*** Неделю спустя POV. Эвтида
— А помнишь, как Рем потом заставил нас месяц полы начищать по всему храму? — Рэймсс с самого утра пичкает меня чужими воспоминаниями, видимо, в надежде, что я их подхвачу. — Да, — вру и отворачиваюсь в противоположную сторону. Кошка на месте, подбирается ближе и трётся влажным носом. Её компанию я могу выдержать дольше, чем прочих неравнодушных в лице Рэймсса и Ливия, которые заходят почти каждый день. — Я так и не понял, как он догадался, что это мы его вино утащили, — парень говорит ещё и ещё, его слова начинают по вискам бить. Это всё не обо мне. Это не я с ним обучалась чёрной магии и докучала наставнику. Я сидела в Лондоне и ненавидела мать, собственную психику и брата, который исчез. Исчез, а не умер! Вгрызалась в эту надежду целый год, ходила по улицам студгородка и ждала противный сигнал старенького пикапа с Исманом за рулём. Представляла, как он выскочит из машины с улыбкой, обнимет, расскажет невероятную историю, как сбежал с какой-нибудь симпатичной студенткой строить новую жизнь, потерял голову и всё в таком духе. Много разных небылиц придумывала, и все со счастливым концом. А теперь он мёртв. По-настоящему. Если бы я продолжила его искать в день приезда, он остался бы жив. Он сидел бы напротив, гладил Афири и давал поучения. Я бы злилась, что он многое недоговаривает. Мы бы строили очередные теории. С ним происходящее не казалось таким страшным, как сейчас. Что-то вроде приключения, игры, которую мы пройдём вместе, несмотря на преграды. Он любил видеоигры. А ещё любил меня. Единственный в грëбаном мире ни разу не отвернулся. Я же не просто отвернулась, я оставила его в Фивах совсем одного, не задумываясь, что может случиться. Откуда столько эгоизма? Всё я, да я. Что ты? Одна теперь, абсолютно. У тебя была возможность всё исправить, он нашёлся, здоровый и живой. Нужно было просто быть рядом, но ты и этого не смогла. — Рэймсс, оставь меня в покое. — Хорошо, но может выйдешь на ужин сегодня? — говорит-крадется парень, а я не могу уже голос его слышать. — Ужин? Думаешь, поем и забуду, что его из Нила выловили? — за неделю злости накопилось много, и выливается она бесконтрольно, заставляя вскакивать и таращиться обезумевшими глазами на шокированного Рэймсса, — Хватит ко мне таскаться, я не просила! Уйди! — в стену летит кувшин с водой, а я начинаю метаться по комнате, сваливая другую утварь, — Уйди! Уйди! Уйди! — бью протянутые ко мне руки и выталкиваю гостя из комнаты. Сажусь на каменный пол, дёргаю волосы, не знаю, куда деть себя. Ненавижу их всех, ненавижу Египет, себя не-на-ви-жу. Через некоторое время появляется Ливий. Срываться и на него сил не осталось. Лекарь не спешил подходить близко, расположился у прикроватной тумбы и отвернулся. Позже я почувствовала, как тягучий запах заполняет помещение. — Выкурить меня решил? — решаюсь встать и подойти ближе. Получается плавно, приятно ступать по охлаждающей поверхности. — Почти, успокоить. Кифи, — кивает на глиняную чашку с прорезями, из которой сочится дым, — смесь разных смол и трав. — Унюхала уже, — облокачиваюсь на спинку кровати, терпкий аромат будто под кожу просачивается, на языке чувствуется тмин, свежие ягоды можжевельника и с десяток незнакомых вкусов, — С нравоучениями пришёл? — Нет, помочь хочу. — И как же? Людей воскрешать научился? — Не научился, но смерть каждый день вижу. Мир так устроен, Эва, несправедливо и жестоко. Отнимает детей, мужей, родителей на глазах их родных, рушит жизни и привычный уклад. — Не