***
Как и предполагала Маша, жара на улице сейчас, днём, стояла невыносимая. От неё нельзя было укрыться даже в самóм здании, ведь сейчас у первого отряда было что-то вроде секции по футболу, который по нраву был далеко не всем. И именно из-за нелюбви к этому виду спорта Романова наблюдала так называемым «шоу», отказавшись от участия в беготне по песчаному полю, на котором легко можно было бы свалиться да полететь головой вниз из-за чьей-нибудь «неспециальной» подножки, как это случилось в тот самый момент с невысоким мальчиком в красных шортах. И из-за того, что они не могли защитить открытые участки кожи от столкновения с землёй, коленки его тотчас измазаны стали невысохшей после дождя грязью. — Макарова! — Даша, тут же спохватившись, срывается с насиженного места. До этого та за игрой следила невнимательно, отвлекаясь на некоторые посторонние вещи. И одной из них была именно Маша, которая перешëптывалась в это время со Светой и явно постороннего взгляда на себе не замечала. Хотя, оно и к лучшему. — Ты в своём уме, скажи мне? Кто тебя просил во всю силу то играть да сшибать всех на своём пути? — она осматривает с ног до головы пострадавшего от рук этой точно не блещущей какой-либо аккуратностью, а уж жалостью тем более, девушку. — Да случайно я, чë вот Вы разорались? — спешит оправдаться она, чтоб ещё больше не влетело за молчание. Конечно, извинения просить девушка не собиралась (ещë чего, обойдутся), но в защиту свою сказать что-то было необходимо. — Никто ведь не пострадал почти, можно и продолжать, — вступается за неё девушка чуть пониже, но явно повлиятельнее в коллективе первого отряда. Вернее, и не только в нём. В лагере этом она побывать успела немалое количество раз, и для того, чтобы заработать авторитет среди подростков, особых усилий прилагать не пришлось. Одолжить парочку сигарет или набить лицо за красивую девчонку, которая видела в той защиту, — и всë готово. Теперь её знал и побаивался здесь почти каждый человек из старших отрядов. — На скамейку обе, — не взяв их слова в расчёт, произносит она, а затем ещё раз оглядывает парнишку. Ничего не сломал и хорошо. Потому что в противном случае влетело бы Даше по полной, мол не усмотрела. Да и секцию эту точно бы отменили, а она, по всей видимости, первому отряду была по душе. — Да подумаешь. Лучше уж посижу, чем с лохами этими играть буду, — Грац бурчит это себе под нос, кинув точно не сулящий ничего хорошо взгляд на того, из-за кого, по её мнению, им пришлось сейчас покинуть площадку. — Продолжаем. — Командует Дарья, сделав вид, что не слышала еë возмущений. — У вас двадцать минут ещё до тихого часа. Потом по комнатам. Она хочет уже удалиться с поля и продолжить своё бездельничество, но вспоминает кое-что и затем добавляет: — И предупреждаю, если увижу хоть кого-нибудь в коридоре без особой надобности — останетесь завтра в корпусе, пока остальные на речку пойдут. Это понятно? — вопрос этот задаёт она скорее двум девушкам, что недовольно закатили глаза от обращения к ним. — Так точно, — выкрикивает в ответ Лиза. — Смотрите мне. — Предупреждает она. — Ещё одна ваша выходка — отдых для вас закончится так же быстро, как и начался. И ещё, — спешит добавить она, — после отбоя не шастать, а тем более по чужим комнатам. Поймаю кого-нибудь из вас — заставлю круги мотать вокруг корпуса посреди ночи. Вопросы? В ответ тишина. Теперь наконец она может снова присесть и сложить руки на груди. И зачем только согласилась она на самый старший отряд? Знала же, что подростки эти неуправляемые. Играла бы сейчас с малышней в вышибалы на площадке, где не было тех, кто вëл себя по отношению к ней неуважительно.***
