Психотерапия на двоих

      — И противостоять моральному разложению общества становится изо дня в день все сложнее, — возмущенно продолжал высказываться Сандальфон. Его слова лились нескончаемым потоком, кажется, уже целую вечность, — и мне, как викарию…       Кроули вытянулся на стуле почти в прямую линию, скрестив длинные ноги, и медленно переводил безразличный взгляд с одного участника сеанса на другого. Он посмотрел оценивающим взглядом на олеандр в большой кадке и остался почти доволен его нынешним состоянием. Долгая, нудная речь викария, изобличающая пороки современного общества, по всей видимости, угнетала даже Агнессу, которая отчего-то не решалась прервать его, а сам Сандальфон, будто вообще забыл по какой причине начал свой утомительный монолог.       — … приходится же подчиняться и следовать этим бесовским законам и благословлять даже однополые союзы. Мы фактически потворствуем мужеложству. Вот до чего дошло! Оказывается, что нас окружают одни геи и прочие извращенцы! И одна из причин — алкоголь! Он ведет к разврату души и тела! — горячо воскликнул викарий и его взгляд стремительно заметался по лицам присутствующих, но они выражали лишь скучающее равнодушие. Тогда он порывисто повернулся к сидевшему рядом Азирафелю.       Кроули заметил, как Азирафель резко вздрогнул, поднял на викария испуганный взгляд и едва не отпрянул в сторону от такого словесного напора. Сандальфон смотрел на него с явной надеждой на поддержку своих высказываний, словно был убежден, что нашел родственную душу в этом светлом, миловидном и чистом облике. Но Азирафель выглядел крайне растерянным и в ответ лишь смущенно закивал, невнятно шевеля губами, но так ничего и не ответив.       Кроули неоднозначно усмехнулся, а викарий раздосадовано покачал головой и нахмурился, пока Азирафель все еще неуверенно пытался подобрать слова. Возникшей паузой воспользовалась Агнесса Псих, предлагая выслушать следующего участника, в то время как Кроули внимательно разглядывал Азирафеля, который тихо обратился к викарию, но тот с досадой махнул рукой.       Вскоре сеанс закончился и Азирафель неторопливо шел по коридору, глядя на гладкую лысину идущего впереди Сандальфона. Совершенно не желая догонять его и быть, не дай Бог, втянутым в какой-нибудь разговор, он открыл дверь и зашел в туалет, застав там весьма оригинальную картину. Кроули, широко расставив ноги, отливал в писсуар и, глубоко затягиваясь, выдыхал вверх удушливый сигаретный дым. Черт возьми, только он мог делать и то, и другое одновременно, да еще и с таким довольным видом.       — Разве здесь разрешено курить? — спросил Азирафель, морщась от дыма и, кивком указывая на запрещающий знак прямо над головой Кроули.       — Ну, таким добропорядочным гражданам как ты и твой друг викарий — наверно нет, — весело отозвался Кроули, повернув голову и широко ухмыляясь.       — Он не мой друг, — сконфуженно ответил Азирафель, отводя взгляд.       — Как скажешь, — Кроули пожал плечами, направляясь к раковине и включая воду, — но он явно хотел бы видеть тебя в рядах своих единомышленников. Какое же обидное разочарование его ожидало, — он плотно сжал губами сигарету и ехидно усмехнулся.       — Я просто задумался и между прочим уже собирался… — оправдываясь, начал Азирафель, но внезапно осекся, — постой, какое еще разочарование? О чем это ты?       — О твоем костюме, конечно же. Цвета Нежной Небесной Лазури, — насмешливым тоном театрально продекламировал Кроули, многозначительно приподнимая брови. Он уже собирался выкинуть в мусорное ведро скомканную бумажную салфетку, когда раздался громкий звонок мобильника в кармане пиджака. — Блять, да кто там еще? — его тон резко сменился.       Азирафель, едва не задыхаясь от возмущения, открывал и закрывал рот, медленно осмысливая вполне конкретный намек Кроули. Он чувствовал, что против воли его щеки начинают предательски краснеть и нервно сжал руки в кулаки, ощутив, как вспотели ладони. Кроули отвернулся, ответил на звонок и Азирафель предпочел незамедлительно уйти.       Стоило только оказаться на улице, как вечерний Лондон овеял все же раскрасневшееся лицо приятной прохладой. Азирафель несколько раз глубоко вздохнул, стараясь прогнать дурные мысли и подумать о чем-то приятном, о чем-то позитивном, о чем-то… о чем-то, что…       Он замедлил шаг и остановился, бессильно опустил плечи и выдохнул шумно почти со страдальческим стоном, потому что ничего из мысленно перечисленного не приходило ему в голову. Ни приятного. Ни позитивного. Ничего, что могло бы…       — Я вижу, что тебе явно требуется причина, чтобы зайти внутрь, — с низким хрипловатым смешком прошелестел знакомый голос над левым плечом Азирафеля.       — О, Господи, нельзя же так пугать, — от неожиданности воскликнул Азирафель, обернувшись и подпрыгнув на месте. — Боже… — кажется, ему требовалось время, чтобы отдышаться. Кроули стоял рядом, засунув руки в карманы джинсов, а его плечи мелко тряслись от смеха.       — Извини, — улыбаясь, произнес он. — Ты видимо решил, что это уже навязчивый голос в твоей голове.       — Почти, — ответил Азирафель, нервно хихикнув, — я просто, — он указал рукой в сторону толпы идущих мимо людей, — просто шел…       — Ну да, — Кроули насмешливо фыркнул, побарабанив пальцами по дверному полотну и привлекая внимание Азирафеля к надписи на нем, — и снова остановился около бара ты тоже просто так.       Азирафель перевел взгляд на тяжелую темную дверь и, прочитав название, огляделся, внезапно понимая, что действительно находится рядом с баром. Видимо, он так сильно погрузился в свои мысли, что даже не заметил, где именно остановился и теперь тихо выругался на себя, в отчаянии покачав головой. Неужели опять?       — Ну, так как приглашение является для тебя веской причиной? — спросил Кроули, очаровательно улыбаясь и выгибая бровь.       — И это после того, что ты сказал мне сегодня? — Азирафель одарил его недоверчивым взглядом.       — А что я сказал, — Кроули изобразил на лице веселое изумление, — всего лишь сделал мягкий акцент на цвете твоего костюма или ты воспринял это как-то иначе?       — Ты как будто искушаешь меня, — негромко ответил Азирафель и почувствовал, как по спине пробежал легкий тревожный холодок.       — Ничего подобного! — невозмутимо заверил Кроули. — Просто приглашаю, пока еще есть свободные столики, — он широким жестом распахнул перед Азирафелем дверь, любезно предлагая ему пройти.       Азирафель бросил быстрый сомневающийся взгляд на Кроули: на стекла его темных очков, на выжидающую улыбку, расстегнутый на пару пуговиц ворот рубашки, и короткие огненно-рыжие волосы, полыхающие неистовым пожаром в лучах заходящего солнца. Он словно явился из самой Преисподней, чтобы забрать душу нераскаявшегося грешника. Его красивый, стильный облик сам собой наталкивал на мысль о какой-то затаившейся опасности, но открытая дверь бара уже неудержимо манила и, отбросив последние попытки прислушаться к рассудку, Азирафель благодарно кивнул и вошел внутрь. Кроули тихо хмыкнул и прошел следом.       Пятничным вечером бар был переполнен людьми и, стоило им только зайти внутрь, как Кроули оказался в центре внимания посетителей. Некоторые лишь завороженно смотрели на него и восторженно переговаривались, тогда, как несколько человек решились подойти, чтобы попросить автограф или сделать совместное фото. Азирафель мгновенно почувствовал себя неловко, стараясь держаться на расстоянии, пока Кроули невозмутимо оставлял быстрые росчерки и, привычно улыбаясь, фотографировался со всеми желающими.       Азирафель занял свободный столик и дождался, когда Кроули найдет его взглядом и присоединится. Они расположились в глубине зала, и официант подошел к ним достаточно быстро.       — Бутылку Талискера и лед, — буднично произнес Кроули, игнорируя предложенное меню.       — А мне потребуется немного времени, — вежливо ответил Азирафель, когда официант обратился к нему.       Кроули с интересом наблюдал за тем, как Азирафель надев очки и тщательно изучая меню, время от времени морщил лоб и облизывал губы. Словно дело касалось не банального перечня всего того, что можно найти в любом заведении, а чего-то особенного и заслуживающего повышенного внимания с его стороны.       — Здесь очень скромный выбор горячих блюд, — сухо заключил Азирафель, все еще скрупулезно вчитываясь и переворачивая немногочисленные страницы снова и снова.       — Это же бар, — усмехнулся Кроули, — обычно здесь пьют.       — Да, пожалуй, — согласился Азирафель и поднял взгляд на официанта, который принес бутылку виски и миниатюрное ведерко со льдом. — Я готов сделать заказ. Медальоны из свиной вырезки, пожалуйста, и бокал Шато Лаланд-Бори Сен-Жюльен.       — Прозвучало красиво, — тонкая улыбка тронула губы Кроули, стоило только официанту удалиться на кухню.       — Французское вино, которое нечасто, где можно встретить. Так что я приятно удивлен, — Азирафель коротко улыбнулся в ответ, снял очки и убрал их во внутренний карман пиджака. Кроули отметил некоторую зажатость в его движениях, словно ему все еще казалось, что посетители и сотрудники бара постоянно смотрят на них. — А ты, ограничишься только алкоголем? — неловко спросил он.       — Не вижу особого смысла в том, чтобы чем-то дополнять его, и потом, у меня есть лед, — Кроули легко схватил кубики льда и бросил на дно широкого стакана. Он уверенной рукой встряхнул бутылку, открутил крышку и налил почти треть, едва укрыв потрескивающий лед.       