POV. Эвтида
«И Нут превратилась в корову, и его величество Ра расположилось на спине еë» и бла-бла-бла. Не могу больше это читать. Когда я приняла решение не переписывать одни и те же свитки иероглифами разной степени кривизны, а покопаться в похождениях богов, то думала, что найду чётко изложенную историю. Кто кого убил, кто кого родил и так далее. Но в фиванской библиотеке примерно то же самое, что нам на лекциях рассказывали. Бред то есть. Египтяне и правда не заморачивались: новый день — новый миф. И ни одного полезного факта о Сете. Всё тот же горе-бог, который отправил Осириса на корм нильским рыбкам, а потом для верности ещё и на части разрубил. И все из-за банальной зависти: во времена, когда боги, по мнению местных писцов, жили вместе с людьми, Осирис правил процветающим сепатом с плодородными землями в отличие от младшего брата. В целом мой красноволосый знакомый похож на того, кто мог сделать подобное. И смешно, и страшно. Откладываю стопку папирусов на полку. Прошло несколько дней после нашего с Аменом разговора и того, что за ним последовало. Я в сотый раз не могу объяснить, что на меня находит, когда эпистат оказывается так близко. Любые предостережения превращаются в песочную крошку, а я лежу на ней и жду, изнывая от опасных желаний. Не мешало бы прояснить, что происходит. Я всё также засыпаю в его покоях. В отсутствие Амена на меня косо смотрит едва ли не каждый из поселения. Отсутствует он, к слову, постоянно. Утром только гранатовый шлейф даёт понять, что мужчина ночевал рядом. Избегает? Сомневаюсь, что ему составит большого труда меня выгнать. Почему бы не выяснить всё сейчас, когда нас разделяет лестничный пролёт и несколько коридоров? Всё просто — я боюсь любого ответа. Трусость преследует в обеих жизнях, душит, затаскивает в тёмную комнату и оставляет беспомощную наедине с проблемами. Она же не позволяет добраться до тела брата. Мысленно я связалась с его душой пару сотен раз, а решиться не могу. Дело даже не в охотниках, не в страхе быть пойманной. Увидеть Ка Исмана — равно принять, что он мёртв по-настоящему. Глупо звучит, должно быть, ведь я видела это своими глазами. Но поверить до конца не получается, шёпот мыслей простукивает в голове одно слово — «неправда». Меня медленно сжирает череда из недосказанностей и непонимания, обгладывает кости, когтями выскабливает живые участки. Пора прекращать их подкармливать и что-нибудь делать. В конце концов, хуже не станет. С такими мыслями я собиралась искать кабинет Амена. — Уже всё переписала? — Тизиан как всегда во время появляется у шкафов и попутно жуёт что-то. — Ага, — спешно укладываю чистые листы в сумку. Взгляд цепляется за глиняную чашку в руке охотника, из который он достаёт финики. А что если… — Тебя искала какая-то девушка, — Моей гениальности позавидует сам Тот. — Какая ещё девушка? — он отвлекается от своего лакомства и засыпает вопросами дальше: — С длинными волосами? Во что одета была? — Да-а, волосы до самой талии, блестящие, как шëлк, — по заинтересованному виду Тизиана понимаю, что блефую недурно, — Наряд не разглядывала, очень работой увлеклась, — говорю наигранно томно, — Кажется, она говорила, что на рынок собирается. Мой план срабатывает, и парень уходит, оставляя на столе заветную чашку. Сам виноват, меньше надо на каждую первую заглядываться. Теперь отправляюсь к эпистату смелее —появилась причина визита. Нужную дверь найти легко, она выделяется на фоне прочих и размером, и резьбой. Рука несколько раз замирает в нерешительном жесте. Глубоко вдыхаю и стучусь. Солнечные блики играют с росписями на стенах кабинета, но задумчивого Амена они обходят стороной. Я останавливаюсь недалеко от стола, за которым он сидит, и