Затерявшийся в мечтах

Облазив весь Лондон вдоль и поперек, Чонгук решает отправиться дальше. За утренним разговором с Уильямом он решил, что пока капитан к нему благосклонен, нужно продолжать плаванье. Уильям был очень мудр и спокоен. Он давал хорошие и дельные советы. Обмолвился даже, что в молодости попал в шторм и остался один на острове. Чонгук слушал трагичную историю во все уши и не переставал восхищаться смелостью и смекалистостью капитана. Остаться одному на острове? Это страшно! Чонгук подумал про себя, что если бы судьба подкинула такой «подарок» ему, он, скорее всего, не выжил бы. К вечеру, когда все собрались и были готовы, Чонгук с капитаном зашли на борт того же корабля. Было принято решение еще раз доплыть до Африки, сбыть весь ненужный товар и отправиться дальше к Южной Америке. Море было тихим и спокойным, ничто не предвещало беды. Однако это было ошибочное предположение. Чонгук отдыхал в своей каюте. Впечатлившись историей капитана про выживание, он читал книгу, а точнее инструктаж на случай того, что делать, если корабль потерпел крушение. Когда взошла луна, а голоса команды стихли, вдали послышался залп пушки. Чонгук напрягся. Он выглянул из каюты, прислушиваясь к топоту на верхней палубе. Сердце почувствовало неладное. Ощущения были схожи с теми, что он испытывал во время первого шторма. Он нашел Уильяма, который неотрывно раздавал приказы и не прекращал щуриться, вглядываясь в даль. — Что происходит? — обеспокоенно спросил Чон. — Пираты, мальчик мой. Эти гады преследуют нас, мы пробуем оторваться. — Пираты? — вскрикнул Чонгук.— Что будет, если они нас догонят? — По левому борту есть шлюпка, если оторваться не сможем… Чонгук! — капитан взял его за плечи. — Спасайся и не оглядывайся. Мы проплываем Канарские острова, море спокойное, ты успеешь спрятаться! — А как же вы? Как же команда? — не в силах унять трепещущее сердце, разволновался Чонгук. — Они не бросят корабль! И я тоже! Ты еще слишком молод, чтобы погибать от рук этих варваров. — Я…я…я не знаю, что сказать… — И не нужно! Иди подготовься и ступай к левому борту. Чонгук как ошпаренный рванул в свою каюту. Он вытащил чемодан и вытряхнул из него все барахло для продажи. Вместо этого он засунул в него одеяло, веревку, спички, бумагу и прочие принадлежности первой необходимости. Спустя шесть часов пиратский корабль все же нагнал их, пристроившись по левому борту. Чонгук никогда не забудет лица грязных разбойников, что свистели и кричали, пытаясь взять корабль на абордаж, цепляясь за борт баграми. Пушки палили что есть мочи. На палубе началась самая настоящая резня. Чон весь сжался и забился в угол под лестницей, трясясь от страха. Это был второй раз, когда он пожалел о том, что не послушал родителей. Как бы команда не старалась отбиться, им все же пришлось сдаться, так как судно уже не годилось для дальнейшего плавания. Трое из команды и Уильям были убиты, восемь человек ранены. Их отвезли в качестве пленников в морской порт Салех, принадлежавший маврам. Других матросов отправили вглубь страны ко двору жестокого султана. А Чонгука, капитан разбойников удержал при себе и сделал своим рабом, потому что счел его молодым и физически сильным. Первые несколько дней Чонгук горько плакал. Он умолял отпустить его, пытался откупиться золотом, что хранилось в его чемодане, не догадываясь, что все его имущество уже поделили меду собой варвары. Пираты лишь громко смеялись над ним. Головорезы не имеют чувства жалости и милосердия. Это он понял, когда на очередные мольбы плеть рассекла воздух, а потом и его кожу на спине. От резкой боли Чонгук взвыл и свалился на пол, тяжело дыша. Его грубо отпинали, зашвырнув на кухню, и приказали ее отмыть. Так как новый господин, капитан судна, оставил Чона при себе, он свято верил, что когда пират снова отправится грабить морские суда, он возьмет его с собой. Чонгук надеялся, что в конце концов разбойник попадется в плен какому-нибудь испанскому или португальскому военному кораблю, и тогда ему