Вскоре официант принес вино и Азирафель поднял бокал, предвкушающе рассматривая темно-рубиновое содержимое. Он сделал медленный вдох, с наслаждением ощущая приятный аромат.       — Кажется, осталось только предложить тост, — произнес он, сдержанно улыбаясь.       — За нашу провальную психотерапию, — широко улыбнулся Кроули, коротко отсалютовав стаканом.       — Да уж, — задумчиво протянул Азирафель и покачал головой, — я признаться ожидал от сеансов большего, — он пригубил вино и остался доволен его послевкусием.       — Чего же ты ожидал? — спросил Кроули, сделав большой глоток и приняв расслабленную позу.       — Прошел уже почти месяц с начала посещения сеансов, — он отвел взгляд в сторону и покрутил в руках бокал, — но совсем не ощущается, чтобы я хотя бы немного приблизился к разрешению проблемы. Создается впечатление, что на каждой встрече мы постоянно возвращаемся к обсуждению одного и того же, проговаривая и повторяя то, что уже было не раз сказано на всех предыдущих.       — Все верно. Так и есть, — соглашаясь, кивнул Кроули.       — Но я не понимаю, зачем это нужно? Как подобное способно помочь? — Азирафель досадливо пожал плечами и выглядел немного озадаченно.       Кроули выдержал недолгую паузу, повертел головой, будто размышляя, и выпил еще.       — Видишь ли, — рассудительно начал он, — это обычная практика на групповой терапии — повторяться, потому что мало кто способен сразу озвучить в точности то, что его действительно беспокоит. Люди, попадая в непривычную обстановку, теряются и, концентрируя свое внимание на одном, забывают о другом, возможно именно о том, что и является более важным. Психотерапия — это поиск, поэтому и нужно возвращаться и повторять то, что, как кажется, уже было не раз озвучено. И не забывай, у всех разная скорость восприятия информации. Каждое такое повторение, как новый виток и новая возможность, наконец-то, не упустить что-то значимое, то, что может оказаться истиной.       Азирафель смотрел на Кроули с еще большей растерянностью, никак не ожидая, что на его вопрос прозвучит в ответ нечто подобное, а не просто очередная веселая шутка о бессмысленности психотерапии в принципе. Он даже пропустил тот момент, когда официант принес ему горячее. А Кроули, казалось, был весьма доволен его замешательством и таким искренним вниманием к своим словам. Азирафель опустил задумчивый взгляд в тарелку, словно не найдясь с должным ответом.       — Сразу чувствуется, что у тебя большой опыт, раз ты можешь судить настолько глубоко, — произнес он после продолжительной паузы, все еще оставаясь несколько удрученным.       — Да, большой, и я могу еще и не так глубоко, — не удержавшись, спошлил Кроули. Он, с веселым озорством, разглядывал тяжелую тень осмысления на лице Азирафеля, который был так занят постижением того, что услышал, и поэтому никак не отреагировал на сказанное. — И этот путь, этот поиск не будет быстрым и легким, — многозначительно добавил Кроули, наливая себе снова.       Азирафель выразительно вздохнул, вновь коротко посмотрел на Кроули, и взял в руки столовые приборы, принимаясь за еду. Наверно впервые в жизни Кроули обратил столь пристальное внимание на то, как человек, сидящий напротив него, ест. И все потому, что Азирафель делал это на редкость эстетично и с явным удовольствием, в буквальном смысле смакуя каждый кусочек нежнейшей вырезки, который он отправлял в рот и запивал вином.       — Но зачем тебе снова понадобилась психотерапия, если ты разбираешься в нюансах настолько хорошо, но совершенно не желаешь ничего менять? — спросил он, аккуратно промокнув губы салфеткой и допивая оставшееся в бокале вино.       — Ты видел ту милую женщину в полицейском участке? — саркастично спросил Кроули. Азирафель утвердительно кивнул. — Она руководитель агентства, в котором я работаю и на этих сеансах я по ее гребанной милости, — Кроули недовольно скривился. — А тот надутый индюк в пижонском костюме, видимо твой начальник?       — Да, — ответил Азирафель стараясь сдержать улыбку от того, насколько Кроули точно описал Гавриила, хотя и видел его не дольше минуты, — но на сеансах я оказался по собственному желанию, надеясь получить помощь. Хотя мой начальник Гавриил тоже этому поспособствовал.       — Что же такого в твоей работе, что мешает тебе расслабиться в баре после нее? — удивленно спросил Кроули.       — Гавриил сам ведет исключительно здоровый образ жизни и весьма придирчиво следит, чтобы и его подчиненные не позволяли себе лишнего, — сдержанно пояснил Азирафель. — Нездоровый цвет лица, похмелье или перегар после частых злоупотреблений в его понимании являются чем-то недопустимым в работе, ведь мне приходится часто общаться с людьми.       Азирафель заказал еще бокал вина и заметно оживился, продолжая рассказывать о своей должности и о том, как это удивительно держать в руках и изучать старинные издания уникальных книг, которые сотню лет назад написали гениальнейшие люди своей эпохи. Ведь в Лондонской библиотеке хранятся редчайшие экземпляры, нуждающиеся в бережной заботе, сохранности и учете. Он говорил с нескрываемой увлеченностью о том, как важно передать эти ценные источники знаний, красоты и мысли потомкам, рассказать о тайнах, скрывающихся на этих древних страницах, которые могут открыться людям только после тщательного и длительного изучения.       Кроули невольно залюбовался воодушевленным лицом Азирафеля, его правильной речью, мягкой интонацией, блеском в глазах и милой улыбкой. Он медленно потягивал виски, внимательно слушал его и тонко улыбался в ответ, но Азирафель неожиданно замолчал, хотя казалось, что находился на эмоциональном подъеме и был готов продолжить. Он сделал несколько коротких глотков вина и заметно стушевался.       — Оууу, извини, я наверно тебя утомил. Ведь моя работа, скорее всего, кажется тебе скучной, потому что твоя же гораздо интереснее, — немного смущенно произнес Азирафель.       — Вовсе нет, — усмехнулся Кроули, удивленно приподнимая брови, — моя работа — это такой же труд, как и все остальные. Просто вокруг нее принято создавать излишнюю шумиху.       — Но, а как же популярность? Тебя же все узнают, просят автографы или совместные фото, — спросил Азирафель с неподдельным восторгом.       — Да, такое часто случается. Но, как видишь, это не мешает нам сидеть здесь в баре, полном людей, и не испытывать дискомфорта, — ответил Кроули, оглядевшись вокруг. — А что касается моей известности, — он чуть склонил голову к плечу и игриво выгнул бровь, — я уверен, что ты обо всем уже прочитал в сети.       Азирафель опустил глаза и почувствовал, что краснеет.       — Что, нет? — весело продолжал Кроули.       — Отчасти, — уклончиво произнес Азирафель, бросив на Кроули быстрый кокетливый взгляд, — а что, все, что там пишут — правда?       — Наверно, — широко улыбнувшись, ответил Кроули, сделав очередной глоток.       Конечно же, Азирафель читал о нем в сети. И достаточно много. И о его многочисленных провокационных выходках, скандальной репутации и о частом вождение в нетрезвом виде. О предполагаемых бурных романах, об алкогольной и наркотической зависимостях и даже о вопросах ориентации и извечных темных очках, которыми он чуть ли не скрывал свою принадлежность к вампирам. И еще множество всякого разномастного, утопического и дикого бреда. Его каждое появление на публике или интервью сопровождалось неслыханным ажиотажем, а его неоднозначные иронические высказывания активно обсуждались в бесконечных комментариях. Поисковик же просто захлебывался, выдавая тысячи его фотографий в самых различных ипостасях.       Но отчего-то Азирафеля больше всего интересовало, что же скрывается за этими темными очками, которые по слухам Кроули никогда не снимал, и даже самому пронырливому папарацци так и не удалось застать его без них. Азирафель же считал этот вопрос очень личным и сдерживался в своем желании задать его, несмотря на выпитый алкоголь и то, что он ощутимо расслабился и освоился в компании Кроули.       Они провели в баре еще некоторое время, а после расплатились и вышли на улицу, когда на город уже опустился поздний вечер. Кроули закурил.       — Я припарковался здесь недалеко. Тебя подвезти? — спросил он, заметив, что Азирафель остановился и озабоченно огляделся по сторонам.       — Что? Нет. Неужели ты сядешь за руль в таком состоянии? — с некоторым возмущением вырвалось у него.       — Я в отличном состоянии, — хмыкнул Кроули, самодовольно улыбаясь и выпуская сигаретный дым тонкими кольцами.       — Я, пожалуй, все же вызову такси, — более сдержанно ответил Азирафель.       — Как хочешь, — Кроули пожал плечами, — идем, рядом с парковкой ему будет легче тебя найти, — он коротким жестом указал направление и Азирафель кивнул.       Вечерний Лондон переливался ярким светом тысяч огней и Азирафель невольно залюбовался этим потрясающим зрелищем. Кроули шел рядом, продолжая курить и слегка нахмурившись, смотрел на экран телефона. Они простились на парковке, и Кроули сел за руль черной винтажной машины, которую Азирафель с интересом разглядывал, пока та не тронулась с места настолько резко, что он невольно вздрогнул. Кроули вывернул руль и, набирая скорость, посмотрел в зеркало заднего вида. Азирафель одарил его неодобрительным взглядом, на что он весело ухмыльнулся и выехал на оживленную дорогу, быстро исчезая в потоке.

