно за этим, а не для того, чтобы тратить время на выяснения кому и как удобнее сидеть, — с легким раздражением вмешался Руди.       — Я бы тоже предпочла разместиться поудобнее, на полу, например, — флегматично произнесла Скверна и, не дожидаясь одобрения, ловким движением сползла на мягкий ковер и села, скрестив ноги по-турецки.       Сандальфон покачал головой и закатил глаза. Руди, нахмурившись, посмотрел на Агнессу.       — А я не отказалась бы выпить чашку чая. Это как, разрешено? — нагловато спросила Война, указывая рукой на чайник на низком столике за спиной Агнессы.       Азирафель перебегал растерянным взглядом по лицам участников сеанса, которые всего несколько минут назад уважительно выслушивали друг друга, а теперь ввязались в словесную перепалку на повышенных тонах, хотя как таковой причины…       Но причина, незаметно оставаясь в стороне, присела на край массивного стола и, сложив руки на груди, наблюдала за происходящим с ехидной улыбкой на тонких губах. Азирафель неодобрительно посмотрел на Кроули, но тот в ответ лишь задорно дернул бровью и, прихватив со стола ножницы, направился в сторону растений.       Агнесса Псих, сохраняя невозмутимое спокойствие и доброжелательность, вежливо, но настойчиво призывала всех вернуться к конструктивному диалогу и продолжить начатую тему, ссылаясь на то, что еще не у всех была возможность высказаться. Она разрешила Смерти переместиться на диван, а Войне сделать чай для себя и всех желающих. Скверна так и осталась сидеть на ковре в позе больше подходящей для медитации.       — Что вы хотите услышать? — со смешком спросила она, когда все, наконец, расселись, успокоились и были готовы вернуться к основной теме сеанса. — Да, я так снимаю напряжение после концертов, расслабляюсь с коллегами и не считаю это такой уж проблемой. Предпочитаю крепкие напитки. Ну, а что? Как еще можно справиться с ненормированным графиком, сменой часовых поясов, студийными записями и репетициями? Человечество пока не изобрело ничего более действенного и не вызывающего зависимость.       Кроули, обрезав сухие стебли олеандра, вернулся к столу и, отыскав под ним мусорное ведро, выбросил их туда. Скверна вопросительно посмотрела на стекла его темных очков и кивнула, словно предлагая продолжить.       — Я согласен и тоже не вижу в этом проблемы, — отвлеченно произнес Кроули, — потому что проблема на самом деле у каждого своя и заключается она в чем-то совсем другом, а алкоголь — это лишь последствие, — подобное пространное высказывание прозвучало несколько философски.       — Но в чем же заключается именно ваша проблема? — деликатно уточнила Агнесса.       — Если бы я знал, то это больше не было бы проблемой, — насмешливая ирония проскользнула в его ответе.       — Но вы готовы поискать причины? — Агнесса смотрела на него цепким взглядом.       — Нет, — улыбнувшись, ответил Кроули, — но я готов пойти и поискать пульверизатор.       Он легким движением оттолкнулся от стола и вновь пошел в направлении высоких окон. Агнесса невольно приподняла брови и сделала очередную пометку. Скверна и Война тихо засмеялись.       — Азирафель, пожалуйста, расскажите нам о своем видении вашей проблемы, — располагающе предложила Агнесса.       Азирафель выпрямился на стуле и коротко откашлялся.       — Я считаю, что проблема есть, — негромко произнес он, — и заключается она как раз в злоупотреблении алкоголем, потому что именно в таком состоянии я оказываюсь втянутым в неприятности и…       — Это ты про тот случай, после которого мы проснулись в полицейском участке? — насмешливо донеслось откуда-то из-за листвы. На лицах большинства присутствующих появилось заинтересованное оживление. Азирафель смущенно прикусил верхнюю губу. — Разве в этом есть что-то предосудительное? Ты же просто попытался помочь человеку. — Кроули интенсивно опрыскивая зеленые листья, бросил на него мимолетный взгляд.       — Но при этом я был далеко нетрезв, — скованно проговорил Азирафель, — и этот случай не единственный, — Кроули удивленно приподнял брови, а Азирафель быстро перевел взгляд на Агнессу. — Я имею в виду мое состояние, а не факт задержание полицейскими.       — Вы часто выпиваете? — спросила Агнесса.       — В последнее время все чаще, — ответил Азирафель, — и сильнее, — негромко дополнил он.       — В компании или предпочитаете один? — поинтересовалась она.       — По-разному, — неопределенно уточнил он.       — Азирафель, в чем вы видите причину вашего пристрастия?       — Мне сложно сказать, — взгляд Азирафеля хаотично блуждал по комнате, словно он намеренно не хотел ни на кого смотреть, — возможно, что это генетическая предрасположенность, а возможно и воспоминания из детства. — Агнесса участливо закивала, словно попросив его поделиться. — Мой отец спился и умер, когда я был еще ребенком. Конечно, я помню немногое, но некоторые моменты весьма отчетливо.       Он замолчал, опустил глаза и внезапно почувствовал, что больше не хочет развивать эту тему и ничего рассказывать. Агнесса внимательно смотрела на него некоторое время, а потом обратилась ко всем, подводя некий промежуточный итог сеанса. Домашним заданием было, как можно подробнее ответить на ряд вопросов, которые непосредственно касались причин и следствий их проблем со злоупотреблениями.       Азирафель, не обращая ни на кого внимания, покинул кабинет в тягостной задумчивости. Агнесса Псих изначально дала понять, что для достижения эффекта от ее курса, потребуется атмосфера полного доверия, искренности и честности, потому что только так можно докопаться до скрытой сути проблемы и разрешить ее. Но Азирафель из-за своей неопытности относительно психотерапии никак не ожидал, что придется копать так глубоко и был этим несколько озадачен. Он сам решил произнести то, что произнес, а теперь сожалел об этом.       Он медленно шел в направлении метро, невольно подгоняемый людским потоком и, испытывая дискомфорт, решил остановиться, отойдя в сторону. В вечернем сумраке ярко горели витрины магазинов и пабов. Азирафель повернул голову, желая понять, где именно находится и увидел, что остановился около бара. Он ненамеренно заглянул внутрь, увидев посетителей, расположившихся за столиками и его взгляд неожиданно замер на знакомом облике в темных очках.       Кроули сидел на некотором отдалении от окна, но Азирафель отчетливо видел его профиль. Он был один и смотрел на бутылку виски перед собой, а его пальцы медленно поглаживали тяжелый стакан с янтарной жидкостью. Кроули выпил содержимое одним большим глотком и налил еще. Азирафель нахмурился, раздумывая о том, что в терапии нет никакого смысла, если вот так вот сразу же после сеанса идти в бар и вновь проводить время в сомнительной компании. Нет, это совсем не то, ради чего он согласился посещать психотерапевта. Азирафель подтянулся и, даже испытывая некую гордость за свою стойкость, направился в сторону метро.

***

      Следующий сеанс Агнесса Псих решила посвятить более детальному рассмотрению темы детства и взрослению каждого из участников. Многим эта тема пришлась по душе, но только не Кроули. Все оказалось в точности, как он себе и представлял — бессмысленное самокопание каждого в глупых детских обидах и несбывшихся мечтах. Даже Смерть, по его же собственным словам являясь избалованным любимчиком родителей, нашел все-таки к чему придраться, рассказывая о своем счастливом детстве. Кроули с мрачной миной наблюдал за происходящем, периодически поглядывая на часы.       Лишь короткий рассказ Азирафеля привлек его внимание, но вовсе не историей счастливого белокурого мальчика отличника, а тем, как он уклончиво отвечал на вопросы Агнессы, словно стараясь избегать реальной правды. Его история показалась Кроули хорошо отрепетированной сценой, к которой тот тщательно готовился. Кроули в своей жизни лгал так часто, что научился остро чувствовать, когда и другие позволяли себе лгать. Но странно было слышать подобное именно из уст Азирафеля, так как он меньше, чем кто-либо здесь походил на лжеца.       Задумавшись, Кроули пропустил тот момент, когда настала его очередь делиться воспоминаниями и Агнесса Псих выжидательно посмотрела на него.       — Вы, кажется, сильно раздражены? — с интересом разглядывая его, спросила она.       — Настолько сильно, что не понимаю, почему каждый раз теме детства уделяется такое излишнее внимание, — недовольно ответил он, запрокинув голову и разглядывая потолок.       — Как показывает статистика психоанализа, почти восемьдесят процентов наших проблем начинаются именно в детстве, — уверенно заключила Агнесса. — И ваше негодование это только подтверждает.       Кроули усмехнулся на ее очевидную провокацию, с которой он уже не единожды сталкивался.       — Это от бессмысленности происходящего, — Кроули всем своим видом демонстрировал скучающую утомленность и желание окончательно сползти со стула.       — И все же, мистер Кроули, я уверена, что вам есть, чем поделиться, — Агнесса изобразила на лице участие.       — Ну, конечно, — его губы лукаво изогнулись, — все же из детства, черт возьми, а оно было жутчайшим периодом моей жизни. Придирки учителей, издевательства одноклассников и как следствие частая смена школ и городов. А дома и того хуже: отец тиран, алкоголик и психопат, против которого несчастная, запуганная мать и слова сказать не могла. И как итог всего этого перед вами травмированный, сломленный, неадекватный, но закономерно сформировавшийся результат подобного воспитания. Как вам такое детство?       — Да, как вы можете так дерзко насмехаться, — гневно выпалил покрасневший Сандальфон, — семья — это святое!       — Звучит не очень убедительно, — Война пристально рассматривала Кроули, — для ребенка, выжившего в подобной ситуации, вы выглядите на редкость независимо и самоуверенно.       — Ваше детство скорее должно напоминать мое, — усмехнувшись, произнес Смерть, — кажется, что между нами не так уж много различий.       Кроули насмешливо наблюдал за бурной реакцией окружающих, которые до этого самого момента не позволяли себе комментировать ни одну из предыдущих историй, а лишь молчаливо выслушивали ее. Он посмотрел на Азирафеля, заметив, как тот отвел взгляд и болезненно нахмурился.       — Вы рассказали правду, мистер Кроули? — спросила Агнесса, не глядя на него, но явно заинтересовавшись выражением лиц остальных участников.       — Здесь вы — психотерапевт, — небрежно заметил Кроули, — вам и судить об этом. Так солгал я или нет?       — Я этого не знаю, — крайне спокойно произнесла Агнесса, — лишь предполагаю, что вы просто решили проверить повергнет ли нас в шок ваш рассказ, чтобы в очередной раз позабавиться. Кажется, вам это свойственно.       — Естественно, — расслабленно усмехнулся Кроули. — Все только ради забавы, потому что мое детство было самым обыкновенным, о котором и рассказывать нечего. За хорошую учебу — хвалили, за провинности — делали замечания, иногда наказывали. И в школе и дома — все по одному и тому же принципу. Ничего примечательного! Может другим здесь и нужен доскональный разбор детских обид, но мне — нет!       Агнесса сдержанно вздохнула, медленно переходя к подведению итогов встречи. Кроули покинул кабинет первым, стремительно направляясь к выходу. Он шел так быстро, что Скверне, увидевшей уже силуэт в конце коридора, ничего не оставалось, как окрикнуть его. Кроули остановился и резко обернулся.       — Вот, — она не спеша подошла к нему и протянула пригласительный, — держи. Я сегодня выступаю в клубе. Приходи, развеешься.       — Отлично. Это именно то, что нужно, — Кроули широко улыбнулся.       Азирафель вышел под дождь и раскрыл большой клетчатый зонт. Он чувствовал себя еще более подавленно, чем после предыдущей встречи. Казалось, то, что должно было помочь ему справиться с недугом, только сильнее провоцировало его сорваться. Азирафель намеренно свернул с шумной главной улицы и пошел в направлении метро неприглядными, но тихими дворами. Он словно чувствовал, что после посещения одного психолога, ему требуется второй психолог, чтобы разобраться с тем, что потревожил в его душе первый.       