возвратят свободу. Но совсем скоро он понял, что его надежды напрасны. Все, на что парень был способен, это драить кастрюли и натирать до блеска серебряные ложки. Так прошло пол года. От врожденной красоты не осталось и следа. Некогда светлая упругая кожа превратилась в смуглую, израненную и пересушенную тряпку под вечным палящим солнцем. От бесконечной физической нагрузки и недоедания он стал худым и жилистым. Его волосы отрасли, и появилась необходимость собирать их в хвост. Иногда Чон думал, что еще немного и он сам будет походить на грязного пирата. Одежда износилась, а старые пятна от смеси из смолы, льняного масла и скипидара, которой он смазывал палубу, так и не отстирались. Огонек в глазах пропал. Теперь в них считывалась непостижимая печаль и разочарование к самому себе. За это время Гук успел приноровиться к ловле рыбы, а также ее чистке, колол дрова, содержал все в чистоте. В свое свободное время, а точнее в моменты, когда за ним никто не следил и не избивал, он залезал в погреб и при свечах читал найденные им книги. Исполняя грязную работу изо дня в день, Чонгук всерьез задумался о побеге. Он долго размышлял и придумывал план, но по итогу понимал, что сделать что-то просто невозможно. Когда ты один, ты бессилен, шансов у тебя нет! Вокруг него не было ни одного человека, которому бы он мог довериться. Еще шесть месяцев непрерывной работы подстегнули его окончательно. Бежать нужно как можно быстрей. С этой мыслью Чон просыпался, с ней же и засыпал. Он все равно сгинет в этой каморке, поэтому любая возможность на побег должна быть использована. Видимо, судьба была благосклонна к нему, когда, лежа на полу, он нашептывал молитвы всем возможным богам и просил защитить. Он сумел сбежать. А произошло это так. Неизменно, два раза в неделю Чонгука отсылали в море на лодке ловить рыбу. Он всегда находился с надсмотрщиками, а в этот раз сам капитан поплыл с ним, прихватив с собой мальчишку по имени Сахти. С чего вдруг пирату взбрендило самому рыбачить, никто спрашивать не стал. Поэтому Гук мог выяснить непосредственно у Сахти, что к капитану едут гости, и он лично отбирал рыбу, которую подадут к столу. Гостям, как выяснилось позже, готовились накрыть стол на одной из парусных шлюпок самого пирата. Для этой поездки он заготовил большие запасы еды и отменного вина. Шлюпка была просторная. При постройке корабельный плотник устроил в ней небольшую каюту, а в каюте — кладовую для провизии. Туда-то и уложили все запасы. — Эй ты! — крикнул капитан Чонгуку. — Мои гости любят охотиться. Принеси в кладовую три ружья и порох. — Слушаюсь. — быстро поклонился Чон и так же быстро побежал за ружьями. Он выполнил все указания: надраил палубу, поднял на мачте флаг, притащил ружья и сидел верным забитым псом, дожидаясь прихода гостей под цепким взглядом надсмотрщика. Ближе к вечеру, когда небо обрело рыже-красные оттенки, а морской ветер с каждым дуновением становился холоднее, пришел пират и объявил, что гостей сегодня не будет. Капитан явно был взвинчен и не придумал ничего лучше, чем сорваться на своих рабов. Он расшвырял со стола все блюда и наорал, брызгая слюной, чтобы ему наловили свежей рыбы прямо сейчас. Деваться было некуда, попасть под горячий хлыст господина никому не хотелось. Вот тут-то в Чонгуке и пробудилось необузданное, горячее желание сбежать. Теперь у него было судно, и как только хозяин ушел, он стал готовиться, но не к рыбной ловле, а к далекому плаванию. Правда, он понятия не имел, куда направить свой путь, но это волновало в последнюю очередь, лишь бы уйти из неволи. — Мы просидели здесь почти весь день, — обратился Чонгук к надсмотрщику — Может быть, возьмем в дорогу перекусить? Не будем же мы брать без спросу еду из кладовой господина. Смотритель окинул его тяжелым взглядом, но, подумав пару минут, согласился и вскоре принес мешок с сушеными яблоками и сухарями и кувшин с пресной водой. Когда все трое скромно отужинали, надсмотрщик приказал спускаться в лодку. Чонгуку это не понравилось. Парень