***

      На неделе выдалось крайне много напряженной работы, связанной с внесением изменений в справочную систему архива, поэтому Азирафель и Анафема едва успевали прерываться на короткий ланч и засиживались на работе допоздна. В ожидании очередного муторного дня, Азирафель, сонно приветствуя мистера Шедуэлла, уже собирался привычно взять ключи, когда обнаружил, что Анафема забрала их раньше него. "Сколько же энергии и энтузиазма в этой молодой девушке" — мысленно поразился Азирафель, минуя пост охраны и спускаясь вниз по лестнице. Он чувствовал себя разбитым и невыспавшимся, потому что добрую половину ночи провозился с реставрацией нового заказа, который взял три дня назад, и даже утренний кофе не помог ему взбодриться.       Анафема встретила его жизнерадостным приветствием, весело рассказывая, что ночью ей приснился пророческий сон о том, как можно ускорить процесс их совместной работы. Азирафель слушал ее с доброжелательным вниманием, охотно соглашаясь с грамотным и вполне выполнимым предложением. У него даже настроение улучшилось.       — Анафема, ты просто молодец! — тепло похвалил он усилия и острый ум подчиненной. — Как только я вернусь с короткой пятиминутки от Гавриила, мы обязательно опробуем твой план.       — Спасибо, мистер Фелл, — улыбаясь, поблагодарила она, — а я как раз успею подготовить опись документов долговременного хранения, а то ее приходилось постоянно откладывать.       Азирафель утвердительно кивнул, отправляясь в кабинет Гавриила.       На еженедельной утренней планерке собрались главы основных отделов и Гавриил, извечно улыбающийся и бодрый, расспрашивал о текущем состоянии дел, указывая на отдельные недочеты и требуя их скорейшего устранения. Когда очередь дошла до Азирафеля, то он уверенно доложил о проделанной работе и остался весьма доволен собой, но Гавриил, как оказалось, не разделял его оптимизма.       — Все ли так радужно на самом деле, как ты об этом говоришь, Азирафель, — с наигранной легкостью произнес он, хитровато подмигивая.       Азирафель недоумевающе нахмурился, а Михаил издала тихий подленький смешок.       — Как обстоят дела с переводом библиотечного фонда в электронный вид? — подозрительно сощурившись и все еще масляно улыбаясь, спросил Гавриил.       — Работа продвигается, — ровно произнес Азирафель, коротко взглянув на сидевшего напротив Ньюта, который настороженно свел брови. — Мы всячески содействуем техническому отделу. Выделено отдельное помещение. Аппаратура установлена и работает исправно. Мы осуществляем контроль за…       — А сроки? — бесцеремонно прервал его Гавриил, — есть информация, что вы давно выбились из графика. Драгоценное время уходит, а у наших читателей до сих пор нет общего доступа к изучению целого перечня важнейших и ценнейших изданий и все потому, что, ты, Азирафель, препятствуешь их передаче на сканирование, будто это твоя личная собственность, — он ехидно рассмеялся, а остальные его охотно поддержали.       Азирафель оскорбленно поджал губы и коротко взглянул на Ньюта.       В его памяти ясно всплыли события, произошедшие какое-то время назад, но которым он не придал особого значения. Анафема была загружена очередной работой и, Азирафель сам решил заглянуть к Ньюту, желая удостовериться, что сканирование выполняется на должном уровне и к книгам относятся с необходимым вниманием, но остался крайне разочарован происходящим, если не сказать, что был просто возмущен тем, что увидел. По его мнению, Ньют был не слишком аккуратен и прилежен в своей работе. Книги в неподобающем состоянии лежали друг на друге в раскрытом виде повсюду, а молодой человек своими резкими, неуклюжими перемещениями едва не задевал их ногами. Азирафелю казалось, что он сделал несколько замечаний в самой мягкой форме и настоятельно попросил впредь более бережного к ним отношения. Да, это были рядовые издания, но, тем не менее, Азирафель решил, что его неудовольствие вполне уместно.       Ньют же, не особо разделяя опасения Азирафеля, даже пытался отшутиться и что-то говорил о времени и о том, что пора бы взяться за остальные экземпляры, потому что сроки по выполнению первой части его задания вот-вот истекут. Но Азирафель выразительно дал понять, что работу с ценными и редкими экземплярами он разрешит только под собственным контролем и никак иначе и только после устранения беспорядка. Но потом он сам закрутился в череде повседневных дел и выдавал книги Ньюту с осторожностью и неохотой, совершенно не предполагая, вот что это в конечном итоге выльется.       — Это не совсем так, — сдержанно начал Азирафель, — я лишь забочусь о сохранности и…       — Азирафель, — покровительственно, вновь перебил его Гавриил, — не стоит так очевидно противиться прогрессу, ведь за ним будущее. И уже тем более саботировать работу ценных и более расторопных сотрудников, таких как Ньют. Ему поручено важное и ответственное дело, которое согласовано на самом верху и отвечает требованиям времени и наших продвинутых читателей. Конечно, можно оставаться в тени прогресса. Не следить за тенденциями современной моды, игнорировать здоровый образ жизни, не интересоваться новейшими технологиями и прозябать в прошлом веке среди прабабушкиных фарфоровых чашек и кружевных салфеток, но не следует втягивать в это всех остальных, тех, кто готов идти в ногу со временем. — Он язвительно усмехнулся, в то время, как присутствующие согласно кивали его словам. — Я надеюсь, что ты услышал меня достаточно хорошо, чтобы мне больше не пришлось повторять подобное или я буду вынужден передать контроль кому-то другому, более компетентному. И не забывай, я теперь держу этот вопрос на контроле.       Азирафель чувствовал, как горит его лицо, а на лбу выступили капли пота. Он сделал вдох, собираясь более подробно разъяснить сложившуюся ситуацию, но в этот момент Гавриил обратился ко всем со словами об окончании совещания и попросил вернуться к работе. Кабинет стремительно опустел, а Михаил, проходя мимо Азирафеля, сочувственно хмыкнула, совершенно не скрывая довольного блеска в глазах. Он вышел в коридор в состоянии так несвойственной ему ярости, судорожно сжимая кулаки, и быстрым шагом направился в архив.       — Мистер Фелл, прошу вас, подождите, — послышался за его спиной настойчивый голос Ньюта.       — Не сейчас, — отрывисто бросил Азирафель, — я очень занят.       — Я настаиваю, — с непривычной твердостью произнес Ньют, — я должен вам все объяснить.       Азирафель, нахмурившись, остановился и дождался, когда Ньют подойдет к нему.       — Мы можем сделать это у вас или пойти и выпить кофе, — решительно предложил он и выглядел одновременно встревоженным и виноватым.       Азирафель ничего не ответил, но пошел вперед в направлении кафе мадам Трейси, а Ньют последовал за ним. Он сам не помнил, как заказал двойной черный эспрессо без сахара и оказался за дальним столиком напротив Ньюта. Сделав единственный глоток, Азирафель едва не скривился от горечи и отодвинул от себя чашку.       — Все совсем не так, — не растеряв изначального настроя, уверенно выпалил Ньют. — Я не ходил к Гавриилу и не доносил на вас.       Азирафель вопросительно вскинул брови, заметив, как Ньют сжимает в руках высокий стакан с латте, так и не сделав ни глотка.       — Я сидел здесь в кафе пару дней назад и просто коротал время, так как все, выданные вами книги уже отсканировал. Я даже помог Анафеме вернуть их на свои места, но без вас она не решилась выдать мне остальные. Ко мне подсела Михаил, и мы разговорились. Сначала на общие темы, а потом о работе. Она была мила и заинтересовано расспрашивала о том, чем я занимаюсь и, как быстро идет работа. — Азирафель невольно закатил глаза. — Я лишь сказал, что вы щепетильны и больше ничего. Она спросила о сроках, и я ответил, что они поджимают, но я потороплюсь, как только получу книги и, проблем не будет. Вот и все. Кто ж знал… — Ньют расстроено запнулся и, вздохнув, добавил, — извините меня.       Азирафель отвел взгляд, ощущая, что его прежнее раздражение ничуть не уменьшилось, даже после высказанных извинений.       — Я тебя услышал, — сухо отозвался Азирафель, — и на будущее советовал бы не откровенничать о работе с этой женщиной и с другими малознакомыми тебе людьми. Что же касается книг, то приходи завтра и заберешь все оставшиеся, согласно списку, а сегодня я и правда очень занят. Так что, хорошего дня, Ньют, — он быстро поднялся из-за столика.       — Спасибо, мистер Фелл, — Ньют вскочил следом, едва не расплескав свой латте, — еще раз извините меня, — виновато произнес он и сел обратно.       Азирафель сдержанно кивнул, находясь уже на пути к выходу. Настроение скатилось ниже отметки «хуже некуда», а делать что-то полезное и вовсе расхотелось. Он шел вниз терзаемый мыслью о том, что может уже настал момент для поисков новой работы, потому что за последнее время ему осточертели унижения Гавриила и доносы Михаил.

