По знакомству

      Любя бросают?       Хочется вернуться в детство, где белое было белым, а чёрное чёрным. Никаких полутонов. Только вот Марина была взрослой и отчётливо понимала, чем может грозить следование мечтам и желаниям. "Я поступила правильно" - твердила она себе каждый день, собирала разваливающиеся тело и душу по кусочкам и шла на учёбу. Мама окончательно стала для неё чужой. Понять? Простить? Смириться? Не слишком ли великая сила нужна для подобного? Дни складывались в месяцы, месяцы в годы. Время должно было излечить израненную душу, но лишь множило обиду на несправедливости мира.       За плечами институт, впереди маячит хорошая должность в дорогой частной клинике, а мама вдруг заговорила о замужестве. Её натянутая улыбка неизменно заставляла вспоминать тёплые улыбки, казалось бы совершенно чужих людей. Но они при всей несправедливости их жизни оставались самыми чудесными даже спустя годы разлуки. До зубного скрежета хотелось вырваться из материнских тисков, но липкий страх, что её эгоистичное желание станет фатальным для Рыковых, давил на голову, заставляя клонится к земле.       В такой ситуации заявление матери окончательно выбило из-под ног землю. -Тебе пора замуж, - строго сказала она в один из дней. До этого о замужестве упоминалось лишь вскользь, мимолетом. Теперь же тон и весь вид говорили, что никакого выбора нет. Надо сделать как говорят. Первой мыслью было подчиниться. Ставшая привычкой боязнь пойти против. Но вскоре перед глазами возникло улыбающее лицо Димы. Марина так часто вспоминала его, находя в нем силы жить дальше, что, кажется, могла припомнить самую мельчайшую деталь, самую незаметную родинку. И она впервые за последние годы резко мотнула головой. -Нет, это уже слишком, - Татьяна, порядком привыкшая, что дочь во всем её слушается хотела было возмутиться, но Марина вдруг без слов поднялась со своего стула, на котором до сих пор сидела, бесцельно глядя в одну точку, и принялась ходить по комнате, забрасывая вещи в первый попавшийся рюкзак -Ты что делаешь? - девушка не стала никак комментировать свой поступок. В конце концов это не могло продолжаться вечно. Одно удивляло, почему не ушла раньше? Что останавливало? Где-то внутри росла и множилась радость, мозги усиленно генерировали слова, которые она обязательно скажет Диме и Паше, как все им объяснит, как станет для них опорой, если вдруг мама все же осуществит сказанное. В спину летят возмущенные крики, а Марина фантомно слышит диспетчера объявляющего нужный поезд. Казалось этот путь. Такой длинный, тяжёлый, по-настоящему несправедливый закончился и впереди их всех ждёт только счастье, но едва завернув в родной двор девушка застыла. Не этого она ожидала спеша сюда. Толпа людей в темных пиджаках, гроб посреди квадратного двора с пожухлыми кустами шиповника по краям. Бледное, почти белое лицо Димы, стоящего чуть поодаль. И она вдруг поняла. Даже не заглядывая в гроб поняла, что приехала слишком поздно. Парень, словно почувствовал её, поднял взгляд и...как они оказались так близко уже и не ясно. По щекам безостановочно текут слезы. Она дрожит, всхлипывет, прижимаясь к хододному, почти ледяному телу. А он молчит. Только сжимает чуть крепче обычного.       С трудом найдя в себе силы отстраниться они нашли убежище в тени старой яблони в глубине двора. Соседка, красивая женщина лет пятидесяти, ласково улыбнулась Диме и пообещала за всем приглядеть. Казалось, что он готов поверить любому. Поверить и принять любые даже самые невероятные слова. Марина не знала, что стоит говорить. И стоит ли вообще. Любые объяснения, которые она придумала, пока ехала стали ненужны. Более ничего не могло её оправдать. Только вот Димка, словно почувствовал её настроение и притянул к себе за плечи. Не нужно было слов, чтобы объяснить друг другу степень горя, глубоко поселившегося в душе. -Как это случилось? - стемнело, кто-то из соседей подрядился помочь и гроб занесли в одну из квартир первого этажа. Двор опустел. Даже привычное гуление голубей пропало. Такая удушаюшая тишина. Дима помедлил. Его рука все ещё лежала на её плечах. Наверняка сильно затекла, но он даже не пытался отстранится или убрать ее. Прежде он едва ли позволял себе коснуться её руки, сейчас же вёл себя почти неприлично, ткнулся носом в волосы, глубоко и часто дыша, потерся щекой и замер. -В театре делали ремонт, он не смог, а может просто не захотел позволить им коснуться того, что они когда-то делали с мамой, днем его не пустили, так он полез вечером, когда уже все ушли. Упал с лестницы, пока пытался снять занавес. Его нашли только утром, я был на сутках. Примчался сразу...да только поздно уже. Врачи сказали, что он умер не сразу. Когда я приехал он улыбался, - по щекам безостановочно текли слезы -Прости, прости меня, - забормотала она и повернулась чтобы посмотреть в его глаза. В них почему-то совсем не было злости, может обида, может тоска, конечно боль и горе, но они принадлежали не ей. Дима покачал головой -Пойдём домой, холодает, - он совсем ничего не спросил у нее. Молча постелил в своей комнате, а сам ушёл спать к отцу. Правда ни один не сумел сомкнуть той ночью глаз. Утро следующего дня встретило их проливным дождём. Дорога на кладбище больше напоминала болото, но стоило насильщикам начать вытаскивать гроб, как ливень быстро сменился мелким дождичком. И до самого последнего момента, пока не появился чёткий земляной холмик тучи держали воду. Но когда все начали расходится ливануло снова.       В тот день очень многие пришли проститься. Вся театральная труппа, даже сам директор, соседи, многих из которых Марина видела впервые. Дима терпеливо принимал соболезнования, но в один момент их просто утащили в машину. Какой-то высокий мужчина с бритой головой и татуировками на руках. Он почти ничего не сказал, но почему-то ему хотелось доверять. И не зря. Уже во дворе выяснилось, что Рыков-младший не в себе. Оказавшись перед дверью подъезда он вдруг разрыдался, отказываясь заходить. Мужчина завел их к себе, напоил Диму валерьянкой и даже уложил спать, оставаясь по-прежнему немногословным. С того момента парень буквально впал в спячку. Просыпался, пил воду из стакана на тумбочке, осознавал, что происходит и вновь засыпал. Сама же девушка не могла спать вовсе. Словно безмолвный страж охраняя глубокий сон.