поверишь, я в курсе, — глаза закатываю, но говорю спокойно. — Фыркать можешь, сколько хочешь. Вещи очевидные и понятные говорю. У всех своё горе, Эва. Не проживёшь жизнь в сплошной радости, хоть ты во дворце фараона родился. Не убежишь от потери и не спрячешься. Всегда болеть будет, но меньше. — И зачем мне это? Чтобы всегда болело? Я настрадалась на девять жизней вперёд, не могу больше, не хочу. Нет причины справляться, — слëзы нервируют своей стремительностью, горло саднит от горечи. — Причина нужна? Хорошо. Для чего Исман о тебе заботился? Для чего помогал? Чтобы ты сгнила заживо? Этого он хотел? — Ливий нервно опускается рядом. — Не надо меня стыдить! Чего он хотел, уже не увидит! — дым перестаёт хоть как-то сдерживать лавину обиды. — И? Зато ты будешь знать, что он понапрасну силы тратил, не смог тебе жизнь нормальную дать, — лекарь кромсает словами, бьёт комок совести снова и снова. — Но что мне без него делать? — Всё, чтобы его усилия не были погребены рядом с ним. Жить, Эвтида. Не одна ты. Не одна. Тяжело поверить. Вообще всё тяжело до невозможности. Легко только утыкаться в плечо друга, пачкая дорогое одеяние.***
Воздух на улице кажется гадким и отравленным даже после купальни. Сумерки обступают поселение, а меня — жалостливые взгляды вокруг. Отвратительно. Тенью появляюсь у знакомого стола, сажусь рядом с Рэймссом, бросая еле слышное «извини». Отрываю куски от лепёшки, перебираю и оставляю на тарелке. Да простит меня Маат за такое кощунство. А в целом, может и не прощать. Немного съесть всё же приходится, потому что напротив появляется Ливий и его тяга накормить меня. Под конец трапезы обращаю взгляд к дальнему столу. Конечно, Амен наблюдает. Состояние абсолютного безразличия на миг отступает, внимание переключается на слегка взъерошенные белые волосы. Отлично, Эва, думай о мужчине, которого и двух недель не знаешь, он важнее скорби по брату! Вполне возможно, когда Исман шёл ко дну Нила, ты стояла в покоях эпистата, мечтая вцепиться в его губы. — Поговорить нужно, — когда точно рядом возник Реммао, я не знаю. Говорил тихо и практически не шевелил губами. Киваю в сторону одной из хижин и иду к ней. Слышу, как наставник шикает, недовольный моей конспирацией, а точнее — ее отсутствием, — Могла и сразу к охотникам пойти, — он появляется за спиной через пару минут. — Говори, что хотел, — засматриваюсь на финиковую пальму. Тянется себе вверх размашистыми листьями, и неважно, ночь на дворе или день. Отличное переключение внимания с разговора, который меня не волнует, но слова наставника быстро вытягивают из спокойного состояния: — Заказ завтра ночью в городе, — прямолинейностью он превосходит все ожидания, вызывая на моём лице подобие усмешки. Уже хочу поведать, куда ему стоит катиться со своими магическими штучками, но Реммао продолжает: — Ты или продолжаешь работать, или уходишь, Эва. Я не могу держать рядом человека, который столько знает. Хочешь страдать — страдай, но не здесь. Уйти. Почему нет? Что меня держит в этом месте? Исмана нет больше, к разгадке своего попадания сюда я так и не приблизилась. Сколько я протяну в пустыне? День, максимум два, и всё закончится. Песок быстро скроет тело от лишних глаз, не найдёт никто, просто исчезну. Жила убого и сгинешь также. Ничего не успевшая и не узнавшая. Получается, права была мать, когда говорила, что из тебя ничего не выйдет, да? Так сразу сдалась. Если и существует загробным мир, то Исман меня вытолкает за такое обратно и заставит идти дальше. Не мастер я в мотивационных речах, но они срабатывают. Я должна понять, кто виновен в смерти брата, должна выбраться, должна ещё раз прикоснуться к губам… Исфет, не о том думаешь. Надо бы ответить уже наставнику, молчание затянулось. — Хорошо, до встречи, — он не выглядит удивлённым, получив согласие, скорее гордым что-ли.***