Закрытая в комнату дверь пропускала через себя чьи-то разговоры и шаги около. Близился конец дня, а это значило, что совсем скоро начнётся долгожданное для Светы «посвящение». Маша до сих пор смысла идти абсолютно не видела. Мало ли ещë застукают их за этой шалостью, и тогда избежать гнева Дарьи не точно получится; отчитает, как следует, а потом отведет к главному воспитателю лагеря, в кабинете которого и будет решаться их дальнейшая судьба или наказание за содеянное. Но где-то в глубине души Романова пойти всë-таки хотела. Уж больно нравилось ей нарушать всевозможные запреты, а потом ликовать тому, что всë обошлось и переживать теперь вовсе не о чем. — Эй, — Токарова, находящаяся на соседней кровати напротив, обращается к смотрящей в потолок Маше, что взвешивала сейчас все «за» и «против», — ну что? Надумала? — интересуется та, обращая на себя внимание. — Пойду, так уж и быть, — произносит на выдохе. Была, не была. Вдруг там и в правду намечается что-то интересное, а она пропустит всë из-за своей нерешительности. Да и переживать то не о чем. Как уже сказала ранее Света: «Не трусь, не попадёмся». И отчего-то слова эти внушали доверие. Хотя, даже если и не получится ускользнуть от пронзительного взгляда вожатых, всегда можно придумать действующую отговорку, а на это Маша способна была мастерски. Главное, чтобы застукала их не Даша. Сегодняшний случай на поле показал, что какие-то слова явно не способны её остановить. — Правильное решение! Мне тут рассказывали… Она садится в кровати и выжидает небольшую, интригующую паузу. А затем, дождавшись пока девушка повторит её действие, продолжает: — Кто-то даже выпивку с собой умудрился протащить, ты прикинь? — Да ла-а-адно, — протягивает та и удивлено улыбается, хватаясь одной рукой за голову. Новость о сигаретах её ничуть не поразила, но этого нельзя было сказать об услышанном сейчас. Как можно было пронести в лагерь алкоголь? Конечно, подростки на многое способны, но чтоб такое… — Короче, настраивайся на то, что вечер будет весьма запоминающимся. — Надеюсь, что запомнится он мне только с хорошими воспоминаниями. Не хотелось бы, чтобы Чупа гоняла нас, как собак дрессированных. — Оставляй свои переживания внутри этой комнаты. Нас ждëт кое-что поинтереснее футбола! — воскликивает она и перебирается со своей кровати на другую, закинув руку на чужое плечо. Маша из-за прикосновения этого немного тушуется и чуть отодвигается в сторону. Света, по всей видимости, этого совсем не заметила, вовсю жестикулируя руками при очередном рассказе про похожий случай, но уже в другом лагере, где получилось у них провернуть нечто подобное. И почему только она такая неугомонная?***
Две девушки поспешно направляются вдоль коридора, стараясь делать это как можно тише. Проверка закончилась около пятнадцати минут назад, поэтому вожатые наверняка ушли на ежедневную планёрку, где обсуждался обычно сегодняшний день, а также события завтрашнего. Но не стоило забывать, что один из них, дежурный, точно был где-то в корпусе. И оставалось только надеяться на то, что удастся проникнуть в чужую спальню без привлечения ненужного внимания. Миновав пустую дежурную стойку, Маша наконец-таки выдыхает с облегчением. Теперь можно было сменить привычный шаг бегом, чтобы поскорее оказаться внутри. Дверь закрывается за спиной Романовой. Она оглядывается вокруг: почти такая же комната, немного другие обои и занавески и две незаправленные кровати, на которых вальяжно раскинулись две девушки. Те самые. И если напрячь свою память, Маша могла бы вспомнить их фамилии, что произносила Дарья чересчур часто по причине вечного непослушания. — Светик, кого это ты к нам привела? — Макарова садиться поудобнее, нагло разглядывая чужую фигуру в коротких пижамных шортах и футболке. — Это Маша. — Тут же отвечает она, подталкивая Романову ближе к Лизе. — Вы не знакомы, вроде. — Не