Бесконечное лето

      Ранние лучи летнего солнца вовсю пробиваются через чуть приоткрытое для проветривания окно, отражаясь в небольшом настенном зеркале возле кровати. Всë ещё сонная после не такого уж и долгого сна Маша приподнимается на локтях, сразу же поправляя взлохмаченные волосы. Такой ранний подъем был ей совсем не привычен. Дома, в городе она могла просыпаться хоть после обеда в летнее время. Но, не позволив насладиться долгожданными каникулами, родители потрясли перед Романовой купленной путёвкой в детский лагерь, в котором ей ещё не приходилось побывать.       По-началу Маше нравились все эти поездки, новые знакомства и хорошо проведённое время. Но спустя какой-то срок ей надоело: друзья эти ненастоящие, которые забывали о ней вскоре, стоило только начать жизнь вне лагеря, да и прощание со всеми не доставляло теперь уже особой грусти, как было это в самый первый раз.       Но в лагере всегда было интересно, ведь он каждый день радовал новыми событиями, что нельзя было сказать о привычной для неё жизни в четырёх стенах квартиры, где из развлечений были только ещё не прочитанные книги, что пылились на полках, да старая, потрепанная гитара, когда-то купленная папой на день рождения.       Свои навыки в музыке Маша развивала с особым рвением. И когда сначала пальцы, зажимающие струны, адски болели, она не спешила забросить инструмент в дальний угол, чтобы тот непременно покрылся пылью. Романова старательно осваивала аккорды и спустя несколько месяцев упорной работы наизусть знала достаточно мелодий.       И каждый раз гитара разъезжала по лагерям вместе с хозяйкой. Подростки, да и не только, то и дело просили сыграть у костра популярную и знакомую для всех «Батарейку», что Маша исполняла огромное количество раз. И она настолько ей надоела, что та себе поклялась больше не выполнять эту просьбу отныне.       «Лесная сказка» вчера встретила ребят с расспрастертыми объятиями. И стоило только переступить порог двухэтажного здания, как немногочисленные вожатые начинали пробегаться по списку, читая одну за одной имена и фамилии. Единственное, что радовало Машу - молодые воспитатели. Можно было даже сказать слишком уж молодые. Вероятно, студенты, которых отправили на практику с университетов.       Из личного опыта Романова недолюбливала особенно вожатых в возрасте, которые вечно были чем-то недовольны, заставляли доедать манную кашу с ненавистными комками в столовой и не терпели, чтобы кто-то посмел нарушить установленные правила. А в случае этого наказание было жестоким. Приходилось отсиживаться в пустом корпусе совсем одному, пока остальные воспитанники находились на вечерней дискотеке. Особенно обидно было, если в тот самый раз включали любимые песни, которые все без исключения напевали, срывая тем самым голос. А тебе оставалось лишь найти какое-либо занятие, чтобы скрасить одинокий остаток вечера, да краем уха слышать, как со второго этажа доносятся радостные отголоски чьих-то громких голосов и топот ног прямо над самой головой, который принадлежал наверняка тем, кто бегал во время этого мероприятия на перекур в специально отведённое мальчиками постарше место.       Чужие ловкие пальцы быстро перевязывают галстук на шее, а затем поправляют белоснежный воротник футболки. Соседка по комнате была немногословна, лишь иногда мельком поглядывала на Машу, а затем вновь приступала к своим более важным делам.       На тумбе возле кровати Романовой аккуратно сложены были все необходимые принадлежности и средства гигиены, а также выделенный администрацией лагеря красный галстук, от которого девушка недовольно поморщилась. Она что в прошлое попала? Этот элемент одежды сильно напоминал пионеров и то время, когда их носил каждый второй.       Да что уж там говорить об этом, когда само здание выглядело не так уж и современно: старые обшарпанные стены, трещины в которых старательно были замазаны работниками лагеря, обычные, ничем не приметные комнаты, где не имелось ничего, кроме двух кроватей и небольших тумбочек с двумя полками возле них, а также деревянный шкаф, что еле вмещал в себя большое количество вещей.       — Это обязательно, — подметила незнакомка, что наблюдала за её явно не воодушевлённым взором, сверлящим предмет одежды.       — Я в курсе, — отвечает грубее, чем хотелось бы, и тут же прикусывает язык, дабы не сболтнуть ещё чего-нибудь лишнего. Маша не была одарена особой дружелюбностью, и наверняка поэтому друзей и соратников находить у неё всё никак не получалось. Причём нигде. Будь это тот же самый лагерь или новая школа, которую она меняла раз за разом, ведь дети там относились к ней не так хорошо, как следовало бы.       — Как звать то тебя? Всë-таки нам с тобой в одной комнате почти месяц жить бок о бок, — она то ли не замечает настроя Романовой, которая явно не расположена и не открыта была для новых знакомств, то ли не придает этому особо значения. Свыклась уже что ли?       — Маша. Маша Романова, — бросает в её сторону и наконец-то поднимается с тёплой постели, направляясь навстречу полному интересных событий дню.       — Света Токарова. — Девушка протягивает руку, и только тогда вторая замечает, что костяшки были по неизвестной причины стёрты в кровь. Блондинка с осторожностью отзеркаливает её жест и теперь уже даже не удивляется довольно крепкому рукопожатию. — Скоро будет линейка, поторопись, если опоздать не хочешь. Слышала, что вожатая наша - сука ещё та.       Не говоря больше ни слова, она подхватывает с подоконника точно привезённую из дома пачку мятной жвачки и скрывается за дверью, что с негромким хлопком закрывается за ней. Романова, глядя ей в след, задумывается о сказанном коротко стриженой блондинкой. До этого положительный настрой тут же сменился. Всей душой своей та надеялась, что с вожатой её отряда всё-таки получится найти общий язык, чтобы в дальнейшем старшая проявляла к ней благосклонность, и в случае очередной пакости не сообщала об этом главной. Но, по всей видимости, удача от неё отвернулась, что радовать уж точно не могло.       Маша принимается завязывать ненавистный галстук, про себя возмущаясь не только по этому поводу, но и о кое-чëм ещë. После линейки обычно следовала зарядка, а Романова терпеть её не могла. Эти никому не нужные упражнения не вызывали никакой бодрости, а лишь раздражение и мольбу о том, чтобы это мучение наконец подошло к концу.       По коридору мельтешат младшие ребята, кто-то даже срывается на бег, не наблюдая рядом с собой кого-то из старших. Все спешат на улицу для построения, на котором директор лагеря произнесет свою речь. Наверняка такую же длинную, как расстояние от корпуса первого отряда до столовой, и безумно нудную, как очередной скучный рассказ школьной Машиной знакомой, которая замечать не хотела (или же только делала вид), что слушательнице её это ничуть не интересно.       Девушка лениво выплывает из здания, и тут же прищуривает глаза из-за слишком уж яркого света. Снаружи было заметно жарче, нежели чем внутри. Несмотря на ещë раннее время, духота на улице стояла невыносимая. И Маша могла сказать уверенно, что ближе к полудню температура точно превысит отметку плюс тридцати.       Глаза бегают в поисках собственного отряда, что находился в самом конце колонны. Романова не может не заметить, что галстуки у всех были разных цветов: зелёные, фиолетовые и жёлтые. И сейчас Маша готова была взять свои слова обратно. Красный теперь её устраивал.       — Ты где ходишь? Все давно уже спустились и построились, — голос вожатой кажется девушке слишком уж надменным и грубым. Да и сама она выглядела точно также. Длинные русые волосы собраны были в высокий хвост, лишь некоторые непослушные пряди спадали на её невозмутимое лицо. Ростом та была выше, сантиметров на двадцать уж точно. А вот про возраст сказать было сложно, но можно было подумать, что они почти одного, исходя из того, что Маша в свои шестнадцать выглядела на свой.       