Ах ах

      Мне не всегда приходится играть роль принцессы из башни: в этот вечер он постучал сразу в дверь. Я немного растерялась и глянула в глазок, а после открыла, отшагнув назад.              «Цветы? Мне?» — Смущенно приняла я букет и сладкий подарок, не зная, что даже сказать.              — С-спасибо..? — Наверное, я давно не получала ничего подобного, из-за чего испытала смешанные чувства. Мне оставалось надеяться, что я не выгляжу как-то нелепо, раз не знаю, что с этим делать.              Но это… Определенно меня тронуло.              — Будешь чай, да? — Спросила я, когда мы уже сидели за кухонным столом и я рассматривала баночку с надписью, которую мой мозг цензурил. Подробный мармелад я ела в детстве, покупая в магазине, что очень давно закрылся и на его месте совсем другое ныне заведение. Но будучи ребенком, я просила всегда родителей брать малину-ежевику и объедала сладкую посыпку, сейчас задумчиво рассказывая эту историю.              «Он ведет себя так очевидно, что я не верю вдвойне.» — Катая мармелад меж пальцами, я представила, что фраза на баночке когда-то может быть озвучена. Я чуть прищурилась, задержавшись взглядом. — «Не верю я в происходящее, нежели ему…»              «Меня кто-то может любить, значит?» — Не возводила я ожиданий, но уставилась на этикетку; очевидно, что было там написано.              Я посмотрела украдкой на парня, разливающего горячий напиток по кружкам.              «Я ему действительно небезразлична…» — Слишком клишировано, но это заставило внутри меня что-то умилительно визжать.              — Мечтаю я найти чайные сборы, что были подобны тем, что я покупала в другой стране. — Отпила я чай, неторопливо рассказывая за предпочтения. — Светлые: зеленые и белые, с цветами, особенно я любила с пионом и розой. Хм. — Задумалась я, что почему-то здесь я даже не пыталась что-то такое найти. Но вспоминая такие давние мелочи, я будто возвратилась в прошлое.              Я всегда ненавидела крепкое кофе без молока, что пили родители. Они ругались на второсортность растворимого и начинали день с кружки горечи, а я совсем не понимала — почему. И когда жизнь меня свела к заточению в пустой квартире, я начала пить кофе и сама. Но тот самый, второсортный, разбавленный молоком на одну треть большой кружки. Когда я делала первые глотки, я думала «а может, мне это поможет?». Как алкоголь помогает залечить боль, может, кофе поможет мне начинать день лучше.              Но помощи от напитка и отчаянного самовнушения я не получила, заведя лишь привычку с утра пить бадью кофейной горечи в пустой квартире.              Чай не такой. Чай напоминает вечера, когда мы заваривали с подругой разные сорта и предвкушали насколько вкус будет отличным от запаха. Вечера, пока мы вместе сидели и долго болтали, смотрели что-то, а приглушенный свет гирлянд и ламп наполнял комнату теплом. Чай напоминал времена, когда было тяжело, но я была рядом с дорогой подругой, с нежным вкусом в кружке, что раскрывался на языке, а не терзал рецепторы горечью.              — Этот с жасмином мне тоже нравится. — И вот я снова наслаждаюсь чаем, словно моя жизнь окончательно налаживается.              Я улыбнулась собеседнику, что рассказывал мне за проводимые здесь чайные церемонии и отказывался от мармелада. Я не сразу поняла почему, а потом осознала, что больно эта сладость липнет к брекетам. Ах ах, когда-нибудь я буду лучше ориентироваться в таких тонкостях.              Мне нужно было закрыть в игре ежедневную активность. Мы перебрались на матрас и я начала рассказывать за дорогих мне персонажей. И даже если я выгораю от этого фэнтезийного мира, их влияние на мою жизнь и прежние эмоции для меня ценны до сих пор. Я не хочу терять благодарность за то, что они помогали мне пережить сложные моменты в жизни и заменяли мне тех, кому я могла отдать свое сердце.              