Добро пожаловать в Дуат!

POV. Эвтида

Сейчас я открою глаза и точно увижу недовольного Тизиана, шокированного Рэймсса и радостную Дию. Видимо, сознание потеряла и привиделось что-то. Вокруг тихо. Насчет три смотрю. Раз. Два. Нет, подожду еще. Снова кто-то говорил. На этот раз голос намного мелодичнее, однако я понятия не имею, что это за язык, ничего подобного никогда не слышала. Меня вытащили иностранцы? Но, если так, где ребята? Не могла же я воскресить мумию, ведь так? Странно, что я до сих пор считаю себя адекватной с такими рассуждениями. — Эва, — меня слегка трясут за плечо, актриса из меня паршивая, этюд «спящий человек» провален. Не припомню таких красивых иностранцев в нашей группе. Яркие, практически желтые глаза смуглого парня смотрят удивленно, фоном он разговаривает. Какие-то отрывки становятся понятны благодаря жестам. На голову указывает. Да, стукнулась я сильно похоже, но все равно показываю «Ок», на что он приподнимает брови. — П’юги! — Ого, а вот это я поняла. Он ругается на древнегреческом. Мы с Рэймссом в основном такие слова и запоминали. — Какос! — эффект произведен, он в недоумении. Следующую его реплику я поняла как «Откуда ты знаешь мой язык?», что привело к истеричному смешку с моей стороны. Это все, конечно, очень увлекательно, но мне надоели пранки от незнакомца, пора искать знакомую компанию. Только поднявшись, я заметила, что комната мне абсолютно не знакома. Я лежала на странного вида софе, рядом стол с папирусами (?) и различными бутыльками, напротив — небольшое окно, в котором явно не достает стекла. Догадывалась, что в Египте средняя медицина, но не настолько же. А у, по всей видимости, врача не достает халата, как и другой верхней одежды. Прежде чем покинуть эту богадельню, решаю осмотреться, парень все равно не собирается ничего объяснять. Ну и хорошо, не очень мне комфортно на его торс пялиться. — Где ты взял столько папирусов? — решаю продолжить блистать знанием древнегреческого. Уверена, с ошибками говорю, но он тоже не может знать наверняка, как правильно. — В смысле? Эва, объясни, что случилось? Зачем ты в саркофаг полезла? — у него прямо-таки академическое произношение, или незнакомец специально по слогам говорит. — Я не помню, — честно говорю и принимаюсь рассматривать свитки. Тут целая сокровищница. Написано на чистом новоегипетском, мы такую писанину часто разбирали. Все о болезнях, травках непонятных, маслах. Ни одной заметки на английском или просто на латинице, — Ты кто? — задаю интересующий вопрос. Что с ним не так? Вместо ответа до жути взволнованный парень усаживает меня на стул и внимательно смотрит. По очереди открывает мне глаза, несмотря на мои отмашки и возмущения, трогает лицо. — Эй! — прикосновения я выдерживаю только от Исмана и Рэймсса, и то не всегда. А этот знахарь даже разрешения не спросил, — Не трогай! Что тут вообще происходит? Где мои друзья? — перехожу на английский, на что он лишь глазами хлопает. — Если ты так решила от заданий эпистата избавиться, вряд ли получится, — снова щебечет на мертвом языке. Я его побью такими темпами. Сколько можно издеваться. Только эпистатов мне не хватало. Возможно, в Египте и сейчас такая должность есть, но мне казалось, это надзиратель при фараоне. Склоняюсь к варианту, что он продолжает очень тупой розыгрыш. Ты понятия не имеешь, с кем связался. Беру пустой свиток и вывожу единственные подходящие для ситуации иероглифы: «Ты просто осел вместе со своим эпистатом». По меняющейся мимике видно, что он все прекрасно понял, даже улыбнулся. Принимаюсь дальше сочинять поэму, пока рядом не опускается чересчур светлая и массивная ладонь. Солнце, глаз, длань, анх. Поклонник фараонов что ли? Симпатичные татуировки, но немного пугают. — Осел? — грубый, но знакомый голос озвучивает написанное. Отличается от произношения, которое мы учили, но понять можно. Важнее сейчас другое — я слышала этого человека в гробнице. Может, не поворачиваться или сделать вид, что снова вырубилась? Такая вот реакция на двухметровых людей, ничего удивительного. Дальнейшие его реплики совсем непонятны уху. Начинаю паниковать. Этот мужчина совсем на шутника не смахивает, в отличие от первого. Видимо, он устал разговаривать с моим затылком, поэтому с помощью довольно грубого движения я оказываюсь рядом с ним, точнее, с его грудью. Что за презрение к нормальной одежде? Решаю переместить взгляд на лицо, о чем тут же жалею. Никогда не видела настолько светлого и холодного оттенка глаз. Они завораживают и пугают, как и их обладатель. Наконец он отвëл взор на объясняющего что-то врача, и пульс начал приходить в норму. Понятия не имею, что тот ему наплел, но белобрысый ушел. Я же села обратно и принялась усердно смыкать и размыкать веки. Вскоре и пранкер удалился. Самое время порассуждать, что здесь происходит. Они разговаривают и пишут на гребаных мертвых языках, одеты как на спектакле, вокруг