забываю, что хотела сказать. — Случилось что? — эпистат откладывает занимавший его свиток в сторону и сцепляет руки в замок. Простым уверенным жестом он выбивает из груди остатки воздуха. Исфет, да я в ногах у него валяться готова. — Нет, я просто решила не оставаться в долгу, — ставлю фрукты рядом с ним, — Не всë тебе меня кормить, — он переводит взгляд с меня на чашу и обратно. — Ещё и воровка, — говорит Амен, а на его лице пробегает тень улыбки. Не усмешки и не острого оскала. Улыбки, тёплой, возможно снисходительной, но это не имеет значения. Ноги не слушаются и обходят стол. Эпистат смотрит на меня снизу вверх и всё равно остаётся неизмеримо выше. Готова поспорить, что ни один фараон не умел выглядеть настолько авторитетно. — Почему сразу воровка? Может, в саду их собрала, — я бросаю вызов здравому смыслу, хитро прищуриваясь и скрещивая руки. — Тизиан заходил минут за десять до тебя, — он погружает один из злополучных фиников к себе в рот, пока я стараюсь не упасть от напряжения, волнения и чëртового вожделения, которое опаляет кожу каждый раз, когда его челюсть двигается. Меня тянет к нему раскалëнными цепями, этому невозможно противиться. Да пошло всё в Дуат! Я сажусь к нему на колено и перехватываю пальцы с очередным фруктом, притягивая к своим губам и медленно откусывая. Мякоть тает и оседает на языке сахаром. Прикрываю глаза от невесомого привкуса карамели и слышу, как Амен шумно втягивает воздух. Я опять приближаюсь к кусочку финика, захватываю тот зубами и задеваю кончиком языка подушечку большого пальца. На интуитивном уровне чувствую, сколько подтекста в моих действиях, но останавливаться не хочу. — Эва, — голубые глаза в темной поволоке нервно моргают, — Ты увлекаешься, не понимая, что за этим последует. — Так объясни мне, господин, — сжимаю рисунки на его руках сильнее, — Что между нами происходит? — Сейчас — проделки Хатор , слепая страсть. Но, если продолжим ей потакать, не отпущу, — будто в подтверждение своих слов эпистат по-хозяйски помещает грубую ладонь на мою спину, — Будешь делать, как скажу, без пререканий. Моей станешь. — Но я не собираюсь… — не успеваю выразить возмущение, эпистат перебивает: — Без. Пререканий. — повторяет сквозь зубы мужчина, — Мне порой кажется, что ты не осознаешь, кто я, — нарочито нежно проводит по щеке. Я снова хочу поспорить, разозлить и его, и себя, чтобы один из нас выдержал и набросился на другого. Действительно, слепая бездумная страсть, так не вовремя во мне проснувшаяся. Но есть ли что-то помимо неё? Может ли быть в принципе, если я правда не осознаю, что передо мной сидит человек, работа которого заключается в расправе над другими. Нет, рядом только Амен, никакого жестокого убийцы. Легкомысленно и глупо, зато честно. А с честностью у меня проблема едва ли не космических масштабов. Это ты, эпистат, не осознаешь, что напротив черномаг из будущего. И он ещё сердится за ложь. Да как такое можно рассказать и не прослыть умалишённой? Или как можно скрыть историю своего попадания сюда, согласиться быть его и исчезнуть в один миг по невиданной причине? — Подумай, готова ли. Выбор один раз сделать даю.***
Через пару часов я, обходя город, всё также не понимала, как сделать так, чтобы кровь при мыслях об эпистате перестала кипятиться и мешать думать. Вообще-то у меня есть дела поважнее. На узких фиванских улицах я безрезультатно ищу следы пропавшего пару дней назад Рэймсса. Наставник говорить о брате отказался, потому я решила сама его найти. Честно говоря, надеюсь, что он уже далеко от Верхнего Египта, от странных смертей и подозрений. Амен спрашивал про него несколько раз, как бы невзначай, но меня всякий раз дрожь пробивала. А ведь по моей вине Рэймсс оказался