И пусть сейчас моя реальная жизнь меня поглощает, а человек рядом отбирает у них мою любовь, я буду с трепетом говорить о каждом. Но так уж сошлось, что я люблю высоких и горделивых женщин, и невысоких парней, что имеют сильную историю. И то, что я заинтересована в получении нового высокого мужчины на свой аккаунт — это что-то странное, определенно. Но вот они, слева направо…              После обсуждения любимой игры, я задалась вопросом — уловил ли он то, что его какие-то вбросы про рост, не прям пропитанные волнениями и комплексами, но затрагивающие их — бессмысленны? Потому что:              «Посмотри на мою коллекцию высоких женщин и мини-мужчин. Явно я не имею на этот счет притирок, а тебя забрать в гарем не против.»              «Тем более, ты сам в него не против попасть, да?» — Припомнила я в процессе дальнейшего разговора подаренный букет. И рассказала за любимые аленькие цветочки. Именно те, самые значимые для меня.              Анемоны.              Очень интересно сошлось, что недавно я увидела видео, где квинтэссенция важных для меня вещей поразила меня почти до слез:              — Когда-то я любила с друзьями писать совместную историю и у меня была героиня: принцесса с фиолетовыми волосами и зелеными глазами, что очень любила эти цветы. И вот я чисто случайно вижу в рекомендациях это всё вместе и просто не верю!! Как будто для меня… Даже текст, что поразительно! — Эта песня не похожа на классическую музыку или грубую электронную, что я люблю; чистое воплощение звона гитары и рёва барабанов под сильный вокал. Но все же она сильно запала мне в душу.       Песня тихо играла на фоне, когда я спонтанно принесла свои альбомы, ибо так проще всего и красочнее рассказать про то, что было важно мне долгих девять лет.              — Вот это она, в белом платье и рожками, а сзади её… Эм… Тень? Это душа дракона, что поселена в её теле. А чуть ниже вариация, где она становится не просто принцессой, а королевой. И души дракона с ней там нет. И потому королева в конце умирает.              И вспоминая свои недавние картины на холсте аЗ, я задумалась, что этот концепт преследует меня всю жизнь. Я достала рисунки из папки, лежа в его полуобъятиях, и посмотрела новым взглядом на работы, где хотела передать все свои душевные терзания. В моей памяти всплыли слова подруги, что восхищенно говорила, что вот она, в черных нарядах и лукавой улыбкой — моя Тень. Не как то темное, что есть во мне, а моя скрытая поддержка и сила. Тени можно бояться, но она всегда с тобой и совсем не норовит обидеть.              Как древний дракон, что был всю жизнь с девочкой, что боялась быть одной; с девушкой, на чьи плечи взвалили непосильную ношу; с принцессой, что искала чего-то человеческого в дворцовских стенах; с любимой, за чье счастье дракон боролся до конца.              — Это и правда рисовала ты? — Взял один из альбомов он в руки, чтобы лучше рассмотреть изящные линии и переливы золотой туши.              — Нет, я украла их и выдаю за свое. — Вот такое странное хобби, конечно.              Раньше я стеснялась своих работ и считала недостойными. Но чем больше я взрослела, тем проще относилась к навыку, который порой откладывала в последний список дел. Неудивительно, что порой он стопорился, но даже так… Ныне мне нравятся мои рисунки. И я не стыжусь их показывать другим, вдумчиво объясняя за смысл каждого.              Рисование во времена, когда мои эмоции покидали меня, где-то с задворок прорываясь на холсты, помогало мне понять. Необъяснимая боль, потаенные желания и грусть оказывались на бумаге в пернатом образе чудовища, что со мной уже лет пять. Обида и злость, в надменном своем проявлении, становились белыми нарядами и горели синим пламенем.              Девушки на листах то плакали, то терзали свою кожу, то принимали стрелы в грудь — подобно аллегории на тоску, неуверенность в себе, предательства. Мы рассматривали это и я даже как-то смутилась своей юношеской гиперболизированности.              — А это? — Чаще на рисунках начал мелькать парень рядом с моим образом.       — Бывший. Я пыталась его изобразить под стать мне, но он был слишком далёк от всего мифического, от чего только маска покрывала его лицо… — Волчья, что расходилась шлейфом по спине, очерчивая обнаженное по торс тело. — А в конце концов даже она пропала. Не прижилась.              — А тут вы в лентах?              