рассчитывал уплыть на подготовленной шлюпке с парусами. Он почувствовал, как надежда на долгожданную свободу покидает его вновь. — Давайте возьмем с собой ружья. Возможно, нам удастся подстрелить куропатку и подать ее на завтрашний ужин, — заговаривал Чонгук, старательно отвлекая туповатого охранника. — Хорошо, а ты не такой идиот, каким я тебя считал, — усмехнулся надсмотрщик и ушел в кладовую. — Зато ты полный идиот, — пробубнил себе под нос Чон и через минуту двинулся за ним следом. Сахти молча наблюдал за беседой этих двоих и не смел вмешиваться. Чонгук подкрался к надзирателю со спины и со всей дури врезал ему по голове подсвечником. Охранник рухнул на пол, и Гук стал отсчитывать минуты. Он быстро поднял якорь и собирался уплыть прочь. Поначалу он подумал выкинуть в воду тело мужчины, но представил, что его быстро обнаружат и непременно отправятся за ним в погоню. Сахти успел перелезть обратно с лодки и взмолился на коленях, чтобы Чонгук взял его с собой. И вроде жалко беднягу, а с другой стороны, кто его знает, что он может выкинуть в пути? Предупредив парня, что в случае подозрительного поведения его скинут за борт, Чон согласился взять его с собой. Не смея терять драгоценные минуты, они подняли якорь и отправились в путь. Тело охранника выкинули в море, когда отплыли на приличное расстояние. Пока его прибьет к берегу, они будут уже далеко. Четыре дня они рассекали водную гладь, не спуская парусов и не заходя на сушу. Чонгук дергался и нервничал каждый раз, когда на горизонте появлялось чужое судно. Он боялся моргнуть, всматриваясь в корабли, ожидая, что увидит пиратский флаг. Море на удивление было спокойно все это время. Спать ложились по очереди, ели так же. Сахти был парнем молчаливым, по нему сложно было определить, когда он взволнован. В редкие моменты, когда они переговаривались, Чонгук узнал, что ему всего семнадцать, и попал он в рабство, будучи еще совсем маленьким. Родом юноша был из Персии, жил при дворе в счастливой семье. Его мать была из знатного рода, а отец был троюродным братом самого короля. На них тоже напали пираты, когда они плыли на торговом корабле. Сахти рассказывал медленно, словно возвращался в те страшные дни. Он запрокидывал голову назад, подставляя свое смуглое, изнеможенное и совсем недетское лицо навстречу освежающему ветру, прикрывал глаза и делился прошлым. Про жизнь Чонгука он не спросил ни разу. Через неделю, когда чувство тревоги наконец, отпустило, и Чон не сомневался в том, что за ними нет погони, они решили сойти на сушу и зашли в устье какой-то реки. Парни понятия не имели, где они, какие люди живут на этих землях и что их ждет чуть дальше пустынного берега. Гук в принципе не хотел видеть людей, его волновало только наличие пресной воды, так как их запасы подошли к концу. Чтобы не столкнуться с людьми, он дождался вечера и собирался вплавь добраться до берега. Но как только стемнело, они услышали жуткий вой и рычание. Сахти так сильно напугался, что чуть ли не помер, хватаясь за сердце. Хоть лицо его было грубым и обезображенным шрамами, в такие моменты он все же напоминал молодого пацана. — Пожалуйста, давай подождем до утра! — стал упрашивать Сахти. — Нас же могут разорвать дикие животные. — Ладно, Сахти, — согласился Чон, — подождем. Но если наткнемся на людей, нам может быть еще хуже. Наученный горьким опытом, Чонгук теперь до конца жизни будет избегать людей. Страх, что он вновь попадет в рабство, заставлял кончики пальцев нервно вздрагивать. По его мнению, лучше нарваться на животное, чем на разбойника. — А мы встретим этих людей с ружьями в руках! — уверял парень. — Прошу, не ходи. — Лучше я с ружьем убью какого-нибудь тигра, людей я убивать не хочу. Сахти все-таки смог убедить Чонгука не плыть к берегу. Прислушавшись к весомым аргументам, Чон остался. Поспать до утра тоже не вышло. Дикие звери издавали страшные звуки. Плескаясь и барахтаясь в воде, они рычали, выли и визжали. Парни такого не слышали никогда, от того и было