***

      Кроули удобно устроился в кресле и курил, с интересом наблюдая за суетящимися стилистами, которые в строгом порядке быстро располагали на штанге пронумерованные вешалки с весьма неоднозначной одеждой и аксессуарами.       — У нас сегодня что БДСМ-вечеринка? — шутливо уточнил Кроули, когда Нина вновь остановилась рядом с ним.       — Ну, почти, — неопределенно ответила Нина, сощурившись и внимательно разглядывая лицо Кроули. Она уверенным движением запустила руку в его волосы, слегка потянула, взлохмачивая их и укладывая то на одну, то на другую сторону головы, будто о чем-то размышляя. Кроули вопросительно поднял брови, не услышав в ответ ничего вразумительного. — Сегодня фетиш-съемка для одного весьма специфического издания. Так что будь готов к тому, что возможно тебя сегодня, свяжут, наденут наручники, заткнут кляпом рот и поставят на колени. — Нина усмехнулась и озорно подмигнула.       — Вот вообще не удивила, — иронично фыркнул Кроули, — это же наше обычное ежеквартальное развлечение, но я о нем просто снова забыл, — он пожал плечами и кивнул в сторону студии. — Кто сегодня приехал с Хаксли? Юрген или Себастиан?       — Никто, — коротко ответила Нина, разглядывая палитру цветов в каталоге. — Вейтлинг приехал лично. Я видела его в коридоре вместе с Вельзевул.       — Гэрри Вейтлинг сейчас здесь? Ты серьезно? — удивленно спросил Кроули.       — Да, говорят, что он в поиске новых провокационных образов, — пояснила Нина, — нет, считаю, что перекрашивать тебя в темный цвет будет большой ошибкой, — тихо добавила, словно в чем-то убеждая саму себя.       — Но, он должен был кого-то привести с собой, — произнес Кроули с некоторым недоумением, — потому, что это всегда была парная концепция и …       — Видишь ли, — настороженно начала Нина, — сегодня… — но она не успела продолжить, потому что в гримерную зашел Хастур в белом халате, только что из душа с еще мокрыми волосами.       — Блять, а он какого хера здесь делает? — моментально взвился Кроули.       — Сегодня я собираюсь надеть на тебя строгий ошейник и посадить на поводок, — высокомерно заявил Хастур и самодовольно улыбнулся.       Кроули резко вскочил на ноги.       — Хастур, отправляйся на свое место, — требовательно осекла его Нина и быстро добавила, обращаясь к коллеге. — Лара, займись им. Высуши полосы. Времени почти не осталось. Кроули, прошу, остынь, — произнесла она тише и мягче, все еще стоя у него на пути и сжимая рукой предплечье. Его напряженная грудь часто поднималась при каждом отрывистом вздохе. — Впереди еще многочасовая смена и ты никак не сможешь повлиять на его участие. Я сама не ожидала увидеть его здесь сегодня, но он сказал, что это распоряжение Вельзевул.       Кроули плотно сжал губы. Он отвернулся, недовольно упал в кресло, закидывая ноги на гримерный столик, и снова закурил.       Так вот, что тогда так истерично выпрашивал Хастур у Вельзевул, когда они с Лигуром проходили мимо ее кабинета. Это было его участие в этой самой съемке. Вот ведь пронырливый уебок. И как только ему удалось ее уговорить. Вот ведь сука, блять, на хуй…       У Кроули не получалось сохранять безразличный вид, потому что его сознание гневно исторгало из себя все самые отвратительные ругательства. Он снова стремительно поднялся и, захватив со спинки кресла пиджак, направился к выходу.       — Кроули, это плохая идея, — Нина попыталась остановить его, — Вейтлинг вот-вот придет.       — Мне надо прогуляться, — не оборачиваясь, небрежно бросил он, исчезая за дверью       Хастур злорадно оскалился.       Кроули несколько раз нервно шмыгнул носом, потер переносицу и, опираясь руками о столешницу, посмотрел на себя в зеркало. Он надел пиджак и расслабил плечи, слегка склонил голову набок и поправил очки, расстегнул пару пуговиц на черной рубашке и сдержанно улыбнулся собственному отражению. Внезапно входная дверь с шумом распахнулась и Кроули вздрогнул.       — Дагон, блять, это мужской туалет, — возмущенно бросил он.       — Да мне насрать, — с непривычной резкостью вырвалось у нее и, не обращая внимания на Кроули, она, нервно зарываясь пальцами в волосы, стала ходить вдоль раковин туда и обратно. — Я же вообще ни хуя не в форме. Черт, черт, черт, это какой-то лютый, блядский пиздец, — невнятно, но отчаянно бормотала Дагон себе под нос.       Она дошла до стены и, прижавшись к ней спиной, сползла вниз, присела на корточки и спрятала голову в колени. Кроули посмотрел в ее сторону, медленно подошел и присел напротив. Дагон мелко дрожала. Он несколько раз осторожно щелкнул пальцами по ее колену, но она никак не отреагировала. Кроули насмешливо хмыкнул и достал из кармана потрепанную пачку, быстро прикурил короткую, похожую на самодельную сигарету, но затягиваться не стал и нетерпеливо растолкал Дагон. Она вынужденно подняла голову, и расстроено посмотрела на него.       — Давай, пора успокаиваться, — он почти насильно всунул ей в губы сигарету, — давай, я сказал, — немного грубовато добавил он. Дагон затянулась и закашлялась.       — Что это? Это травка? — хрипло воскликнула она, пытаясь вернуть сигарету. Кроули кивнул.       — Еще три затяжки и я ее сам у тебя заберу, — строго произнес он. — Что за истерические психозы в такой день? От тебя никак не ожидал.       — Я не готова к такому уровню, — грустно произнесла Дагон и снова затянулась. — Вейтлинг — он же гений.       — Гений, — согласился Кроули, — и ты думаешь, что он не видел твои предыдущие работы для этого издания? Поверь мне, он их видел и одобрил, раз они в него попали, и, заметь, попали не один раз. А теперь он приехал сам, чтобы поработать с тобой, с нами и найти что-то новое, свежее, оригинальное. Ты должна помочь ему в этом, а не распускать здесь сопли. Давай сюда, с тебя хватит, — он забрал из рук Дагон сигарету, смял ее и швырнул в унитаз.       — Ты так считаешь? — Дагон поднялась на ноги, глубоко вздохнула и доверчиво посмотрела на Кроули.       — Я считаю, что нам уже пора появиться в студии, пока такой мудак, как Хастур, не заставил Вейтлинга пожалеть, что он вообще сюда приехал, — резонно заметил Кроули. — Давай, соберись и покажи все, на что ты способна, — усмехнулся он, открывая дверь и решительно выталкивая Дагон в коридор.       Она тихо засмеялась, а он, улыбаясь, вышел следом.       Гэрри Вейтлинг был знаменитым фотографом. Его имя всегда возникало там, где речь заходила обо всем необычном, провокационном и эпатажном. Он отличался узнаваемым стилем и не боялся открывать миру новый взгляд на привычные вещи под самым невероятным углом. Его ненавидели, осуждали, восхищались и не понимали, но это не мешало ему продолжать творить и удивлять.       Кроули сразу узнал его, идущего впереди в компании Вельзевул в сторону студии. Он кивнул Дагон и прибавил шаг, чтобы они не выглядели опоздавшими. Вельзевул неожиданно обернулась, словно почувствовав их приближение, и знакомство стихийно произошло прямо в коридоре без участия Хастура. Кроули не без удовольствия наблюдал, как тот метался внутри стеклянной студии, словно не зная, как следует поступить — выйти и представиться или подождать.       Гэрри Вейтлинг оказался весьма приятным в общении. Он со всеми дружелюбно познакомился, найдя для каждого пару приятных слов, и сам с должным удовольствием принимал в свой адрес восторженное восхищение. Он лаконично и четно изложил все свои пожелания и детали видения новой концепции, доступно объяснив тонкости предстоящей съемки.       Когда за исполнение своих обязанностей уже собирались взяться визажисты и стилисты, он неожиданно обратился к Кроули.       — Я попросил бы вас снять очки, — он завуалировал это под просьбу, но на деле все расслышали вполне конкретное требование. Вельзевул бросила на Кроули неоднозначный взгляд, а тишина на мгновение стала почти осязаемой.       — Поверьте, они не помешают мне в работе, — доброжелательно ответил Кроули и мягко улыбнулся.       — Как я уже говорил, съемки будут максимально сосредоточены на выражении эмоций, а наличие очков на вашем лице затруднит их передачу с необходимой достоверностью, — продолжал настаивать Гэрри Вейтлинг, демонстрируя некоторое неудовольствие от того, что с ним решились спорить.       Но Кроули всем своим видом выражал лишь уверенное спокойствие, в то время, как другие уже изрядно напряглись, готовясь к возможному конфликту. Гэрри встал напротив и выжидательно сложил руки на груди, внимательно вглядываясь в его лицо. Кроули захотелось ухмыльнуться чуть шире, но это уже выражало бы явное неуважение и, поэтому он сдержался, быстро обдумав свои дальнейшие действия.       