странная мебель, я без понятия, что произошло в гробнице. Я в долбанном Древнем Египте, и приближающаяся истерика рядышком сидит. Вполне возможно, что я умерла под обвалившейся толщей глины. И что это: ад/рай/чистилище? Или лежу в коме, а мой мозг настолько пострадал, что выдает такое великолепие. А что тогда с глазами мумии? Показалось? Боже, Эва, ты даже после смерти тупишь. — Долго же я тебя ждал, — мое воображение решило растоптать психику окончательно, потому что я поворачиваю голову и вижу Исмана. — Ты… Ты, — я забыла, как воспроизводить связные звуки. Он здесь. Стоит и улыбается. А в следующее мгновение едва удерживается от падения, потому что мои объятия угрожают снести его. — Тише, Эва, нет времени на слезы, — от его слов я только сильнее рыдаю, не веря ни глазам, ни рукам, — неужели не хочешь выяснить, где мы оказались? — Я хочу, чтобы ты не отходил от меня ближайшую вечность, — шепчу, пока парень старается привести меня в чувства. Он настоящий, прям совсем. Все также пахнет жасмином, также не может уложить бардак на голове. Если это галлюцинация, то самая страшная из всех, что я видела. Потому что ее исчезновение сведет с ума. — Боюсь не получится, разделение труда здесь достаточно жесткое. Ливий думает, что ты либо издеваешься, либо свихнулась. — Ливий это тот, что пониже? — стараюсь не шмыгать носом между словами. — Да. Главный лекарь и твой хороший приятель. — Мой? — Не смутило, что все окружающие тебя по имени зовут? — Исман, меня смутило абсолютно нахрен все, что я видела и слышала в этом месте. Ты скажешь, что происходит? — Сразу как узнаю, — он слишком беззаботен для ситуации. — Где мы? — начнем с простого, наверное. — В Фивах. Опережаю следующий вопрос — мы примерно в 320 году до нашей эры. — И как я сразу не догадалась, — обреченно хмыкаю, — Мы мертвы? — Я так плохо выгляжу? — Нет, ты выглядишь, как человек, который пропал год назад, а теперь появился в другой эпохе. — Это долгая история, сам до конца не понял. — А мы куда-то спешим? — Вообще-то да, до ужина не мешало бы придумать, что у тебя с головой, с речью и с заказами. — Можно все три пункта поподробнее? — В этом месте у нас немного другая судьба, но она сильно похожа на нашу. Коренное отличие в том, что здесь я лекарь, а ты — черномаг, — если бы я пила в этот момент, непременно поперхнулась бы. — Просто песня. Я не знаю, что смешнее: лекарь-археолог или египтолог-колдун. — Будет не смешно, если тебя убьют до того, как мы выберемся. — За что? За несуществующие способности? И почему ты до сих пор не нашел такой способ? Год здесь прохлаждаешься с моим, видимо, двойником на пару. — Видишь ли, не было под рукой инструкции, как вести себя в незнакомом месте, времени и пространстве, пришлось самому разбираться. Далее последовал сбивчивый, но информативный рассказ потеряшки о моей доисторической копии и её окружении. Из плюсов: не нужно запоминать свою «новую» жизнь, с ней ей тоже не повезло. Здесь есть Дия и Рэймсс, но с багажом в виде наставника по делам чёрной магии. В универе мы посмеивались над верой египтян в способности общаться с мёртвыми и проникать во сны. Не терпится посмотреть на реакцию новых-старых друзей, когда я облажаюсь на каком-нибудь заказе. Хотя законы этого мира я не понимаю от слова «совсем», поэтому, возможно, и залезу в чье-нибудь сновидение. Естественно, все не так просто: за таким увлекательным занятием меня может спалить Амен, тот самый очаровашка, которого я нарекла ослом. Неудобно вышло, но, судя по рассказу брата, эпистат должен был привыкнуть к моим выходкам. Словом, обстановка неспокойная, ещё и эпидемия, вроде брюшного тифа. Странно, что про нее ни в каких источниках на моей памяти не упоминалось. Исман уверяет, что воздушно-капельным путём зараза не распространяется, но я бы поверила охотнее, будь он настоящим доктором. Поговорим о насущном — что делать с языковым барьером? Знакомо выражение онеметь от ужаса? Мы решили, что это отличный вариант, так как на изучение фонетики мне необходима хотя бы неделя и звучащая вокруг речь. Соотнести произношение и написание сложно, но если у моего братца получилось, чем я хуже? Немного выбивается из плана Ливий и наш с ним разговорчик. Исман придумал наплести ему, что от перенесенного стресса я вспомнила язык родной матери. Ну а чем я не македонянка? — План надежный, как швейцарские часы, — не могу не съязвить, мне с этим бредом точно не долго осталось. — Ну да, вряд ли сможешь сидеть молча больше получаса. Выбора нет, — Исман разводит руками, задумываясь, и я прекрасно понимаю, о чем. — Ис, твои родители очень сильные, они ни не секунду не сомневаются, что ты вернешься. Они справятся, — кладу руку на его плечо. Я жила с ними столько лет, но так и не назвала мамой и папой. Чувствую себя самым неблагодарным человеком на земле. — Мы вернемся, — лучики надежды в его глазах помогают. Он прав. По-другому быть не может.