жутко. Бóльшая часть еды протухла от жары, пресная вода закончилась и вскоре их замучает жажда. Под утро они оглядели пустынный берег, словно никого там и не было, и все-таки добрались до суши, вооружившись ружьями и пустыми кувшинами. Сахти оказался проворнее и совсем скоро обнаружил ложбинку с пресной водой. Вдобавок умудрился подстрелить крупного зайца, который послужил им сытным завтраком. Оставаться на острове, кишащим дикими зверями, желания не было. Подняв якорь, они уплыли дальше, иногда причаливая к другим берегам в поисках воды и дичи. Через пару дней бесцельного скитания море все же напомнило о себе высокими волнами. Шторм усиливался, раскачивая судно. На счастье, они не успели отплыть далеко от небольшого острова и, вернувшись, решили дождаться попутного ветра и благоприятной погоды. Сахти ушел исследовать местность, заверив, что не плохо ориентируется и в целом благодарен Чонгуку за свое спасение, поэтому если на него нападут и съедят, то Чон останется в живых. Как благородно. Гук расхаживал по берегу, разглядывая местную зелень. Он наткнулся на пальму с кокосами и, конечно же, решил, что они ему нужны. Идея-то хорошая, но дерево высокое, а Чонгук по сравнению с ним — нет. Но упертость из генов не вытравишь. Поэтому он вцепился в ствол пальмы и стал карабкаться. Вспотев и устав уже на половине пути, парень огляделся вокруг. Судно качало на волнах, вдали шли грозовые черные тучи. Это означало лишь одно, что бури не миновать и им придется ночевать на этом острове. Пока Чон созерцал местность, вися на пальме, не сразу заметил, как к нему несется Сахти. А через пару минут из джунглей выпрыгнул тигр. Шанс убежать от тигра — минус сто из десяти. Однако отчаяние и адреналин будут гнать тебя пердячим паром до победного. Быстро сориентировавшись, Чонгук спрыгнул с пальмы, схватил ружье и прицелился. Сахти тоже не идиот и стал вилять из стороны в сторону, открывая видимость на тигра. Первый выстрел пришелся хищнику в лапу. Он свалился, пробороздив мордой песок. И, по-видимому, упертость была не только у Чонгука. Потому что животное, превозмогая боль, все же поднялось и, хромая на трех лапах, продолжило преследовать свою жертву. Второй выстрел погремел, и тигр, издав душераздирающий рык, с хрипом свалился замертво. Сахти упал следом, как только понял, что беда миновала его. Чонгук, отбросив ружье, подбежал к нему, тряс за плечи, не давая отключиться. Парень бился то ли в конвульсиях, то ли в истерике, пытался что-то сказать, но кроме невнятных фраз типа «врых…пых…вжих» ничего не получалось. — Тише, Сахти! Все кончилось, — Чон прижал его к груди, успокаивая легкими похлопываниями по спине. — Нам… Вам… Мне… — пытался соображать побелевший от страха Сахти, — надо…бежать. — Ты уже набегался. Скоро будет шторм, море неспокойно. Нам придется остаться тут. Сахти спорить не стал. У парня просто не было сил после пережитого ужаса. Пока на них не обрушился ливень, они успели развести огонь, найдя удобное место у подножия скалы. Мясо тигра оказалось очень невкусным, жестким и совершенно непригодным. С трудом они смогли подстрелить птицу, распугав при этом всех остальных громкими выстрелами. Сахти потихоньку приходил в себя, все реже дергался от шороха листвы и резких звуков местных обезьян, что прыгали в джунглях. Он довольно ловко снял шкуру с тигра, чем вызвал удивление у Чонгука. Выбрав пологий и широкий камень, он раскинул на нем шкуру, закрепив камнями по бокам. Первые капли упали на песчаный берег спустя пару часов, когда небо стало смеркаться. Волны небрежно качали судно и с пушистой густой пеной выкатывались на берег. Джунгли стихли. Из всех звуков остался только шум ветра и шелест зелени. Сахти внимательно следил, чтобы шкуру не смыло сильным дождем. Он подробно объяснил Чонгуку, для чего он все это затеял. Дождевая вода вымоет шкуру от крови и грязи, а потом он ее просушит под жарким солнцем, и на ней будет тепло и мягко спать. Также он рассказал, что в Персии только богатые люди могли себе позволить