От рисунка, где я с кем-то другим, повязанная по рукам и шее, мне стало дискомфортно. Показывая именно этому человеку свои муки прошлой любви и от таких же душащих, как ленты на шее, ощущений, мне захотелось просто закрыть альбом, чтобы не объяснять. Но я вздохнула, сказав кратко и так, как не люблю, но метко:              — Аллегория на абьюз. — Но на тот момент я рисовала это неосознанно, а сейчас рисунок играл совершенно другими красками.              Он листал альбом и в его руках будто разверзлась нескончаемая червоточина боли: девушка с картин то душила себя, то её ранили, то она ужасно плакала, то была одна.              «Я смотрю на себя в прошлом… И мне так обидно за тебя, Нэтвор. Прости…» — Остановилась я в один момент, чувствуя словно смотрю на израненного ребенка. Раньше я считала ту себя лишь жалким созданием, что могло только плакать, но сколько же оно ужаса вынесло на своих плечах, изливаясь тихо болью на бумаге. Но не сломалось, а выжило. Сейчас претворившись в прекрасную меня.              Рисунок с рыданиями пернатого чудовища, закрывшего лицо руками и согнувшегося напополам от боли, до сих пор откликается во мне. Как бы я не менялась, это знакомое мне отчаяние постигло меня в июле.              Я засмотрелась на этот образ, который мне не хватило сил тогда завершить.              «Мне страшно, что он увидит такую меня… Наверное, я разочаровываю, раз говорю, что способна на такое болезненное отчаяние…» — С горечью подумала я, не умея держать язык за зубами и признаваясь в своей слабости. — «Надеюсь, он не подумает, что я сумасшедшая… Ох.»              Но люди в моей жизни странным образом принимают меня, заставляя робко верить, что в этом не будет подвоха. Не осуждают мои эмоции и не ругают зазря, лишь успокаивают моих демонов, залечивая моё израненное сердце.              Люди рядом со мной нежно заботятся обо мне, когда я испытываю слабость. И очень ценят, когда я честна со своими чувствами.              И потому человек рядом мягко обнимает меня, спрашивая:              — Почему оно всё такое? Что происходило?              Я покривила душой перед ответом, думая, что погружать его в пору своих нездоровых отношений не особо желаю, но оно объяснило бы многое. Мне не хотелось, чтобы неопытная я того времени, замученная и забитая жизнью, стала ассоциацией к нынешней мне; которая много старалась, взрослела и становилась сильнее. Она — часть меня, но давно не я, которая вздыхает в чужих руках, начиная рассказ.              Об отчаянном поступке, когда весь мир привел меня к решению быть ближе к человеку; про пустоту и холод квартиры, где я отчаянно верила, что буду не одна, что буду кому-то нужна. Но лишь редкими вечерами после сотни просьб «приди» ко мне являлись использовать, как слишком влюбленную куклу, что не понимала, что чувств взаимных больше нет. Про одиночество. Про вечное ожидание тепла и сломившее меня же ожидание полутора месяца, когда таблетки отключили во мне эмоции. И вот они, забитые так глубоко в сознании, что не способны были течь по моему телу, остались темными картинами на бумаге.              По итогу он сжал меня крепче, а я мрачно выпалила:              — Разочаровывает?              — Нет. Вызывает сожаление. — Его ответ меня удивил и я попыталась посмотреть ему в лицо.              — Почему?              — Что с тобой так обращались.              Я застыла от услышанного. Мой взгляд рассеялся меж ним и белой стеной, будто только так я могла осмыслить сказанное.              И что-то во мне, поражённое до глубины души, испуганно одернулось:              — Что ж, сожаление я приму, а жалость ко мне не позволю. — Защитилась я сказанным, будто побоялась показаться уязвимой.              Но какое-то сменившееся настроение от моего рассказа я в нем не уловила. Ему было просто интересно, а мне проще, если я объясняю сложности своего поведения, чтобы потом не вызвать шок. Но он очень лояльно и тактично реагировал.              