в такой ситуации. — Кого-то потеряла, Эвочка? — только его мне сегодня не хватало. Из-за угла почти вприпрыжку вышагивает до омерзения довольный красноволосый. — Не тебя явно, — произношу спокойно. У меня не осталось сил бояться и удивляться, — Сет. — А я уже думал, не догадаешься, — он наступает вперед. Мне в пору бежать, но я только продолжаю безучастно наблюдать за смеющимися ржавыми глазами, — Какая серьёзная, — Я отшатываюсь, когда бог хаоса протягивает смуглую руку ко мне. Нет уж, моя кожа воспринимает только одного мужчину. Кажется, что от прикосновения Сета наружу вывернет, — Ой-ой, злющая, — кривая улыбка сверкает в темном переулке. — Чего хотел? Еще раз в отключку отправить? — я прогоняю желание забиться в угол между рядом стоящими домами из песчаника. Вот бы эту смелость в мешочек собрать и достать в кабинете эпистата. — Обижаешься? Не стоит, в итоге же я помог, а ты должна понимать, что подобное не мой конëк, — так и хочется сказать о результате его помощи в виде пропавшего друга и мёртвой подруги. Но глупо отрицать, что, если бы он меня не вырубил, в ту ночь нас бы поймали охотники во главе с эпистатом. И что-то мне подсказывает, что от него бежать бесполезно. — Ты пришёл благородством похвастаться? — Милая, я пришёл забрать долг, — ну конечно, с чего главный лжец египетской мифологии просто так поможет, — Даже не так. В двадцать первом веке это называют сотрудничеством, — от упоминания временного промежутка пробивает пот. — Ты знаешь, как я сюда попала? — Опять не о том спрашиваешь. Давай так: выполняешь мою просьбу, а я честно отвечаю на один вопрос? — он смотрит хуже Змея-искусителя на Еву. Чувствую, что предложенное яблоко не просто запретное, а гнилое насквозь. — Что за просьба? — Наведайся в сон к эпистату, — я готова услышать, что угодно, но не это. Моя очередь истерично смеяться. — Смерти моей хочешь, так лучше сам убей. Ты наверняка в курсе, что я и близко по чужим сновидениям не бродила. — Ты невнимательна. Онейромантия с тобой с рождения, — у меня вот-вот пар из ушей пойдёт от того, что какой-то древний бог знает обо мне больше, чем я сама, — Мне важна лишь метка на его груди. Увидишь, есть она или нет, и всё. — Есть возможность отказаться? — Нет конечно, — красное свечение размывает силуэт Сета, — Из нас получатся отличные партнёры, — он исчезает вместе с моими надеждами на спокойную ночь.***
— Афири, ты можешь не ложиться прямо мне на нос? — шепчу я, отодвигаю кошку, которая самостоятельно перебралась вслед за мной в покои эпистата, и продолжаю ворочаться. Вероятно, после сегодняшнего разговора пора возвращаться в старую спальню. Мне бы было проще в одиночестве всё обдумать. Но есть Сет с его «поручением», из-за которого я не знаю сколько времени прислушиваюсь к дыханию на другой половине кровати. Впервые жалею, что кто-то не храпит. Амен дышит также ровно и спокойно, как и в бодром состоянии. На помощь приходит кошка — она подбирается к мужчине и трётся об его скулу. Он отворачивает голову от раздражителя, никак больше не реагируя. Спит. Я присаживаюсь на колени, стараясь не шуршать простыней. Исфет, и что дальше? Почему нет учебников по черномагии для начинающих? По идее сон — материя тонкая, своего рода иное измерение. Душа в нём высвобождается от физических ограничений, бродит по потаëнным уголкам сознания. Я касаюсь висков Амена, представляя соответствующую картину. Пытаюсь нарисовать в голове его ауру — огромный шар, в котором на большой скорости смешивается холод и тепло. Вижу, как в темноте искры проносятся сверху вниз, сжигая пространство под ногами. Чудится, что синева глаз напротив заливается кроваво-красным и исчезает. Ну и чушь, ничего не выходит. Оно и к лучшему. Я