купить шкурку дикого животного и использовали ее как украшение на стене или ковер. Буря затянулась до самого утра. Всю ночь они сидели, прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Сахти иногда дремал, позволяя себе расслабиться, а Чонгук просто размышлял над своей жизнью. Он вспомнил отца и мать, представил, как они волнуются, потому что их сына не было дома больше года. От таких нерадужных мыслей он и сам загрустил. Как они отреагируют, когда Чонгук вернется? Будут ли рады или, наоборот, отругают и выставят из дома? А что, если их уже нет в живых? Тоска напала и крепко засела в груди. Чонгук захотел домой. — Сахти, — разбудил он парня. — Чего? — Нам нужно двигаться дальше. Надо покинуть эти дикие острова и найти порт. Я хочу вернуться домой. — А где твой дом? — юноша внимательно смотрел на него. — В Европе, небольшой городок, от Лондона плыть пару дней. — Тогда нам нужно встретить какой-нибудь европейский корабль. И ты сможешь вернуться. — А куда отправишься ты? — Я не знаю. У меня нет дома. — Думаешь, в Персии не осталось никого, кто ждет тебя? — Думаю, да. Прошло много лет. Родителей нет в живых, а во дворец меня не пустят. Просто не поверят! — Тогда… — замешкался Чон. — Тогда давай вернемся ко мне. Я помогу устроиться. Временно поживешь в моем доме, найдешь работу, а потом, если захочешь, сможешь уехать в Лондон. — Спасибо, Чонгук! — прохрипел Сахти, сдавливая ком в горле. — Я с радостью отправлюсь с тобой хоть на край света. Чонгуку приятно слышать такое признание. Они вместе сбежали из рабства, вместе выжили, вместе и вернутся. Чон кивнул ему и по-доброму улыбнулся. Сахти от переизбытка чувств обнял его, благодаря за все, что он для него сделал. А потом… Потом случилось то, к чему Гук был точно не готов. Сахти поцеловал его. Не чмокнул в щеку, а поцеловал по-настоящему, глубоко, трепетно, с чувством. Оттолкнуть юношу Чонгук не решился, хоть и охренел. Он, конечно, не девственник, девушки у него были, но парень. — Сахти, — прошептал Чон, широко раскрыв глаза. — Что ты…творишь? — Прости, но ты мне нравишься. И я подумал… — Но мы же мужчины. — Да знаю я. Но я вот такой, понимаешь? — Понимаю, тут сложно не понять. — Извини, я больше не буду. Подумал, может, ты тоже хочешь. — Я люблю женщин, Сахти. Прости, но не смогу ответить взаимностью. — Как неловко-то… — Не переживай. Я просто не ожидал. Прошла еще неделя. Они бороздили море, как слепые котята, не зная, куда приткнуться. Дикие острова были далеко позади, и это напугало их. Пресная вода закончилась, а из еды была только выловленная в море рыба. Запас фруктов и овощей тоже истощился, и сколько они еще протянут, было неизвестно. Каждую ночь во время штиля Чонгук высекал огонь и зажигал в фонаре самодельную свечку, надеясь, что какое-нибудь судно заметит их крохотное пламя. Но ни одного корабля по пути они так и не застали. Утро Чон встретил, лежа на полу палубы в тени парусов. Голова кружилась и до невозможности хотелось пить. Они не тратили силы даже на разговоры. Наступил период выживания. Сахти был вялым и уставшим. Обезвоженный организм плохо функционировал, и его все время клонило в сон. Они доели остатки рыбы и молча уставились в горизонт. К полудню, когда солнце стояло в зените и буквально выжигало остатки самообладания, Чонгук заметил вдалеке тонкую полоску горизонта. Внутри все сжалось. Лишь на секунду он подумал, что это мираж, но счастливые вопли Сахти дали понять, что не он один видит землю. — Чонгук! Чонгук! Там корабль с черными парусами! — завопил Сахти, чуть не потеряв рассудок. Бедный парень так перепугался, подумал, что это пиратский корабль. Чонгук же был твердо убежден, что разбойники не смогли бы их найти, спустя столько времени бесцельного и безостановочного плаванья. Но паруса действительно были темные, и это сбивало с толку. Внутренняя дилемма мешала сделать выбор. Если они опять попадут к пиратам, это будет конец жизни. Еще раз таких страданий они не переживут. Плюнув на все и рискнув собственной