Но о себе же не рассказал ничего. Однако я анализирую и уже лучше понимаю его поведение: он не скажет, пока я не спрошу. Хотя в моем окружении я привыкла, что люди без вопроса поддерживают и начинают говорить о себе дальше сами. Он похож на мою школьную подругу, а я за десяток лет привыкла к такому: к таким с клешнями лучше не лезть, судя по схожему типу личности.              Чуть спустившись на кровати, он лег на спину и потянулся. Используя мои ноги почти как подушку, внезапно он спросил меня:              — А как ты относишься к таро?              — Ну… Наверное, никак? — Как я и подумала, ему комфортно заводить беседы уже когда он привыкает к человеку и нет нужды все вытягивать клешнями. Но я задумалась над вопросом, эту тему от него я не ожидала. — У меня дочь тети этим занимается, говорят очень хорошо. Однажды я застала её обсуждение с приятельницей всех карт и раскладов, и само рвение, любовь и отточенный навык заставили меня восхититься. Потому это было моё единственное соприкосновение с таро, но и то, косвенное. Хотя я помню, что мне раскладывали натальную карту когда-то, хм… Но я даже не знаю твоей даты рождения, потому не бойся, хаха.              Я спокойно отношусь к этому замалчиванию данной темы, хотя когда я узнала, что он апрельский удивилась.              — Как я говорила, мне нравится читать описание зодиаков, сравнивая со знакомыми. — Осталось понять, он овен или телец, ага! — Но вот гороскопы не люблю. Да и карточные гадания в принципе тоже. Забавно, конечно, когда мы этим занимались в общежитии на второй год учебы, предсказанная мне любовь сбылась.              «Вера в проклятую судьбу...» — Которая слепила мне глаза долгое время.              — Потому я с сомнением ныне отношусь к этому всему… Будто так решают за тебя, а тебе от того легче.              Перекладывание ответственности с себя на эфемерное, зыбкое и изменчивое понятие «судьбы». Он поддержал сказанное мной и мы обсудили тонкости данной темы подробнее. Мне было интересно наблюдать за ним, приятно слушать, когда он высказывал свое мнение.              На суету в кровати, когда я отставила ноутбук и убрала альбомы, пришел мой кот. Он опасливо относится к новым людям и обычно не спешит громко мурчать при них, демонстрируя сразу свою любовь: какая хозяйка, такой и питомец. Однако он забрался к нам и, рассказывая за этот его робкий характер, я подозвала кота ближе.              — Он слишком пылко потом начинает любить и бодается головой, а с его размерами это…! — Удивляясь, что кот вовсе начал кружиться вокруг нас, я погладила его по спине. И стоило мне досказать последнее, мои зубы громко клацнули, когда он боднул меня головой в макушку. Дрессировка порой имеет последствия…              Мы рассмеялись с этого и веселье перешло на просмотр каких-то коротких видео. А мне, привыкшей все смотреть на ноутбуке, захотелось посмотреть что-то на большем экране. И пусть какие-то слишком локальные вещи меня порой вводили в смущение, мол, где мне смеяться-то, что-то в своем контенте доводило меня до истерики.              Ну как я могу проигнорировать прекрасный образ в облегающих секси-шортиках Бога из своей игры! А ведь когда-то я также задавалась вопросом какого оно вообще пола…              Но это приятно: смотреть всё, что попало и не смущаться своих увлечений, потому что их понимают. И шутки, слишком дизморальные, не осуждаются меж нами. Святые, я скучала по этому!              Я буду поддерживать черный юмор и смеяться на кровати, где умер мифический дед; я буду веселиться рядом с этим парнем без забот, утягивая за собой на подушки. И буду смотреть на него в свете розового неона, как на самого замечательного человека. И со всем своим счастьем буду целовать его, не торопясь, но надеясь, что в этот раз меня не прервут.               Он целовался лениво, аккуратно, с _____ даже, но _____ между нами не было: слишком мало времени мы знакомы и что-то во мне уверяет, что я так рано, быстро, легко почувствовать подобное, давно забытое чувство не смогу. Что лучше защититься именно этим мнением, чтобы не быть падкой.              