не черномаг, а, значит, у эпистата меньше поводов свернуть мне шею. Уже собираюсь вернуться к мягкой подушке, но слышу шипение Афири. — Ну что? Я пыталась, — я развожу руками, веря, что собеседница всё поймёт, но она бьёт лапой по моему колену, — Подстрекательница пушистая, — цокаю и снова смотрю на Амена. Интересно, я ему когда-нибудь снилась? В задумчивости ложусь на плечо, покрытое шрамами. Может, ему видятся счастливые моменты, детство, дорогие люди. А есть ли такое в его жизни? Наверное, почти нереально выведать у эпистата хоть немного о его прошлом. Мои мысли кружатся вокруг предположений и догадок, когда я прикрываю глаза. Несколько вспышек света сбивают с ног и ослепляют. Я отползаю за какую-то колонну, как только вижу очертание фигуры в центре. Вокруг всё более чем странно: зал будто в скале высечен, неровные стены исчерчены неизвестными тëмно-бордовыми символами. Это не иероглифы, — думаю я, пока не замечаю перевёрнутый глаз с характерными завитками. Уаджет. Благодаря такому же я поплелась в гробницу, переместившую меня во времени. Где я вообще? Если это сон Амена, где он сам? Как только вспоминаю о мужчине, меня окружает знакомый запах, но сейчас он настолько терпкий, что сбивает дыхание. Наконец смотрю на человека в плаще. Силуэт похож на женский, движения плавные, практически крадущиеся. Он наворачивает круги вокруг маленького свëртка, лежащего на земле, наклоняется и откидывает капюшон, а я не верю своим глазам. Это я шепчу непонятные слова, расходящиеся по пещере зловещей мантрой. Я достаю из чёрной полы накидки кинжал. Что за чертовщина? Время ускоряется, замедляется и исчезает, когда об каменистые стены ударяется громкий детский плач. В следующую секунду всё расплывается. Я снова в прохладной уютной комнате, где единственным источником шума является бешено колотящееся сердце. Отскакиваю от эпистата, как только улавливаю движение мышц на его лице. Судорожно пытаюсь привести дыхание в норму, притвориться спящей. Мои попытки скатываются в пропасть сотней крошечных острых камней, когда в плечи тисками вдавливаются его руки. Я буквально вижу сквозь опущенные веки, как глаза эпистата сканируют каждый миллиметр моего лица. Я точно была в его сне, а эпистат точно что-то почувствовал. Я готовлюсь услышать хруст ломающихся позвонков, когда тишину разрезает ледяной тон: — Спокойной ночи, Эвтида, — он тянет моё имя обжигающей грудную клетку смолой и ослабляет хватку. А я лежу неподвижно до первых солнечных лучей и опасаюсь приоткрыть глаза.***
— Неужели так сложно добавить в хлеб оливки и смачить вином? — Ливий негодует от завтрака в поселении, вспоминая кулинарные изыски македонцев, пока я раз в пятый макаю в мёд уже не похожую на нечто сносное булку. Амен ушел на рассвете, чему я несказанно рада. Сомнений в том, что он догадался, не осталось. Эпистат будто играет, измывается, оттягивает неизбежное. Должно быть, получает удовольствие всякий раз, когда видит никчемные попытки отвести от себя подозрения. И разговор о будущем вполне мог быть частью заигрывания с жертвой, развлекающей хищника. — Не хочешь сегодня мои записи в порядок привести? — лекаря слышу сквозь толщу мутной илистой воды, под которую ухожу всё глубже и глубже. О каких вообще отношениях шла речь? Это точно элемент продуманного плана, в конце которого моя голова украсит столбы на входе в город. Он столько раз намекал и запугивал, что только глухой, немой и слепой не понял бы мотивов. Наверное, единственный шанс на спасение — отказаться от бесполезных потугов построить с ним хоть что-нибудь. Буду сидеть тихо и распутывать пресловутый клубок из тайн дальше. Одна. Зато без петли на шее, — Эва? — Да-а, я не против. Весь день прошёл в кабинете Ливия в Фивах. Он развлекал меня рассказами о Македонии, а я практически перестала ощущать обгладывающую вены тревогу. Я начну карабкаться заново. Не дам эпистату найти новые причины, чтобы считать меня шезму. Вероятно, слишком поздно, но что ещё остаётся? Попробовать стоит. — Завтра тело Исмана отправят в Гермополь, — неожиданные слова Ливия рушат и без того шаткое спокойствие, — Если хочешь попрощаться… — Нет, нет, это лишнее, я не могу…***
