Меч, клубок и русалочий хвост

Дорога, удаляясь от городских ворот, становилась всё уже и ухабистей. Пугливая большеглазая лошадка начала спотыкаться и тревожно поглядывать в сторону леса. Князь успокоительно гладил её между велюровых ушей и негромко повторял, что здесь ещё владения охотников, а, значит, и волков быть не может. Так много раз повторил, что сам почти успокоился. Скоропостижные проводы в героический поход получились скомканные. Жидкая толпа из тех, кто не был занят дневной работой, нестройно покричала на площади "Вперёд!" и "За Короля!" Королевский Конюх подвёл плотно сбитую пахотную лошадку, которой явно неудобно было под седлом, но из вежливости она седока не сбросила. Конюх тихо извинился, попросил сильно не гнать, животинка, мол, бегать не приучена, а ездовые все заняты министрами, и подсунул накладную на подпись. – Я меч, между прочим, не брал! – Возмутился Князь и из вредности нарисовал на месте подписи ехидного чёрта. Красивый, но неподъёмный двуручный меч с массивной рукоятью Князь брать не стал. Ограничился маленьким поясным ножиком. Зато от сумки с едой не отказался. Несколько дежурных плакальщиц в цветных передниках и городской дурачок молнией ударенный проводили Князя до ворот. Бабы утирали слёзы платочками и махали ими же в след. Впереди заблестела гладью река. Князь подъехал поближе, чтоб напоить лошадь. Из воды показалась голова с запутавшимися в тёмных волосах водорослями. Бледная в синеву утопленница клыкасто улыбнулась, заметив Князя, и помахала перепончатой ладошкой. Подплыв ближе, мавка забралась на камень, поджав стройные глянцевые ноги, размотала с шеи косу и принялась отжимать. – Машка, где хвост? – подразнил Князь вместо приветствия. Мавка фыркнула и показала узкий тёмно-синий язык: – Князь, где княжество? И оба рассмеялись старой любимой шутке. Маше было всего двадцать лет, когда жених задушил её собственной косой и отправил в дырявой лодке вниз по реке. Князь с Горшком тогда были совсем детьми и постоянно спорили, кто из них Машу больше любит. После похорон пустого гроба ребята долго сидели у реки, и Горшочек, оборвав плач, начал подвывать мелодию. Князь послушал и начал подсказывать слова. Так появилась первая из множества песен, которые так любили горожане. Три дня дети приходили на берег и пели свою песню. На четвёртый из воды вышла очень красивая обнажённая Маша, обернувшаяся мавкой, и, поцеловав обоих в лохматые макушки, со счастливой улыбкой отправилась в дом своего жениха, которого так и не смогли уличить в убийстве. Дом, причудливо украшенный жениховскими кишками после визита Маши, соседи решили заколотить. Иногда по ночам там кто-то выл. В том месте у реки, где Маша закопала сердце, выросло уродливое ядовитое дерево. Звери обходили его стороной, птицы не вили на нём гнёзд, даже жуки-короеды брезговали. Только ветер иногда, расхулиганившись, ломал ему ветви, да вода подмывала тощие корни. – Далеко ли тебя понесло, Княже? – На подвиг. Я, вроде как, рыцарь теперь. Еду к Колдуну, просить вылечить Принцессу. Совсем Горшок от эльфийской пыли расклеился. – Князь вдруг подкинулся, – а если это Колдун его и проклял? Маша задумчиво покусала кончик косы: – Колдун здесь только один. И он хороший парень. Умный очень и добрый. Я с ним дружу. Он бы не стал просто так кого-то проклинать. – Да прям бы и не стал? – Сомневался Князь. – Да точно говорю. Смотри, какие перепонки мне сделал, чтоб долго плавать удобнее было, – Маша покрутила ладошкой перед лицом. Перепонки и правда получились отличные: переливались голубоватым перламутром и были очень мягкие наощупь. – Идём, провожу тебя до поворота, – Маша беззвучно скользнула с камня в воду и поплыла рядом вровень с шагающей лошадкой. На развилке, где Князю пора было сворачивать в лес, Маша строго посмотрела на него: – Колдун поможет. Скажи ему, что ты Князь и меня знаешь. Я ему вашу песню пела. Князь спешился, чтобы обняться на прощание. Маша выпустила его из влажных объятий и вдруг, в мгновение ока врезавшись рукой под воду, выдернула здоровенную тупомордую рыбину. Перехватив броском за хвост, тут же с размаха шандарахнула её о камень. – Прости, милая, время послужить стране, – и протянула рыбу Князю. – Спасибо, – улыбнулся тот и забеспокоился, – а как же я её сырую повезу? – А, точно, – мавка звонко чмокнула дохлую рыбину в лобастую башку. Та мгновенно высохла в сущик. – Вот так увезёшь. – Ну ты даёшь, Машка, – восхищённо протянул Князь, упихивая будущий ужин в сумку. Маша смущённо посинела и ушла под воду. Темнело. Лес становился гуще. Лошадка всё чаще буксовала, пугаясь подозрительных шорохов из чащи. В конце концов, Князь слез и пошёл пешком, ведя лошадку под уздцы. За очередной разлапистой ёлкой тропинка вильнула и упёрлась в косую