И признаться честно, Романовой внешность её показалась приятной. Черты лица были уж слишком красивы, а суровый взгляд ледяных голубых глаз совсем не пугал. Можно было даже сказать, что идеально олицетворял её персону.       — Приношу свои извинения. — Отвечает спустя какое-то время рассматривания незнакомки. — Как Вас там?..       Она ненадолго принимает задумчивый вид, а потом лишь разводит руки по сторонам. Мол не в курсе.       — Дарья. — Произносит твёрдо и настолько уверенно, что лицо Маши готово было скривиться от неприязни в ту же секунду. — Советую тебе запомнить и впредь больше не опаздывать.       В ответ на её слова очень хотелось сказать что-нибудь колкое, что точно бы заставило вожатую хоть ненадолго, но поменять этот слишком уж смотрящий свысока взгляд.       — Слушаюсь и повинуюсь, — девушка в шутливой форме слегка кланяется, тут же позволяя улыбке появиться на лице. Но настрой её Даша не разделяла.       — Хорош поясничать, встань к остальным и веди себя нормально, — головой кивает в сторону кучки подростков, которые не могли стоять на месте спокойно, то толкая друг друга, то отходя в тень под дерево. И действия эти сразу же прекращались, стоило Дарье прикрикнуть на них, но возобновлялись снова, как только та отворачивалась.       Маша лишь фыркает на такой приказной тон, но всë же отходит от вожатой подальше к другим ребятам, что исподтишка наблюдали за этой небольшой перепалкой.       — Я же говорила - сука, — еле слышный в этом шуме, что издавали ребята помладше, которые всë никак не могли успокоиться, полушепот за спиной заставляет повернуть голову и внимательно оглядеть того, кому именно он принадлежит.       Света, не скрывая насмешливой ухмылки, глядела в сторону их вожатой, что стояла по стойке смирно и ждала начала ежедневной линейки.       — Не то слово, — соглашается с её словами Маша и равняется с той, становясь плечом к плечу.       Здесь, за теми, кто находился впереди, не совсем видно было то, что происходило в самом центре внимания. Хотя для Романовой это было не так уж и важно. За всё то время разъездов по различным лагерям, девушка наслушалась всех-всех правил, и теперь уже могла сама лично встать вместо деректрисы, да и рассказать их наизусть, как выученный стих, что теперь отскакивал от зубов.       — Куришь? — вдруг спрашивает соседка по комнате довольно тихо.       — Нет, и тебе не советую, — бросает на неё равнодушный взгляд, а та на это закатывает глаза.       Маша терпеть не могла курящих людей, в особенности подростков, которые делали это не из зависимости, а чтобы другим показать свою «крутость». Романова, на самом деле, не видела в этом никакого смысла. Как можно было получать удовольствие, прожигая лёгкие и портя здоровье?       — Больно сдались мне твои советы.       Света отвечает в свой привычной манере, не скрывая своего недовольства, но затем продолжает:       — Если вдруг захочешь, к беседке приходи за корпусом. Вон там, видишь? — пальцем тычет через чужие спины, и Маша вставая на цыпочки замечает дорогу, наверняка туда ведущую. Только вот запоминать эту информацию было ей не нужно, посещать так называемое «царство курящих» она не собиралась.       Да и откуда вообще все брали эти сигареты? По близости не было ни единого магазина, значит кто-то точно сумел протащить их с собой. Сумки то никто даже не проверял, поэтому этот вариант скорее всего и был правдивым.       — Только если ты кому-нибудь расскажешь - пиняй на себя. До конца смены не отделаешься, — проговаривает она предупреждающе.       — Я не стукачка, — спешит она сообщить.       И вправду Маша ею не была, да и людей таких недолюбливала. В планы девушки точно не входило выдавать чьи-то тайны. Пусть творят, что хотят. Ей до этого нет никакого дела.       — Это хорошо, раз так. Стукачам очень плохо здесь прижиться, — говорит вещь очевидную для Маши, которая желает сейчас лишь одного - чтобы та наконец-то от неё отвязалась.       