… могу и сделаю. Исфет, сменяемости моих планов позавидует калейдоскоп. Днём твердила, что никаких больше опрометчивых поступков, а с наступлением ночи прячусь в извилистых коридорах Дома Анубиса. Но я всё продумала! Охотники переключили внимание на Храм Амона Ра, который находится на окраине города. Эпистат с патрулирования возвращается ближе к трём часам ночи. У меня хватит времени связаться с братом и вернуться в поселение с Ливием, который раньше полуночи из кабинета не выйдет. Ему нужно отправить отчёт о заболеваемости в столицу. Так как такое ответственное дело моим кривым рукам он доверять отказался, я убедила лекаря, что скоротаю время в саду. Не зря Амен называет меня лгуньей, помещения, предвосхищающие морг, сложно назвать садом. Я толкаю тяжелую дверь и оказываюсь в темноте. В ней проглядывается около пяти тел, покрытых саваном. Милостивые боги, все, кроме Сета, помогите не свалиться замертво от запаха смол, извести и серы. Я обхожу забальзамированные тела медленно, страшась лишний раз взглянуть на них. Продвигаюсь к дальнему столу, просто знаю, что он там. Не ошибаюсь. Серая ткань падает на каменный пол. У Исмана спокойное лицо. Я бережно касаюсь его, стараясь думать, что он спит и вот-вот покажет сияющие карие глаза всему миру, который так жестоко с ним обошёлся. Нет у меня ни маски, ни плаща. Нет в промозглой комнате шезму и покойника. Есть потерявшаяся от горя сестра и брат в роли потухшей путеводной звезды. — У тебя получилось! Да я рос в одном доме с колдуньей, — беззаботный голос оглушает. Я вижу его в метре от себя, с растрëпанными волосами и в помятой одежде. Поток слëз давно заслонил собой всё, но родное лицо выглядит как никогда чётко. — Исман, — бросаюсь к нему, но ничего не происходит. Я прохожу сквозь парня, не ощущая ни намёка на физическую оболочку, — Прости меня. — Прекращай, у нас мало времени.Эва, вокруг очень много беспокойных душ. Что-то не так на этой стороне. Я постоянно слышу шёпот, говорящий, что скоро всё изменится, что загробный мир рушится. Я и твоё имя слышу. Прошу, не лезь никуда, пережди. — Что значит «рушится»? Ты знаешь, что с тобой будет, куда попадёшь? Боже, Исман, ты не мог умереть здесь, может, есть вариант тебя вытащить, мы же вообще из другого… — Нет таких вариантов. Я чувствую, что это навсегда. Но ты не должна сюда попасть, воспользуйся шансом за нас двоих, — вижу, как он хочет протянуть руки, но опускает их. — Я не хочу без тебя, — удерживаюсь за каменную кушетку и пробую подавить истерику, — Во что мы ввязались? Кто это с тобой сделал? — Не знаю, я помню только, как воздух закончился в одно мгновение. Эва, это не важно. Главное, чтобы ты смогла пережить грядущие разрушения. — Как, Ис? Я понятия не имею, кто за этим стоит! — Опасайся горящих глаз. — Что? Ответ Исмана глушат приближающиеся шаги. Я едва различаю «беги» из исчезающих взволнованных уст. Топот усиливается. Истерично оглядываю помещение и понимаю, что скрыться не успею. Дверь в соседней комнате мерзко скрипит. Окно, мне нужно окно! Но я и шага к нему сделать не успеваю. Кто-то хватает со спины, закрывает рот и утаскивает в закуток, задëрнутый шторой. Около пяти пар ног ударяют шагами совсем близко, пока свежий кислый запах заполняет лёгкие. Гранат.