жизнью, Чонгук развернул шлюпку и на всей скорости стал догонять судно. Вскоре стало ясно, что, даже идя полным ходом, они не успеют подойти настолько близко, чтобы на корабле могли различить их сигналы. Но как раз в ту минуту, когда Чон начинал уже отчаиваться, их увидали с палубы, должно быть, в подзорную трубу. Корабль лег в дрейф, чтобы дать возможность приблизиться, и парни причалили к нему спустя час. — Сахти, мы спасены! — воскликнул Гук. — Это торговое судно! Как выяснилось, это был португальский корабль. Для начала капитан пытался выяснить, кто они такие, разговаривая по-португальски, потом перешел на французский. Далее в ход пошел ломаный испанский. Чонгук и Сахти знали только английский и разочарованно мотали головой, не понимая ни слова. Наконец один из матросов, что оказался жителем Шотландии, заговорил по-английски, и парни готовы были прыгать от счастья, слыша родную речь. Они смогли объясниться и рассказать о своих злоключениях, что сумели спастись от пиратов и почти месяц бороздили открытое море. Вскоре их пустили на палубу корабля. Затем накормили и дали вдоволь напиться воды. А после отдыха капитан завел разговор об их плавании. — Мы направляемся к берегам Бразилии, — начал тот. — Это очень далеко от Лондона. Не описать словами, как счастлив был Чонгук, услышав, что они скоро будут на твердой земле. Он стал предлагать отдать все свои вещи в благодарность за спасение. — Не стоит, — улыбнулся капитан. — Вы не выживете в Бразилии без своих вещей. Зачем же я вас спасал, если, ступив на сушу, вы погибнете от голода. — Вы не представляете, как я благодарен вам, господин! — начал Гук. — Я никогда вас не забуду. — Я тоже был бы счастлив помощи, если бы попал в беду. Именно поэтому я не возьму с вас ничего! С любым может случиться такое горе. Ни одно судно не защищено от нападения пиратов или сильного шторма. — Вы правы, господин. Чонгук твердо решил вернуться домой, и желательно не морем. По возможности он будет передвигаться исключительно по земле, пусть даже это займет в десятки раз больше времени. Чтобы начать новое путешествие, им нужны были деньги. Чон решил продать свою шлюпку вместе со всем барахлом, которое им не пригодится в дороге. Капитан предложил выкупить шлюпку. Она ему понравилась, ведь сделана была хорошо и на совесть. — Сколько вы хотите за нее? — спросил капитан. — Я не смогу назначить вам цену, потому что обязан вам жизнью. Сколько предложите, столько и возьму, — честно ответил Чонгук. — Хорошо. По приезде в Бразилию, если найдется желающий купить шлюпку, скажите мне, и я дам вам столько же. — Договорились. Переезд до Бразилии закончился вполне благополучно. В пути Чонгук и Сахти с удовольствием помогали матросам, и они подружились. После двухнедельного плавания корабль вошел в бухту Всех Святых. Тут-то Гук окончательно почувствовал, что бедствия остались позади, что он уже свободный человек, а не раб, и что жизнь начинает приобретать яркие краски и приятные моменты. Он никогда не забудет, как великодушно отнесся к ним капитан португальского корабля, не взяв с них ни гроша за проезд. Все их вещи были сохранены и возвращены, вплоть до несчастных глиняных кувшинов. Капитан дал Чонгуку сорок золотых за шкуру тигра и вообще купил все, что у них было лишнее. Одним словом, когда Чонгук продал ему бóльшую часть своего имущества и сошел на берег Бразилии, в кармане у него было двести золотых. Чонгук заметил некоторые изменения в поведении Сахти, как только они прибыли. Как выяснилось, молодому капитану очень понравился парень, и он предложил ему остаться с ним и сделать из него моряка. Прощались долго. Сахти постоянно извинялся, как будто действительно был в чем-то виноват. Тем же вечером всей командой они распили вино, что по-прежнему хранилось в шлюпке. Они поднимали бокалы и звонко чокались, отмечая все и сразу. И первую встречу, и удачное прибытие, и продажу шлюпки, и, конечно же, неминуемое расставание, потому что Сахти принял предложение капитана. После того, как Чонгук