Но моя жадность не позволяла остановится, тешась, что человек отдает себя мне на растерзание. Кусая чужие губы и язык, я водила пальчиками по чужой спине, очерчивая ноготками позвоночник, чтобы распалить ласками. Совершенно не спешила спускаться к торсу или резинке штанов, выводя новые узоры на лопатках. Но в конце концов упустила свой шанс, наслаждаясь тем, что он терзал мою шею и уши, заставлял меня дрожать: а я так хотела быть ведущей!              Я слишком чувствительна на эти прикосновения и мои стоны невольно срывались с губ, пока я вжималась в чужое тело. Признательно целовала куда-то в ключицу или плечо, спасительно хваталась пальцами за пушистые волосы, будто это помогло бы мне остаться в рассудке. Инстинктивно тянулась ближе, ногой обхватывая его, от чего чулки-носки скатывались с моих коленок, а длинная майка задиралась, обнажая моё белье. Но ровно как не спешила я, его руки почти не касались моего тела, поглаживая то щеку, то мои плечи. И в этой долгой неге поцелуев, я не считала времени и не уловила момент, когда же должна касаться его интимнее, больше. Я только решила осмелеть и поддаться искушению взять все в свои руки, буквально направляя его руки себе под майку, как он разорвал поцелуй, поднявшись надо мной:              — Раздевайся.              Я оторопело уставилась на него. Где-то на секунду потеряв связь с реальностью, но словно командное заклинание — кротко выполнила приказ, что он произнес четко. А секундой позже моего возвращения в реальный мир, внутри меня что-то завопило:              «ТЫ СЕБЯ ВООБЩЕ ВИДЕЛА?! Хахаха! Заморгала, как бабочка, и тут же сняла с себя все, хотя такая беспрекословная покорность тебе не свойственна! Что за милое зрелище! Ой, не красней и молчи, сейчас апогей, когда ты не сможешь говорить и будешь запинаться о каждую букву! Хахаха!»              Мне и правда незнакомо такое повиновение! И от этого непонимания себя, я вжалась сильнее в чужие плечи, чтобы унять свое смущение, пока моё сердце ломало мне ребра от эмоций. Обрывисто выдыхая, я прочувствовала всё проникновение особо ярко, уткнувшись щекой в его ключицу и мой голос рассеялся по комнате. Его кожа холоднее моей, но моё сбивчивое дыхание грело её, пока мои губы сеяли поцелуи. Он совсем не был груб и я быстро привыкла, поддаваясь бедрами навстречу и опала на подушку, смотря снизу вверх на него благоговеющим взглядом.              Как на того, кого я не боюсь, кому я не страшусь отдаться, обнажить перед ним ту слабую себя, возможно слишком покорную, что нежно целует его руки, как акт признательности. Как то, что позволительно увидеть лишь ему одному, пока я затуманенным взглядом стараюсь поймать его взгляд на себе. И невольно улыбаюсь от, и правда, переполняющего меня счастья, когда он смотрит на меня.              Это таинство позволительно далеко не всем и как же я довольна, что он истинно — ценит его, в порыве эмоций обнимая меня крепче. И эти тиски, то, что он ещё во мне и ближе, чем кто-либо иной, что он чуть ли не раскрывает моё сердце, созерцая потаенные грани моей личности и принимает их, откликается и в нём. Возможно, я являюсь первым человеком для него, что настолько отдает себя: не только процессу, не только близости, но и ему, как человеку, которого хочется больше и больше одаривать сердечностью.              Я чувствую это всё через прикосновения, через раскаляющиеся эмоции и пылкие толчки, что заставляют меня стонать. Через поцелуи по моему телу и ускоряющийся темп, когда становится сложнее держать себя. Его дыхание давно не в порядке и я не могу похвастаться, что сама ровно дышу: задыхаюсь от эмоций и удовольствия.              И окончательно теряю себя, когда мне признаются в том, что я невероятна. Даже пока не делаю ничего в ответ, только не стесняюсь эмоций, как будто этого достаточно, будто больше и не нужно. Лишь чтобы я, зацелованная и с пьяным от чувств взглядом, смотрела на него, не сдерживая свой голос и томные, редкие поцелуи в плечи. И не нужны даже чувственные засосы, которые от лишних вопросов лучше оставлять в местах под майкой.              