знакомы. — К разговору присоединяется Грац, и Маша даже спиной чувствовала тот пронзительный взор тёмных глаз, из-за которого хотелось отвести глаза в сторону и больше никогда не глядеть даже в противоположную. — Но это легко исправить. После сказанных слов она поднимается с места и подходит слишком, на взгляд блондинки, близко. И теперь то Маша точно жалела, что заявилась сюда. Сейчас ей хотелось только одного — убежать. Да как можно дальше. Романова, затаив дыхание, наблюдает за реакцией Макаровой, что не скрывая ядовитой усмешки, смотрела снизу. Они же ничего не сделают, так? Бояться не нужно, ведь в противном случае придётся резко сорваться с места и поднять своим криком всех живущих по соседству ребят. Но переживания её оказались напрасны, как выяснилось позже. Мила лишь протянула большую, по сравнению с Машиной, руку, а Романова в ответ боязливо вложила свою. — Не боись, малыха. Мы люди вообще-то приличные. Не обидим уж точно, — усмешка слетает с её губ, растянутых в широкой улыбке. И Маше очень хотелось верить в правдивость этих слов. Всë ещё трусливо отводя взгляд свой, Романова разместилась рядом с Лизой, предварительно оставив небольшое расстояние между друг другом. Сейчас, когда всеобщее внимание направлено было на неё, хотелось непроизвольно сжаться в комочек у стенки, подперев под себя колени, и закрыть лицо руками, чтобы «защититься» от чужих глаз, смотрящих впритык, пронзающе. Маша к этому не привыкла. Не любила находится в самом центре, где каждый разглядывал еë с интересом. И в такие моменты она всегда размышлял о том, что же у тех в голове. Осуждают? Восхищаются? Или им вовсе безразлично? Именно поэтому глубоко в детстве в разуме Маши заложился тот липкий страх, что пустил свои мерзкие корни и стремительно разрастался, становился больше и больше. А началось всё с того самого момента, когда этого она и не ожидала вовсе. Выступление. Старый актовый зал школы. Руки крепко впиваются в гитару, которая готова была треснуть от такого напора. На сцену один за одним выходят ребята, сменяя друг друга так же быстро, как колотилось тогда сердце Маши, что, казалось бы, готово было просто выпрыгнуть наружу. Ноги как назло бешено трясутся, колени подкашиваются. Девочка пытается себя успокоить, убедить в том, что переживать просто не о чем. Она прогоняла мелодию эту тысячу раз, до такой степени, что теперь могла сыграть даже с закрытыми глазами. Но страх не уходит. Он нарастает с каждым вышедшим человеком и с каждой уходящей минутой до её номера. Вернее, провала, о котором припоминать будут ещё долгое время. Ведь Маша опозорилась; запуталась, растерялась и убежала в слезах прочь, оставив на сцене возмущенных одноклассников, которые продолжить петь теперь не могли. Из-за неё. Из-за того, что в очередной раз показала себя с худшей стороны. Так ей сказала мама, что была разочарована в дочери снова. Она вложила, по её своим словам, в Машу слишком много сил и денег, а именно поэтому та оступиться не смела. После этого Романова прикладывала куда больше стараний, чем прежде. Школа-кружки-музыкальный инструмент-домашняя работа-английский. И так по новой. Изо дня в день. Ведь нельзя было ослушаться и выразить своё недовольство, пускай и обоснованное. Мама не поймёт, осудит и махнет рукой на её самочувствие, назвав неблагодарной. Ты должна, потому что я так хочу. Справедливо? Нет. Но что поделать, правда? Ничего. Остаётся смирится, искать в ненавистных занятиях какие-либо плюсы, которых почти не было, и надеятся на то, что скоро наступит время, когда сможешь отдохнуть не только телом, но и душой, которая призывала тихо плакать в подушку от безысходности, чтобы в соседней комнате никто тебя не услышал; а потом как можно быстрее вытирать бесперестанные слёзы, когда раздавались