Но нет. Токарова по всей видимости отходить не собиралась и продолжала нести какую-то чушь про «крыс» среди отряда, которых ненавидили, всё также упираясь в неё своей рукой.       — Слыш, — вновь обращается она к Романовой, наклоняясь ближе к её уху, — сегодня вечером посвящение состоится.       Маша непонимающе выгибает бровь, а та протяжно вздыхает.       — Ну вечеринка типа, поняла? Между старшеками. — Разжевывает та ранее сказанную информацию. — Короче, приходи если хочешь в четвёртую комнату после отбоя, когда эта гарпия, — имеет ввиду Дарью, — обход завершит, да и свалит по своим делам.       — А разве надзирателей не будет? Возле стойки у входа на второй этаж.       — Да кому это надобно? Мне рассказывали, что они сразу же в комнатушку свою спать уходят, ну или телевизор смотреть, это как им угодно. — Говоря, она частно оглядывается по сторонам, чтоб никто вдруг их разговор не подслушал. — В общем-то неважно, у нас тусовка намечается. И ты давай приходи, глядишь, с кем-нибудь там заобщаешься.       — У меня это не в приоритете, — проговаривает чуть громче, чем прежде, обращая на себя внимание стоящих спереди, за что получает полный недовольства взгляд Светы. Что она такого сказала то? Они же остального не слышали? Не слышали. Тогда пусть не возмущается.       — Ты как хочешь, но я б на твоём месте не отказывалась, — отвечает, как только те парни отвернуться, вновь начав болтать между собой о чём-то явно, по их мнению, интереснее.       — Подумаю я.       Конечно, идти никуда она не хочет, но говорит, чтоб та от неё отвязалась наконец и не начала называть причины, по которым пропустить эту небольшую вечеринку она просто не могла.       — Подумай, подумай. — Несильно хлопает Машу по плечу, а затем призывает её жестом руки взглянуть на то, что происходило в центре событий. — Всë наконец-то. Сейчас наша Чупа зарядку проводить будет, не понятно только зачем она нам нужна.       — А почему Чупа? — спрашивает, не скрывая улыбки. Прозвище это отчего-то ей казалось смешным, но Даше довольно подходящим.       — Это её так вон те кличут. У них и спроси, — пожимает плечами и отворачивается в другую сторону. Туда, где находились две девушки, что вели себя крайне неприемлемо ещё с самого начала. Да и на подростков они совсем не походили, а выглядели так, словно были ровестницами той же Даши. И ничего, кроме как призрения, у Маши те не вызывали больше, так как на первый взгляд казались слишком уж самоуверенными. Об этом как раз таки говорили руки в карманах синих джинс, головной убор в виде кепки и надменный взгляд, под натиском которым хотелось сжаться. И они то точно смогли бы предоставить Дарье настоящие проблемы.       Наконец-то директор речь свою заканчивает, покидая сцену, украшенную разноцветными флажками на нитках. Теперь все начинают расходиться по углам спортивной площадки. Начиналась самая нелюбимая часть утра - зарядка.       — Первый отряд, в круг становимся! — снова этот командный тон, которого ослушаться было себе дороже.       Мало ли какая на самом деле эта Даша. Вдруг ещё наказание придумает? Маша с уверенностью могла заявить, что та на это была способна. И ей точно не хотелось в первый же день выполнять чьи-то поручения, которые точно бы представляли собой нечто ужасное.       — Романова, тебе особое приглашение что ли нужно? — витая в собственных мыслях, блондинка и не заметила, как осталась где-то позади остальных, что выполняли уже какие-то упражнения.       «Откуда она вообще знает мою фамилию? У всех заучивала что ли?» — игнорируя её язвительные слова в свой адрес, раздумывает Маша, наблюдая за тем, как та показывала наклоны.       Действительно, Дарья эта была одной из тех самых «злыдень». И, возможно, даже смогла бы стать самой колючей и строгой по сравнению с другими вожатыми, которых Маша знала. Знакома она с ней была меньше десяти минут, но уже предполагала, что та точно подпортит ей своеобразный отдых своим присутствием.