Домой возвращаться категорически не хотелось, потому что Азирафель точно знал, чем закончится такой вечер. Он будет себя долго отговаривать, но, в конце концов, сдастся и, на ночь глядя, откроет бутылку вина и не успокоится, пока не прикончит ее. И хорошо если только ее одну. А на утро он проснется, источая тот самый стойкий перегар, который так не выносит Гавриил. Азирафель неприятно скривился от подобных мыслей и не заметил, как оказался около метро. Время было еще не позднее, и поэтому он неожиданно принял решение отправиться в гости.       Тетя Дороти проживала в небольшом доме на другом конце города и, распахнув дверь, встретила Азирафеля самой радушной улыбкой, тепло заключая в объятия. Она была старшей сестрой его матери, и большую часть своей жизни Азирафель провел именно в этих стенах, считая их родными. Невысокая пожилая женщина, жизнерадостно делясь последними новостями, суетилась на кухне, заваривая чай и вынимая из духовки свежеиспеченный пирог с клубникой. Азирафель наблюдал за ней с благодарной улыбкой. Кухня была такой же уютной, как и во времена его детства: тот же стол и удобные стулья, те же чашки из тонкого фарфора с нежными соцветиями сирени.       — Ты чем-то расстроен, дорогой? — негромко спросила тетушка и ее глаза лучились искренним участием.       — Нет, — Азирафель помотал головой, отводя взгляд, а его голос прозвучал грустно, — просто устал, в последнее время много работы, — он прошел к столу и присел, смущенно покручивая на блюдце пустую чашку. — Но я хотел бы… — он запнулся, сдвинув брови, — расскажи мне о детстве что-нибудь очень хорошее, — тихо попросил Азирафель.       — Конечно, мой дорогой, — с улыбкой закивала тетушка, — наливай нам чай, а я сейчас принесу наш старый фотоальбом.       Они засиделись допоздна, рассматривая фотографии и выпив не одну чашку чая. Тетушка вспоминала самые трогательные, душевные истории их совместного времяпрепровождения: долгих прогулок, интересных бесед, и посещения церкви, Рождественских ярмарок и местной библиотеки в ту пору, когда она сама там еще работала. Азирафель тепло улыбался.       — Я понимаю, не все в твоем детстве складывалось безоблачно. Ты рано потерял родителей и много пережил, будучи ребенком. Но ты с этим справился. Справился и не сомневайся в этом! — убежденно проговорила тетушка, когда Азирафель уже стоял в прихожей, собираясь уходить. — И посмотри, каким замечательным ты вырос: образованным, успешным, привлекательным. Мне кажется, что тебе пора задуматься о собственной семье, чтобы рядом всегда была та, кто поддержит тебя в минуты сомнений.       Азирафель все еще стараясь улыбаться, растеряно опустил глаза и сжал губы. Он с нежностью обнял тетушку на прощание, обещая чаще заглядывать в гости, и поспешил домой. Вечер выдался чудесным, и Азирафель ощущал себя словно наполненным внутри теплым светом счастливых воспоминаний. Но по мере отдаления от когда-то родного дома, свет медленно тускнел, уступая место странной грусти, которая накрывала без всякой видимой причины и незаметно угнетала, заставляя вновь задумываться о настоящем.       В клубе отчаянно гремела музыка. Скверна была на высоте и от безудержного ликования фанатов до сих пор звенело в ушах. Эта хрупкая с виду девчонка умела заводить толпу и устраивать настоящее шоу, а сразу после выступления, запрыгнув на мотоцикл, бесстрашно укатить в ночь. Кроули, вальяжно раскинувшись на удобном диване, целенаправленно напивался. Музыка и сама атмосфера клуба были в его вкусе, но настроение так и оставалось дерьмовым. Он даже вмазал пару дорожек меньше часа назад, надеясь немного взбодриться, но и это тоже не помогло.       Находясь в полупьяной прострации, Кроули безразлично созерцал танцпол в ярком мерцании светомузыки и, опрокинув в себя очередную порцию виски, закурил. Алкоголь горячо растекался по венам, расслабляя тело, но никак не мог успокоить взбунтовавшийся рассудок, который то и дело воспроизводил в памяти обрывки сегодняшнего сеанса. Кроули злился и наливал себе снова, стараясь заглушить непонятно откуда взявшуюся боль: кратковременную, но острую, рождавшую в нем ожесточение, которое он никак не мог себе сейчас позволить. Еще одна безбашенная выходка, от которой снова пострадает его лицо, и предстоящая съемка с крупным планом полетит в Преисподнюю ко всем чертям. А после Вельзевул лично отправит и его туда следом.       