Я искренна, честна и эмоциональна: я могу кричать в подушку лицом, почти плакать и царапать ногтями стену, когда он берет меня со спины, затрагивая самое чувствительное во мне. Мои ногти оставляют невидимые полосы на белой краске, бессознательно, ведь я не могу утаить, что каждое его касание, движение, поцелуй в плечо, удовлетворяют мои желания на 10/10. И на мгновение у меня в голове предстает ассоциация, что я веду себя и чувствую, как персонаж какого-то японского порно-комикса, но это выбивается из меня резким толчком до упора в матку. И снова я кричу в подушку, а ногти чертят полосы и я хочу, чтобы это повторялось ещё и ещё. Он поражает своей выносливостью, ибо я успеваю насытиться, как суккуб, что сейчас отдается на растерзание и абсолютного не против быть в чужой власти.              Я хочу, чтобы он также был удовлетворен, чтобы ему было так же хорошо, и, оказавшись снова на спине, я потянулась к его лицу:              — Я не люблю не давать ответно ласки… — Говорю я снизу, на самом деле без должной возможности что-либо делать. Лишь вожу ногтями по его спине, пытаясь найти какие-то чувствительные места да впиваюсь нещадно.              — Мне нравится твоя реакция и этого мне во многом достаточно.              — Хмпф! — Посмотрела я недоверчиво. — Все равно хочется дать тебе больше и приятнее, так же, как мне…              — Мне уже безумно приятно… — Томно вдохнул он и я обожаю в нем то, что его слова — честны и недвусмысленны. Я чувствую в этом тоне эту самую честность, что заглушает во мне волнения.              — В таком случае, ты можешь делать со мной что хочешь. — Лукаво улыбнулась я, наклонив голову вбок.              И он замер.              — …?              — Это очень опасное разрешение… — Сбиваясь дыханием, с усмешкой сказал он.              Я рассмеялась от этого тоже и поцеловала его, в принципе, не имея каких-то жестких табу и испытывая к нему удивительное доверие.              Потому что одному ему я показываю ту сторону себя, что в своей самоотдаче и желании удовлетворить может почти что смутить. Сегодня я покорный суккуб, но без его эмоций не уйду: поцелуями спускаясь по татуированному торсу, касаясь губами внутренней стороны бедра, пройдусь языком по члену и исполню все, что он пожелает. Опускаясь ниже, вбирая глубже, чтобы его член скользил по моему нёбу, крепко прижатый языком. Им же я буду ласкать головку, плотно держа губы и посасывая. И в один момент, теряя воздух, отстранюсь, не внимая, что слюна тянется и капает ему на бедро. И кажется, он и правда может смутиться моей раскрепощенности, отведя взгляд.              «Но, прошу, смотри на меня. Я все сделаю для тебя. Я не отпущу твою руку: ни в этот момент, ни потом.»              «И не отпущу тебя так просто.»              Я хочу, чтобы он чувствовал эмоции, чтобы чувствовал меня. До такой степени, что его нога дрожала, пока он бессвязно ругается. И я смотрю на это удовлетворенно, утирая слюну и сперму со своих покрасневших губ. Капли стираю с его торса и клоню голову вбок, наблюдая за ним.              — Это было приятнее обычного?       — Почти так же.       — Хммм… — Разочаровано думаю я, что значит мне показалось, что это ярче, раз его тело так откликается.              Я «дело» отличное от многих людей. Я тешусь эмоциями, играю роль демона похоти и радуюсь кульминации; люблю, когда сердце дрожит, когда партнер наслаждается актом, но не в самом сексе дело. Эмоции… Они важны. Для меня то, что я ощущаю их, сродни мифическому чуду, которое хочется лелеять, разделять с другими. Говорить о них снова и снова, словно так в глубине я до конца поверю, что это происходит — здесь, сейчас, со мной.              Но я «дело» отличное от многих людей в принципе… Потому я спокойно осознаю, что это — нормально, что он не реагирует так возвышенно на это всё и не таю обиды. Мне нравится его отношение ко многим вещам, мне нравится в нем, что он не обесценивает то, что важно мне. Мне нравится, что его спокойствие и комфорт дополняют, и скрашивают мою эмоциональность и жадность. И они ценны для него, а на меня исцеляюще действует его атмосфера.              Потому что с кем я ещё могу быть в ванной, стоя у раковины в молчании и мыслях, которые обычно не озвучиваю. Я сплюнула воду и посмотрела как она стекает в сток, непроизвольно хихикнув.              — Сводили детей в аквапарк. — Утвердил он за моей спиной.              И я разразилась хохотом:              — Какого черта ты озвучиваешь мои мысли, ахаха!              Это был долгий вечер, перетекший уже в глубокую ночь. Я заставила его поменять простынь и пусть чистая у меня до новой стирки осталась самая нелюбимая, я спала на ней хорошо. Мне нравится, что он спит тихо и я могу не волноваться, что проснусь от рокота на ухо.              «Надеюсь, что я ему не сильно мешаю в ночи и он отдыхает.» — По крайней мере он так утверждал с утра, когда мы собирались выходить из дома.              Решив заехать за едой перед моей работой, мы быстро управились с этой задачей, уже направляясь к офису. Я листала песни на телефоне и осознала:              — Тебя же нет у меня в друзьях, — В более комфортной для переписки соцсети я даже не подумала внести его в контакты.              Я нашла его профиль странными махинациями и отправила заявку. Держа телефон в руке и руководя плейлистом, он посмотрел на уведомление.              И положил телефон в подлокотник.              «Э?»              — Ты не хочешь быть моим «другом»?? — Безобидно покатила я бочку в его сторону за игнорирование заявки.              — Нет. — Этот ответ прозвучал очень равнодушно.              — Что!? — Я аш обернулась на него: такой ответ сбил меня с толку.              — Не хочу быть другом.              — Но…. Это же!!! Ну..!              Продавив ещё немного паузой с каменным лицом мое непонимание, он посмеялся и до меня дошло осознание.              — Ты издеваешься надо мной!              — Конечно.              Я наигранно насупилась и отвернулась в окно.              «Не хочешь значит быть для меня «другом»?» — Подумала об этой ситуации я ещё раз, словно пытаясь ощутить её вкус. Мне понравилось.              Он не похож на человека, что собирается мной просто воспользовался. И я думаю про это на следующий день, когда мы вечером снова увиделись. А во вторник, когда я отдыхала на обеде на лавочке в парке, моя подруга спросила меня в переписке:              — И что ты чувствуешь?              И я растерялась. Сегодня всего лишь двенадцатое сентября. Так мало времени прошло: слишком рано, быстро, я не верю, что что-то могло откликнуться во мне так легко, после трех лет забытия эмоций. Наедине я всё ещё страшусь одной только мысли про отношения на расстоянии. И пусть подруга в такой же ситуации, а может даже хуже, она смеется:              — ✨Страдания от любви на расстоянии✨              — ✨П 💕и❤з ✨д 💕е ❤ц ✨              В душе мне так страшно, что потом я буду страдать. Что мое окрыленное состояние сломает меня потом. Как то было в июле, так то было в прошлом. И все в итоге разрушит.              Но черт возьми, я хочу ценить весь этот трепет сейчас, не боясь за будущее. Не гадая наперед, продумывая все возможные варианты исхода событий. Я хочу наслаждаться тем, что я живу сейчас. Моё сопротивление тает в его объятиях, постепенно угасая, и я доверяю себя ему.              — Я не могу сказать, что он мне просто «нравится». Но и слишком рано говорить о чем-то более… Эм…       — Ты не сможешь сказать это слово, знаю.       — Да. Но я определенно ощущаю что-то большее, чем просто «нравится», когда думаю о нем, смотрю на него, нахожусь рядом с ним. Я… М…              Но тем не менее, я не понимаю, взирая на всё очевидное, как оно на самом деле. Мы не говорили про то, что между нами, не затрагивали тему чувств. Может, это я как всегда надумываю больше всех и всё не так. Может, я должна просто поговорить, но боюсь навязаться, страшась, что меня оттолкнут.              Мне сложно понимать людей и их взаимоотношения, а когда я сама становлюсь участницей — кажется, я так и вовсе не знаю, что думать. Но какие-то вещи со временем клисталлизируются в моих глазах в четкий бриллиант осознания — меня отпускает моё прошлое. Его безжалостно, но самым нежным способом окрашивают во что-то светлое, позволяя мне не оборачиваться на ту тьму. И больше не чувствовать ничего — ни обиды, ни вины, — закрывая страницы альбома с фотографиями.