Надеюсь, моя писанина сохранится до современности. Немного жестоко по отношению к египтологам, но хочется хоть что-то оставить после себя. Вполне возможно, что это последние каракули, выведенные моей рукой. Я же собралась попрактиковаться в некромантии под носом у охотников, не имея совершенно никаких навыков. Но вдруг получится? Если так, я могу попробовать связаться и с братом. Вынюхала у Ливия, что тело его там же — в доме Анубиса. Забавно, я цепляюсь за эфемерную надежду, затыкаю голос разума, готовая поверить в общение с мёртвыми. Свихнулась? Вероятно. Однако мир вокруг ещё более ненормален, у меня выбора не остаётся, попробую сыграть по правилам, которых не знаю. В библиотеке сижу над свитками в одиночестве. Рэйммс обругал меня и тактично свалил, пообещав вернуться с новой маской. Тайна нахождения предыдущей на совести «другой» Эвтиды. Стараюсь лишний раз не задумываться над самым нестандартным раздвоением личности в истории. Смысл? Ответы даже на горизонте не маячат. — Отвлекись, — Тизиан стоит рядом с подносом в руках. — С чего щедрость? — осматриваю обилие блюд. В поселении подобного не найдëшь: мясо, разного вида овощи, сушенный инжир. Желудок переворачивает от непривычного разнообразия. — Эпистата спрашивай, он велел принести, — охотник говорит заискивающе, а внутри меня смешивается смущение и… благодарность? В любого другого человека я бы швырять начала глиняные тарелки, но в случае с Аменом иначе. Из головы вылетает всё при мысли, что он подумал обо мне. Очередная неуместная глупость, от которой на лице появляется что-то вроде улыбки, кривой и почти незаметной, первой за прошедшую неделю. Стыдно за неё ужасно. Перед братом, перед собой. Нужно думать о предстоящем заказе, а не о мимолетной заботе моего возможного палача. Однако это не мешает узнать местонахождение его кабинета у Тизиана. Я только отблагодарю и всё! Даже смотреть на него не буду. «Спасибо» — репетирую одно и то же слово по пути. — Не спеши, милая, — путь преграждает знакомая фигура, которая стремительно утаскивает меня в дальний угол здания. От вида красноволосого страх парализует почти мгновенно, и я успеваю лишь беспомощно пискнуть, пока он не закрывает рот рукой, — Только не кричи, хорошо? Мне здесь не особо рады, — склоняется на уровень округлившихся глаз, — Обещаю быть более обходительным, чем в прошлый раз, — приходится кивнуть, после чего он убирает когтистую ладонь подальше от лица. — Что ты сделал со мной в Шедите? Откуда знаешь меня? Кто ты вообще такой? — слова вырываются потоком, приглушая подступающую панику. — Неправильные вопросы задаëшь, шезмочка, — замечательно, он и это знает, — Я пришёл помочь. — Правда что-ли? Тогда объясни, что происходит! — Много чего, милая. Важнее то, что произойдёт ночью в Доме Анубиса, — замираю, — Я знаю о тебе больше, чем ты можешь представить, перестань так глаза выпучивать, — усмешка открывает белоснежные зубы, больше похожие на клыки, — Ты не должна там появляться. — Почему? — Потому что иначе умрёшь, — стараюсь не смотреть в обезумевшие глаза, от которых мутнеет рассудок, — Ты исчезнешь, Эвтида. Совсем. Не вернëшь ту жизнь. — Да откуда ты… — очередной вопрос договорить не успеваю, голову сдавливают тонкие пальцы. — Тише, милая, отдохни, — чувствую удар в районе затылка. Веки опускаются медленно, повсюду ядовито-красный цвет.***