Кроули глубоко затянулся, выдыхая сигаретный дым через нос, словно раздосадованный дракон, когда неожиданно почувствовал поглаживающее прикосновение к своей руке, лежащей на спинке дивана. Он медленно повернул голову, вопросительно приподняв брови, и увидел молодого парня, смазливо улыбающегося ему. Кроули заметил его еще на выступлении Скверны, когда тот постоянно находился в непосредственной близости и заинтересованно заглядывался на него.       Сейчас же он позволил себе это недвусмысленное прикосновение, явно намекая на что-то определенное. Кроули оценил этот вопрошающий томный взгляд, приоткрытые губы, длинную светлую челку, спадающую на глаза, и коротко кивнул, приглашая присоединиться.       Парень, кажется, назвал свое имя, но Кроули не расслышал из-за шума музыки или потому, что пребывал в таком состоянии, что ему в принципе было на это наплевать. Они выпили вместе. Парень подсел ближе, прижимаясь теснее, и медленно провел ладонью по его бедру, на что Кроули криво усмехнулся, глядя на него сквозь темные стекла очков и понимая, что тот порядком обдолбан. Их лица находились совсем близко, и парень уже был готов потянуться за поцелуем, но Кроули резко отвернулся от него и подался вперед, забирая стакан со столика. Он выпил, ощутив, как настойчивая рука скользит по его спине, и повернул голову, хищно улыбаясь.       — Я смотрю, тебе не терпится, чтобы я вытрахал тебя, как следует, — пьяно усмехаясь, произнес он.       Нет ничего запретного в том, чтобы желать его. Это тело всегда готово, а душу он, кажется, продал уже очень давно. Парень часто закивал, глуповато прикусывая губу. Кроули перехватил его руку со своего плеча и поднялся с дивана, увлекая за собой.       Оказавшись в vip-комнате, Кроули, пошатываясь двигаясь вперед, подталкивал парня к дивану, попутно расстегивая на нем брюки и равнодушно наблюдая за блядской улыбкой на его лице и остекленевшим взглядом. Тот все еще надеялся поймать тонкие губы в поцелуй, но Кроули этого явно не требовалось. Он никогда не имел ничего против секса, вот только роль исполнителя всегда оставлял за собой, как и саму манеру исполнения. Сейчас алкоголь в его голове и возбуждение в его теле смешались в тягучий коктейль из озлобления и похоти, заставляя действовать быстро и грубо.       Они достигли дивана и Кроули, резко сдернув с парня брюки вместе с бельем, ловко развернул его спиной к себе. Тот, заливисто смеясь, упал на колени, шире расставляя ноги и призывно прогибаясь. Кроули, высвобождая возбужденный член из узких джинсов, не медлил и толкнулся в него без всякой подготовки, лишь предварительно размазав смазку по головке. Парень громко взвизгнул, немного отстраняясь, но Кроули сильно впился пальцами в его бедра и, удерживая на месте, вошел резко и до конца.       Наркотик мгновенно обострил восприятие. И Кроули агрессивно вбиваясь в податливое тело, испытывал невероятное почти животное возбуждение, словно превратившись в единый гиперчувствительный оголенный нерв, а парень принимал его в себя, неистово извиваясь и поскуливая. Он бурно кончил первым, забрызгав мягкие подушки дивана, и, казалось, был готов упасть и отключиться, но Кроули держал крепко, не позволяя ему пошевелиться. Оргазм накрыл его стремительно и сильно, но Кроули лишь плотно стиснул челюсти, не выдавив из себя ни звука, несколько раз войдя до предела и судорожно замирая.       Он отрывисто задышал через нос и впервые ощутил, как занемели пальцы на его руках, когда отпустил чужие бедра, оставив на них красноватые отметины. Он, наконец, позволил парню повалиться на бок и бросил на него уже спящего быстрый безразличный взгляд. В конце концов, каждый из них получил то, что хотел. Напряжение несколько отступило и Кроули, приводя себя в порядок, почувствовал, что ему снова требуется выпить.