Этот блестящий и именитый фотограф приехал один, дополнительно не пригласив никого из моделей, а значит, рассчитывая на работу именно с теми, кто сейчас находился в студии. И он не стал бы тратить свое дорогостоящее время впустую. Кроули принимал участие в подобных проектах уже много раз и сколько бы его фотографий Гэрри не пересмотрел, он точно знал, что очки на его лице — это неизменный атрибут его образа. И просьба снять их сейчас отчетливо отдавала провокационной манипуляцией, в которую опытный Гэрри и сам до конца, скорее всего, не верил, но все же решил опробовать, чтобы сотворить очередную сенсацию.       Категоричный отказ — однозначный, никому не нужный конфликт, а вот пари — это безобидный элемент захватывающей игры, от которой никто ничего не потеряет. Кроули был готов поспорить на свои же чертовы очки, что Гэрри не откажется.       — Я предлагаю вам увидеть мое лицо через объектив, и тогда вы сможете убедиться, что очки не играют никакой роли. Вы вскоре забудете об их существовании. Если же я не смогу выполнить поставленную задачу, и вы останетесь неудовлетворенны, то я просто покину студию, — ровным, располагающим тоном произнес Кроули, с озорством изгибая бровь.       Гэрри неожиданно рассмеялся, а вместе с ним оживились и остальные. Лишь Хастур презрительно скривился.       — А вы оказывается азартный, — улыбаясь, произнес Гэрри Вейтлинг, — что ж, я тоже, считайте, что предложение принято. Так начинаем работать, — он хлестко хлопнул в ладоши и прошел в сторону подиума, отдавая указания осветителям.       Вельзевул взяла на себя обязанности распорядителя, контролируя процесс подготовки моделей на каждом этапе и, работа привычно закипела. Ее периодически отвлекали телефонными звонками, но она, уладив все вопросы, снова возвращалась в студию.       — Умеешь же ты заставить всех нас понервничать, — тихо усмехнулась Нина, нанося на лицо Кроули основной тон и бегло сверяясь с эскизом. — Вельзевул едва не покрылась зелеными пятнами.       — Ничего, ей полезно встряхнуться, — довольно хмыкнул Кроули, — какого черта, она согласилась на участие Хастура. В съемках такого рода крайне важно абсолютное взаимопонимание. С Себастианом было особенно гармонично, а здесь… — он разочаровано развел руки в стороны.       — Согласна, гармония нам всем бы не помешала, — задумчиво заключила Нина, поджав губы.       — Ты уже брала выходные? — спросил Кроули и, заметив длинную косичку, выбившуюся из небрежного хвоста на голове Нины, медленно накрутил ее конец на палец.       — Да.       — И как все прошло?       — Очень даже неплохо, как мне показалось, — тихо ответила Нина и вздохнула, стараясь скрыть подавленность, — но потом снова наступили будни и вот теперь я собираю вещи.       — Блять, — сквозь зубы процедил Кроули.       — Ничего. Линдси меня не торопит, и я вполне успею подыскать себе жилье, — добавила Нина, слегка улыбнувшись и приступая к расстановке завершающих акцентов образа. Кроули собирался недовольно покачать головой, но Нина коснулась рукой его лба, не позволяя этого сделать. Следующие сорок минут пришлось провести в тягостном молчаливом бездействии, но сияющий взгляд Нины, после оценивающий свою работу того стоил.       Съемки действительно проходили в непривычном формате частой смены образов, стиля и эмоций, точнее той разновидности эмоций, которые следует выражать крайне тонко. Кроули не составляло труда понять, что именно хочет увидеть Гэрри Вейтлинг, и он с удовольствием удивлял его широким разнообразием своей мимики. Вейтлинг, как настоящий творец молниеносно реагировал на каждую микроэмоцию яркой вспышкой камеры, так ни разу и, не напомнив Кроули о предмете их разногласий. Дагон старалась не отставать, воодушевляясь от работы с таким мастером своего дела, как Гэрри. Они находились в постоянном диалоге, выбирая самые интересные и захватывающие ракурсы. Кроули полностью отдавался съемкам, расслабившись в возникшей атмосфере чуткого взаимопонимания, чего нельзя было сказать о Хастуре, которому приходилось нелегко.       Он отвлекался, периодически выпадая из образа, в своем извечно-глупом желании переиграть Кроули, который искусно делал вид, что ему на это наплевать, но все прекрасно видел и забавлялся. Хастуру хотелось выглядеть истинным профессионалом, поэтому он засыпал Вейтлинга бесполезными уточнениями ничтожных нюансов, тем самым стараясь всячески угодить его пожеланиям. Но на деле выходило, что он только раздражал его и отнимал время у всей команды. Во время съемок Кроули заметил, что откровенная и не всегда удобная одежда вызывала у Хастура неловкость, сковывала его движения, не давая полностью погрузиться в процесс. Он не справлялся с эмоциями, а своими частыми недовольствами и неуместными капризами проигрывал уже сам себе, в перерывах беспрестанно стараясь задеть Кроули глумливыми пошлостями с переходом на личности. И, похоже, что отсутствие должной реакции со стороны Кроули выводило Хастура настолько, что Вельзевул пришлось лично несколько раз вмешаться и жестко осадить его.       В сцене доминирования Гэрри пожелал увидеть Хастура в роли подчиняющего и у того маниакально загорелись глаза, словно это было именно то, чего он так отчаянно желал и то ради чего выпросил у Вельзевул место на этих съемках. Вейтлинг не обрисовал жестких рамок, предложив сымпровизировать и представить свое видение данной сцены. Кроули выжидающе смотрел на Хастура, который почувствовав долгожданную власть, повелительным жестом заставил его опуститься на колени и резко дернул за кожаные ремни, которыми была стянута его обнаженная грудь, спина и плечи. Кроули лишь на мгновение болезненно стиснул зубы, вновь глядя на Хастура с издевательской усмешкой. Доминирование выглядело несколько неубедительно, и Хастур предпринял новую попытку проявить себя. Он, по-прежнему сжимая в одной руке кожаные ремни, заставил Кроули приблизиться и отрывисто замахнулся другой рукой, словно собираясь ударить его по лицу.       Гэрри Вейтлинг, с интересом наблюдая за происходящим, решил вмешаться и попытался несколько скорректировать сцену. Он попросил Кроули быть более податливым, а Хастура менее агрессивным, но тот словно не понимал его слов, продолжая упиваться своим воображаемым превосходством. Гэрри приблизился и ослабил хватку, которой Хастур продолжал держать Кроули, смягчил его позу, попытался доходчиво донести суть того, что он хотел бы увидеть. Хастур пытался и кивал в ответ, но ничего не мог поделать с ненавистью, с которой он смотрел на Кроули.       — Хастур, вы меня не слышите, — наконец разочарованно заключил Гэрри, — доминирование не всегда подразумевает под собой унижение и насилие. Я хочу видеть нечто граничащее с психологией. А вы слишком грубы и эмоционально проигрываете Кроули, даже стоящему перед вами на коленях. Сейчас я объявляю десятиминутный перерыв, а после вы поменяетесь ролями.       Хастур заметно покраснел даже сквозь слои грима и, плотно сжав челюсти, недовольно сошел с подиума. Он едва не наступил на руку Кроули тяжелым ботинком, озлобленно отмахнулся от визажиста и резко опустился в кресло, запрокинув голову и прикрыв глаза.       — Кроули, — негромко позвала Дагон. Он посмотрел на нее, все еще стоя на коленях, — ты не мог бы… — она задумалась, пристально разглядывая его, — … всего пару минут.       Кроули, соглашаясь, закивал. Иногда Дагон так глубоко погружалась в ощущение того, что было доступно только ей одной, что переставала говорить и начинала действовать подобно художнику или скульптору. Она точно знала, словно видела в своем сознании то, как это должно быть выглядеть и начинала творить. Так часто получались ее лучше работы.       Она медленно развернула Кроули спиной к себе и бережно прошлась ладонью по его плечу, крепко стянутому тонкими кожаными ремнями. Хастур в своей попытке доминирования слишком сильно тянул за них, и они врезались в кожу на теле Кроули, оставляя характерные красноватые отметины. Дагон слегка сдвинула ремни, открывая их взгляду. Она осторожно взяла Кроули за подбородок и повернула его голову, заставив смотреть на себя через плечо, чуть наклонила и задала нужный угол. Ловкими пальцами коснулась его губ, располагая их приоткрыться и совершенно не встречая сопротивления с его стороны. Она будто лепила эмоции на его лице мягкими прикосновениями, а он поддавался ее движениям, реагируя идеально точно. Это было завораживающее зрелище. Закончив, Дагон подалась назад, оценила, подняла камеру и снова опустила, приблизилась, поправила его волосы, смягчила линию челюсти и вновь отошла, даже не замечая, что за ее спиной с камерой в руках замер Гэрри Вейтлинг.       