Тизиан нервничает, проходя вглубь богато обставленного кабинета. Годы службы научили его не робеть перед главным охотником и даже иногда позволять себе почти дружеские высказывания. Почти. Никогда он не забывал, перед кем стоит. Суть их ремесла, иерархия, да и характер эпистата не подразумевали допущения вольностей. Потому не смел Тизиан и слова сказать начальнику, который должен был заступить в патрулирование ещё час назад. — Патруль выставлен у входа в город, продвигаться будет по стандартному маршруту, — доложил охотник, обращая на себя внимание эпистата, который слишком пристально вглядывался в недавно доставленный папирус. Комната на некоторое время погружается в молчание, пока Амен не начинает говорить: — В храме Гелиополиса нашли труп священной львицы. Обескровленный, без внутренних органов. А через несколько дней хворь полгорода забрала. — И снова ни единого следа убийц? — озадаченным становится и Тизиан, увидев утвердительный кивок. Никогда ранее он не слышал о подобных бесчинствах. Представить сложно, на какие мучения в загробном царстве обрекли себя безумцы, что посмели посягнуть на главную милость Себека и Тефнут . — Жрецы исчезли, как и стражники, — пальцы дробью стучат по золоченному подлокотнику, заглушая скрип зубов. — Собирать отряд в Гелиополис? — Нет. Пока прибудем на место, они опустошат другую святыню. Беготня бессмысленна, если не знаем следующей цели. — Но как мы узнаем эту цель? В наших землях десятки подобных храмов. Ответить Амену помешал стук в дверь. На пороге стоял охотник, приставленный к храму. — Господин, один из писарей внизу… — подбирать слова запыхавшемуся юноше было сложно, — С головой разбитой лежит. Эпистату не понадобилось расспросов. Он отлично понимал, с кем случилась очередная беда. — Лекаря ищите, — приказал мужчина охотнику и мечущимуся рядом Рейммсу, едва увидев алую жидкость на полу. Никогда прежде вид крови не вселял в душу страх. Но сейчас Амен не мог оставаться отстранённым. Когда он положил окровавленную голову к себе на колени и стал прислушиваться к слабому дыханию, всё вокруг заслонили гнетущие мысли. «Что если не очнётся?» — Когда её видел в последний раз? — он убирал слипшиеся бордовые пряди с осуновшегося лица, спрашивая Тизиана. Мужчина старался не двигаться лишний раз, боясь сделать хуже. Собственные руки казались глыбами, которые могут повредить хрупкое, стеклянное почти, тело. «Придёшь в себя, из дома не выпущу, Эва. Отважу и от прогулок ночных, и от шайки твоей поганой» — Когда обед приносил, язвила не меньше обычного, к тебе, господин, собиралась. «Собиралась, да помешал кто-то. Не похоже, чтобы сама искалечилась» — Ступай и расспрашивай, кого в библиотеке видели. Впервые появившийся Ливий не вызывал раздражения. Эпистат видел, что лекарь дорожит девушкой. Временами хотелось крокодилам парня за это скормить, как и прочих, кто осмеливался подходить к его писарю. Но сейчас лучше Пеллийского справиться не мог никто.*** POV. Амен