чьи-то негромкие шаги в коридоре. — Маш, ну ты чë зависла то? — кто-то несильно пихает девушку в плечо, из-за чего Романова наконец выныривает из тяжёлых воспоминаний. И вправду, зависла. Пялилась сейчас в одну точку перед собой и пропускала мимо ушей посторонние разговоры. — Что? — Отзывается спустя ещë несколько секунд, а обращающая до этого к девушке Лиза протяжно вздыхает. — Я задумалась просто… — Не время скучать, Мага. Сейчас всë самое интересное начнётся, — она играет бровями и переводит взгляд на Грац, что доставала из самого потаëнного уголка шкафа чёрный пакет, благодаря которому разглядеть содержимое не получалось, но только до того момента, пока в нём не начало что-то подозрительно звенеть. И тогда стало очевидно, что находится там уж точно не лимонад в стеклянной бутылке. — Как ты меня назвала? — увлечённая действиями Милы девушка упустила слова её, а опомнилась только сейчас. — Магой будешь, — отвечает и хитро переглядывается с остальными. По всей видимости, решили они это ещё в тот момент, когда Маша предпочла окунуться в прошлое. — Почему? — интересуется та. — Не задавай много вопросов. — Макарова пододвигается ближе. — Меньше знаешь — крепче спишь. Поговорку такую знаешь? — шепчет куда-то в область шеи. И Романова согласно кивает, лишь бы она отстранилась скорее и перестала обжигать горячим дыханием покрытую мурашками кожу. Чересчур долгая и неприятная близость прерывается хлопком двери, что заставил Лизу неспешно отпрянуть и оглядеть того, кто заявился в комнату. Девушка низкого роста поправляет козырёк чёрной кепки, под которой виднелись короткие русые волосы, и, чуть замявшись у входа, вдруг заявляет: — Слышали, что Чупа наша сама сигаретками балуется, а нас за это отчитывает? — голос её кажется прокуренным, но вместе с этим полным веселья. — Тебе то откуда знать? — Грац лениво потягивается и хлопает по месту рядом с собой, чтобы та присела. — Видела, как она тут в лесочек отходила, а там зажигалкой вовсю щёлкала. И если я не ошибаюсь, она не впервые уже там скрывается. Маша незаметно для других покачивает головой. Нашли, с кем сравнивать себя и совершеннолетнюю студентку, которой по закону было позволено. Хотя, в пределах лагеря все-таки было спорно, сразу же вспомнилась любимая всеми учителями фраза, которая посвящена была ученикам старших классов при каком-либо непослушании. Какой пример вы подаёте младшим? И в этой ситуации слова эти были как нельзя кстати, ведь курящие подростки отныне думали: «Раз можно вожатой — можно и нам». — Ну курила и курила. Чë с того то? Я не удивлена даже, — Макарова закатывает глаза, и, наблюдая за её недовольным выражением лица, Маша делает вывод: персона эта у Лизы вызывала явное недружелюбие. — Карина, это Мага!— Света после неловкого молчания решает обстановку развеять с помощью знакомства. — Мага, это Карина. — Очень приятно, — настрой её сменяется по щелчку пальцев, и теперь она с добродушной улыбкой протягивает руку. — Взаимно. — Маша улыбается ей в ответ, правда, менее радостно. Девушка эта ей показалась немного странной. Может, из-за слишком активного своего поведения на протяжении всего дня, а может, было в ней что-то отталкивающие, и это вызывало излишнюю настороженность. — А кто-то ещё будет? — подаёт она голос снова, пропуская между пальцев пряди блондинистых волос, а затем тут же заправляя их за уши. Некая тревога была в её действиях очень заметна, поэтому Света поторопилась исправить это уже привычным способом — разговором, который точно смог бы помочь Маше отвлечься и перестать чувствовать себя как не в своей тарелке. — Будут, конечно! Это мы с тобой рано подошли просто. — Токарова перемещается с другого конца комнаты прямиком на кровать Макаровой, садясь совсем близко с Романовой. — Минут