***

      Очередной сеанс психотерапии Азирафель вновь покидал одним из последних. Он окончательно запутался в своих мыслях, когда, сам того не замечая, остановился около того же бара, что и в прошлый раз. Всего один взгляд внутрь и он нашел глазами Кроули, который скучающе смотрел, как тает лед на дне стакана. Азирафель внезапно ощутил странное навязчивое чувство, которое тихо подталкивало его зайти и поинтересоваться — все ли так плохо, чтобы вот так вот пить в одиночестве после каждого сеанса?       Казалось, что он даже не успел задуматься более основательно, а просто потянул на себя дверь и вошел. Бар выглядел уютным, традиционно английским, добротным и без излишеств. Азирафель, проходя мимо, оглядел барную стойку и засмотрелся на внушительное количество разнообразного алкоголя. Он невольно облизал губы, отвел взгляд и, преодолев соблазн, оказался около столика, за которым спиной к нему сидел Кроули. Только сейчас Азирафель остановился и подумал о том, что совершенно не знает с чего стоит начать разговор. В конце концов, просто сесть в кресло напротив без всякого на то приглашения, будет очень неловко. Он, переминаясь с ноги на ногу, стоял за спиной у Кроули, ощущая себя немного глупо, но, все же решившись, подошел ближе, оказавшись в его поле зрения. Кроули поднял голову, непринужденно откидываясь на мягкую спинку и отчего-то тонко улыбаясь, посмотрел на него.       — Я вижу, что терапия тебе не слишком помогает, — негромко и немного смущенно произнес Азирафель, испытывая неловкость от того, что в который раз вынужден смотреть на темные стекла очков.       — Ты поэтому так долго мялся за моей спиной? — насмешливо уточнил он, весело вскидывая бровь.       — Я? Я не мялся. Вовсе нет, — растерянно заговорил Азирафель, — с чего ты это…       Кроули прервал его, ломаным жестом указывая на зеркальную стену с противоположной стороны, в которой отражались они оба. Азирафель сконфуженно замолчал, стремительно краснея.       — Присаживайся, — улыбаясь, предложил Кроули небрежным кивком, с интересом наблюдая за его смущением, — присоединишься? — он легко щелкнул пальцем по бутылке виски.       — Нет, я не пью, — выпалил Азирафель, быстрее, чем успел подумать. Кроули, изобразив на лице самое невинное удивление, усмехнулся. — Я хотел сказать, — глубоко вздохнув, продолжил Азирафель, — что не пью крепкие напитки, отдавая предпочтение вину. Ну, то есть… отдавал предпочтение, пока не начал посещать психотерапевта.       — И что же в таком случае ты забыл в баре? — спросил Кроули, делая очередной глоток с каким-то особым удовольствием.       Азирафель старался делать вид, что не смотрит на то, как тонкие пальцы Кроули сжали стакан и как двигается его горло, принимая терпкий алкоголь. Но совершенно позабыл, что это глаза Кроули скрыты за темными очками, а не его собственные.       — Я заметил тебя и решил узнать все ли в порядке, — честно признался Азирафель, — просто… — ему не хватило решимости закончить свою мысль, которая внезапно показалась неуместной. Он понимал, что недостаточно знаком с Кроули чтобы, вот так вот бесцеремонно вторгаться и комментировать его личное времяпрепровождение. Хотя Кроули не производил впечатление человека, которого хоть чем-то можно задеть.       — Просто что? — нетерпеливо вырвалось у Кроули.       — Мне показалось странным сразу после сеанса увидеть тебя здесь, — осторожно произнес Азирафель, глядя на Кроули, но, не заметив с его стороны возмущения, он решил продолжить. — Мы тратим свое время и деньги на то, чтобы справиться с этой пагубной зависимостью, стремимся получить исцеление в надежде, что наша жизнь станет лучше. И мы…       — Мы просто тратим свое время и деньги, — заключил Кроули, скептически хмыкнув и закидывая ногу на ногу.       — Ты совсем не веришь в то, что сеансы способны помочь, а не просто делаешь вид? — взгляд Азирафеля несколько потускнел, а плечи поникли.       — Я это знаю, — отстраненно ответил Кроули. Азирафель не мог проследить за его взглядом, но был почти уверен, что он смотрел сейчас мимо него с хмурой задумчивостью. — Это же первая психотерапия в твоей жизни, верно? — после короткой паузы спросил Кроули. Азирафель кивнул. — А в моей — очередная. Так что можешь мне поверить. Это не поможет.       — Да, я помню, ты говорил, что проблема заключается в чем-то другом, а употребление алкоголя лишь следствие, — со значением произнес Азирафель.       — Оууу, я и не думал, что меня вообще хоть кто-то слушал, — губы Кроули изогнулись в польщенной, лукавой улыбке. Он потянулся к бутылке, наливая себе снова, — заказать тебе вина?       — Нет, благодарю, — мягко отказался Азирафель, сдавленно сглатывая слюну, — я все же верю в то, что эффект от терапии достижим, если приложить должное усилие.       — И бокал вина может как-то помешать твоим достижениям? — Кроули с интересом наблюдал, как меняются эмоции на лице собеседника.       — Вино может сбить мой настрой, — лаконично пояснил Азирафель, ощущая излишнюю нервозность от пристального внимания со стороны Кроули. Он не видел его глаз, но чувствовал, как тот прожигает его внимательным взглядом.       — Ты поэтому время от времени смотришь в сторону бара словно умирающий от жажды? — шутливо спросил Кроули, приоткрывая губы и тихо цокнув языком.       — Я стараюсь держаться, — произнес Азирафель, отрывисто выдохнув и мученически сведя брови, понимая, что его буквально поймали за руку, — и не отрицаю, что это дается мне нелегко.       — Мне кажется, что ты слишком строг к себе, — Кроули смотрел на него с мягкой сочувствующей улыбкой, — ведь каждый имеет право иногда расслабиться. — Он заметил, как Азирафель поджал губы, — хотя я что-то припоминаю — ты же каждый раз ввязываешься в неприятности именно в нетрезвом состоянии.       — Я вижу, что и ты тоже меня слушал, — смутившись, тихо произнес Азирафель. Он неожиданно осознал, что проявив поспешное беспокойство о чужом состоянии, теперь сам был вынужден признать, что находится далеко не в порядке. — Что ж, значит у тебя все хорошо? — торопливо спросил он.       — Настолько, насколько это возможно, — ответил Кроули, монотонно постукивая пальцами по столешнице.       — Славно, я рад, что это именно так, — он как-то неестественно улыбнулся и заерзал на кресле, опустив взгляд, якобы поправляя полы светлого пиджака, а на деле все яснее осознавая собственную неуместность, — приятно было пообщаться, но сейчас мне уже пора.       — Конечно, — легко отозвался Кроули, — заходи, теперь ты всегда знаешь, где меня найти.       Азирафель быстро посмотрел на Кроули и поднялся, сдержанно закивал в ответ и направился к выходу. Кроули не обернулся, но, глядя в зеркало напротив, проводил его удаляющуюся фигуру долгим взглядом. Лед в стакане почти растаял. Кроули сделал глоток и улыбнулся, вспоминая о том, кто всего несколько минут назад занимал кресло напротив него. Он казался ему почти ровесником, но удивлял своей непосредственностью и где-то даже наивностью. Весь его облик являл собой нечто такое, что вызывает исключительно умилительную улыбку. Короткие, светлые словно пух волосы. Серые глаза, такие живые и подвижные. Немного полные губы, вздернутый нос, приятный голос и эти открытые эмоции, которые отражаются на лице причудливым калейдоскопом.       Откуда он такой вообще взялся на этих чертовых сеансах у психотерапевта-нарколога? И он ведь твердо убежден в том, что пресловутый алкоголь и есть тот самый злейший враг. Хотя сам выглядит словно главный положительный герой, случайно сошедший со страниц детской книжки, в которой добро всегда неизменно побеждает абсолютно все. У него не может быть врагов. Их просто не бывает у таких…       Кроули непроизвольно усмехнулся в опустевший стакан.       Кажется, он только что мысленно назвал Азирафеля милым.