отправил Сахти в дорогу, пожелав хорошего пути и долгих лет жизни, он решил немного побыть в Бразилии. Местный колорит и совершенно необычные люди и дома очень порадовали. Все такое яркое и красочное, что глаз не оторвать. Вспомнив свой дождливый и серый городок, Чон загрустил. Он скучал, но чувство эйфории от новых ощущений и впечатлений заставили задержаться на месте еще с месяц. За это время он успел познакомиться с местными, снять на вырученное с продажи золото небольшой домик и принять решение, что будет пытаться развить местный бизнес. Производство сахара — первое крупномасштабное колониальное сельскохозяйственное предприятие в Бразилии. Экспортировали сахар в основном в Европу. Парень так увлекся этой идеей и посчитал ее прибыльной, что за короткий срок, всего лишь за год, выучил все тонкости сахарного производства. На оставшееся золото он арендовал участок земли и принялся составлять план своей будущей плантации. Он гордился собой, как никогда раньше. Дела шли хорошо, и чем больше была его плантация, тем толще становился его кошелек. Гук часто представлял, как удивятся и восхитятся им родители, когда он, будучи уже богатым, отправится в Европу на своем торговом корабле и предстанет перед ними успешным бизнесменом. Чон не переставал хвалить себя за упорство и тяжелый труд и никогда не забывал вставить пару хвалебных слов и своему новому другу Джону, по совместительству его соседу, с которым они и начали воплощать все идеи. Первое время, когда их бизнес только набирал обороты, прокормить себя было трудно. Джон был родом из Англии, но давно уже перешел в португальское подданство. Может, именно поэтому они с ним скоро сошлись и были в приятельских отношениях. А окончательно сдружились, когда отмечали день рождение Чонгука. Тогда они знатно напились и наговорились, дойдя до последней стадии братания, когда один на другого закидывает ноги во сне. Через пару дней Джон пришел к Гуку с важным разговором. Вышло так, что когда алкоголь развязал Чону язык, он рассказал другу о том, что ранее он ездил из Лондона в Африку и неплохо наваривался в деньгах, обмениваясь с тамошними неграми всякими безделушками. Он поведал, что те расплачиваются чистым золотом или золотым песком, а после его дорого скупают в Лондоне. Англичанин загорелся этой идеей. — Я хочу снарядить корабль в Гвинею за золотом, — Джон был настроен серьезно. — Ты согласен поехать со мной? — Это очень далеко, мой друг. Как мы можем забросить все тут и уехать? — Мы продадим нашу плантацию, а деньги поделим пополам. — Мне не хочется расставаться с тем, во что я вложил так много сил. — Ты говорил, что скучаешь по дому. Отличный шанс повидаться с семьей и заработать. Вернуться мы всегда сможем! Чонгуку следовало бы отказаться и остаться в плодородной и процветающей Бразилии, но он всегда был виновником собственных несчастий. Годы, прожитые в другой стране, успех в начинаниях притупили воспоминания о прошлом, и ему страстно захотелось испытать новые морские приключения. С самого детства Чон был не в силах побороть свою любовь к путешествиям и не послушал добрых советов отца. Так и теперь он не мог устоять против соблазнительного предложения Джона. Продать плантацию не получилось. Очень сложно найти человека в короткий срок, который сможет купить все за наличные по востребованной цене. Поэтому Чонгук обратился за помощью к своим соседям, с которыми был в теплых дружеских отношениях. Он попросил присмотреть за полями, и они составили письменный договор. Чон, со своей стороны, сделал завещание на случай смерти. Все свое имущество он завещал португальскому капитану, который спас ему жизнь. Но при этом он сделал оговорку, чтобы часть капитала капитан отправил в Англию его престарелым родителям. На четырнадцатый день плавания они пересекли экватор. Тогда-то на них неожиданно налетел бешеный шквал. Он ворвался с юго-востока, потом направился в противоположную сторону. Дул непрерывно, с такой ужасающей силой, что в течение трех дней всей команде