Послание фараону давно написано. Сухо, без деталей указано, в какие города стоит направить меджаев. Не поможет. Знаю. Бормотание Эвтиды отвлекает. Она сама отвлекает. Постоянно. Сначала притягивает проблемы, потом смотрит нагло, будто не понимает, с кем говорит, а в следующую секунду меняется вся, дрожит, что укрыть хочется. Путает, а ты на поводу идëшь. Оборачиваюсь на очередной стон. Очнулась. Напуганная. Глазами малахитовыми по комнате бегает, пока не замечает меня. — Что случилось? — хриплый голос всё такой же мелодичный. — Не вставай, — пресекаю её попытки с места вскочить и подхожу ближе, — Что случилось ты мне говори. — У-упала я, вроде, — заламывает пальцы, перину разглядывает. — Не лги. Кто это сделал? — Я не помню, кажется, шла и поплохело. — Поплохеет тебе сейчас, если честно не ответишь. — Ладно, добей тогда, чего ждёшь? Ответила, как помню. Не знаю ничего. Боится, отодвигается дальше. Надавлю немного и сознается. Но к привычным методам я так и не перехожу, замечая слезы на длинных ресницах. Снова подняться хочет, но за голову хватается. — Сядь и повернись, — не сразу, но слушается. Осматриваю сползающую повязку, — обработать надо, — из шкафа достаю бутылек спирта и ткань чистую. — Я-я сама лучше. — Сама ты только разольëшь всё. — придерживаю вертлявую голову и снимаю пропитанную кровью повязку, — Вдохни. — накладываю новую. Терпит, сжалась вся, но молчит, — Молодец. Замечаю глубокие ссадины на плечах, их Ливий не трогал. — Потерпи ещё, — жидкость стекает по трясущейся спине. Губами мазнуть хочется, убрать багровые отметины, оставить чистой кожу. Резкий визг заставляет вздрогнуть, увидеть сжимающую простыню руку и накрыть её своей. Теперь крохотная ладонь цепляется за мою. Глажу белеющие костяшки. Успокаивается, дышит реже. — Всё? — всхлипывает, оборачивается. Её лицо не портят глубокие мешки под глазами и впалые щеки. Всё такая же притягательная. Только загнанный взгляд не могу видеть. — Всё. — Спасибо, — выдыхает, — Я пойду? — Нет. Соседка твоя шатается неизвестно где, а ночью смотреть за тобой надо. — Зачем? В моей комнате со мной ничего не случится, — оживляется, начинает суетиться. — Сомневаюсь. Ты третий раз калечишься при странных обстоятельствах. Останешься здесь. — Ещё страннее ночевать в покоях эпистата. Что люди подумают? — Люди в это время спят, а не о тебе думают, Эва. Ложись. — А ты? — Что я? — Где спать собираешься? — В своей постели. — Я думаю это… Мы не можем… Кровать одна, — мне нравится наблюдать за её растерянностью, попытками держаться, но не сейчас. — Говорил уже, что не трону больше, не бойся, — отхожу к столу, принимаюсь перечитывать пришедшие свитки. Что она обо мне думает? Возьму без её желания, с пробитым черепом? Такой я в её глазах? Немудрено, эпистат, действия твои и о таком задуматься заставят. Желаешь же, жаждешь своей сделать. И сделаешь, но позже, когда сама попросит. — Мне бы одежду какую, — Эва поднимается, не зная, куда руки деть. — На тумбочке ночнушка твоя. Купальня за дверью слева. Возвращается она бесшумно, проскальзывает под одеяло, с головой укрывается. — Ты до рассвета читать будешь? — спустя полчаса слышу дерзящий голос. Пришла в себя. — Заснёшь и лягу. — Не выходит у меня. Неудобно постели тебя лишать. Откладываю свитки, направляюсь к ней. Свернулась, выглядит ещё меньше обычного. Ворочается на другой стороне. — Почему ты не поручил другим меня в поселение доставить? — поворачивается лицом, на котором и в темноте краснота заметна. — Все охотники город патрулируют, — не похоже на истинную причину. Не доверил бы тебя никому другому. — А ты разве не должен их возглавлять? — Должен. — Ну почему… — Спи уже, Неферут, допрашиваю я, а не меня.***
Утром эпистат проснулся от щекочущих нос кудрей. Девушка удобно расположилась на груди охотника, перекинув ногу через мужчину. А он не смел шевельнуться, вдыхая свежий манящий аромат кожи.