POV. Эвтида
Анубис бы побрал этот солнечный диск и его упёртые лучи, которые бьют по сонным глазам. Открывать их я не спешу, отворачиваясь и поглубже забираясь под грубоватую ткань покрывала. Проваливаюсь в прохладу подушки, пока не чую неладное. В буквальном смысле. Гранатовые зёрна почти на языке лопаются, а терпкий травяной аромат дразнит нос. Исфет! Подняться и осмотреться в знакомых покоях мешает боль, глыбой ударяющая по затылку. Комната плывёт, размывая очертания предметов, тошнота скручивает живот, но мозг не спешит прожëвывать свежие воспоминания. Либо у меня сотрясение, либо даже не знаю, как объяснить вчерашнее. Неизвестно, что сложнее: понять мотивы красноволосого или мои, когда я развалилась на койке эпистата. Что мы имеем: подставила Рэймсса и Реммао с заказом, раз, упустила возможность проверить наличие навыков черномага, два, снова ничего не узнала о незнакомце с ядовитыми глазами, три, очередной раз испытала череп на прочность и теперь страдаю, четыре, заснула вместе… Коротко говоря, прошедшие сутки показывают, что проблемы я могу создавать и будучи без сознания. А вот решать… Стоит для начала поговорить с Реймссом и разузнать, был ли он вчера в Доме Анубиса. По идее, если мой новый знакомый оказался прав, то на заказе было, мягко говоря, опасно. Выражение «появишься там — умрёшь» навевает тревожные мысли о судьбе парня. Я всё же поднимаюсь с громадной кровати, игнорируя стук в висках. Надо собраться и к себе ковылять, пока Амен не вернулся. Представить не могу, как теперь себя с ним вести. Но, если подумать, ничего криминального же не произошло. Просто спали на одной кровати, просто я замирала каждый раз, когда простынь шуршала от его движений, просто хотелось ещё себе разбить что-то, чтобы он снова обрабатывал повреждённую кожу также внимательно, почти нежно. И не отходил от меня. Никогда представить не могла, что захочу быть так близко, вплотную к кому-либо. Думала, что просто не создана для отношений, чувств и прочего. И мне стоит продолжать так думать. Эва, у вас разница в возрасте в районе двух тысяч лет, ты потеряла здесь брата и вообще понятия не имеешь, что делать дальше! Ой, точно, а ещё он должен истреблять таких, как ты, и чуть не прибил из-за накидки. Но почему-то это забывается, когда на столе замечаю поднос с завтраком. Уголки глаз щипать начинает. Второй раз растрогалась от еды, забавно. Я же и привыкнуть могу. Чуть не давлюсь кусочком рыбы, когда вспоминаю его «забылся», «не повторится», «не трону».***
Я проспала весь оставшийся день и вечер. Не хочу думать, почему так спокойно принимаю факт своего нахождения здесь. Здравых оправданий все равно не найду. Чтобы не погружаться в пучину очередных бессмысленных размышлений, погружаюсь в мягкие воды купальни. Наглость неслыханная, но заняться больше нечем. Мышцы утрачивают скованность, из разума наконец выметаются удушающие эмоции. Мне нельзя сидеть и страдать. Происходит что-то страшное и это явно связано с моими путешествиями по мирам. Прежде чем сдаться, я хочу добраться до правды. Может тогда смерть брата и подруги не останется безнаказанной. Мой боевой настрой сбивает шум в соседней комнате. Почти выпрыгиваю из воды и нервно рыскаю по помещению, заполнившемуся густым паром. Нахожу льняное полотенце и хочу стукнуться затылком ещё раз да посильнее — за каким-то Сетом я бросила ночную рубашку в спальне. Выхожу с замотанной вокруг тела тканью. В целом она скрывает даже больше, чем мои здешние одеяния. Амен роется в свитках у стола, но вскоре обращает на меня внимание: — Освоилась, — заключает он, слегка приподнимая брови, и провожает взглядом стекающие капли. — Я просто не знала, чем заняться, — снова даю себе мысленный подзатыльник. Вижу, как его кадык плавно поднимается, замирает и опускается. Пропадает мысль схватить одежду и скрыться в купальне при одном взгляде в темнеющие синевой зрачки. Температура в комнате точно поднимается на пару градусов, когда я начинаю медленно приближаться к нему. — Поиграть решила? — облокачиваюсь на стол, на щеках появляется багровый оттенок, — Зря, — Замечаю, как его лицо в секунду каменеет, будто ему пощëчину влепили, — Что за дрянь пила твоя соседка? — охотник смотрит исподлобья, от чего глаза всё больше накрывает тень. Кажется, не во время я набралась