Кроули застыл неподвижно, а Дагон, торопливо передвигаясь, делала снимки с самых разных ракурсов, пока не нашла тот самый — идеальный, который она внезапно увидела в своем воображении, когда Кроули и Хастур еще позировали вместе. Образ истерзанного, но несломленного человека, а значит победившего над жестокостью. Она опустила камеру и, неловко обернувшись, смутилась, только сейчас заметив, полную тишину в студии.       — Это было потрясающе, — воодушевленно произнес Гэрри Вейтлинг, переводя взгляд с Дагон на Кроули. — Такое погружение в создание образа. Как вы это делаете?       — Я не знаю, я просто вижу, — Дагон рассеянно пожала плечами, — но Кроули пока единственный с кем у меня получается так работать.       Кроули непринужденно улыбнулся, сбросив с лица прежние эмоции словно маску, и заметил, как Вейтлинг разглядывает их обоих, о чем-то глубоко задумавшись. Он попросил Дагон показать снимки, и они вместе что-то увлеченно обсуждали. Кроули поднялся и прошел в сторону зоны отдыха. Его основной стилист, высокий и крепкий парень с пирсингом и татуировками, помог ему освободиться от ремней и предложил плед. Кроули повел плечами, сел в кресло и закурил, вытягивая ноги. Нина оказалась рядом и, обработав кожу на его плече антисептиком, смерила Хастура красноречивым взглядом. Перерыв несколько затянулся, и Нина заботливо сварила для всех кофе.       — У тебя он всегда получается идеально насыщенным и идеально горячим, — мягко усмехнувшись, произнес Кроули, делая несколько коротких глотков подряд, — все любят твой кофе.       — Знаешь, а я ведь когда-то мечтала о своей кофейне, — ответила Нина, оживленно улыбаясь, — даже прошла обучение на бариста.       — Что же тебе помешало? — удивился Кроули.       — Для бизнеса такого рода нужен надежный партнер, а Линдси не поддерживала эту идею. И потом мне пришлось бы уволиться из агентства, потому что совмещать такое, никак не получится.       — Получится, если бы твой партнер был бы действительно надежен, — уверенно произнес Кроули и ободряюще добавил, — главное — решиться и найти ее.       Нина с благодарной теплотой улыбнулась ему.       Перерыв закончился, и все снова вернулись к работе. Даже по прошествии нескольких часов в Гэрри не иссякал энтузиазм и его настрой, казалось, передавался всем без исключения, заставляя раскрываться по-новому и воплощать его самые смелые идеи.       Вейтлинг благоразумно оставил изначально неудавшуюся сцену доминирования на финал съемок, когда участникам станет легче позабыть о прошлой неудаче и попросил их поменяться ролями. Хастур застыл на коленях и смотрел вверх на Кроули с вызовом и презрением. Поначалу лицо Кроули не выражало никаких очевидных эмоций, ни превосходства, ни упоения властью, но он неожиданно улыбнулся, медленно склоняясь к Хастуру и приближаясь к его лицу. Губы Кроули лукаво изогнулись, но он словно не собирался останавливаться в своем движении, будто намеривался коснуться чужих губ поцелуем. И Хастур смотрел на него не в силах отвести взгляда и его взгляд внезапно сделался растерянным, подчиняющимся и жаждущим. Рот приоткрылся, плечи расслабленно опустились, а тело поддалось вперед, предавая его. Кроули даже не предпринял попытки потянуть за короткий поводок, закрепленный на шее Хастура. Но когда до соприкосновения остались считанные дюймы, Кроули остановился, сомкнув губы в тонкую линию, а его улыбка внезапно стала хищной.       Камеры фиксировали происходящее с неистовой скоростью.       — Превосходно! Замерли, сохраняя все эмоции, — выкрикнул Гэрри Вейтлинг, стараясь запечатлеть столь яркий и волнующий момент.       Кроули был уверен в том, что работа успешно выполнена и, продолжая смотреть в лицо Хастура, он вновь позволил себе мягкое подобие улыбки и тихо прошептал:       — Я и не подозревал, что те воспоминания в твоем сознании все еще живы.       Наваждение спало с Хастура мгновенно, а его взгляд наполнился неконтролируемой яростью. Он резко вскочил и кинулся на Кроули, вцепившись в широкий ошейник на его шее. Кроули отпрянул и попытался вывернуться из его хватки, но Хастур с силой сдавил его горло, сверкая обезумившими глазами. Кроули стремился оттолкнуть его, но чувствовал, как задыхается и надсадно захрипел.       Студия наполнилась шокированными выкриками и суетой. Вельзевул громким возгласом требовала от Хастура немедленно прекратить, а двое парней-стилистов с немалой долей усилия оттащили его к креслу в зону отдыха. Он предпринимал отчаянные попытки вновь подняться, лихорадочно выкрикивая в адрес Кроули всевозможные проклятия, пока Вельзевул не плеснула водой ему в лицо. Хастур, пристыжено затих. Он, опустив голову и обхватив ее ладонями, часто и отрывисто дышал.       Кроули продолжал глухо откашливаться, потирая все еще саднящее горло, но, нисколько не утратив своего привычного насмешливого настроя. Дагон, глядя на него, неоднозначно покачала головой, откладывая в сторону камеру. Гэрри Вейтлинг в свою очередь оставался крайне спокоен и уравновешен. Он объявил о завершении съемочной смены и радушно поблагодарил всех за исключительно хорошую работу, а также попросил Дагон задержаться и разобрать с ним весь отснятый материал.       Хастур стремительно переодевшись, молча покинул студию, а Вельзевул недовольно посмотрела на Кроули, который лишь пожал плечами, что красноречиво подразумевало, что он здесь совершенно не причем, и что она сама все видела. Вельзевул смерила его гневным взглядом и вышла в коридор, попутно набирая что-то в телефоне.       Кроули устало выдохнул, направляясь в сторону костюмерной, и мысленно выругался, вспомнив, что сегодня его ждет еще сеанс гребанной психотерапии. Он принял душ и, понимая, что съемка, похоже, забрала его последние силы, уже выходя из дверей студии, решил, что нуждается в небольшой эмоциональной подзарядке.       Иногда у Кроули получалось перемещаться совершенно бесшумно и он, оказавшись в туалете, ловко извлек из кармана пиджака заначку и сделал на гладкой поверхности столешницы тонкую дорожку. Едва вдохнув белый порошок, он отчетливо услышал, как в кабинке кто-то завозился, шумно вздыхая.       — Кроули… блядский ты… ублюдок, — полу бессвязно донеслось до слуха Кроули, и он замер, заинтригованно глядя в зеркало на дверь кабинки у себя за спиной. Он узнал приглушенный голос Хастура. — Сукин, ты сын… как же… я… ненавижу… тебя, — невнятное бормотание смешивалось с откровенными, отрывистыми стонами. — Кроули… твою мать… — протяжно проскулил Хастур и, судя по жалобному скрипу, навалился спиной на дверь.       Кроули еще раздумывал над тем, чтобы также бесшумно испариться, оставив Хастура наедине с собой в этом интересном положении, но принятая доза уже давала о себе знать. Поэтому он развернулся, отчетливо шаркнув ногой по полу и, намеренно обозначая свое присутствие, выразительно усмехнулся. Кроули слышал, как Хастур засуетился, приводя себя в порядок, зашуршал салфетками, застегнул молнию на брюках. Щелкнул замок, и дверь кабинки распахнулась. Хастур, немного растрепанный и еще слегка задыхающийся, на мгновение замер, смерив Кроули недовольным взглядом, на что тот ехидно ухмыльнулся.       — Нет, если бы тебя выворачивало наизнанку от одного только произнесения моего имени, я бы это понял, но выстанывать его и дрочить… — язвительно насмехаясь, произнес Кроули, со значением приподнимая брови.       — Может я представлял, как спускаю в твой дрянной болтливый рот, заставляя тебя давиться, — огрызнулся Хастур, включая воду и ополаскивая руки.       — Ну, если только в своих больных несбыточных фантазиях, — весело хмыкнул Кроули, — в тех самых, где ты не провалил сегодняшнюю съемку и произвел на Вейтлинга желаемое впечатление, — добавил он с сарказмом.       — Да пошел ты! — вновь заводясь, рявкнул Хастур, — ты еще пожалеешь, что…       — Тебе уже давно пора понять, что связаться со мной было большой ошибкой. Так что не повторяй ее снова, — вкрадчиво произнес Кроули. Он легко оттолкнулся от столешницы и развязно-вальяжной походкой направился к выходу.       Хлопнула дверь и Хастур тяжело выдохнул. Он набрал в ладони холодной воды и умылся, провел руками по волосам и посмотрел на себя в зеркало. Раздавленный, униженный, жестко отчитанный Вельзевул за свою несдержанность, он не помнил другого такого отвратительного дня, когда так сильно ненавидел и себя и Кроули. Злость рвалась наружу и Хастур с силой ударил кулаком в зеркало, разбивая костяшки на руке в кровь.