через пятнадцать все прибегут, не переживай. Страхуются просто на случай, если вожатка по коридору маячит. — Места то хватит или кто-то на полу разместится? И вправду, неужели стоять будут? Двух кроватей вряд ли хватило бы для большого количества людей. А что заявится сюда почти весь отряд, Маша даже не сомневалась. — А ты разве не сказала, что мы в беседке будем? — Грац спрашивает у Светы, что в свою очередь хлопает себя по лбу несколько раз. — Совсем из головы вылетело… Мага, ты только не сердись, не подумала даже, что там не жара сейчас. А ты вон в один шортах. Маша осматривает свои голые ноги, которые вряд ли готовы были к вечерней летней прохладе, что поджидала за пределами здания. Пускай, холодно и не было, но назойливые насекомые точно не дали бы покоя. А Романовой очень не хотелось покрыться укусами, которые беспрестанно чесались бы всю ночь. — Предупреждать надо было, я бы оделась потеплее. Там сейчас знаешь сколько мошкары да комаров? — она обижено складывает руки на груди, всем видом своим показывая недовольство. И ради чего был проделан столь опасный путь? Чтобы в итоге обратно вернуться, даже толком не повеселившись? — Да ладно тебе, подумаешь… Ну покусают тебя немного, не умрёшь же ты от этого! — Не умру, но последствия останутся. — Маша расстроено поднимается с места. Ну значит, не судьба. Здоровье всё-таки было для неё в приоритете. — В общем, я пас. Желаю вам хорошего времяпровождения, не попадитесь только. Я, конечно, хотела бы понаблюдать из-за окна, как вы по всему периметру лагеря носиться будете, но жалко вас как-то всë-таки. Да и не особо весело.***
Скрип половиц раздаётся противным звуком, из-за которого Маша непроизвольно шипит и, как можно аккуратнее, продолжает свой путь в комнату. Оставалось всего ничего, — пройти через коридор, мимо стойки с дежурными сегодняшнего вечера. Только вот, как назло, на положенном месте оказался кто-то из вожатых. И, если Романова не ошибалась, той была девушка второго отряда, что пялилась в экран телефона, даже не отнимая от него свой взор. — Вот же… — Маша нервно вздыхает, размышляя о следующих действиях. Пройти мимо неё и остаться незамеченной, было практически невозможно. Оставалось только выйти на улицу и зайти через запасной выход, который вёл в другой конец корпуса. И тогда получится проникнуть внутрь комнаты, не вызывая лишнего внимания. Зачем только пошла она на это чертово «посвящение»? Сидела бы сейчас на мягкой кровати, сложив под себя ноги, и занималась чтением новой книги, ещё не прочитанной и нетронутой. Маша делает несколько шагов назад, не оборачиваясь и всë ещё не сводя взгляда с вожатой, которая в упор её не замечала. И это было только на руку. Спускаясь по ступеням, она старается перебирать ногами как можно скорее, в то же время не издавая громких звуков. И когда девушка оказывается за закрытой, как назло скрипящей дверью, наконец-то может издать расслабленный выдох. Теперь дело оставалось за малым: пройти под окнами корпуса, в которых давно уже не горел свет от ламп, и зайти обратно через другой вход, который находился как раз таки рядом с её комнатой. Но только вот, всë не так просто, как хотелось бы, ведь не одна она находилась сейчас вне здания. — Романова? — неожиданно для Маши раздаётся за спиной полный негодования голос. Очень некстати. Девушка не спешит обернуться, прокручивая в голове все возможные отмазки, но не одна из них не являлась бы по-настоящему убедительной. Ну вот и всë. Маша попалась с поличным, и сейчас даже появлялось желание настучать по собственной голове да посильнее, чтоб мозги на место вправить. Теперь то уж точно не получится избежать наказания, поэтому она лишь скрещивает средние и указательные пальцы рук и всë повторяет про себя: «Только бы не Даша».