решимости, у Амена в планах очередной допрос. — Не знаю, — говорю я, не успевая за резкой переменой в нём. Внутри злость разгорается от ледяного тона. Он просто пользуется моей уязвимостью, желая узнать, что ему нужно. — Прекрати врать мне! — его громкий голос заглушает удар по столу, на который Амен бросает знакомые склянки. Он дёргает меня за запястья, захватывает их одной рукой, пока другая оказывается на подбородке, — Жила с ней вместе и не приметила? Тебя в пору крокодилам скормить за твои выходки. — Попробуй, — отвечаю почти в губы, — Тебе же так нравится надо мной издеваться. — Ты не представляешь, как я издеваюсь, — сжимает подбородок сильнее, — Ты ответишь на каждый мой вопрос, Эвтида, — вдавливает в столешницу так, что начинает ныть поясница. — Только это тебя волнует? — между телами практически не остаётся воздуха, — Говоришь, что играю, а сам не лучше. То запугиваешь, то целуешь, — соприкасаемся лбами, — То допросы устраиваешь, то в покоях на ночь оставляешь. Зачем говорить правду, когда неизвестно, кто стоит передо мной — враг или… — слова теряются в чужих губах. Неожиданно и долгожданно одновременно его язык вторгается в мой рот. Грубо, уверенно, стремительно. Амен кусает нижнюю губу и опускает руку на талию, притягивая настолько близко, что треск костей вот-вот послышится. — Враг или кто, Эва? — вопрос звучит в никуда, пока эпистат рывком усаживает на столешницу, упираясь в неё руками по обе стороны от меня, — Договаривай. — А если не стану? — вместо ответа он снова принимается истязать мои губы до привкуса железа на кончике языка. Огрубевшие пальцы перемещаются на бёдра, сминая полотенце. — Заставлю. Укусы покрывают дрожащие ключицы. Он притягивает к себе за икры, вынуждая впиться ладонями в горящие плечи. Внутри проносится настоящая песчаная буря, прожигающая низ живота, а в голове желание бьётся со страхом. Я не понимаю, не вижу, не слышу ничего вокруг. Вскрикиваю, когда его руки сдавливают рёбра, задевая рубец, который напоминает о самом мерзком человеке в моей жизни. Перед глазами проносятся отрывки из детства. Я так хочу оставить их в том, другом мире, похоронить в зыбучих песках, но не справляюсь, чувствую дорожки от слëз на щеках. Это замечает охотник, он сводит брови к переносице, вглядываясь в моё лицо. — Испугалась? — я беспорядочно верчу головой, сама не понимая утвердительно или отрицательно. Он невесомо касается щёк, — Не была с мужчиной? — киваю, а эпистат проводит рукой по белёсым волосам, тщетно скрывая удивление. Велел одеться и скрылся в купальне на какое-то время, пока я перебирала все мыслимые и немыслимые ругательства в свою сторону. Как такое вообще произойти могло? Я тысячу раз повторяла, что нельзя с ним сближаться. Причины не один папирус займут. Но самая большая сложность в том, что я хочу, чтобы это повторилось. — Я вернусь к себе, — произношу как только Амен показывается. — В покои, где прикончили девушку прошлой ночью? — он говорит привычным спокойным тоном, а я оседаю на кровати, когда понимаю, что причина смерти Дии не в ибоге, — Останешься. Я не трону, пока не попросишь, — охотник проходится по комнате, туша свечи. — Её убил тот же, кто и Исмана? — спрашиваю, когда мы оба лежим в постели на неправильно большом расстоянии. — Да, — его взгляд направлен на балдахин вверху. Я засматриваюсь на отточенный профиль, неосознанно придвигаясь к нему, — Я найду виновника, Эва. — Знаю. Я располагаюсь около плеча Амена. Снова делаю так, как требует каждая частичка тела, и забываю о ворохе страхов. Тянет и всё. Плевать, что с четверть часа назад была в шаге от истерики от неосторожного касания, что кругом смерть косой скоблит, что в жизни не осталось ни одного лучика света. В потёмках мне нужен он. Но охотник даже не шевельнулся. — Обнимешь? — вспоминаю о его словах и добавляю тише: — Прошу, — плавным движением привлекает к груди и поглаживает плечо. Аккуратно, без намёка на сцену у стола. — Ты понимаешь, почему меня злит твоя скрытность? — Потому что тебе нужно поймать шезму и ты считаешь, что мои ответы в этом помогут. — Они помогут уберечь тебя, — зарывается рукой в моих волосах, а я наконец прикрываю уставшие глаза. Вторую ночь к ряду засыпаю в опьяняющем аромате мирта и понимаю, что не смогу насытиться им в ближайшую вечность.