Сборник драбблов

Марк видел в Джоне отца. Строгого, но справедливого, такого, который мог обуздать его характер, и заставить слушаться. Он тянулся к Крамеру, хоть и не до конца разделял его убеждения, метафорически подставлял холку под зубы, когда прокалывался, но Джону не нужно было смыкать челюсти, чтобы наказать. Он всегда смотрел с пониманием, так, будто видел насквозь, и терпеливо направлял, разъясняя причину ошибки. Конечно, такого отца у Марка никогда не было. Был грёбаный ублюдок, который напивался каждый вечер, а после разносил дом, и лез в драку с собственной женой. Марк тогда был совсем маленьким, и не мог спасти маму, а после стало уже поздно, когда местные бандиты, пришедшие выбивать долг, перестарались. Он не видел тел родителей с проломленными черепами, слышал только крики и причитания соседок, сбежавшихся посмотреть, почему на этот раз к неспокойному дому приехала полицейская машина. Мать в его сознании осталась бледным призраком. Марк не помнил её лица, но помнил ласковые руки, помнил голос, слабый, срывающийся, которым она убеждала его, что всё хорошо. Что завтра будет новый день, и нужно только немного подождать. Его знакомство с Джилл Так было странным. Она не видела никого, кроме Джона, и его ученик её мало волновал. Марк, привычно тихий рядом с Крамером, прятал глаза, потому что неожиданно для себя почувствовал к женщине не вожделение или слабый интерес, а что-то совершенно иное. Будто она была ангелом, спустившимся на землю, таким же чистым и непорочным, каким отпечатался в его памяти облик мамы. Хотелось целовать её руки. Дать надежду, защитить, он ведь уже не трёхлетний малыш, слабо понимающий, что происходит. Хотелось услышать от неё, что скоро будет лучше, надо только подождать, но Джилл предпочитала держаться на расстоянии. Ускользала каждый раз, когда Марк заговаривал с ней, оставаясь доброй к нему, но отстранённой. Аманда была лишним звеном в их семье. Она хотела большей близости с Джоном, перетягивала на себя его внимание. Видела в нём не только отца, но и мужчину, а значит становилась соперницей жены, матери. Марк так и не смог простить ей, что она не была Анджелиной, не нуждалась в его защите, и каждый раз старалась зацепить, уязвить. Не могла хотя бы частично взять на себя роль младшей сестры, которую он так любил. Новую семью он потерял в одночасье, как и старую. Смерть Джона стала поворотным моментом, после которого уже ничего не могло быть как прежде. Джилл окончательно отстранилась, и, похоже, даже не поняла, что когда Хоффман забирал у неё конверты, делал он это в первую очередь для неё. Только что бы эти руки не замарались кровью, чтобы она не жила с тяжёлым грузом на душе. А позже произошло то, что Марк не мог представить себе даже в самом пугающем кошмаре. Его мать, воспоминания о которой были одним из самых светлых моментов, попыталась его убить. Забрать ту жизнь, которую она когда-то ему подарила. Это предательство, страшное, обескураживающее, окончательно разбило ему сердце. Суку надо было наказать. Не за нож в спину, не за разорванную щёку. За то, что она дважды провернула этот сценарий, а Марк этого поначалу и не заметил, боготворя её. Один ребёнок умер в её утробе, второго она попыталась убить собственными руками. Когда капкан осуществил страшную месть, маленький ребёнок внутри Марка окончательно умер, прихватив с собой все чувства.