***

      На сеанс психотерапии Кроули опоздал, но безо всякого стеснения прошел в комнату и, сделав короткий приветственный кивок, сел на свободный стул. Агнесса Псих встретила его осуждающим взглядом, вновь делая пометку в блокноте, и возвращаясь к прерванной теме. Кроули даже не пытался вслушиваться в чей-то очередной слезливый монолог о несовершенстве и жестокости этого мира и демонстративно достал из кармана телефон. Но спустя короткое время, его внимание привлек тихий голос Азирафеля, когда тот сдержанно отказался от возможности высказаться сегодня и неловко замолчал. Кроули отвлекся от телефона и просмотрел на него.       Азирафель выглядел расстроенным и, казалось, что все происходящее на сеансе безразлично для него: ни привычной вовлеченности, ни живого участия, лишь мнимая видимость присутствия. Кроули решил по окончанию психотерапии подойти к нему, но Азирафель неожиданно сделал это сам.       — Ты не хотел бы выпить со мной сегодня вечером? — тихо спросил Азирафель, убедившись, что они остались в коридоре одни. Кроули удивленно вскинул брови.       — Да, не вопрос. Идем, — охотно согласился Кроули. — Что-то случилось? — спросил он, когда они вместе подошли к лестнице.       — Да, так… — вздохнув, неопределенно произнес Азирафель и опустил плечи, — неприятности на работе.       — Что, кто-то из читателей страницу из книги вырвал? — пошутил Кроули, весело глядя на него, но Азирафель остановился на ступеньке, сделав очень обиженное лицо. — Ладно-ладно, извини. Я знаю одно тихое местечко, где ты мне обо всем расскажешь, — примирительно добавил он.       Они шли довольно долго, как показалось Азирафелю, потому что Кроули раньше приезжал в этот паб только на машине, и сейчас несколько раз свернул не туда, куда нужно. Он, сжимая губами очередную сигарету и хмурясь, старался сориентироваться по названиям улиц и осыпал проклятиями чертовых строителей этого чертового города. Азирафель, сам не зная почему, смотрел на него с улыбкой.       Паб оказался небольшим, тихим и чистым. Кроули вошел и осмотрелся, предложив расположиться за стойкой, чтобы не приходилось долго ждать официанта. Азирафель утвердительно кивнул, неуверенно оглядев высокий стул, на котором Кроули оказался с неповторимой ловкостью.       — Только не говори, что выискиваешь там редкое вино или забавные коктейли с зонтиками, — усмехнувшись, произнес Кроули, когда Азирафель вновь надел очки, деловито рассматривая барную карту.       — А чтобы ты предложил? — спросил он.       — Текилу, — не раздумывая, произнес Кроули, — крепкая и хорошо расслабляет.       — Никогда не пробовал, — задумчиво отозвался Азирафель, все еще вчитываясь в незнакомые названия.       — Просто поверь, — улыбнулся Кроули, быстрым жестом подзывая бармена.       — И как это следует пить? — спросил Азирафель, с интересом глядя на маленькую стопку с прозрачной жидкостью и обильно обсыпанную солью по ободку, которую бармен поставил перед ним вместе с тарелкой с нарезанным ломтиками лаймом. Он осторожно поднял ее и принюхался, почувствовав сладковатый, но резкий аромат с тонкими фруктовыми и древесными нотками.       — Залпом, — довольно пояснил Кроули, незамедлительно продемонстрировав Азирафелю правила употребления нового для него напитка.       Азирафель, последовав его примеру, аккуратно коснулся губами соленого края стопки и, чуть скривившись, постарался сделать большой глоток, который, мгновенно обжег ему горло и сбил дыхание.       — Вот, черт, — задыхаясь, едва выговорил он. В уголках его широко распахнутых глаз скопилась влага, — у меня внутри, кажется, все горит.       Кроули, мягко улыбаясь, протянул ему дольку лайма. Азирафель благодарно закивал и быстро забрал ее, жадно впиваясь губами и высасывая освежающий сок. После первого раза ему понадобились даже две. Кроули предложил повторить и Азирафель к собственному удивлению не отказался, хотя в таком употреблении алкоголя, по его мнению, удовольствия было мало.       — Так что там у тебя за неприятности на работе? — спросил Кроули, когда они выпили по второй, которая у Азирафеля пошла уже легче.       — Да, похоже, что мне пора уже искать новую, — огорченно начал Азирафель, рассказывая Кроули о том, что случилось не только сегодня утром, но и произошло за последнее время. Крепкий алкоголь с непривычки быстро развязал ему язык, согрел и расслабил в точности так, как и обещал Кроули. — Все именно к этому и идет. Извечное недовольство и насмешки Гавриила и все это делается с подачи Михаил, а остальной коллектив только и рад выслужиться перед ними, так что они поддержат что угодно.       — Но тебе же нравится твоя работа? — уточнил Кроули, пожевывая дольку лайма. Азирафель медленно кивнул. — Она приносит тебе удовольствие и стоит ли вот так сразу все бросать. Может у твоего начальника какие-то временные проблемы, и ты попал под раздачу случайно. Ну, не знаю, может он просто поссорился с подружкой или дружком, — рассудил Кроули, энергично жестикулируя. — Нет же у него реальных причин, чтобы целенаправленно срываться только на тебе?       Азирафель замолчал и, опустив несколько настороженный взгляд на стопку перед собой, задумался о том, стоит ли Кроули доверия, чтобы поделиться с ним, чем-то большим.       — Причин как таковых нет, но есть некие подозрения, — пространно произнес он.       — Подозрения? — переспросил Кроули, изгибая бровь.       — Да, именно, — подтвердил Азирафель, вновь глядя на него. — Скажем так, Гавриил придерживается несколько традиционных взглядов относительно… — он запнулся, стараясь более деликатно подобрать слова.       — Продолжай, — одобрительно улыбнулся Кроули.       — Да относительно всего. Абсолютно всего, — возмущенно вырвалось у Азирафеля, когда он вновь представил лицемерно-приторное выражение лица своего напыщенного и правильного начальника.       — И он подозревает, что ты нет? — своей вкрадчивой интонацией Кроули словно подводил Азирафеля к какому-то признанию.       — Да, постоянно подозревает, — прямодушно ответил Азирафель. Кроули показалось, что его лицо даже немного порозовело.       — Ну а ты? — неспешно продолжал Кроули.       — А я просто выживаю среди этих ежедневных подозрений, и признаться уже порядком устал от этого, — Азирафель поднес к губам стопку и лизнул языком соленый край, прежде чем выпить содержимое. Кроули едва сдержался, чтобы не сглотнуть, потому что выглядело это далеко не так невинно, как все то, что ранее ассоциировалось у него с образом Азирафеля.       — И как давно вдруг стали увольнять за подобные подозрения? — спросил Кроули, выпивая вслед за ним.       — Они не сделают этого напрямую, но создадут все условия для того, что я просто буду вынужден уйти сам, — ответил Азирафель и обратил к Кроули печальный взгляд.       — Так не делай им такого подарка, — убежденно произнес Кроули и Азирафель невольно выпрямился на стуле от того, насколько весомо прозвучали его слова. — Мне кажется, что ты принимаешь все слишком близко, хотя вообще не должен соответствовать ничьим представлениям, если это не касается работы. Это только твоя жизнь и твой выбор.       Азирафель выразительно посмотрел на Кроули, явно впечатленный его словами. Кроули не был похож человека, обладающего твердыми жизненными принципами, а скорее наоборот, казалось, что такой, как он прикинется кем угодно ради собственной выгоды. Но каждый раз, когда Азирафель слышал от него нечто подобное, то был этому неизменно удивлен.       — У тебя такой вид, — усмехнулся Кроули, когда Азирафель так ничего и не ответил, но продолжал разглядывать его, — что мне, кажется, нам требуется заказать снова.       Они сменили тему разговора, больше не возвращаясь к возможному увольнению Азирафеля, и заказали еще выпить. Кроули, раскованно покачиваясь на стуле, много и непринужденно шутил, беспрестанно замечая, как кокетливо смеется Азирафель, игриво стреляя глазами, а живой взгляд серых глаз с завидным постоянством волнующе перемещается с темных очков на его губы. Кроули прекрасно осознавал, какие именно чувства вызывает у большинства людей и всегда этим пользовался, очаровательно улыбаясь и провоцируя на желание флиртовать с ним. Азирафель не стал исключением. Он действительно флиртовал, улыбаясь ему в ответ, и старался приблизиться, чтобы не говорить слишком громко. Они оба уже порядочно выпили для того, чтобы несколько утратить чувство самоконтроля.       — Я все хотел тебя спросить, — неожиданно произнес Азирафель, глядя на Кроули одновременно с озорством и смущением. — Кроули — это так тебя зовут или все просто обращаются к тебе по фамилии?       — Ну, это что-то вроде сценического псевдонима, — ответил Кроули, сделав кистью неопределенный жест и изящно подхватив с барной стойки стопку с текилой. Ему удавалось полулежать на высоком неудобном стуле, закинув ногу на ногу и изгибаться таким образом, что локоть опирался на столешницу.       — Значит, никто не знает, как тебя зовут на самом деле? — загадочно улыбаясь, спросил Азирафель.       — Ты опять в сети зависал, — хрипло рассмеялся Кроули и Азирафель смешно закивал, словно его уличили за подглядыванием, но не отругали, а составили компанию. — Мое имя знает мой работодатель, а я привык, что все остальные знают меня, как Кроули. А твое имя тоже псевдоним?       — Что? Мое? Нет, конечно, — на лице Азирафеля появилось веселое изумление. Он давно снял бабочку и ослабил ворот рубашки. Его короткие кудрявые волосы растрепались и стали похожи на белые пушистые перья, делая его вид очень забавным. — Совсем нет, а что оно кажется таким необычным?       — Уверен, что всем так кажется, — Кроули широко улыбнулся.       — Это все фантазия моих родителей, — оживленно пояснил Азирафель, — оно получилось, из частичного слияния их собственных имен — Азалия и Рафферти. Хотя тетя как-то говорила мне, что нашла нечто похожее в старинной библейской книге и так звали какого-то святого.       — Оууу, святого, как интересно, — многозначительно произнес Кроули.       — Поверь, я далеко не святой, — Азирафель рассеянно покачал головой, опуская взгляд и вновь прикладываясь к стопке.       Вечер набирал обороты, и в пабе прибавилось народу, но приглушенный свет в зале позволял избегать ненужного внимания, а взгляды большинства присутствующих были прикованы к трансляции какого-то матча. На барной стойке регулярно появлялись новые стопки с текилой, а Азирафель неожиданно нашел кисловатый лайм на редкость приятной закуской.       — Мы совсем потеряли счет времени, — Азирафель озадаченно похлопал себя по карманам пиджака и жилета, — сколько там уже?       Кроули неопределенно пожал плечами и бесполезно повертел головой. Азирафель поднял на него захмелевший взгляд и заметил часы на его руке, расслабленно лежащей на бедре. Он пододвинулся ближе, едва не упираясь плечом в грудь Кроули, и мягким движением коснулся его руки, приподнимая ее и разглядывая необычные дизайнерские часы на красивом запястье. Кроули с пристальным интересом наблюдал за ним.       — Боже… я, кажется, уже совсем не соображаю… и не могу ничего разобрать, — Азирафель смешно нахмурил брови и потряс головой, беспомощно закусив губу.       — Ну что же ты, — склонившись ближе, глухо прошептал Кроули. Его дыхание коснулось порозовевшего уха Азирафеля, а он вкрадчиво продолжил, — там же только цифры. Часы. Минуты. Секунды. Это просто. Двадцать два часа. Пятьдесят три минуты. Сорок секунд.       — И, правда, все просто, — коротко сглотнув, тихо произнес Азирафель, нерешительно поднимая взгляд и понимая, что Кроули находится слишком близко. Он снова посмотрел на его приоткрытые тонкие губы и соблазнительный изгиб шеи, случайно замечая около расстегнутого ворота рубашки небольшие темные следы на загорелой коже, похожие на свежие синяки.       — А с тобой то, что приключилось? — удивленно приподнимая брови, спросил Азирафель, едва удерживаясь от желаний прикоснуться.       — Ммм? — вопросительно протянул Кроули.       — С твоей шеей, — уточнил Азирафель, пока его глаза продолжали жадно исследовать обнаженные линии проступающих мышц сильной шеи, двигающегося кадыка и глубокую ложбинку между ключицами.       — Да, так, ерунда, выражаясь твоим же языком тоже неприятности на работе, — насмешливо произнес Кроули, но глядя на все еще чуть тревожный взгляд Азирафеля, добавил, — выбесил партнера по съемкам.       — Неужели это возможно, — томно улыбаясь, ответил Азирафель, — ты кажешься таким хорошим.       Он смотрел на Кроули затуманенным взглядом, неопределенно блуждая по его лицу, а собственные мысли казались ему смутными и неуловимыми. Но в этот момент он не мог думать о чем-то другом, кроме Кроули. Его присутствие было так притягательно и маняще, что Азирафель не мог устоять перед искушением приблизиться к нему. Торопливо облизнув губы, он решительно потянулся к Кроули, словно не мог дождаться этого момента, целуя его с такой страстью и жаждой, будто это было последнее, что он делал в своей жизни.       От Кроули пахло текилой, сигаретами и терпким парфюмом и Азирафель, упивался этим ароматом, ощущая, как Кроули, приоткрыв губы, мягко отвечает ему, словно смакуя его эмоциональный порыв. Ладонь Азирафеля легла на грудь Кроули, осторожно скользя вверх по гладкой ткани пиджака. Он отрывисто выдохнул и, неожиданно смутившись, уже собирался отстраниться. Но тут же почувствовал, как Кроули уверенным движением обхватил его затылок рукой, вовлекая в требовательный глубокий поцелуй.       Они бесстыдно целовались, словно перевозбужденные озабоченные подростки, нисколько не заботясь о том, что могут оказаться под прицелом сразу нескольких десятков посторонних глаз. Азирафель рисковал упасть с высокого неустойчивого стула прямо в цепкие объятия Кроули, который безжалостно сминал его мягкие податливые губы, втягивая в череду умопомрачительных поцелуев, от которых у Азирафель кружилась голова. Он часто дышал и смотрел на Кроули с пьяным обожанием, чувствуя нарастающее возбуждение.       Кроули стоило только на мгновение оторваться от его раскрасневшихся губ и коротко кивнуть, как они уже оказались около туалета. Он настойчиво тянул Азирафеля за руку, а когда щелкнул замок, с силой припечатал его к стене, продолжая страстно целовать. Его настойчивые горячие губы спустились к шее, касаясь чувствительного горла, и Азирафель запрокинул голову, прикрывая глаза. Кроули вжимался в него всем телом, уверенно вклиниваясь коленом между его ног и с силой притягивая за лацканы пиджака. Азирафель задыхался, не сдерживая тихие стоны. Он обнимал Кроули, неуклюже пытаясь справиться с массивной пряжкой ремня на его джинсах, на что тот глухо усмехнулся в поцелуй, вытаскивая полы рубашки из-за пояса его брюк, нащупывая молнию и убеждаясь в обоюдности их желаний.       Азирафель попытался развернуться к нему спиной, собираясь послушно упереться ладонями в стену, но Кроули, недовольно запротестовал, подталкивая его к краю столешницы с длинной вереницей встроенных раковин. Азирафель растерянно приподнял брови, но Кроули уже ловко разобравшись с молнией на его брюках, сквозь ткань белья ощутимо сжал его член. Азирафель застонал, протяжно выдыхая. Кроули поймал его губы в поцелуй на коротком судорожном вдохе, наслаждаясь откровенным трепетом и чувствительно лаская истекающую головку. Он, ощущая собственное болезненное возбуждение, не мог сдержать своих желаний и стремительно избавлял Азирафеля от одежды, а тот, неловко запутавшись в длинной брючине, схватился за его острые плечи, издав приглушенный пьяный смешок.       Кроули развязно улыбнулся и, обхватив его за талию, сильным рывком усадил на гладкую поверхность. Он замер на долю мгновения, глядя на будоражащий сознание вид Азирафеля, полностью раскрытого перед ним, немного растрепанного, раскрасневшегося от поцелуев, с жадным блеском в разгоряченном взгляде. Это было бесконечно пошлое, но чертовски возбуждающее зрелище и Кроули был не в состоянии медлить. Вновь резко обхватив затылок Азирафеля одной рукой, и зарываясь пальцами в мягких волосах, другой рукой Кроули поспешно расправлялся с ремнем и молнией, приспуская узкие джинсы вместе с бельем. Он неистово целовал его в полные губы, стараясь не сорваться в своем плохо контролируемом порыве войти в него сразу глубоко и резко, не желая причинить боль. Но Азирафель оказался настолько расслаблен, что вместо того, чтобы болезненно сжаться, испытав неприятные ощущения, он нетерпеливо потянул Кроули на себя, плотно обхватив ногами.       Кроули двигался отчаянно быстро, ритмично вбиваясь в нежное тело и заставляя Азирафеля стонать и подаваться навстречу. Его руки то соскальзывали с края столешницы, то цеплялись на плечи Кроули, который словно не мог оторваться от этих притягательных губ, продолжая целовать Азирафеля, рвано выдыхая в чувственный рот. Азирафель откинулся назад, с силой упираясь руками в твердую поверхность и открываясь еще сильнее. Он, теряя контроль, запрокинул голову, закатывая глаза и облизывая пересохшие губы, внезапно полубессвязно простонал:       — Кроули… прекрати… пожалуйста, прекрати…. умоляю. О, Боже… да-да… еще-еще… о, нет… нет-нет…       Кроули был не в состоянии понять протест это или поощрение, он лишь ускорил и без того сумасшедший темп, чувствуя себя близким к скорой разрядке. Он видел, как Азирафель тоже находится на грани, как отдается ощущениями и как налился его член, оплетенный крупными венами.       — Кроули… прекрати, — вновь проскулил он, — я…. я…. я просто не могу…       Но Кроули, не дослушав лихорадочной мольбы, так резко потянул Азирафеля к себе, заставляя приблизиться и схватиться рукой за его шею. Губы Азирафеля горячим дыханием опалили его ухо, задевая оправу очков.       — Прости, но я уже не остановлюсь, — хрипло выговорил Кроули, резко замерев в нем и меняя ритм. Его движения стали короткими и отчаянно глубокими.       Он наслаждался каждым рывком, трахая его сильнее и жестче. С каждым сокращением мышц и стоном Азирафеля, он сжимал его тело еще теснее и, чувствовал, как Азирафель с силой прижимается к нему в ответ. Им обоим хватило нескольких грубых и отрывистых движений, чтобы достичь оргазма одновременно, слившись в одно мощное и неповторимое ощущение. Руки Азирафеля сжимали спину Кроули, пока его тело бесконтрольно содрогалось в его крепких объятиях. Казалось, что они оба не могут пошевелиться, сплетясь воедино и стараясь отдышаться. Кроули чувствовал, как от напряжения дрожат ноги, а в голове шумит сильнее обычного. Он, все еще загнанно дыша, медленно отстранился, желая заглянуть в глаза Азирафелю, но тот беспокойно дернулся первым и внезапно отвернулся.       Вязкое пятно спермы растеклось между ними, оставляя влажные следы на одежде. Азирафель, еще сидевший на столешнице, зашевелился и, нетерпеливо оттолкнув от себя Кроули, быстро встал на ноги. Словно неожиданно осознав только что произошедшее, он пришел в себя и суетливо бросился в кабинку за салфетками, наскоро вытираясь и стараясь не смотреть в сторону Кроули. Его заметно пошатывало, пока он стремительно краснея, справлялся с бельем и брюками, нервными движениями заправляя рубашку и поправляя жилет.       — Ты в порядке? — глухо спросил Кроули, медленно застегивая джинсы и выжидательно глядя на него.       Но вместо ответа, Азирафель, так и не подняв глаз на Кроули, порывисто устремился к двери и, кое-как справившись с замком, торопливо скрылся за ней.       Кроули шумно выдохнул и непонимающе вскинул брови, наверно впервые в жизни недоумевая настолько сильно.