пришлось, отдавшись во власть урагана, плыть, куда гнали волны. Нечего говорить, что все эти три дня Чонгук ежеминутно ждал смерти. Да и никто из них не думал, что останется в живых. Страшнейшая стихия словно намеренно пытается поглотить любителя приключений. Однажды ранним утром, (ветер все еще дул с прежней силой), один из матросов крикнул: — Земля! Но не успели все выбежать из кают, чтобы узнать, мимо каких берегов проплывает несчастное судно, как почувствовали, что оно врезалось в подводные скалы, которые коварное море прятало ото всех. В тот же миг от внезапной остановки всю палубу окатило такой неистовой и могучей волной, что вся команда вынуждена была тотчас же спасаться, пока корабль не треснул пополам. На корабле было две шлюпки. Одну из них, что висела за кормой во время шторма, разбило и унесло в море. Джон бросился ко второй шлюпке и с помощью матросов перебросил ее через борт. Все, кто смог спуститься, тесно расположились в ней и отдались на волю бушующих волн. Хоть шторм уже поутих, все-таки на берег набегали громадные волны, и море по всей справедливости могло быть названо «Бешеным». Все отчаянно гребли к берегу. Было понятно, что едва только шлюпка подойдет ближе к земле, прибой тотчас же разнесет ее в щепки. Подгоняемые ветром, Гук и Джон налегли на весла, собственноручно приближая свою гибель. Мотыляло их не меньше часа. Кто-то все же не смог удержаться, и его смыло волной, кто-то впал в отчаяние и читал молитвы, упрашивая Господа сохранить жизнь. Только Чонгук, скрепя зубами, контролировал свои эмоции и, хапая ртом побольше воздуха, укрывался от бури и крепко хватался за борт. И вдруг разъяренный вал, высокий как гора, налетел на их лодку. Это был последний смертельный удар. Шлюпка перевернулась. В тот же миг вся команда очутилась под водой. Буря в одну секунду раскидала их в разные стороны. Невозможно описать то, что происходило внутри Чонгука в тот момент. Невыносимая смесь чувств и мыслей, которые он испытал, когда его накрыла волна, пугала до обморока. У него не было сил сразу вынырнуть из этой пучины, чтобы перевести дыхание, и он чувствовал, как начинает паниковать и задыхаться. Волна подхватила его, протащила по направлению к земле, разбилась и отхлынула прочь, оставив Чона полумертвым, так как он успел наглотаться соленой воды. Разодрав глаза, он заметил, что земля гораздо ближе, чем казалось. Парень надеялся достичь берега прежде, чем на него набежит другая волна. Он всячески барахтался и бился, чтобы они не унесли его обратно в море. Некоторое время он был совершенно беспомощен перед стихией. Его накрывало вновь и вновь, и только Бог знает, как он умудрялся дышать и не терять сознание. Увидев, что сейчас его снова накроет, Чонгук крепко уцепился за выступ утеса, до которого его дошвыряло море, и, задержав дыхание, старался переждать, пока она стечет. Здесь, ближе к земле, волны были не такие огромные. Когда вода схлынула, он опять покарабкался вперед и был уже настолько близко к берегу, что следующая волна хоть и окатила его целиком, с головой, но уже не могла унести обратно в море. Существуют ли такие слова, способные описать нескончаемый восторг от понимания, что ты вновь вырвался из лап смерти? Чонгук карабкался по прибрежным скалам и завывал от боли, радости, надежды, отчаяния. Он рыдал так громко, что рисковал сорвать голос. Добравшись до верха, где его точно не достанет морская стихия, он упал на живот, вдыхая запах травы. В душе парень ликовал и отплясывал канкан. Возможно, сплясал бы его по-настоящему, но полностью выбившись из сил, он просто лежал с прикрытыми глазами и восстанавливал к черту сбитое дыхание. Через пару минут пришло озарение, что, возможно, его товарищи погибли. Он снова горько заплакал. И ему было все равно в тот момент на собственные предположения, что сам остров может быть опасен. Даже если бы сейчас какой-то дикий зверь приблизился к нему, Чонгук бы не смог ничего сделать. С этими мыслями пришло бешенное беспокойство и он просто уснул.