избушку с резными ставнями и частоколом. Князь обошёл её вокруг, но не увидел двери. Только со стороны тропинки висела покрытая зеленоватой патиной старая корабельная рында. Князь остановился напротив и, прикрыв лошадке уши, крикнул: – Есть кто дома?!! В избушке зашебуршало, на стене проступили очертания двери. И снова всё стихло. Воодушевленный Князь крикнул ещё раз: – Хозяева!!! Дверь настеж распахнулась, стукнувшись о стену, в проёме показалась горбатая старуха в клочкастом шерстяном платке и завопила в ответ низким басом: – Ты чё тут орёшь, окаянный?!! Щас гоблинов вызову!! Они тебе голову отрежут, а потом отпустят!! – Старуха замахнулась клюкой в сторону рынды. – Не надо гоблинов, бабушка!! – замахал руками Князь. – Я с миром! – Ну-ну, посмотрим. Бабка трижды стукнула клюкой о крыльцо, частокол разошёлся, пропуская путника. Внутри избы старуха отставила клюку в угол, стащила платок и оказалась поджарым чернявым мужичком с лохматыми бровями. Князь аж присвистнул: – А где бабуля? – Я за неё! – Огрызнулся мужик. И добавил уже спокойнее, – в отпуске она косточки греет. Бархатный сезон. – Дядь, мне бы переночевать. Я, типа, рыцарь в героическом походе. – Да хоть королевский отпрыск. Мне-то что. – Фыркнул мужик. – Государственные дела – не моя забота. – Да я из-за друга еду. Совсем ему плохо из-за эльфийской пыли. Колдуна хочу о помощи попросить. Князь я. – Князь? – Мужик задумчиво пожевал губами. – А друг, стало быть, Горшок? – Он! Он! – Обрадовался Князь. – Ага. Помню. На ярмарке урожайной очень славно пели, – мужик даже жутковато улыбнулся. – Ладно, оставайся. Но на ужин у меня пустой суп. Дел днём невпроворот было. – О! – Воскликнул Князь, – а у меня есть! – И полез в сумку за машкиным гостинцем. – Вот это уважаю, – совсем оттаял мужик, – щас мы её разъясним, – и загремел котелком у печи. Слышь, рыцарь, иди коня своего боевого накорми пока. После жирной наваристой ухи жизнь стала совсем хороша, и Князь даже согласился спеть. Сначала про малого, который писается в штаны. Мужик очень смеялся, колотя кулаком по столу. Потом про чудака, который девушку хотел пропеллером впечатлить. Мужик утёр увлажнившиеся глаза и похвалил: – За душу берёт. Чудак этот учёный – чисто наш Колдун. Простых путей не ищет. Князь заинтересовался: – Видел его? Какой он Колдун? – Умный очень. Красивый как девица. Но глаза грустные. – Подперев голову ладонью, описал мужик. – Прям уж как девица? – Недоверчиво прищурился Князь. – А чего грустный? – Одинокий, наверное. Одно зверьё рядом да склянки учёные. – Дак я его развеселю, – мечтательно сказал Князь. Мужик зафыркал: – Ну-ну, спать давай, весельчак. В розовом утреннем свете избушка была даже милая. Только пара черепов со светящимися глазами на заборе напоминали о том, что это жилище Бабы Яги. Мужик вышел во двор провожать без платка, зато в меховой шапке с пушистым лисьим хвостом. Князь вдруг догадался спросить: – Дядь, а тебя как звать-то? – Гордеем. Охотник я. Тут по графику бабулю подменяю. Не молодуха уже, отдых нужен, понимаешь. – Гордей говорил о Бабе Яге как будто даже нежно. – Так. Отставить лирику, – мужик встряхнулся и достал из кармана клубок грубо спрядённой нитки. – Вот это бросишь на землю и беги, куда покатится. Это бабулино . Выведет, куда надо. Только я слово волшебное не помню, каким остановить, а покатится быстро, бежать придётся. Князь взял в руки клубок и критически осмотрел свою лошадку: – Дядь, а тебе можно коняжку оставить? Бегает плохо. Не ездовая совсем. Только загоню. – Оставляй. Плата за постой будет, – согласился Гордей. – Ты ж её не сожрёшь? – На всякий случай спросил Князь. – Пфф! Я тебе чё басурман? – Обиделся Гордей. – У меня огородик за избой, найду, чем животное занять. – Спасибо, дядь! На ярмарку ещё приходи песни слушать. – В добрый путь, – Гордей трижды стукнул клюкой в землю, и частокол разошёлся, выпуская. Выйдя на тропинку, Князь примерился и бросил перед собой клубочек. Тот подскочил разок на месте и рванул вперёд как удирающий заяц. Князю ничего не оставалось, как рвануть следом. Князь бежал третий день, не чуя уже ни ног, ни головы. Перебрал в уме все подходящие слова от "стой" до "тпру". Клубочек никак не останавливался. В отчаянии Князь закричал страшным голосом: – Да умри ты, напасть!!! Сил никаких нет! Клубочек споткнулся и замер над землёй, вздрагивая. Князь от неожиданности проскакал дальше и с трудом остановился, упёрся ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Вернувшись к клубочку, Князь обошёл его кругом и ещё раз прошептал: – Умри. Клубок упал на землю и остался лежать. – Во дурак! – Хлопнул себя по лбу Князь, – стоило догадаться. Бабки Ёжкино же устройство, – и, зевнув, осел, где стоял, прямо на траву, ещё в полёте проваливаясь в сон.